Моя противная муза

Уступок. Унижающее слово для обоих прибывающих. Они не любили извиняться, вылизывать подошву, — и в самом прямом, и в переносном смысле, — раскаиваться и признавать свою ошибку. И Хуа Чэну, и Ци Жуну это казалось полным унижением и не более того: опозориться, зная, что был неправ с самого начала. Им это слишком тяжело давалось. В таких условиях изначально выросли: Ци Жун был принят приёмной семьёй и обделён её любовью, всё время получая её как будто из чувства долга, типа так надо, а Хуа Чэн и вовсе рано лишился любого человека, что мог позаботиться о нём как следует. Поэтому их просто никто не хотел и не думал научить, как правильно приносить извинения. А теперь придётся научиться на первом горьком опыте. Они медленно подходили к давно знакомой квартире Се Ляня, где он учил уроки после пар, просиживая часами стул за толстыми учебниками, — это называется давление твёрдого тела в физике! — а те не особо торопились. Уже спокойно разговаривали и оттягивали момент. Даже Ци Жун, хотя у него была задачка полегче. — Как думаешь, ему понравится? Хмыкнул брюнет, заглядывая в свой пакет и как будто всё время сомневаясь. Будет ли подарок достаточно хорошим? Обрадует ли он Се Ляня? Увидит ли он на его милом лице искреннюю улыбку, почувствует ли крепкие его объятия и услышит ли прощение? — Наверное. Ему нечасто что-то дарят, поэтому он рад всему. Пожал плечами Ци Жун, поднимаясь вверх по лестнице с большим рюкзаком. Хуа Чэн, конечно, успел забежать к себе и оставить вещи, а из-за опоздания второй даже не успел этого. Вскоре он посмотрел Хуа Чэну в лицо, которое старалось ничего не выражать: со многими бы прокатило, но не с ним. Отчётливо видит, как скульптор волнуется. Не знает, как, почему и в какой момент стал настолько отчётливо это видеть. У Ци Жуна не открывался никакой третий глаз, он не колдовал и не смотрел задумчиво на синий шар в руках, как экстрасенсы на старых каналах нулевых, просто одна встреча, и он стал каким-то совершенно понятным. Даже ему, бесчувственному идиоту, который не знал чего-то настолько возвышенного. Выше его собственной головы вообще было много вещей, но это неважно. Хуа Чэн пытался быть нейтральным и холодным, но Ци Жун видел беспокойство в каждом признаке: чуть поджатых губах, немного нахмуренных бровях, блеске в алых глазах, как будто в стеклянном бокале смешали кровь с вином. Может, они просто на одном уровне, поэтому понимают друг друга так хорошо после пары разговоров? Почему с другими не произошло подобного ни разу? Ци Жун попытался отмахнуться от собственных мыслей, хоть и понимал, что это — не мухи, летящие на варенье и их так просто не отгонишь. А жаль. Насчёт Хуа Чэна назойливых мыслей было многовато, целый жужжащий рой. —.как ты вчера добрался, кстати? Всё нормально? Обратился он неожиданно. Оба парня вообще не ожидали, что низкий злобный гремлин окажется настолько переживающим или просто интересующимся, учитывая первое впечатление и всякие грязные разговоры в университете. Похоже, они просто не умели смотреть на человека дальше собственного носа. Ци Жун не был козлом. В плане, был, конечно, в каком-то своём роде, но не был отбитым отморозком, а именно так о нём тоже отзывались иногда. Он многое мог понять, имел хоть какие-то базовые эмоции, хотя ещё сам не понял, какие. Умел сочувствовать, ревновать, любить, просто с определёнными людьми, которые рождаются один на миллиард. — Да, нормально. У меня крепкое здоровье, поэтому я не заболел. Пока что. Пожал плечами он, выдыхая. Крепкое здоровье внешне было видно у Ци Жуна, — только по виду можно сказать, что, попадя в джунгли, он готов жрать листья, а при укусе змеи укусит её в ответ, — а вот Хуа Чэн был для такого звания слишком уж худощав и бледен, как будто в семье родился изначально больной ребёнок. Вскоре они подошли к квартире, в которой оба достаточно долго не были: один мечтал о прощении, словно о благословении небожителя, а второй хотел небрежно бросить «прости» и без зазрения совести перейти к свежим обсуждениям всего подряд, которых, к слову, не было уже три дня! Ци Жун посмотрел на Хуа Чэна, чуть отходя и хмыкая. — Я стучусь, ты говоришь. Брюнет же посмотрел на него и фыркнул, чуть хмурясь. О таком парни сто процентов не договаривались, несмотря на то, что скульптор, к слову, провинился сильнее. Но он уже купил достаточно дорогие для обычного студента подарки, что ещё нужно? — Эй, почему? Давай ты говори. Фыркнул он и отвёл взгляд, не стремясь ничего говорить. Если постараются и продолжат, то поспорят прямо здесь, под дверьми человека, перед которым хотели извиниться. Неужели снова придётся разнимать? Тогда бы история ещё долго повторялась. — С чего бы! Это ты проебался, а я.провинился! Воскликнул он, а Хуа Чэн сразу закрыл ему рот указательным пальцем: это было так громко, что даже Се Лянь, который сидел за вечными скучными учебниками, вполне мог услышать и оторваться от своего важного дела: единственным на факультете делать задания. Ци Жуну лучше сразу намордник и поводок, чтобы не кусал и не гавкал. Брюнет зыркнул ему в глаза, а после выдохнул и отпустил. Ци Жун, решаясь воспользоваться моментом, постучался в дверь отчётливо и громко и придвинул Хуа Чэна ко входу, пока оба слышали шаги Се Ляня. Скульптор огляделся и понял, что бежать некуда. Вот и всё. Так и кончится его недолгая жизнь. Когда он только очнулся от поглощающих переживаний и тревоги, которые сидели в нём эти несколько дней, а сейчас вырвались наружу, словно из узкого загона, Се Лянь открыл дверь. Он сразу убрал улыбку и хмыкнул, осматривая Хуа Чэна, сам будучи в тëплом свитере, — отопление в комнатах ещё не включили, хотя уже выпал снег, — домашних штанах и с пучком каштановых волос на голове. Ци Жун сразу спрятался брюнету за спину, и вполне удачно, так как тот был заметно выше: если его за это подкалывают, то можно попробовать хоть раз этим удачно воспользоваться. Скульптор чуть растерялся, так как забыл подготовить хоть какую-то речь, но через пару секунд посмотрел в его блестящие глаза и протянул скромный подарок. — Это от меня тебе. Прости, пожалуйста. Я правда не хотел, чтобы всё так вышло. Художник вздохнул и забрал букет вместе с подарками, осматривая их и как будто оценивая, а после вновь слабо улыбнулся, кивая и поднимая взгляд. Ему было приятно такое внимание, даже если запоздавшее на несколько дней. Лучше поздно, чем никогда. Учитывая то, что конкретно от Хуа Чэна он был готов ждать сколько угодно. Если бы тот затянул это на большее время, он, наверное, сам бы соскучился и пошёл всё обговорить. Всё же, всё это время тот чувствовал странное ощущение лёгкой тоски, которое давно успел позабыть. Оно тянуло сердце и одновременно заставляло его биться чаще, убивало и оживляло. Необычно ощущать себя котом Шрëдингера. А ещё необычнее ему было теряться в этих чувствах. Се Лянь всегда был рационален и хорошо делил между собой эмоции, но теперь всё пошло не так. С Ши Цинсюанем, который в это время он внимательно наблюдал за сценой из комнаты и подслушивал, пытаясь себя не выдать, он чувствовал всё тоже самое. Если это влюблённость, не может же он любить двух человек сразу? Но пока только такое и приходило в голову. Ему нужно больше времени. Но пока он может только улыбнуться привлекательному парню напротив него, стараясь не слишком задерживать взгляд. — Спасибо большое. — Эй, там от меня тоже есть! Три розы. Воскликнул Ци Жун из-за широкой спины, чуть хмурясь, как будто он купил целую многомиллиардную компанию. Се Лянь на это лишь усмехнулся и кивнул. — Я заметил, спасибо. Думаю, теперь мы помирились. Ци Жун довольно улыбнулся, вкушая это прощение, как сладкий плод, хотя даже не переживал и не бегал за ним лишний раз, а художник посмотрел на скульптора, прижимая к себе подарки. — Что насчёт того, чтобы на днях устроить уже.нормальное свидание? Сходим куда-нибудь, может? Хуа Чэн сразу же кивнул, соглашаясь и смотря на него также нежно и внимательно. Брюнет с самого начала об этом мечтал, просто первый блин не то, что комом вышел: он задымился и включилась пожарная сигнализация. Теперь всё будет по-другому, ведь теперь он прощён. — Конечно. Я зайду за тобой в субботу вечером, прогуляемся в парке. Я плачу. — Ох, не стоит. У меня есть деньги и мне несложно… — Всё в порядке. Я только рад сделать что-то приятное для кого-то столь прекрасного. Се Лянь только сильнее расплылся в тёплой улыбке: такие приятные слова заметно его смущали и радовали до глубины души. Брюнет был ему невероятно приятен и интересен, поэтому он был рад любой их встрече. Се Лянь рвался и хотел что-то сказать, а может, даже похвалить в ответ. — Знаешь, ты тоже. Однако на полуслове его прервали. Ци Жун, который в это время стоял за спиной, фыркнул и закатил глаза со специально наигранным тяжёлым вздохом, всем видом своим показывая, как ему противно. Ожидаемо. — Бе, какой ужас! У меня щас сахарный диабет будет. Хватит сюсюкаться, а то умру прямо на месте, сами потом труп убирать будете! Хуа Чэн от этого усмехнулся и отстранился, смотря на него кратко, пока Се Лянь с жирным намёком зыркнул хмуро через плечо, не зная, смеяться или плакать. Второй романтичный момент и их второй раз прервали! Ну ничего, у них ещё будет своё собственное свидание наедине, где они наконец насладятся друг другом в полной мере. Даже если Хуа Чэн как-то странно часто отвлекается на его брата, оно же никак не влияет, верно?

***

На следующий день вечером Се Ляня не было в своей квартире. Он гостевал уже пару часов у Ци Жуна, неспеша вкусывая душистый любимый зелёный чай. Ци Жун долгое время сидел с ним, обсуждая всё и всех подряд, — «знаешь, что я сказал?», «а что ответил?», «а ты слышал, что..?», — а после куда-то заторопился по делам. Се Лянь не понимал, к чему подобная спешка, ведь подработки у брата не было, пары давно закончились ещё днём, а в такое время он обычно выходил только за продуктами или во «Вкусно и точка» купить себе еды на ночь. На все вопросы парень лишь отмахивался, одеваясь в джинсы, белую рубашку и кеды. Но через время, когда художник вышел в коридор с чашкой чая в обеих руках и вновь начал расспрашивать, куда он и зачем, натурщик всё же оторвался и таки снизошëл, чтобы ответить. — Да я ненадолго погулять с Хуа Чэном выйду. Он позвал, просто посидим где-то. И после продолжил собираться. Се Лянь прижался спиной к холодной стене и сжал чашку в руке настолько, что он сам засомневался, выдержит ли она напора. Все давно знали, что Се Лянь не стеснялся в выражении эмоций: если хотел смеяться — смеялся, хотелось плакать — плакал, а когда чувства сугубо негативные, оставалось лишь надеяться на спасение. Се Лянь знал, что то, что он ощущал, именно этот комок чувств, довольно непонятных и застревающих в горле, точно не нёс что-то положительное. Он связал, что может вообще ощутить при такой фразе, но вывод не порадовал: художник может ревновать. Глупо. Хочется вырвать себе все клоки волос от этого, хотя бесполезно. Зачем вообще ревновать своего собственного брата к кому-то, даже если Ци Жун не был родным толком? Потому что сейчас тот собирался не пить пиво на лавочке с каким-то левым бомжом, а впервые в жизни серьёзно собирался сходить на вечернюю прогулку с тем, к кому он начал проявлять чувства. Неужели не нашлось никого более подходящего для Ци Жуна? Это обязательно должен был быть Хуа Чэн, высокий брюнет, красивый и замечательный, притягивающий и отталкивающий. И художнику теперь больше всего хотелось, чтобы он был рядом с ним. Се Лянь довольно хорошо знал, что счастье не даётся легко, но в этот раз придётся соревноваться с собственным братом. Се Лянь долго молчал, осматривая Ци Жуна и с выдохом подметил про себя, что он не выглядел плохо впервые за долгое время, даже под стать Хуа Чэну. А жалко. Похоже, его брат нашёл кого-то, ради кого мог бы стараться. Художник, естественно, рад за него, однако лучше это был бы кто-то другой. — Хорошо, удачи вам. Пробормотал он и отвёл взгляд, не желая пока что больше смотреть на его брата, такого довольного и предвкушающего. Ему не нужно было показывать свою ревность, что поедала его медленно и верно, начиная с сердца. Се Лянь не должен был такое чувствовать. Это Ци Жун должен. И Ци Жун, вероятнее всего, тоже. В отличие от брата, он ещё не до конца выявил, что это именно, но ощущал тоже самое, да ещё и сильнее. Только поэтому и прервал в тот раз их милое щебетание, потому что не хотел видеть, а не потому что просто был сволочью. Только если чуть-чуть. Получается, Хуа Чэн отчаянно пытался усидеть на двух стульях, пока сам выбирал, не отмевая ни один из вариантов. И напряжение будет только расти, пока он не выберет окончательно. — Как думаешь, мне идёт? Через время спросил тот со слабой улыбкой, поворачиваясь и показывая себя с ухмылкой, обнажая клыки. На нём сверху была кожаная чёрная куртка, которую раньше Се Лянь не видел. Он всё же взглянул и осмотрел, искренне недоумевая. — Это новая? Своровал куртку или деньги на неё? Усмехнулся парень, пока Ци Жун фыркнул, скрещивая руки на груди. Он купил бы обязательно такую же, если бы имел хоть одну лишнюю монету. У него были схожие вкусы в стиле вместе с новым другом, поэтому он бы не отказался, даже мог начать копить. Если бы умел. — Это куртка Хуа. Он мне отдал недавно, когда дождь начался, а я забыл отдать. А Се Лянь от такой новости только сильнее чуть нахмурился. Абсурдная, конечно, ситуация, но он правда не мог уйти от этого. Самочувствие в сотню раз хуже, чем при тошноте, а слова как будто сами рвутся изо рта, как из клетки. Художник их крепко стоит и держит их в заточении. Пока что. Ци Жун всё же заметил эту перемену настроения и хмыкнул. — Да ладно, это ничего такого! Вы же пока ещё не встречаетесь. — Пока нет. Но ты сам понимаешь, что у меня к нему глубокая симпатия как минимум. Выдохнул он, прислоняясь сильнее к ледяной стене из бетона. Братья находили самые различные причины для разлада, от съеденного не тем человеком йогурта до предательства, но за парня они ещё не дрались ни разу. Учитывая, что они оба не девушки, это огромная удача как раз в стиле Се Ляня. Ци Жун лишь хмыкнул, пожимая плечами и быстро обулся. — Я заметил. Но пока он ещё свободен, я буду хватать шанс. Тихо и ядовито посмеялся он, после поднимая взгляд на нахмуренного родственника. Присутствовало в его характере с самого начала: никаких моральных принципов, просто хочется побольше отхватить себе, даже того, что ему не принадлежало изначально. И, как показывала практика, чаще всего тот забирал, нагло и довольно. — Знаешь, как в тех тиктоках. «В тебя влюбились два брата, кого выберешь?». Пусть тогда выберет, если мужиком себя считает. Спокойно проговорил тот. Оба будут делать всё возможное, чтобы стать тем самым, даже если для этого придётся прибегнуть далеко не к самым лучшим методам. Особенно Ци Жуну. Се Лянь собирался просто быть собой, для масштабного сражения без слов слишком честен и справедлив. — Ну, возможно. Просто он такой..милый и всё для меня делает. Мне нравится его жертвенность и благосклонность. И Се Лянь слабо улыбнулся, когда вспомнил брюнета и всё, что тот для него делал. А чувства к другому своему другу лучше подавить, иначе они все попросту запутаются. Ци Жун неподдельно удивился и хмыкнул, взяв ключи с пыльного комода. Давно он не проводил тут хорошей уборки, да и пока не собирался. — Разве? Вообще за ним такого не заметил. Он вообще не жертвенный, просто неудавшийся романтик. Зато забавный и подкалывающий всё время. — Со мной он так никогда не делал... Задумчиво протянул Се Лянь, пока Ци Жун быстро собрался, не обращая на это никакого особого внимания: его голова уже вся была до краëв забита мыслями о предстоящей встрече, как ведро заполнено мусором. Он вскоре наконец приготовился, перед этим ещё сто раз побегав по комнате в ботинках, — обязательно всё равно забудет половину вещей, а Се Лянь предвкушал объëм предстоящей работы и был готов плакать без всякого смеха, — а после наконец выбежал, крича вслед. — Увидимся! Не обижайся, если заберу твоего идиота! А после дверь с грохотом закрылась, пока художник остался один на один. Еле как честно сдерживался, чтобы не кинуть в стену все подушки по очереди или задушить какую-нибудь несчастную вещь в доме. Похоже, они видели и любили разного Хуа Чэна. И никто из них пока не знает, кого он сам полюбит сильнее.