When you believe

      Снег громко хрустит под ногами. Се Лянь идёт по протоптанной тропинке, ведущей к реке. Запрет «со двора ни ногой» давно уже снят, но Се Лянь и сам долгое время опасался воды, которая дважды чуть не лишила его жизни. Сегодня же он намерен перебраться на тот берег. Тайком от матери выведав, что сумел, о Хун Хун-эре от старожилов, Се Ляню нетрудно было сложить одно с другим.       И если ты — это правда ты, и если ты до сих пор жив — я найду тебя.       Се Лянь смело идёт по мосткам, но на том берегу моментально падает в сугроб. Смеётся, поднимается и отряхивает себя. Конечно, в отличие от его берега, здесь нет ни одной проторенной тропки. Никем не тронутые снежные сугробы. Величественные и одинокие. Но Се Лянь настроен решительно.       Хруст веток.       Тень за деревьями.       Се Лянь замирает и приглядывается. А затем, стараясь придать голосу уверенность, громко восклицает: — Хун Хун-эр!       Движение за деревьями прекращается. Человек в лохмотьях, — теперь-то Се Лянь уверен, что он человек, — будто сливается с серыми стволами. Се Лянь тонет в снегу, но всё равно поднимается по крутому склону. Когда до их встречи остаётся не больше пары метров, повторяет уже тише: — Хун Хун-эр.       Вновь треск веток и снежный скрип. Перед ним предстаёт его спаситель из детства: — Шёл бы ты отсюда, — враждебно хрипит осипший и всё же молодой голос, — а не то… — А не то — что? — Се Лянь часто моргает своими почти оленьими глазищами. — А не то… я тебя съем!       Се Лянь ожидал какого угодно ответа, но только не этого. Он звонко хохочет, даря этому холодному лесу нежные переливы колокольчика. — Нет, не съешь. Хотел бы съесть — ещё маленьким меня проглотил.       В ответ усмехаются, но всё равно стараются держаться свирепо: — Неужто совсем меня не боишься? — А чего тебя бояться?       Се Лянь замечает, что мужчина нет-нет да и прикроет лицо рукой. Вернее, ту его часть, что видна за тряпками. Одно плечо по-прежнему ниже другого из-за горба, да и опорой Хун Хун-эру служит здоровая нога.       Хотя… вряд ли он даже наполовину здоров. После стольких лет в лесу, в одиночестве… Как он вообще выжил?.. — Это ведь ты, верно? — Кто? — Хун Хун-эр. То есть так тебя в детстве называли. А сейчас как я могу тебя называть? — Никак! — рявкают в ответ, — убирайся отсюда! — Зачем же так грубо? Я пришёл с добром. — Видел я ваше добро… на всю жизнь хватило.       От его слов у Се Ляня в сердце словно кто-то начинает ковырять тупым концом иглы. Он понимает, о чём говорит Хун Хун-эр. — Я знаю… когда-то с тобой обошлись очень несправедливо. Но если бы ты только знал, как за тебя переживали те, кто любили тебя. И если бы ты набрался храбрости и вернулся… — Вернулся?! — злорадствующий хохот поражает округу, тяжёлым эхом отдаваясь вдали. — Те, кто меня любили? А были ли такие? — Хун Хун-эр выходит из-за деревьев и грозно, пускай и прихрамывая, наступает на Се Ляня, попутно разматывая лицо, — смотри! Смотри и не смей отводить взгляда, раз не боишься меня! Или что? Уже, быть может, испугаться успел?       Се Лянь ахает, но не от страха. Правый глаз Хун Хун-эра — будто алый агат. Свободное от тряпья лицо — очень красивое, с четкими благородными чертами. Его бы всего отмыть от многолетний грязи, причесать, одеть в чистые новые одежды — и вид был бы совершенно другой. А что до горба и хромоты… Се Ляню приходит в голову новая смелая идея: — Не подумай, что хвастаюсь, но в деревне говорят, что у меня дар… исцелять одним прикосновением. Можно я… — Се Лянь, спотыкаясь, сам сокращает между ними расстояние до вытянутой руки, — можно мне прикоснуться к тебе?       Хун Хун-эр в страхе отшатывается от него и вновь обматывает себя тряпками: — Ещё чего… ишь, выдумал.       Се Лянь, конечно, не может этого помнить, но в свое самое первое спасение он уже слышал подобное от этого человека. — Хорошо. Я не буду настаивать. Я всего лишь хотел помочь… попробовать. — Уходи. Уходи и больше никогда не ищи со мной встречи. И не вздумай болтать, что видел меня тут. — Я бы и так никому не сказал. Но… разве тебе не одиноко в лесу? Где ты живёшь? Что ты ешь? — Тебе какое дело?! Сгинь!       Хун Хун-эр, прихрамывая, пробирается по снегу прочь от печального Се Ляня. От обиды последний топает ногой и, поскользнувшись, кубарем летит вниз и падает в ледяную воду. От боли и холода лишившись чувств, он не подозревает о том, кто вновь спасает его и, укрыв своим подобием одежды, на руках относит в тепло.