Встреть рассвет со мной, Наначи.

Души людей, запятнанные кровью, играются друг с другом. Вырывают копны пленительных желанных волос, вдалбливая в собственные черепные коробки звериную натуру, оголяя изнеженную бархатную кожу, что ненароком зализана увечьями благородных. Измученный жизнью, кролик нахально и дерзко скакал вокруг, вырывая из сердца остатки человечности, обломками дополняя свой задурманенный разум, где в безумии, рассудок выпаливал очередные мольбы и молитвы. Бездна знает, отрубив бы он ей конечности, она бы всё равно прильнула к мужскому детородному органу, опаляя жгучим дыханием тонкую кожицу напыщенного Белого Свистка. «Я тоже хочу изучать этот мир с тобой.» Бездна клянётся, что Пустышка – самое настоящее дикарское первобытное зверьё, в чьих бежевых ворсистых лапах мерещится желание быть униженной и покорной. «Мне тоже нужен ты.» Бездна проклянёт, доведёт до извержения различных выделений, замешает кровь с мочой, где на вершине, заправит всё твоим собственным потом, а затем, заставит тебя высушить всё до дна. Лишь бы бесконечное свирепое безумие достигло и тебя самого. «Сожми их. Возьми меня. Вырви моё сердце.» Оставь надежду, всяк сюда входящий. *** – Наначи! Наначи! – вскрикивает Прушка, показывая свой новый рисунок, где изображена её семья, и каждая деталь являлась чрезвычайно важной для неё. – Смотри! Это папа, Гуэйра и ты! Похожи? Отец девочки держит её на своих плечах, рядом стоит Нарахейт, на чьей чёлке восседают Цветки Удачи. Гуэйра стоит неподалёку, держа в руках Мэйню, которая вышла на рисунке лучше всех. Видимо Мэйня сегодня была отличной натурой. – Н-на… Да, Прушка. Похожи. – сквозь неловкость проговаривает Пустышка, ведь после разговора с Белым Свистком прошло не так много времени, и поэтому даже сейчас, просто стоять рядом с Прушкой было самым настоящим испытанием. – У тебя стало лучше получатся. К горлу подступает причудливый комок, вновь заполняя всю глотку, не давая выпалить ни единого слова. Хочется кричать и ломать всё вокруг. Дать самой себе пощёчину, собраться с мыслями и сбежать с Прушкой куда глаза гладят, но звериная привязанность окружает, обвивает и давит на виски. – Твои уроки рисования самые-самые лучшие! – хихикает дочь Владыки Рассвета в мраморную ладонь, что запачкана в различных оттенках красок, которыми поделился Нарахейт. – Наначи, спасибо тебе! «Твоё упорство, словно цветок, рассветает с каждым новым днём.» *** – Наначи, пойдём со мной. Ты нужна мне. – шепчет девчонка в огромные кроличьи уши, прикрывая свои губы ручонкой, что сокрыта в изумрудную перчатку. – Это очень важно! – Что ты задумала, Прушка? – удивленно спрашивает благословенная, когда всматривается в странные принадлежности в руках Цветка Рассвета. Что-то похожее на мыло, что Наначи находила в рюкзаках Чёрных Свистков. Полотенца различных цветов, что были украшены небрежной вышивкой, а также странные ёмкости с непонятной жидкостью и необычные диковинные мочалки. – Мы идём мыться вместе! Натрём друг-другу места, до которых не можем дотянутся! – в её глазах светятся крошечные малахиты, которые натиском прижимаются друг к другу как можно ближе. – А ещё волосы намоем! Да! – Хорошо-хорошо, Прушка. – на мордочке Пустышки проявляется слабая улыбка, кончики губ расстилаются, заставляя глаза немного прищурится. – Пойдём. Горячая вода расслабляет, давая мозгу и мышцам отдых, правда в этот раз, всё иначе. Рядом суетливо плещется дочь Лорда Рассвета, что путает сдавленные отдыхом раздумья, которые постепенно превращались в медитацию. Мытьё головы сопровождается очередной сплетней про Молящуюся Руку, что недавно разбил важный сосуд с навороченными органами, который являлся важным предметом коллекции для Легендарного Искателя. Разговор про Белые Свистки не заставил себя долго ждать. – Я бы хотела увидеть на тебе твой собственный Белый Свисток, Наначи. – на плечах девочки рассиживали огромные облака пены, которые постепенно разрушались и стекались ей на спину. – Я считаю, что ты достойна иметь его. – Почему же именно я? – хмыкает Наначи, в чьих лапках прохлаждается мочалка, которая состоит из странных волокон и напоминает простой артефакт. – Я обычная Пустышка, которая ничем примечательным не занимается. – У тебя есть желания и цели. Стремления и мечты. – Прушка кивает, давая знак, что кролик может продолжать намывать её подростковое тело. – Ты вдохновляешь тех, кто близок тебе. – Мне нравится ход твоих мыслей, но быть Белым Свистком поистине сложно. – в раздумьях между натиранием спины, в её мыслях проблёскивают рассказы о том, как в некоторые моменты за голову Бондрюда назначали награду. – Н-на… Мне хватает и обыденных проблем. – Если однажды, Бездна дарует тебе свой Белый Свисток, то поверь. – красноглазая оборачивается, что даже грудь не поспевает за движением собственного тела и догоняет только спустя несколько секунд, дёргаясь, словно игривое желе. – Я помогу тебе с любой проблемой, ты только позови меня. «Я обязательно позову тебя.» *** Время за полночь. Если прислушаться, давая ушам полную свободу, то можно уловить звуки, как за толстенными стенами Идофронта шумят волны, обволакивают каждый миллиметр железной стены, а затем отпрыгивают от неё, словно прикоснулись к чему-то зловещему или мерзкому. Собственное сердцебиение вводит в мандраж, кажется, скоро заместо страха, удушающий ужас, начнёт раздражать и доводить до возмущения. Может, этот слащавый орган, что является образом вечной любви, хочет встретиться с другим, таким похожим на него? Стук двери ломает всю внутреннюю чванливую драму, давая пушистому кролику лишь небрежно разомкнуть притомившиеся веки и не спеша приподняться, взглянув на тяжеленую стальную дверь. – Наначи, я не могу уснуть. – сквозь проём двери что-то проблёскивает, заполняя часть комнаты, что поглощена во тьму, светом. – Можно мне поспать с тобой? Белокурая часто приходит к ней. Даже слишком. Нарахейта это удивляет, немного забавляет, но и смущает одновременно, хоть та и совсем не против. Совместные ночи утешали каждую частичку их ласковых тел. – Прушка? Н-на… Да, конечно. – в сонных очах, заполненных усталостью, блещет волнение, что отдаёт лёгким смущением. – Проходи. Залезай сюда. Осторожным движением руки, Пустышка приподнимает край одеяла, давая беглой девчонке запрыгнуть в её обитель. Здесь тепло и хорошо. Шум волн, что лелеял сиротливое потерянное сердце, успокоился. Затих. «Никто тебя не тронет здесь, я обещаю.» *** Библиотека на Идофронте всегда пустует, только Молящиеся Руки иногда заносят книги, различные рукописи или старинные свитки. Одиночные издания, что являлись редкостью или же трухлявые фолианты, где можно было разобрать только некоторые предложения. – Наначи, ты веришь в любовь? – в тёмной библиотеке горят только небольшие свечки с ароматом Цветков Удачи. Тишину разбавляет лишь чуть уставшие голоса. – Только скажи честно. – Любовь жестока, Прушка. Она одновременно рушит и одновременно исцеляет. – перелистнув очередную страницу диковинной книжонки, та взглянула на девчонку, в чьей тусклой сумеречной улыбке можно было найти необыкновенный интерес, что обмяк под натиском спелой искренности. – В сильной любви, есть капля ненависти, а в сильной ненависти есть капля любви. Тяни и толкай. Жизнь и смерть. Добро и зло. – Инь и ян! – восклицает дочь Владыки Рассвета, всматриваясь в козлиные зрачки благословенной, что каждый раз изумляли подростковое сознание. – Да? Отношения между мужчиной и женщиной всегда были чем-то несуразным и беспечным, чем-то, что отражалось в глубине души теплотой, но также и изредка предательски ранило в самое сердце. Люди исцеляют друг друга, а затем ранят. И так по кругу. – Верно. – легонько усмехается Нарахейт, когда вновь переносит взгляд в книгу. На её мордочке расстилается неистовая улыбка. – Тебе идёт на пользу читать книги. – Это ты вдохновила меня на чтение, Наначи. – спрыгнув со стула, в ручонках подростка оказалось ещё одна стопка книг. – Ночь книг! Моя самая любимая ночь. Это была их традиция. Их, и больше никого. Только две детские душонки и огромные полки пыльных книжонок, что раскрывают их заботу, нежность и привязанность, которая крепчает с каждым часом. «Я хочу прочесть с тобой каждую книгу в этом мире.» *** – Н-на… Вся одежда испачкана. – досадливо произносит Пустышка, всматриваясь в молочные, совсем безупречные подростковые трусы, что запятнаны в огромном пятне багровой жидкости. – Не переживай, такое случается. – Но, Наначи! Я ведь слежу за своим циклом! Совсем как взрослая! – сердито отвечает благословенной Прушка, в чьём взгляде мерещится злость, вот только не на кролика, а на саму себя. – Почему же девочки должны так страдать!? – Ну же, Прушка, я рядом. Я тебя понимаю. Не переживай из-за этого слишком сильно. – проговорив, та начинает рыться в шкафу, где находится нижнее белье Цветка Рассвета. – Сейчас достанем новые и будешь как новенькая. – Как девушки справляется с этим на поверхности, Наначи? – заинтересовано спрашивает белокурая, пока всматривается в небрежные движения хвоста её подруги. – Это здесь, есть различные артефакты, что имеют диковинную способность впитывать жидкость на несколько часов. А там? – Я не знаю, чем пользуются женщины на поверхности сейчас. – достав нижнее бельё девчонки, Нарахейт протянул их дочери Владыки. – Но, когда я жила в Серени, то многие клали тряпки, а затем, спустя время, мыли их. И так по кругу. – Поверхность – удивительна, Наначи. – подросток взяла у кролика свои чистые трусы, скинула белоснежное полотенце и принялась надевать бельё на чистое тело, после принятой ванны. – Даже такая мелочь заставляет меня всё сильнее мечтать встретить рассвет. «Ты обязательно встретишь рассвет, Прушка.» *** Кабинет Лорда Рассвета. В комнате появилось много рисунков, что украшали стенку недалеко от рабочего места мужчины. Наброски Наначи отличаются от рисунков его дочери, но каждую почеркушку, пускай даже небрежную, он до безумия ценил. – Гуэйра, как твои наблюдения и подготовка? – спрашивает Владыка Рассвета, в чьих руках блеет очередной картридж, что издаёт хлюпающие звуки, кажется, этот картридж не смог стать полноценным. – Ты думаешь у неё получится? – Владыка, в моих отчётах наблюдаются только улучшения их отношений. – проговаривает Молящаяся Рука, вглядываясь в собственные аккуратные записи, что так же осторожно уложены в папку. – Но… – Ты в чём-то не уверен? – уточняет у своей правой руки Белый Свисток, кладя картридж обратно на рабочий стол. – Говори, я не стану судить или упрекать тебя. – Вы уверены, что Наначи сможет пережить это? – мужские руки скрупулёзно выкладывают определённые листы бумаги на стол. – Взгляните, её ментальное состояние стабилизируется, но эти улучшения зависят только от Прушки. – Она проживает в Бездне уже достаточно, чтобы понять, что здесь нет причин для вечной радости или вечного отчаяния. – молвит Бондрюд, а затем берёт в руки некоторые листы, на которых написано, чем именно занимается Наначи. Каждое её слово здесь. Слово за словом. – Она действительно так думает? – Да, это её слова. – голова мужчины делает кивок, в подтверждение информации. – Дата и время подписаны ниже. Палец Белого Свистка утыкается в слова благословенной про любовь, кажется, почти замирает на строчках. Любовь. Для Лорда Рассвета, это слово было лишь источником того, чтобы получить благословение, но что любовь значила для самой Наначи? «Что для неё любовь?» Объятия, что сменяются нежными поцелуями? А может совокупление, что дополняется осеменением? Поэмы, стихи? Постоянные касания, как бы невдомёк? Подарки, что со всей серьёзностью собираются несколько месяцев, а может слова поощрения, в которых нуждался практически каждый подросток? Легендарный Искатель не знал, совсем не понимал. Его человечность отмирала, гнила. Да, он был урывками добр и вежлив, аккуратен и нежен, когда это нужно, но вся его звериная натура, что исходила лишь из интереса изучения Бездны, доводила до безудержного страха не только невинные души детей. Спрашивать Пустышку было бессмысленно. Она бы всё равно никогда не ответила искренне. Пробурчала бы себе что-нибудь под нос, пошевелила хвостом из стороны в сторону, а затем промычала что-то вроде: «Мне ничего не нужно.» Ложь. Безуспешный обман, лишь бы не отвечать честно. В поведении Нарахейта практически никогда ничего не менялось, лишь после её своеобразной течки и такой же своеобразной помощи со стороны Бондрюда, та стала более расслабленной в разговоре с другими, и лишь иногда могла быть заносчивой или озлобленной. А что если случится течка вновь? Неужели Наначи настолько уверена в том, что Владыка Рассвета станет помогать ей снова? Или же её сердце, а также душа, что облеплена изумительным безумием, подходит всё ближе к Белому Свистку, обнажая не только пушистое тело, но ещё и свой уступчивый разум, позволяя благородному мужчине залезть как можно глубже. – В нашей жизни много испытаний, что изнуряют наше тело и разрушают нашу душу. – молвит Лорд Рассвета, всматриваясь в голову Гуэйры, будто смотря ему прямо в глаза, что сокрыты за маской. – Проходя через терзания собственного разума и тела, мы освобождаемся. – Я верю в ваши идеи, Владыка. – произносит Гуэйра, а затем моментально собирает все записи, что отлёживались на столе его Лорда. – Подготовка скоро будет завершена. – Превосходно, Гуэйра. Можешь идти. – улыбка под маской Белого Свистка рассеяно, словно в попытке проявить человечность заново, проявляется. – Отчёты – к утру. Поспешно, Гуэйра уходит из помещения, что обескуражено заполнен ароматом Цветков Удачи. В последнее время, этот запашок слишком сильно сдавливает виски, тяготит и эта боль, что исходит в ногах, даже руки стали сковывать движения друг друга и заметно подрагивать во время работы. «Наначи. Только ты можешь изнемогать моё тело.» После того разговора стало всё слишком тихо. Нет вечного бормотания за спиной, что усеяно непрестанными оскорблениями или подколками. Нет подёргивания очаровательных ушей, что так сладко отдавали карамелью в самый мозг. Нет топота бархатных, усеянных мозолями, лап, что издавали игривый звук по железному полу. Кажется, Лорд Рассвета мог бы перечислять вечность, но даже ему казалось, что этой вечности не хватит. После потери своего «я», Искатель постепенно терял нужду в близости, да даже прошлый «я» Бондрюда не видел в нежностях особого смысла. Только животный инстинкт, что, да и только, являлся пережитком прошлого. Совокупление нужно для продолжения рода, а не для развлечения. Помощь Пустышке – лишь забота о ближнем, что идёт бок о бок с научным интересом из-за благословенного тела. Наверно. Возможно. Ложь. Болезненные невидимые нити соединяли их бренные, тлеющие на пепелище, души. Сковывали, душили. Привязанность, что смакуется с заботой и нежностью, но все же обляпана лишь звериным обворожительным азартом. Одержимость владением телом и неудержимая страсть. Всё смешивалось в искажённом сознании, взбаламучено тряслось, а затем, спустя время, заставляло слабо помутнеть омертвелый взгляд. «Ты желаннее, чем когда-либо ещё, Наначи. Я хочу почувствовать тебя изнутри.» Вылизать всё нутро, почувствовать все соки, что выйдут из изумительного подросткового тельца. Притянуть за уши к собственному паху, осторожно смахнуть изящную чёлку, что так мешает примкнуть ей как можно ближе. Оттягивать удовольствие, надавливая на набухший анус, а затем тормошить изворотливый хвост, почти вытягивать из благословенного тела. Дразнить Нарахейта, водя большим пальцем, что смочен тягучей слюной, по влажным, но таким притягающим половым губам. «Бездна тебя побери, Наначи. Что ты делаешь со мной?» *** Снежные просторы приводили в восторг девчонок, что кажется и не вырастали из своего детского возраста. В пушистых ручонках красовался прелестный симпатичный шарфик, что связала благословенная за несколько бессонных ночей, ведь сегодня был День Рождения Прушки, и Нарахейт нацелился сделать что-то действительное стоящее для своей подруги. Шарф для дочери Владыки Рассвета был в зелёных оттенках, кажется, под светом почти отблёскивал изумрудами, а в некоторых местах отдавал приторными свежими оливками. На внешней стороне были вышиты Цветки Удачи. Стежки были до невозможного опрятными, ни одной ниточки не торчало. – Прушка, сегодня знаменательный день, ведь сегодня твой День Рождения. В честь этого, я хочу вручить тебе подарок. – уголки губ неловко поднялись, выдавая некий слабоватый страх Нарахейта, хоть она и знала, что девчонке понравится её подарок. – Поздравляю! Плечи, что скрыты под зелёным комбинезоном, подрагивают от изумления, ладони, что спрятаны за огромными перчатками, кажется, практически подхватили дрожь. Протягивая ручонки вперёд к своему подарку, та не верила своим глазам. Шарфик, что был связан специально для неё. Только для неё. – Н-На-... Н-Наначи... – голос Прушки заметно зябнет, будто под снегопадом, коченеет и постепенно умирает. Солоноватая жидкость выскакивает с её рубиновых глаз, а горючие слёзы заполняют пунцовые щёки. – Спасибо! Спасибо тебе огромное! На мордочке Пустышки проявляется ухмылка, что заменяет неловкость и страх, хвост перестаёт двигаться из стороны в сторону и успокаивается, нежно укладываясь на мраморный снег. Ушки также принимают расслабленный вид, словно расцветают, и перестают быть похожи на две ожесточённые деревянные палки. – Тебе точно понра... – благословенная не успевает договорить, как в её глаза появляется безупречная белая вспышка света, что не даёт глазам сфокусировать взгляд, давая взором видеть только невзрачную фигуру, примерно похожую на ребёнка. Дочери Лорда досталось гораздо больше. Вспышка света заставила именинницу неистово вскрикнуть, склонится на колени, а затем полностью уткнутся лицом в снег и прикрыть лицо полностью. Заунывные молитвы сочились с её рта, отчаянно заполняя всё пространство вокруг. Сознание твердило, что всё будет хорошо, а душа яростно вопила, визжала и верещала. «Папа! Па-апа-а! Спаси нас! Папа!» Но отец не спешил, не проявлялся за секунду. Не было и Молящихся Рук, что были готовы защитить их. Не было никого. Лишь они и загадочная фигура, от которой несло гарью и пеплом. Страшно. «Здесь всегда было так.» – Кто ты!? Покажись! – благословенная потёрла притомившиеся веки, а затем мгновенно подняла ту часть одежды на собственных штанах, что создавала ей бронью. Нахмурившись, Наначи попыталась сфокусировать взгляд на силуэте. – Н-На... Что же это такое?! Пустышка заунывно что-то мычит, а иногда даже порыкивает сквозь кроличью горловину, пытаясь сосредоточится на предстоящем бою. Глаза всё ещё плывут, не давая сконцентрировать собственное зрение. Кто-то таинственный всё ещё продолжал бездушно стоять. Готовился ли он к бою? Или пытался перевести дух? Добро или зло? Инь или ян? Мальчишеское тельце, от которого несло гарью, начинает шагать в сторону благословенной, похрамывая и словно скуля. В янтарных глазах ребёнка лелеет радость, вперемешку с усталостью и некой болью. Хруст снега становится намного отчётливей. – Наначи, наконец-то, я нашёл тебя. – юноша бормочет, практически мямлит себе под нос, невыносимая ломота ноет в теле наивного легкомысленного робота. – Наначи! Я пришёл за тобой! Прушка всё ещё продолжает молиться, её уши заполнены собственным криком, которые издаёт девичья душонка. Дочь Лорда не видит ни робота, ни благословенную. Никого. Лишь светлые молитвы, что усеяны неистовым порывистым криком. – Рег? – благословенная не верит своим продрогшим ушам, что достались ей от слабого млекопитающего, козлиные зрачки увеличиваются от осознания происходящего, а взор наконец-то становится явным. – Это правда ты? – Д-да, Наначи! Эт–... – воодушевлённому жизнерадостному роботу не удалось договорить, ведь Пустышка даже не слушала его, та лишь резко стала искать взглядом что-то или же кого-то. Испугавшись за состояние своей подруги, что так сильно въелась в поджилки мозга, Наначи, как самый настоящий кролик, встала на задние и передние лапки, а затем порывисто побежала к подростковому тельцу, что уткнулось в снег. – Прушка! Прушка! – приблизившись руками к её плечам, та приподняла её с земли и примкнула к ней, сильно обняв и прижав к себе. – Я здесь, я рядом. Всхлипы девочки продолжались, но с каждой секундой, становились всё реже. Убрав руки от своего лица, Прушка расположилась прямо на бархатистой груди благословенной. Робот лишь глядел на их тела, что прижимались друг к другу. Слишком близко. – Наначи, нам нужно идти. – его тон стал более серьёзным, а лицо приобрело недовольный вид, смахнув мокрые пряди волос, тот повторил ещё, но в этот раз, громче. – Наначи, нам нужно идти! Нарахейт молчал. Тишина глушила их сердца, лишь сильный хруст снега, нарушил эту идиллию. Ящероподобный хвост словно поглаживал серебристый снег. Владыка Рассвета медленно шагал к преступнику, что испортил праздник. Молящиеся Руки, как самые верные псы, шли за своим Лордом. – Добро пожаловать вновь, Сокровище Бездны. – Бондрюд расставляет руки в стороны для благородного приветствия, на его спине находится несколько картриджей, что явно были взяты для предстоящего боя. – Для чего же ты вернулся назад? Не уж то, дитя Лизы уже завершило свой спуск? – Ч-Что ты несёшь, чёртов подонок?! – сомкнув железные пальцы в кулак, тот встал в своеобразную боевую стойку, его голос был намного отчётливей. – Рико жива! Она в безопасности! – Тогда для чего ты здесь, робот? – мужчина подошёл к девичьим крохотным фигуркам, что уткнулись друг в друга, а затем с осторожностью погладил по нежным волосам сначала Наначи, а затем и Прушку, давая им обеим понять, что теперь всё будет хорошо. – Ты напугал девочек. Зачем ты так? – Я напугал? Я?! – его голос переходил на крик, в глазах пленился зверь, а зрачки, под напыществом недовольства и гнева, постепенно сужались. – Я пришёл за Наначи! Ты спустишь её и меня! – Ты очень глуп, робот. – Молящиеся Руки потихоньку, стараясь не спугнуть дочь Белого Свистка, подхватили её на руки, а Нарахейту помогли встать с леденеющего конечности, снега. – Ты думаешь она захочет уйти? – Да, захочет! Я уверен. Нет! Я знаю это! – юноша нерешительно шагает в сторону Легендарного Искателя, вся решимость, что была до этого, увеличивается в разы. – Ты спустишь нас, а иначе... – Иначе что? – Белый Свисток словно насмехался над словами мальчишки, все его слова и манера речи указывали на это. – Что ты сделаешь? Бондрюд знал, что робот ничего не сможет сделать. Сила сумасбродного мальчишки неизвестна, но даже так, Искатель всё равно оставался бессмертен. Картриджи, Зооголик, Спарагмос, Прикосновение Луны и огромное множество артефактов. – Я... Я-Я.. – в такой момент было тягостно соображать, каждая извилина содрогалась в попытке выдумать что-то, спустя мгновение, сознание словно прожгло. – Я убью твою дочь. Пустышку словно ударяет током, а затем вышибает все мозги. Уши, что отдают сладостной карамелью, немеют под собственным весом. Лапы, что недавно прижимали к себе мягонькое тело подростка, сжались в подобие кулачков. Зрачки, что так похожи на козлиные, намертво вцепились в силуэт Рега. «Хоть выстрели в меня своим Испепелителем, но я всё равно, ни за что, не пойду с тобой.»