Моя противная муза

Пока Хуа Чэн смотрел один в тёмные вечера глупые турецкие сериалы без особого смысла, Се Лянь не любил подобным заниматься. Он отдавал предпочтение чему-то более занудному и неинтересному, как чтение книг, рисование или вязание крючком. Даже в свободное время. Многие его не понимали, почему тот отдаёт предпочтение этим вещам вместо нормального отдыха. В этом они сильно различались. Они вообще во многом отличались: Хуа Чэн проводил свою молодость на постоянных тусовках, которые непонятно кто организовывал и нередко не ограничивал себя в алкоголе на этих же самых мероприятиях, которые художник находил странными и попросту неподходящими для него. Пока скульптор всё время болтал и гулял то с одним, то с другим другом, Се Лянь мог своих настоящих пересчитать по пальцам одной руки. Он не смел доверять просто так. Был стабилен и обычно был рядом с Цинсюанем, а особо больше ему и не надо было: шумный парень просто вытеснял надобность всех остальных. И кучу всего другого. Они, как параллельные прямые, должны были каждый идти своим путём и никогда не сталкиваться, не пересекаться ни в одной точке. Просто следовать жизни, изредка махать друг другу в коридоре и не вспоминать друг друга ни во время, ни после окончания колледжа. Вымести образ друг друга из головы и занять чем-то поважнее. Наверное, так бы и было. В тот день Се Лянь просто прошёл мимо, слабо улыбаясь, а с ним познакомились сами. Парень понимал, как отчаянно пытались его добиться, но почему-то попросту не реагировал, считая одной сплошной глупостью. Мол, у меня ещё дела, нет времени на все эти любовные злоключения. Он только читал про них в книжках с твёрдым переплëтом, когда находилось свободное время в школе. Как люди случайно сталкивались, будучи двумя независимыми, а потом не могли друг без друга, сливаясь в одно. Раздумывая сейчас, это, наверное, именно такой же случай. Мог бы быть. Если бы он хоть что-то ответил с самого начала. Если бы не пускал всё на самотёк. Это глупо: он никогда не пускал и решал всё быстро, не оставляя недосказанностей и..недопонянностей? Существует такое слово? В любом случае, такое поведение было абсолютно не в его стиле. Но почему-то именно в этот раз Се Лянь решил по-иному. И вот, он на вечерней январьской прогулке. Недавно прошёл Новый год, который он встретил без Хуа Чэна, ведь тот снова откисал в кругу неизвестных людей. А вскоре после, когда похмелье, кажется, уже у всех нормально спало через пару дней, — всё же, он никогда не пил и не имел понятия, как вообще это работает, — пригласил брюнета. Сам. Это можно считать чем-то особенным, даже если уже достаточно поздновато: просто к примеру, если бы они были в книжке, то стоило пригласить ещё в третьей главе, а он сделал это, мягко говоря, на сто тридцатой, заставляя всех возмущённых читателей ждать слишком долго. Ещё и как! Опозорился на славу. Любой бы после этого кинул бездарную бедную книжку в стену. Мда, тот, кто прописал это — наверняка редкостный идиот! Было бы хорошо спихнуть всё на какую-то третью загадочную личность, которая всем этим цирком руководила, но, к сожалению, Се Лянь сам отвечал за каждое своё действие. За неловкую улыбку, за ужасный потрёпанный вид в тот момент, — после пяти пар подряд как не свихнуться, — за чуть дрожащие ноги и предложение свидания на крыше общежития. Он крайне не любил такие риски с самого начала. Се Лянь больше предпочитал мирные романтические встречи за одним круглым столом в окружении свечей, пахнущих корицей и розой в солидном ресторане, однако никак не рискованные, в местах, куда можно попасть только через тайную шаткую лестницу. Но Хуа Чэн любил так. Наверное. В принципе, ситуация вся сама по себе нелепая. А ещё хуже — подстраиваться под случайного парня, в которого ты, возможно, влюбился, хотя сам ещё мечешься в сомнениях, как ребёнок в детском саду. Однако ещё были надежды на что-то, на какое-то продолжение, даже если всё давно стало ясно. И вот, они только вдвоём. Сейчас они только на самом верхнем этаже, где всего несколько комнат и почти пусто. На этаже не горит свет, и Се Лянь осматривался, пока Хуа Чэн ловко уже забрался и пытался открыть вход. Парень вздохнул и взглянул на того: не стоило такое дело замышлять. Но некого винить, кроме самого себя. — Эй.. Тихо окликнул он, смотря на брюнета и безучастно наблюдая, как он копошился в попытках открыть проход наверх. — Может, не стоит? Там опасно, холодно и... Но Хуа Чэн только отмахнулся, прерывая его на полуслове. Эти душные просьбы были ему совсем неинтересны. Ци Жун бы точно не отказался от столь необычного места, тем более когда сам предложил его ранее. — Всё будет хорошо. Не переживай ты так. Усмехнулся он и продолжил что-то там шевелить, даже используя булавку, которую он носил в кармане брюк только на подобные случаи или во время работы со скульптурами. Вскоре небольшие дверцы поддались, и Хуа Чэн без слов взял за руку Се Ляня, утягивая наверх, даже если тот будто немного сопротивлялся. Но холодная рука была слишком приятна для ощущений, чтобы её отпускать. Поэтому он аккуратно взобрался наверх по ступенькам, через несколько секунд уже чувствуя сильное дуновение ветра и жмурясь. Хуа Чэн не ожидал этого, но только тихо посмеялся и, когда всё улеглось, закрыл дверцы, надеясь, что ветер пока их более не потревожит. Се Лянь осмотрелся. Вокруг стояла тишина, которая совсем не вязалась с шумом деревьев минуту назад, а вдали были видны маленькие светлые огоньки мегаполиса. Он никогда не был так высоко, только по вечерам выглядывал из окна с третьего этажа, чтобы проветрить комнату, поэтому наслаждался. Они оделись достаточно тепло, поэтому было почти не холодно, если полностью игнорировать лёгкое покалывание в области ног — не спасали даже шерстяные носки с котами. Он выдохнул, наблюдая за паром, выходящим изо рта и укутался посильнее в свои самые тёплые вещи, пока Хуа Чэн встал рядом, почти не смотря вдаль. Тот уже был здесь. Он сюда часто сбегал с друзьями посидеть, поиграть на расстроенной гитаре и повыть кто как может любимые песни трёхсотлетней давности, которые уже знал наизусть каждый уважающий себя человек. Скульптор почти каждый день бывал снаружи даже в дни самых трескучих морозов, когда никуда не надо было, просто неожиданно захотелось хлеба с чесноком или чего-то в этом роде, поэтому давно не мëрз. На нём были только красная водолазка и лёгкая чёрная куртка сверху, пока Се Лянь стоял рядом в двух слоях светлой одежды. Он взглянул карими большими глазами на брюнета, проводя взглядом по его спокойному лицу с тонкими чертами лица и увидел лишь слабую улыбку, как и всегда, сам не сдерживая такой же, только ещё более искренней. Кажется, даже в моменты опасности он не станет менее уверен в себе. — Да..хорошо тут. — Только нас увидеть могут. Подметил парень, хмыкая и отводя взгляд, пока Хуа Чэн только достал из кармана любимой тёмной куртки зажигалку на одном волоске от смерти и чуть смятую пачку сигарет. Он зажёг сигарету, которая осталась практически последней среди выживших и закурил, не предлагая художнику: он самый известный ЗОЖник за всю историю университета. Се Лянь только кивнул, мол, хорошо меня знаешь и обнял себя. Все всегда его уговаривали и говорили: «ну ничего, увидишь Прокофьеву — мигом закуришь», однако загадочная злая Прокофьева так и не начала ничего у них вести, поэтому он остался верен принципам. Сигареты даже не пробовал, алкоголь отпил на праздник и не понравился горький вкус, а без спорта свою жизнь студент уже не представлял. Он, конечно, не так сильно увлекался, как участники баскетбольной команды, что отстаивали честь школы, которые вечно выезжали на соревнования и пропускали пары, — они бы и так это делали, просто теперь по уважительной причине, — но всё же не забивал и находил в своём жёстком графике время и на это. А ещё он каким-то чудом успевал ходить на учёбу, творить и заниматься своими хобби, так ещё и спать по семь часов. Удивительно. Однако нельзя было сейчас отвлекаться на такие мелочи, которые всегда попусту занимали голову. Он организовал как раз всё это именно потому, что нужно было обговорить кратко кое-что очень важное и дать прояснить вещь о себе, хотя бордовые глаза тоже хотелось увидеть. Поэтому он посмотрел себе на ноги и тихо начал. — Знаешь, в последнее время всё так сложно... — Это правда. Согласился сразу брюнет, усмехаясь и выдыхая дым, подходя к краю. Се Лянь же остался на расстоянии, так как знал, что ничего принципиально нового не увидел бы, да и свалится вдруг совсем не хотелось. Он и так сегодня слишком много рисковал, раз стоял тут. Художник поднял взгляд на скульптора и подметил, как длинные угольные волосы чуть развевались на ветру, а остальные пряди стекали по стене будто струйками воды. Их всегда хотелось потрогать, понять, какие они и пахнут ли также вишней, как весь остальной парень, но не осмеливался. Только если они начнут встречаться, что маловероятно. Если начнут, Се Лянь полюбит этот фрукт, начнёт часто покупать за дорогую завышенную цену, особенно зимой и будет считать самой вкусной едой на свете. Если нет — возненавидит. Но к самому Хуа Чэну он так относиться не будет. К нему можно было относиться по-разному, но точно не ненавидеть. — Всё в мире слишком сложно. Выдохнул Хуа Чэн, пока Се Лянь лишь кивнул. Оба парня на своей шкуре прекрасно прочувствовали, как судьба может быть жестока, и неважно, готов ты к этому или нет. Нужно уметь просто смириться, хоть и со временем отпуская. И сейчас они понимали, что нужно либо сделать шаг вперёд, либо назад. На месте стоять больше нельзя. — Да. Слушай, я прекрасно знаю, как ты относишься к моему брату. Брюнет взглянул на него скептично, будто не понимая и в очередной раз выпустил не большой клубок дыма, позволяя ему улететь в сторону города. Хуа Чэн догадывался, к чему он клонил, но решил пока помолчать, внимательно прислушиваясь. — Я вижу, как ты смотришь на него. Скульптор посмотрел вдаль на ночной город, вспоминая. И правда: хоть он и не слишком зацикливался на подобной мелочи, но всё же заметил за собой, как внимательно сосредотачивал взгляд, когда мимо проходил Ци Жун. Даже если он не замечал брюнета или подходил к нему, чтобы спросить номер кабинета, где должен был выступать натурщиком. Вообще, его легко не заметить в толпе. Толпе таких же уставших ещё не взрослых, но людей с немаленьким возрастом, которые спешили каждый к себе и старались не сталкиваться, чтобы не навлечь ещё больше беды, коих хватало. Всё работало слаженно, как единый организм, поэтому Ци Жун был просто одним из мешкающих муравьёв в большом муравейнике. Он даже был похож внешне на людей помладше из-за своего, мягко говоря, неформального стиля одежды. Но Хуа Чэн не мог выпустить его из виду. Кого угодно, но не это вечно ворчащее, бормочащее себе недовольно что-то под нос с кипой бумагой в руках существо. — Я вижу, как ты разговариваешь с ним. Так как брюнету ещё окончательно не отшибло память, он и это помнил. Те общались довольно часто, по поводу и без, поэтому у многих сложилось мнение, что они очень хорошие друзья, хотя чаще всего всё заканчивалось перепалкой из-за не слишком совместимых сложных характеров. Впрочем, когда это вообще мешало? Поэтому Хуа Чэн специально, будто упрямо продолжал подходить к нему. Всегда с довольной ухмылкой, хотя в жизни было не так уж и много весёлого и всегда находящий тему для пустого разговора, в который Ци Жун снова и снова втягивался, пока сам не прекращал первым. Это было даже чем-то похоже на гипноз. Парень сложный, но интересный и красивый, поэтому ему мало что дали шанс нормальное такое количество девушек, так ещё и два брата: Се «я не собираюсь целоваться как минимум до свадьбы» Лянь и Ци «больше всего в людях я ценю ебанутость примерно моего уровня» Жун. — И, в конце концов, я прекрасно знаю, что вчера ты ходил к нему и дарил розы. И это он чудесно помнил, ведь события вчерашние, особенно приятные, так легко не сотрëшь, хоть и сейчас даже стало немного стыдно, будто его ругают за детский роман. Но ведь они оба взрослые, которые всё понимают, которым не хватает ещё немного, чтобы наконец разобраться во всём дерьме. Хотя совершил он этот поступок спонтанно и правда как влюблённый подросток. Поздно вечером, почти в полночь, неожиданно припëрся к давно знакомой двери квартиры, — её можно было назвать так с натяжкой, — да не просто так, поговорить или позлить, а с букетом роз, оттенка такого же, какого его собственные глаза. Ци Жун поймал себя на мысли, что этого цвета в его жизни много, но он и не сильно-то против. Натурщик долго стоял на пороге, оглядывая их, а после с выдохом забрал их, вдыхая аромат. Он практически неслышно пробормотал что-то вроде благодарства за цветы и закрыл вскоре дверь. Подарки тот не выпрашивал и не получал даже в праздники, однако за нескромным подарком начал ухаживать довольно тщательно, меняя воду в вазе и даже находя эту самую вазу. Се Лянь, приходя в очередной раз к своему брату, не мог в крошечных размеров комнате не увидеть букет в количестве пятнадцати штук и сразу осмотрел его, расспрашивая брата и рассказывая про наученный Цинсюанем язык цветов. Хуа Чэн мог и не подозревать о нём при покупке, однако цветы, обозначающие яркую страсть, без причины не дарят. — Поэтому..решай так, как тебе велит сердце. Как бы заезженно и клишированно это не звучало. Ты не обязан меня любить. Хуа Чэн в ответ на это кивнул и выбросил окурок вниз, перед этим потушив его. Теперь он был достаточно задумчив, хотя в душе скульптор давно выбрал возлюбленного. Надо лишь прислушаться. — И ты. Кажется, Цинсюань любит тебя. Пожал плечами он, усмехаясь и поворачиваясь. Се Лянь отреагировал далеко не сразу, как будто его сильно ударило током: вздрогнул и замер. Он посмотрел изумлённо, не веря своим ушам, хотя почему-то теперь этого даже хотелось. Если он запутался в паутине, то именно в этот момент паук проглотил его безвозвратно. Ши Цинсюань был самым близким его другом, всегда помогал, поддерживал и был рядом в самые сложные моменты, когда Се Лянь чувствовал, что ещё минута — и он либо опозорится на весь мир, либо опозорится и умрëт. И он в такие редкие, тревожные моменты ужасно много переживал, пил таблетки и считал, что все восемь миллиардов человек теперь будут лишь скептично смотреть, отрекаясь от него. Все эти беспокойства мог заглушить только Ши Цинсюань с всегда трезвой и мыслящей верно головой, успокаивая и заверяя, что никто не поменяет к нему отношения из-за одного плохого поступка. И это помогало. С ним Се Лянь уже долгие годы ощущал себя спокойно, тепло и просто хорошо. Может, быть им любимым — не так уж и плохо? — Правда? — Не знаю, может быть. Идём? Только снял с себя и своих слов ответственность Хуа Чэн, как и всегда. Парень на это смог только неуверенно кивнуть и выйти с ним с крыши, облегчëнно выдыхая, когда опасность всë же миновала. Он боялся, даже если было не так уж высоко, да и всё было ограждено. И, раз так, нельзя больше ждать. Распрощавшись и готовясь ко сну в своей комнате, он продумывал до каждой детали, как через неделю признается ему в любви. Впрочем, будь что будет. Госпожа Судьба при неправильном выборе сама обязательно укажет ему путь.