Моя противная муза

В кабинете, как и ожидалось, повисло небольшое напряжение. Естественно, это далеко не лучшее приветствие нового гостя, особенно с самого порога. И всем показалось, что если оставить их наедине, парни разорвут друг друга в пух и прах, как две злые курицы. Поэтому лучше их как минимум не подпускать друг к другу ближайшее время. Ци Жун фыркнул недовольно, но больше ничего не ответил, хотя был бы не то, чтобы очень против, после чего сел на свой заслуженный скрипучий шаткий стул. Для него это был трон, как для самого настоящего короля, иначе было сложно объяснить его напыщенность и горделивость в буквально любом действии: высоко вскинутый подбородок, почти что прямая осанка и длинные волосы, которые он каждую секунду поправлял, как какую-то корону. Может быть, кто-то его и вправду считал чем-то вроде вдохновения или хотя бы просто сносного человека. Но в аудитории в основном все относились к нему нейтрально, а Хуа Чэн и вовсе относился сугубо отрицательно, хмурясь. А задание огорчало только сильнее: этого придурка придётся ещё и вылепливать, тратя драгоценное время. А ему в итоге достанется явно больше, чем полторы тысячи рублей! Сидеть ровно каждый дурак может, которым, похоже Ци Жун и являлся. А лепить, между прочим — целое искусство. И брюнет слишком любил его, чтобы тратить на что-то настолько противное, гадкое и паразитоподобное. Но ему пришлось, ведь явно не хотелось вылететь из академии прямо сейчас и здесь, осенью на первом курсе. Он бы, наверное, лучше сделал ещё тысячу слепков яблок и ваз, чем возился с этим маленьким злым уродцем. Поэтому он сначала был злым, хмурым и недовольным, делая работу и изредка поглядывая на парня, чтобы просто увидеть черты лица. Он специально заострял взгляд, чтобы точно всё запомнить и это делать пришлось как можно меньше, а Ци Жун лишь усмехнулся, смотря на него с хитрой, довольной улыбкой. — Чего так пялишься? Я, конечно, неотразим, но чтобы настолько... Прыснул от смеха он, забывая про свою главную обязанность, про которую Хуа Чэн быстро напомнил, бурча ещё более негативно. — Тебе нужно сидеть смирно, если не хочешь выйти отсюда с теми же пустыми карманами. Парень же закатил глаза и махнул рукой. — А ты вообще пасть закрой, шавка. У меня с деньгами всё нормально, я над вами посмеяться пришёл. Но всё равно всё же чуть выпрямился и замолчал, давая спокойно сделать хоть что-то и внимательно наблюдая за процессом каждого. Брюнет долго так сидел, хмуро и недовольно, однако вскоре кое-что придумал и быстро начал выполнять. Пусть будет месть, даже если небольшая и не холодная, а обжигающая рот. Через пару часов всё закончилось, и Ци Жун с важным видом, как у высокой цапли, даже если сутулой, недалёкой и без одной ноги, начал ходить между рядами, внимательно и с презрением оглядывая работы студентов. Преподаватель же ходил вместе с ним, и даже если модель в их голосовании за оценку не имела почти никакого веса, ей было чрезвычайно важно присутствовать. Профессор оценивал честно, не принимая в счёт ни своё мнение относительно нерадивого студента, ни Ци Жуна, которому везде нужно было вставить своё острое, но чаще всего неподобающее словцо. Если бы он здесь учился, то за плохое поведение был бы отчислен раза три подряд. «— Довольно утончённая работа..такая проработанная и детальная, хорошо всё показывает. — Неправда! Это не мои черты лица! Я вообще по-другому выгляжу!» «— Интересная композиция. Она представляет собой— — Фу, какой ужас! Больше похоже на посмертный слепок маски Горбуна из Нотр-Дама. Уберите от меня!» Так и продолжалось смешение сугубо объективного мнения вместе с сугубо субъективным раз за разом, пока они не дошли до последней работы сидящего дальше всех Хуа Чэна. Никто не понимал, почему он был настолько по-злому доволен и улыбался, будто натворил дел, однако вскоре они дошли и поняли. Брюнет отодвинулся, чтобы получше показать своё творение: оно было явно насмехательским и несерьёзным. Лицо Ци Жуна было совершенно изменено и изуродовано чуть ли не до уровня какого-то падального демона, к чему также были слеплены рожки. Это не было похоже на какое-то божество или даже на человека, скорее на его подобие и глиняную пародию. Ци Жун невероятно злился. Перед ним была скульптура самого талантливого ученика, но самая оскорбительная: его много кто недолюбливал, но ещё никто не делал это настолько открыто. Преподаватель даже не успел и слова вставить, Ци Жун сразу воскликнул. — Ну ты и идиот! Ненавижу тебя!! Но Хуа Чэн лишь облокотился на спинку стула, спокойно проговаривая. — Но ведь ты так и выглядишь, разве нет? И закрыл глаза, будто ничего такого и не сказал. Ци Жун только сильнее разозлился, в его глазах загорелся недобрый огонь, собираясь сжечь его прям в этом дряхлом кабинете словно рыжую девушку в пятнадцатом веке. Парень уже хотел напасть, но его вовремя оттащили, и тому осталось лишь зло рычать и кидать оскорбления в его сторону. — Думаю..я вынужден поставить незачёт. Работа должна выглядеть презентабельно и быть выполнена с серьёзными целями. Спокойно проговорил мужчина, записывая что-то в свою тетрадку, пока Хуа Чэн лишь пожал плечами, слабо улыбаясь. Он ещё кучу хороших баллов получит, сейчас ему нужно было лишь отомстить этому выскочке, увидеть истинную ярость на его далеко не самом красивом лице. — Клянусь, я тебя убью..ненавижу просто... Шептал и шипел тот, как бездомная кошка, а студенты ещё долго смотрели на него с удивлением, но очень даже пониманием: Ци Жун оказался далеко не тем, чего они ждали и были только рады, когда он после кучи угроз всё же хмыкнул, недовольно зыркнул на прощание брюнету и вышел из кабинета, громко хлопая без трёх минут сломанной дверью. Теперь снова станет спокойнее, даже если через несколько минут кабинет разнесёт сама группа.

***

И вот, несмотря на все невзгоды, Хуа Чэн дожил до пятницы. Несмотря на невкусную еду в столовой, несмотря на жутко мешающих соседей, что проводили вечеринки буквально каждый вечер, как будто им самым надоедало и несмотря на то Лохнесское чудовище, которое он изобразил на скульптуре так, как видел, он дожил. И теперь брюнет может оставить дела, на два дня сбавить темпа и пойти к тому, кто правда ему нравится. Вообще, его много кто честно бесил. Бесили всё те же соседи через картонную стенку с цветочными обоями, откровенно раздражала одна очень конкретная лекторша, что часто к ним заходила, не нравились высокие цены в магазинах, да такие, что изначально очень даже ничего такой себе бюджет превращался просто в самый мизерный. Но ему симпатизировал Се Лянь. Можно сказать, что боготворит. Ну конечно можно, даже нужно, потому что пока не скажешь, не очухается. Но даже это сейчас было бесполезно, ведь если Хуа Чэн решил — значит, так и будет. В его глазах Се Лянь действительно был богом, даже если не таким крутым и властным, как Господь, то очень даже средним, который спустился с небес. Специально, чтобы попасть в академию и ходить по коридорам со своим другом, зацепив тем самым наверняка не только Хуа Чэна, но и половину университета в принципе. Он был уверен, что далеко не единственный так считал, просто единомышленников конкретно рядом не находилось. С одной стороны, не хотелось жить с мыслью, что он вот один такой особенный на него запал, а с другой этого даже хотелось. Ведь если скульптор особенный, значит, его тоже заметит кто-то особенный. А сейчас хотелось расположения именно одного такого особенного. Он всё продолжал об этом думать, пока шёл до нужной комнаты, которая была в другом корпусе общежития и пришёл к мысли, что Се Лянь даже что-то большее, чем просто особенная личность. Он невероятно необычный, исключительно важный и абсолютно уникальный. Будь тот художественной глиной, его бы считали самой лучшей и раскупали за минуты, а если бы был древним божеством, — Хуа Чэн был уверен, что наверняка был, просто в прошлой жизни, которую никто не запомнил, — то ему бы сейчас делали сотни статуй на дню. Такое упущение, что тот родился просто не в то время и не в том месте и наверняка был бы главным спасением эпохи Возрождения. Теперь эта тяжёлая задача, похоже, рухнет на его слабые больные плечи. Вскоре Хуа Чэн и не заметил, как дошёл до нужной двери. Номер совпадал с ранее сказанным, но тот почему-то всё равно стоял на месте, как вкопанный, сам не понимая. Похоже, сильно распереживался и занервничал: в гостях у божества побывать ему ещё не доводилось, но сегодня судьба более чем благосклонна. Тот так и стоял ещё полминуты, переминаясь неуверенно с ноги на ногу, а после выдохнул и собрал себя в кулак. Не получилось. Вышел только какой-то жалкий жест руки, даже на него не похожий. Наверное, стоило бы подготовиться перед встречей и подумать, что сказать, а Се Ляню просто заявить, что немного опоздал... Всё же, это тоже некрасиво. Такой шанс и подобным образом упустить. Но он позволил себе, даже если боялся, ведь страх позора оказался сильнее в этой схватке. Брюнет убрал за спину свой скромный подарок, который принёс только ради того, чтобы не приходить с пустыми руками и начал бормотать под нос. — «Привет, рад тебя видеть»..нет, слишком скудно...«как у тебя тут уютно» — тоже уже все на планете, наверное, сказали.. Он попросту начал перебирать варианты, с какой фразой мог бы войти. Следовало выбрать хотя бы её, ведь Хуа Чэн заранее в такой нервозный момент ожидал от себя очередного провала, будь то спотыкания на каждом слове из его рта или произношение собственного роя ненужных мыслей, которые кружили, как пчëлы, так и грозясь ужалить во все места подряд. Тот всё не успокаивался и подбирал, качаясь на одном месте, как маятник из их недавней лабораторной работы по физике, которую он успешно завалил. В голове всплывало множество вариантов, но ни один из них не был достаточно идеальным или даже хорошим для такого, как Се Лянь. Похоже, произойдёт также, как и в любых ромкомах: он увидит его тёплую улыбку и упадёт в обморок. И только Хуа Чэн начал терять идеи, чувствуя, как они постепенно заканчиваются, а ни одной толковой так и не вышло, кто-то его окликнул. Это был известный давно на всю академию Ши Цинсюань, стоящий на пороге соседней, наверняка своей комнаты в уютном белом халате, с чашкой чая в руках и шпилькой в волосах, а также заинтересованным взглядом. Везде ему было интересно сунуть нос. Парень смотрел изумлённо, явно не ожидая здесь увидеть кого-то, кроме какого-нибудь бездомного или собственного белого кота, который уже успел выбежать в коридор. Хуа Чэн же сразу вздрогнул и засмущался: неужели кто-то спалил его конкретно в таком виде, перебирающего сотню вариантов обычного приветствия? — Ты..что делаешь тут?? Хмыкнул тот, после ойкая, когда его кот начал нюхать длинные ноги. Цинсюань быстро подошёл и взял того на руки, а после оглянул кратко Хуа Чэна, оставаясь на неком расстоянии. Интересно, брюнет его помнит? А помнит, что он при их первой и пока единственной встрече откровенно смеялся, пытаясь скрыться за веером? О Боги, лучше бы не помнил. Парень же вздрогнул и немного растерялся, а после выдохнул и лишь отмахнулся, отводя взгляд. Им обоим следовало о некотором умолчать, если не хотят испортить взаимоотношения. — Да так..пришёл к Се Ляню в гости. Он меня пригласил же тогда. Ши Цинсюань же кивнул, так как это произошло при нём, а после выдохнул, смотря в глаза. Кот смотрел такими же большими глазами, и, кажется, сходство между этими двумя было минимальное. Не зря говорят, что животное во многом похоже на своих хозяев, и оставалось только гадать, насколько тогда этот кот может быть шумным, чтобы соответствовать этому поверью. — Ох, точно! Как мило, что ты набрался смелости позвать его на свидание. Хуа Чэн же удивился такому и чуть покраснел, невероятно смущаясь внутри себя. Это же точно не свидание, верно? Они просто знакомые, которые сейчас увидятся и поболтают, а потом мирно разойдутся, а может, если судьба будет благосклонной, увидятся снова — как же сильно этого хотелось, но брюнет не смел. И тут оказывается, что у него свидание? Буквально с божеством и по совместительству с лучшим парнем, которого когда-либо ему в принципе доводилось видеться? Слишком много чести. Да и Се Лянь бы наверняка на такое не согласился бы, только если из жалости... Ведь он совершенно обычный. Не слишком красивый, скорее уставший и даже немного больной, не слишком талантливый, просто выполняющий свою работу и уж точно не слишком добрый — ангельским его характер вообще было не назвать, скорее уж наоборот. Даже если кто-то его таким называл, Хуа Чэн попросту не верил. В отличие от Се Ляня, который этим словам более чем соответствовал. Ну, по его словам. Естественно, в глазах общества они были сравнительно наравне: два бедных, голодных студента, которые учатся в Академии и пытаются пока что тщетно прокормить себя собственными умениями в творчестве. Да и, если честно, Се Лянь тоже принимал его за своего приятеля, даже не догадываясь, как сильно его обожают. — Я не иду на свидание или что-то в этом роде! Даже близко нет! Мы просто..посидим вместе. Вот и всё... Неловко начал бормотать Хуа Чэн, отводя взгляд и выдавая себя красными щеками только больше. Никто его так и не научил нормально врать, только в крайних ситуациях, когда он прогуливал и надо было оправдаться или что-то около того. Но точно не в делах любовных. Пусть не пытается даже. — Да ладно, хватит оправдываться! Всё-то я знаю. Се Лянь кого попало к себе не водит. Усмехнулся Ши Цинсюань, похлопывая скульптора по плечу и заставляя его этим смутиться ещё сильнее. Значит, он уже не «кто попало»? А кто тогда? В голове закружился новый вихрь новых мыслей. Может, «знакомый»? Или даже «приятель»? А если его уже считают за «друга»? Это будет уже чересчур. Считать это за дружбу, а не за одно взаимодействие и триста придуманных... — Ну что ты, не робей! Могу одолжить презервативы, если сильно нужно. Но, наверное, на первом свидании вы не зайдёте так далеко. Усмехнулся парень и мило улыбнулся, после чего чуть потряс для проверки Хуа Чэна, который, кажется, окончательно потерял пульс. Да он даже если осмелится в глаза ему посмотреть, это уже будет огромное достижение всей жизни, чего там говорить о..подобном! Похоже, его специально хотели лишь сильно смутить, ведь Цинсюань получал от этого фактического обморока видимое удовольствие. Как подло. — Ты только не стесняйся давай. Се Лянь хороший и добрый, будь с ним собой. Он ценит это. Проговорил тот тихо, будто все громкие слова до этого не должны были быть произнесены в таком же тоне, а после отпустил, вновь жизнерадостно улыбаясь. И откуда в нём всегда было столько энергии? Из какой электростанции она берётся? — Ладно..я правда постараюсь. Еле как выдавил из себя слова Хуа Чэн, а после пронаблюдал, как Цинсюань закрыл дверь и тяжело вздохнул. Наверное, сосед Се Ляня не прибавил шибко уверенности, как хотелось бы. С другой стороны, никто вообще ничего не должен и, по факту, Цинсюань был единственным, кому не было плевать на кого-то, кроме себя. Нужно быть благодарным, даже если это что-то такое: спонтанное, резкое и неожиданное. Брюнет повернулся обратно к двери, а после всё же набрался сил, убрал все ненужные мысли про как он выглядит-как к нему собираются относиться-как всё пройдёт-как он вообще выживет в сторону и позвонил в небольшой, маленький чёрный звонок рядом. Он отзвенел слышимо по ту сторону двери, глухо, но наверняка слышно там, после чего послышались шорохи. Неужели Се Лянь не ждал? Ну да, не ожидал. Хуа Чэн пришёл на полчаса раньше, и его это самого вымораживало. Вот нельзя было чуть опоздать или прийти вовремя, как он обычно делал, а перенервничать, собраться на три часа раньше положенного и прийти так рано, что аж неприлично. Он что, планировал ещё лишние тридцать минут тут стоять? Но дверь вскоре открылась, хотя ожидалось, что его так рано вообще не впустят. Се Лянь стоял на пороге с милейшими распущенными волосами, в светлой пижаме и в тапочках. Напротив же стоял Хуа Чэн с чуть неуверенной улыбкой, на голову выше и во всём чёрном, как будто уже на похороны Се Ляня собирался. Они выглядели сейчас совершенно по-разному, но сейчас их объединяло одно: чувство некой неловкости. Если честно, Се Лянь тоже переживал перед этой первой встречей. Да, естественно, до Хуа Чэна ему ещё было очень-очень далеко, как до самой далёкой звезды, — в принципе, столько же, сколько между ними сантиметров, — но он всё же чуть нервничал, вспоминая об этом. Ему он искренне понравился, несмотря на всю свою неуклюжесть, которая только привлекала, делала живее. Ему слишком надоели идеальные люди. Все такие вычурные, выглаженные, чистые, идеальные, просто блестят и переливаются. Ему хотелось видеть кого-то, похожего на человека не только внешне, который может ошибаться, оступаться и так по три сотни раз. И, похоже, нашёл. И это невероятно радует. — О, ты пораньше! Ничего страшного, проходи. Усмехнулся Се Лянь, после доброжелательно, искренне улыбаясь и делая пару широких шагов назад, чтобы пропустить Хуа Чэна в свою скромную обитель. Комната была небольшая, как и у всех студентов и, даже если тот не был совсем этим доволен, зато он жил один. Наверное, это только на время, да и два шумных соседа по обе стороны как будто у него лично ночевали, однако ничего. Живёт же как-то. Хуа Чэн же остался на пороге на несколько секунд, а после достал из-за спины упаковку дешёвой акварели и протянул Се Ляню, как подарок. Да, конечно, на крутых профессиональных мольбертах даже упоминания этих красок не будет, ведь ими рисуют исключительно первоклассники какие-нибудь цветочки в поле, но это всё равно было мило. — Это тебе. Понимаю, не очень, но пока с деньгами туго, а с пустыми руками приходить в гости не очень хотелось.. Се Лянь же осмотрел коробку, а после забрал её, недолго осматривая. Ну, хотя бы срок годности был хорошим, а не истекавшим три года назад, поэтому тот вновь улыбнулся, быстро убирая их к себе в кладовку с другими художественными материалами, на которые тратил последние деньги и которые явно выделялись по стоимости от этой коробочки с шестью цветами. Хуа Чэн сам понимал, что подарок такой себе и даже на средний не тянет, особенно для первого раза, однако они же просто студенты, как они чисто физически могут с этим заморочиться и не потратить все деньги, выделенные на пропитание и оплату коммуналки? Да и мало ли Се Лянь хоть один раз, из жалости использует их в какой-нибудь своей работе? Однако, если смотреть на его картины, которыми университет гордился, вывешивая на каждой небольшой выставке, только если в следующей жизни. — Давай, заходи! Очень милый и символичный подарок, спасибо. Брюнет прошёл внутрь, а после слабо улыбнулся в ответ и кивнул. Он разулся, отодвигая высокие кожаные сапоги в сторону и прошёл внутрь, заостряя внимание на его перебинтованных пальцах перед тем, как Се Лянь смог пройти дальше и начать задавать очевидные вопросы по типу хочешь ли чай-кофе-воду. — Кстати..почему у тебя все пальцы в бинтах и пластырях? Всё нормально? Однако художник лишь хмыкнул, осматривая их, как будто только сейчас подметил и отмахнулся, после всё же ставя на стол чашки с ещё горячим чаем. К приходу гостя было ничего не подготовлено, так как он рассчитывал на его приход капельку позже, но хотя бы чай был. Уже неплохое достижение. — Да так, я просто готовил одно блюдо для нас и..не очень сложилось. Но оно остывает на общей кухне! Должно на вкус быть неплохим. Кинул тот, чуть торопясь и мешкаясь, пока скульптор лишь наблюдал, после фразы садясь за стол и тяжело вздыхая. Похоже, блюдо, которое так сильно держалось в секрете, в лучшем случае не переварится в желудке, а в худшем просто убьёт мгновенно. Про готовку Се Ляня он слышал многое, а особенно про отсутствие этого навыка, но особого значения не придавал. Это же не может быть настолько плохо, верно? Не может ведь? Се Лянь отошёл на кухню, чтобы там всё проверить и забрать свою кастрюлю с великим чудом природы, которое сто процентов уже пропахло на всё общежитие. Брюнет закрыл глаза, скрестив руки на груди и расслабился, начиная ждать его, однако вскоре его пробудил, заставляя вздрогнуть сосед по другую сторону стены. — Что за невероятная вонь? Там труп в коридоре не вынесли, что ли?! Хуа Чэн хмыкнул. Это был не Ши Цинсюань хотя бы потому, что он жил по другую сторону, да и вообще сильно на еду Се Ляня никогда не жаловался, чтобы не обидеть, даже если сильно хотелось. Кто там мог тогда быть? Он бы сказал самому себе в мыслях, что это просто обычный недовольный студент и успокоился, но... Голос был каким-то странно и смутно знакомым.