Самая длинная ночь

Иной как зверь, а добр; тот ласков, а кусает. — Че ты молчишь? — Ян набрался смелости прервать тишину, которая преследовала нас еще с придорожного кафе, а я просто не могла найти подходящих слов. Что я должна была сказать? «Классно, что ты находишь в себе желание время от времени меня мешать грязью» или «ох, спасибо, дорогой, что выдал мне голую правду обо мне. Я ведь, готова была её услышать»? Я продолжала молчать. Ян, как всегда, оказался прав. Задел за самое больное. Я не считала себя стервой, потому не обижалась на эти слова. Но я действительно была из тех, кто стремится казаться, а не быть. Обвешала себя кредитами, пахала днем и ночью, стремясь к богатой и роскошной жизни. Мне нравилась эта красивая картинка. Я еще с подросткового возраста любила Блэр Уолдорф и восхищалась Фаллон Каррингтон. Я не всегда была такой же сильной и отважной, как они, но я пыталась соответствовать своим кумирам, стремясь к большим деньгам. К возможности полететь в Париж, как только возникло бы такое желание. К сумкам от Прада и ароматам от Тома Форда. И я почти никогда не понимала зачем, но все это было мне жизненно необходимо. Хотя-бы в виде хорошей копии. — Тот, кто угрожает тебе, — Ян внимательно следил за дорогой, — Я найду его. Завтра еще проведем время все вместе. Нам это нужно. А потом я, Вася и Амина вернемся обратно. Я сделала судорожный вздох. Хоть я и была на прицеле, мне все равно не нравилась идея оставаться в стороне. — Ты хочешь сказать, что я буду в твоем доме одна? — Там охраны на территории, как садовых гномов у твоей бабушки на даче, — усмехнулся Ян, видимо, радуясь тому, что я все-таки заговорила с ним, — Да и к тому же, это всего на пару дней. Мои люди уже нашли курьера, и знают имя отправителя. Я выясню все, когда вернусь назад, уберу отправителя, а потом заберу тебя. Уберу. Как просто звучало это слово, и каким же тяжелым было его значение. Убрать человека для Соколовского означало убить его. Но я не испытывала жалости, я искренне боялась за свою жизнь, и была бы рада, если бы Ян решил эту проблему. Избавил меня от страха, позволяя спать спокойно. И неважно каким способом. Но что-то в глубине души подсказывало, что не все так просто. Так легко выйти на человека, который принес коробку с отрубленной головой и так легко узнать имя того, кто его отправил. Явно было что-то еще, чего мы не знали. Мы подъехали к высокому кирпичному забору с не менее высокими воротами. Те автоматически открылись, и лишь, когда машина заехала внутрь, я обратила внимание на будку расположенную во дворе, в которой расположился, судя по всему, охранник. Двор был настолько большим, что вмещал в себя три маленьких домика, которые мы проехали, направляясь к более крупной постройке. Загородный дом моего соучредителя представлял собой двухэтажное внушительных размеров имение, выполненное из темного дерева. Рамы окон, как и входная дверь коричневого цвета сливались с такого же цвета шторами, закрывающими обзор изнутри. Мы разбудили Васю с Аминой, когда машина заехала в гараж. Я открыла пассажирскую дверь, намереваясь размять кости. Создавалось ощущение, что моя пятая точка потеряла свои природные очертания и превратились в квадрат. Амина придерживала меня под руку, пока мы покидали гараж. Я все еще предпринимала попытки прыгать на одной ноге, пока Соколовский в очередной раз не окликнул меня. — Прыгать долго будешь, если нужна помощь просто попроси. Усмешка в его голосе придала мне сил прыгать дальше. Администратор в непонимании глянула на него, но продолжила идти рядом со мной. Это напоминало небольшой коттеджный поселок. От ворот к дому вела выстланная камнем дорожка, ярко выделяющаяся на фоне идеально подстриженного газона. От нее отходили более узкие дорожки к маленьким домам, и я невольно задумалась: было бы это поселком, наверняка, все дома были бы одинаковые. — Я тоже так таращился, когда Ян все это отстроил, — Вася проследил за моим взглядом, указал пальцем в сторону небольших домов, — Там живет охрана. Они работают круглогодично, человек пятнадцать, вроде. Раньше еще повар жил и уборщицы, но за ненадобностью их уволили. Мы с Аминой округлили глаза, когда до нас дошло, что это не коттеджный поселок. Это, мать его, огромнейшее имение Соколовского. — Там на заднем дворе еще бассейн есть, мангальная зона, — Вася рассказывал все это настолько непринужденно, будто видел такие постройки каждый день, — Могу потом экскурсию вам провести по дому. — Вы идете? — Ян открыл входную дверь, смотря на нас, аки мяукающий недовольный кот. Наверняка, ему льстило, что мы так восторженно осматривали территорию, но он этого не показывал. Я запрыгала в дом последней, игнорируя издевательскую ухмылку Яна, стоящего в проходе. — Первый этаж, — Соколовский протянул ладонь перед собой, нахмурился, вспоминая планировку дома, — Кухня со столовой, санузел, зал для бильярда, две гостевые комнаты, банный комплекс. Второй этаж: гостиная, две спальни, бытовка и санузел. Амина присвистнула, и я готова поклясться, что слышала от нее такой звук впервые, — Жирно вы, барин, живите. Вася разобрался с трубами, обеспечив нам всем регулярную подачу воды. В электрощитке поднял все рычажки вверх, снабжая дом светом, и воодушевленный отправился к охране на входе, дабы поприветствовать старых друзей, прихватив с собой Соколовского в качестве компании. И когда мы с Аминой остались одни, я наконец нашла в себе смелость задать все волнующие меня вопросы. Мы расположились на первом этаже в кухне, и пока девушка с интересом поочередно открывала дверцы шкафчиков в поиске чего-нибудь съестного, я начала свой разговор. — Амина, мне нужно поговорить с тобой. Её карие, по своей природе хищные глаза, выдали недоумение, но она все же присела рядом, показывая, что готова внимательно меня выслушать. Я прокашлялась, почесала затылок, и отведя взгляд в угол комнаты, рассматривая узорчатую паутинку, спросила, — Что между тобой и Васей? Ее глаза не бегали. Она постучала пальчиком по столешнице, обдумывая ответ, — Я отвечу тебе, но потом и ты мне дашь ответ на один вопрос. — Хорошо, —я нахмурилась, но кивнула, принимая предложение. — Мы переспали неделю назад. — Что? —Протянула я, округляя глаза. От неожиданности, едва не подскочила, да вспомнила про швы на ноге. — А через еще три дня переспали снова. А затем еще раз. И, Мария, это был лучший секс в моей жизни. Ну Казанова, ну Вася. Я невольно издала смешок, удивляясь произошедшему, но в глубине души, все-таки радуясь за них. Мне очень хотелось видеть их пару в будущем, потому что, как мне казалось, они идеально друг друга дополняли. Вася был симпатичным, крепким парнем с веселым нравом, но неповторимой серьезностью, когда та была необходима. Был заботливым другом, защитником и обладал по истине простецким отношением в жизни. В то время, как администратор часто не умела смешно пошутить (но над его шутками гоготала всегда, а это немаловажно), ответственно подходила к работе, была нежной, уступчивой, и дико сексуальной. Я не знала какие у них были сходства, но их понимание друг друга и некая ментальная связь, чувствовались даже теми, кто видел их впервые. — Но мы не встречаемся. Я не знаю как порвать со своим. Сказала, что уехала по работе, мол, будем франшизу клуба открывать в другом городе. Хоть, Вася предлагал стать его девушкой раза два. — А ты уверена, что готова перейти из одних отношений в другие? Ты чувствуешь это? — Я искренне старалась понять подругу. — Да. Я готова, потому что влюбилась по уши, — улыбнулась Амина. И я улыбнулась ей в ответ. — А что на счет вас с мистером «серьезное лицо»? — Подруга хитро прищурилась, и карие глаза её задорно блеснули. — Ты про Соколовского? — Получив её утвердительный кивок, я потупила взгляд, собираясь с мыслями. Я продалась ему и теперь он контролирует мою жизнь. Так говорить точно не стоило. Но и как преподнести то, что между нами происходит, я не знала. Мы не встречались, мы спали и я не хотела, чтобы об этом кто-то знал. Я надеялась, что никто не знал. — Амин, я обещаю, что расскажу тебе позже. Сейчас не могу. Это не только мой секрет. — Вы спите? И спасение, как показалось, пришло ко мне в лице Васи. Но только на первый взгляд. Тот вошел в кухню, занося два больших пакета с продуктами. Блондинчик улыбнулся, — Какая разница кто с кем спит? Главное, чтобы все выспались. А затем хитро прищурился, прошептал: «да», обращаясь к Амине, и мигом вылетел из кухни, не дав мне даже возможности возмутиться. Мы обе раскрыли рот, я в удивлении от того, что он был в курсе, а моя подруга просто в удивлении. — Ты чего так долго молчала? — Она пихнула меня рукой, хохоча. Судя по ее радостной реакции, она не была в курсе под каким предлогом у нас с Яном все это происходило. Действительно. Почему же я молчала? Весь оставшийся день мы дремали по разным комнатам, а к вечеру расположились в гостиной у камина, за обе щеки уплетая карбонару, приготовленную администратором. Вася травил байки, скрашивая наше совместное времяпровождение и хоть, между мной и Соколовским чувствовалось напряжение, мне все равно приятно было находиться с ними рядом. В последнее время события моей жизни были настолько неутешительными, что даже такая простая посиделка не могла не радовать. — Может чаю попьем? — Амина сидела рядом со мной на ковре, грея у камина руки. Вася на её предложение усмехнулся, переглянулся с не менее довольным Соколовским, и поспешил молча удалиться из комнаты. Я проследила взглядом за отдаляющейся и растворяющейся в темноте коридора фигурой, спросив куда он, но не прошло и пары минут, как блондинчик вернулся. Держа в правой руке две бутылки виски. Вечер обещал быть веселым.

***

Ян вошел в мою комнату без спроса. С оголенным торсом, в серых спортивных штанах, с хмельными глазами и стеклянной бутылкой с янтарной жидкостью в руке. Я предположила, что ему нужно было снять напряжение, проведя ночь со мной, но вместо приставаний, присел рядом. Матрас немного прогнулся под весом его тела. Соколовский скользил взглядом по моему лицу, очертаниям тела, скрытым под белоснежной простынью, но не предпринимал никаких попыток прикоснуться. Взгляд его был тяжел и обеспокоен. И оттого даже атмосфера в комнате стала какой-то угнетающей. — В чем дело, Ян? Он промолчал, присаживаясь рядом полулежа, на что я заинтересованно повернулась к нему лицом, подперев голову рукой. За те дни, что я пролежала в больнице, Соколовский оброс щетиной и мне впервые приходилось видеть его немного неухоженным, пусть мужчина все еще и оставался привлекательным. И от этого факта почему-то было неприятно. — С этого дня ты больше не будешь вести себя, как сучка. — Ян сделал еще несколько глотков спиртного, отложил бутылку в сторону, и устремил на меня затуманенный взор, — У тебя было время пережить случившееся. Ты можешь обижаться на меня сколько хочешь, но будешь держать это в себе, потому что моё терпение заканчивается. Я нахмурилась, — Это кто тебе сказал? — Это я сказал. Сам себе… И тебе. Да уж. Я приподнялась на кровати, присела, положив подушку на свои колени и посмотрела на него полным взглядом негодования. Он не был чересчур пьяным, был слегка охмелевшим, но я, мать его, хотела спать. — Ян, напился значит иди проспись, а меня освободи от своей компании. Я и так целый день терпела твое присутствие рядом. — Закрой рот, Мария, — голубые глаза наполнились гневом, но мне уже было все равно. Меня более не пугало то, что мог сделать со мной Соколовский. Самое страшное, как мне казалось, уже было им сделано, — Иначе я накажу его таким грязным способом, что ты больше не захочешь его открывать. — А на что ты надеялся, Соколовский? Я обещала тебе секс, и он будет. Но я не обещала тебе беспрекословное послушание, отсутствие общения с другими людьми, любезностей. Я буду и дальше ходить к психологу. Осталось четыре месяца, и ничего, кроме деловых отношений нас связывать не будет. Пора принять, что я не твоя собственность. Он усмехнулся. Ядовито, по-злому. И вперемешку с алкогольным опьянением, это особенно накаляло атмосферу. Резкая боль в затылке. Соколовский схватил меня за волосы, и притянув ближе, произнес, — Я открою тебе секрет, Мария. Ты уже давно моя собственность и будешь ей не ближайшие четыре месяца, а столько, сколько я захочу. И одно моё желание заставит тебя и беспрекословно слушаться меня, и не общаться со всякими психологами, а если понадобится, то и вообще не выходить шагу из дома. Я судорожно вздохнула, — Что это значит? — Это значит, что пока я не наслажусь тобой, ты никуда от меня не денешься, котенок. А если мне понадобится, то останешься навсегда. — Ты сейчас нарушаешь договор, —злостно процедила я. Мне удалось вырваться из его хватки и немного отстраниться, — Ты не имеешь право задерживать меня дольше оговоренного времени. Он рассмеялся и мне стало так плохо от его смеха. Надменный тон говорил о том, что ни одно мое слово Ян не воспринимает всерьез. Я надеялась, что он просто пьян. Он не мог так поступить со мной. Не мог. — Я уже давно все решил, Мария. Хотел сказать по истечении времени, но твое поведение в последнее время вынудило начать этот разговор раньше. Нужно же начинать тебя воспитывать. Пощечина. Звонкая, громкая, оставляющая багровое пятно на его, и без того, раскрасневшийся от опьянения, щеке. Его глаза округлились в ярости, читался в них и какой-то подтекст неожиданности. И по-хорошему мне стоило бояться, но я больше не боялась. Вася и Амина ночевали на первом этаже, звукоизоляция в доме была хорошая, а потому я не переживала быть услышанной на случай, если нас с Соколовским ждал скандал. Я уже ничего не боялась. Разве что незнакомца, который пытался меня убить, но и он был далеко. — Это за то, что забрал мой клуб. Звериный, полный злобы взгляд. Ян терпел моё надменное поведение целый день, но у него явно заканчивалось терпение, — Мария, мать твою, ты че творишь, дура? Еще одна пощечина. Еще более сильная, чем первая и по той же щеке. Я буквально процедила слова сквозь зубы, — А это за то, что ты сделал со мной той ночью. И мне не хватило времени, чтобы нанести третий удар — за то, что он обманул меня. За то, что задумал со мной сделать. Я увидела, как пелена застелила его глаза. Буквально кожей почувствовала злость, исходящую от мужчины. Одним резким движением, словно хищник, он подмял моё тело под себя, тяжело дыша, от переизбытка эмоций. Кровь — это первое что я почувствовала вместе с осознанием, как сильно он прокусывает мне нижнюю губу. Он слегка оттянул её, продолжая свой ненасытный поцелуй, языком проникнул мне в рот. И вкус крови смешался с привкусом виски. Я не сопротивлялась. Сил для этого никаких не было. Лишь где-то отдаленно промелькнула мысль о том, чтобы он не задел поврежденную ногу. И мысль о том, что я очень устала. Но не последовало очередной попытки изнасилования, ударов, унижений. И единственной болью отзывалась только нижняя губа. Соколовский отстранился. На лбу пульсировала жилка, лицо его раскраснелось пуще прежнего, и я задумалась. Вот он какой, когда по-настоящему зол. Вот таким возможно его знают его враги, конкуренты, а может и девушки. Может я не единственная, кто попала в его проклятые сети? — Че ты уже не такая смелая, а, стерва? — Выплюнул Соколовский, заводя руки мне за голову, — Хули ноешь теперь? Я и не заметила, как по щекам потекли слезы, и только его слова заставили обратить внимание на собственные ощущения. Все слова, что я могла бы сказать встали комом в горле, грозясь вырваться наружу жуткой истерикой. Я больше так не могла. Я не была готова принять его очередное решение. Все, что он говорил означало, что мне снова придется потерять свою свободу. И теперь не было у меня власти не только над клубом, но и над своей собственной жизнью. Я рассмеялась. И чем больше я смеялась, тем больше мой смех выплескивался из меня рыданием. Мне так хотелось что-то сказать, накричать, обвинить, проклясть тот день, когда Соколовский появился в моей жизни, но мысли хаотично метались в черепной коробке, а любая попытка строить предложение предательски превращалась в вой. В какие-то промежутки этой истерики, мне становилось тяжело дышать, и приходилось делать несколько судорожных вздохов подряд, чтобы не задохнуться. Мне было плевать, как я выглядела, я буквально не могла говорить от тех эмоций, что обрушились на меня. Ян в непонимании отстранился еще во время первого всхлипа. Это позволило мне свернуться калачиком и прижать подушку к себе, как единственное средство поддержки в этом мире. В этом и есть человеческая суть. Мы никогда не сможем понять и в полной мере ощутить боль, через которую проходит другой человек, и никогда никто не сможет пройти наш путь. От того, к чувствам обиды, ненависти, отчаяния и страха за свою жизнь, притеснялись еще одно мерзкое, давящее ощущение окутывающего одиночества. И мне не с кем было поговорить. Я не могла рассказать об изнасиловании, потому что это унизительно. Я не могла обсудить страх за свою жизнь с кем-либо, потому что я не могла заявить о том, что слабая. Мне было страшно, мне было невыносимо страшно, но я не могла никому в этом признаться, потому что это означало признать свою слабость и позволить другим себя жалеть или осуждать. —Мария, я так больно укусил? —Взволнованно прошептал Ян. Он в панике оглядел мои руки, которые несколько мгновений назад держал за моей головой, видимо испугавшись, что одну из них вывернул, перевел взгляд к больной ноге, оценивая не задел ли он её. — Я устала, — Беззвучно, с трудом прошептала я. Истерика все еще не отпускала, и как бы мне ни хотелось, сейчас я правда была не в силах совладать с собой. Руки предательски дрожали, зуб на зуб не попадал, и все моё тело было против меня. Соколовский бережно приподнял мой корпус и прижал к груди, зарываясь пальцами в мои волосы. Он гладил меня по голове, нашептывая ласковые слова, и тогда я снова не сопротивлялась. У меня и тогда не нашлось сил для этого. — Милая, ты привыкнешь. Ты привыкнешь к этому. Губы дрожали, лицо опухло от слез. Всхлипы продолжались, но становились более редкими. Я все еще плакала, и все еще с трудом контролировала себя, но уже могла говорить, — Почему ты такой жестокий, Ян? За ту нашу ссору ты лишил меня права на клуб, ты изнасиловал меня, ты постоянно меня задевал. А сейчас ты заявляешь, что не отпустишь меня, что моя жизнь зависит от твоих решений. И ни сейчас, ни тогда не было никого, кто мог постоять за меня, кроме меня самой. Некому было заступиться за меня. И сейчас некому. — Тише, милая, тише, — Ян не переставал гладить меня по волосам, — Теперь я несу ответственность за тебя. И я заступлюсь за тебя перед другими. Одно правда — от меня тебе никто защиты не даст. — За что ты так ненавидишь меня? — Это не так, Мария. Это неправда. — Ты отравил мою жизнь, Ян. И я тоже отравила свою жизнь, потому что позволила всему этому случиться, — говорить становилось все легче и легче. Истерика отступала с каждым сказанным словом, и пускай слезы еще текли, я нашла в себе силы, отстраниться от него и посмотреть в его опечаленные голубые глаза, — Я отдам тебе весь клуб, Ян. Ты победил. Я продам все, рассчитаюсь с тобой и уеду к семье, отпусти меня. — Нет, — спокойно, но твердо произнес Ян, — Ты не уедешь. Я поджала губы, замотав головой, как бы давая понять, что все равно сделаю по-своему. Соколовский снова придвинул меня к себе и принялся ладонями стирать слезы с моего лица. — Котенок, я не отпущу тебя. Может я эгоист и думаю в данный момент только о себе, но я хочу, чтобы ты была рядом. — Ян, я страдаю. Как ты не понимаешь? — Я понимаю, Мария, —снисходительно произнес он, — Я все твои проблемы возьму на себя. Я все решу, ты будешь в безопасности со мной. Ты ни в чем не будешь нуждаться. — Твоей секс-куклой? —Усмехнулась я, сквозь слезы, — Я тебе по гроб жизни должна буду, да? Или только пока молода? И злость снова мелькнула в печальном взгляде голубых глаз, но в этот раз Ян не пытался ответить колкостью на колкость. Он протянул мне бутылку, но заметив, что дрожащие руки едва ли держат её, поднес горлышко к губам. Горло обожгло с первого глотка, но я сделала еще четыре небольших, прежде чем он отстранил виски от моего рта. — Мне нужно не только твое тело, Мария, — Прошептал он, когда я начала успокаиваться, и о прошедшем приступе истерии, начинали напоминать только распухшее от слез лицо и стеклянные глаза, — Мне нужна вся ты. Я хочу занять твою душу и голову, хочу полностью подчинить себе. Ты как наваждение для меня, мне нужно твое присутствие, и даже если ты попробуешь сбежать, я все равно найду тебя и верну обратно. Ты моя, ты принадлежишь мне, и чем раньше ты это признаешь, тем будет проще для нас обоих. Глубокий вздох, — Почему я? —Ты сильная, — начал он. Ян говорил уверенно, не запинаясь, будто говорил заученный текст. Будто он ни раз уже повторял это самому себе, — Ты не боишься говорить то, что думаешь. Не сбежала, когда получила ту коробку, а чтобы тебя довести до истерики, пришлось постараться не только той гранате, но и мне. Ты воспитанная, дисциплинированная, умная, красивая и ответственная. Ты замещаешь официанток и администратора в клубе, не делишь людей на богатых и бедных, стремишься к большим деньгам, но никогда не смотришь никакого свысока. Когда мы заключили договор, ты не начала юлить, а честно его исполнила. И уверен, кхм, будешь исполнять дальше. — Да, Ян, — с ноткой истерики ответила я, — А ты, судя по разговору, подведешь меня со сроками договора, да? Ян усмехнулся. Парень почувствовал себя увереннее, когда заметил былую перчинку в моих словах. Слез больше не было, а значит и его руки были развязаны. Соколовский провел пальцами по моему плечу, и я задалась вопросом: откуда это желание постоянного тактильного контакта? Задумавшись о том, что я впервые услышала столько хороших слов от него в свою сторону, я не заметила, как парень в очередной раз придвинул меня к себе. Аккуратно уложив меня на кровать, Соколовский словно хищник, над своей добычей, склонился сверху, оставляя меня в недоумении. Самодовольная полуулыбка не покидала его лицо до тех пор, пока он не наклонился ближе. Ян провел языком по моей нижней губе, которая недавно была им бесцеремонно укушена. — Да, Мария. В этом и весь кайф, что ты можешь дать отпор всем, кроме меня. — Какой же ты мудак, — Вымученно прошептала я, — Запомни, Соколовский. Я никогда не подчинюсь тебе. И тот союз, которого ты так отчаянно желаешь, принесет тебе только боль. Я сделаю все, чтоб причинить тебе её, ты слышишь меня? — У-у-у, — протянул он, прежде чем рассмеялся, — Тебе же будет больнее, котенок. Я безынициативно, потеряв интерес ко всему происходящему, отвела взгляд к окну, за которым уже давно сгустились сумерки. Из этой комнаты вид выходил на задний двор, где располагался мангал и сад. И мне так захотелось оказаться в этому саду сейчас. Оказаться где угодно, но не под его крепким телом. Не вдыхать нотки его одеколона, смешанный с виски. Не слышать его хрипловатый, бархатистый голос. И не чувствовать на себе вожделенный изучающий взгляд его синих глаз. — Мария, смотри на меня, — явно недовольный моей отрешенностью, Ян приподнял меня за подбородок, — Я тяжелый человек и тебе будет сложно со мной. Ты строптивая и моментами я могу обходиться с тобой грубо или, по твоим меркам, жестоко. И я понимаю твою ненависть ко мне, но постарайся быть хорошей девочкой, и сделать наше существование наиболее комфортным друг для друга. 
— Пожалуйста, — прошептала я, прикрывая глаза, — Я устала, Ян. Мне так нужна передышка, оставь меня в покое. Соколовский аккуратно сократил дистанцию между нашими лицами. Его теплая ладонь коснулась моей головы, а пальцы переплелись в волосах. Он смотрел молча, не проронив ни звука, но обеспокоенный взгляд говорил за него. Я прошептала его имя, надеясь услышать ответ на сказанное, но вместо этого он оставил легкий поцелуй на моей щеке. Затем еще один, и еще. После Соколовский поцеловал мой нос, веки и накрыл мои губы своими. Этот его поцелуй не был похож на страстные грубые поцелуи, которые я получала от него раньше. Мягкое, нежное прикосновение губ. Его ладонь скользнула с головы к лицу. Ян ласково провел пальцами по моей щеке и я удивилась тому, каким он мог быть нежным. Что-то внутри затрепетало от той сладкой неги, что на этот раз наполнила грудную клетку, но эти телесные ощущения никак не совпадали с тем, что было в моей душе. Обида, злость, ненависть. Он признался в том, что планирует нарушить условия. И я больше не обязана была их соблюдать, да только сил на сопротивление уже не оставалось. Повоюю потом. Соколовский осторожно подмял меня под себя, не прекращая осыпать поцелуями моё лицо, — Ты такая красивая, Мария. У меня перехватило дыхание. С такой искренностью и восхищением он произнес моё имя, что кожа тут же покрылась мурашками. Его губы оставили легкий поцелуй на шее, а после перешли к ключицам. Не было в этой ласке никакого иного подтекста, кроме как нежности. На которую, как мне казалось, он раньше был не способен. Ян немного отстранился, навис надо мной, с интересом заглядывая в глаза, будто бы пытаясь прочесть мою реакцию. — Просто не зли меня, котенок, и я всегда буду нежен с тобой. Вот оно как. Все это время я пыталась залезть в его голову, думая, что он в меня влюбился. Я не понимала изменений в его поведении, внушила себе, что у него появились чувства. Пыталась таким способом самоутвердиться. Поднять искалеченную самооценку, спасти свою гордость. А получила лишь очередной удар. И я обязательно отвечу ему. — Просто прими, что ты моя. Принадлежишь мне. Я уничтожу тебя, Ян Соколовский. Всю ту боль, что я испытала, я обрушу на твою же голову. И не будет ни одного дня, когда я буду слушаться тебя не по своей собственной воле или же, если мне не придется усыпить твою бдительность. И он видел это по моему взгляду. Все моё нутро источало ненависть к человеку, который осыпал поцелуями моё тело. — Ничего, Мария, — он отстранился, лег позади меня, прижимая мою спину к своей груди, — Привыкнешь. Я внедрю тебя в свою жизнь. Ты будешь сопровождать меня в поездках, мероприятиях, я познакомлю тебя с друзьями. — Этого никогда не будет, —Спокойно прошептала. — Увидишь, — Спокойно ответил он.