Клоунада на Лубянке

      Утро началось с грохота на кухне и инфаркта бедной Карины, проснувшейся от этого. По звуку казалось, что кто-то опрокинул кастрюлю с гвоздями, и, на самом деле, это было близко к правде. Только вместо кастрюли с гвоздями была сковорода с двумя вилками.       Быстро оглядевшись вокруг и с сожалением поняв, что это не сон, бедняга упала обратно на постель, предварительно вытащив из-под головы подушку и положив её себе на лицо. Что готовит им новый день? Новые испытания или смертную скуку в древней квартире прошлого века? На кухне опять что-то упало. — Ира, прекрати буянить! — крикнула девушка, убирая с лица подушку и приподнимаясь на локте. — Да, блять, подожди, нахуй, — ответ был очень лаконичным, а главное, понятным и доступным для простого обывателя. — Понятно, — пепельная мобилизовала все свои силы и поднялась с кровати. Одевшись, она, потирая глаза, зашла на кухню, — объясни мне, пожалуйста, дорогой мой человек, — она невольно зевнула, — чем ты тут гремишь с утра пораньше? — Сука, да как на этом готовить… я вообще нихрена не понимаю, как это включается? — Ира смотрела на шайтан-машину, именуемую примусом и отчаянно пыталась понять, как им пользоваться. — Просто берёшь и зажигаешь, — Карине было больно смотреть на эти потуги. — Ага, блин, я боюсь. Эта штука ещё Петра первого застала, взорвётся еще… — Что ты вообще пытаешься сделать? — Завтрак. — О, господи, просто сделай бутеры, что ты корчишь из себя правильную? — Карина закатила глаза. — Я не могу ничего делать без чая! Мне нужно топливо, понимаешь? — Ира, наконец, разобралась, как работает это чудо человеческой мысли и поставила чайник, — Не дыши на него… не смотри даже… — Ты чайник хоть помыла? — Дважды. Ты что будешь? Тебе бутеры делать? — Я не завтракаю. Кофе, если есть. — Бешеная… — Ира вновь полезла проверять ящики, — ну, тут есть какой-то кофе, но я крайне не уверена в том, что ты выживешь после него… — Это ещё почему? — Удивлённо спросила Карина. — Ну… типа… он старше нас… во всех смыслах…       Секунды три помолчав, перерабатывая информацию и анализируя возможные риски и степени отравления таким напитком, пепельная кивнула. — Чай. Чай нормальный? — Чай нормальный, вчера принёс чел. — Тогда чай.       Наскоро позавтракав, девушки решили сразу же помыть немногочисленную посуду, чтобы не оставлять всё на потом. Ближе к полудню в дверь раздался требовательный стук. — Взрослых нет дома! — Крикнула Ира. — Ира, нам по двадцать, — Карина отвлеклась от древних писем Феликса, чтобы посмотреть на подругу. — Ты кого-то ждёшь? — Нет. — И я нет, вопрос закрыт.       Но в дверь постучали ещё раз и Карина поднялась с дивана, чтобы открыть дверь. — Видимо, в нашем возрасте такие отмазки уже не канают.       Пепельная открыла дверь и в квартиру вошли два солдата и встали по бокам от двери. Третьим зашёл мужчина, который, видимо, был главным. — Собирайтесь, — сказал он достаточно спокойно, но жёстко. — Куда? — Карина скрестила руки на груди. — Начальство вызывает. Феликс Эдмундович, — уточнил он, видя, что ситуацию нужно разъяснять. — Цель? — не унималась девушка, спрашивая, как по регламенту. — На месте скажут. — Ц… Ира, собирайся! — она вернулась в комнату, чтобы подготовиться, — нас ждут приключения.       Ира закатила глаза. — И побыстрей постарайтесь.       Солдат тут же пожалел о сказанном, потому что в ту секунду на него развернулись две максимально осуждающие и испепеляющие пары глаз, очень красноречиво говорящих о том, что будут собираться столько, сколько нужно.       Справедливости ради, девушки были готовы достаточно скоро, к великому удовольствию солдат. Карина, как обычно, подвесила на бедро кобуру с кинжалом, а Ира, непонятно для чего, закинула на плечо гитару. — Вы инструмент, может, оставите? — спросил главный. — Это часть моей личности, — спокойно ответила Ира, намекая, что дальнейшие вразумления бесполезны.       Возле подъезда уже ждала машина с водителем. Девушек усадили туда. С одной стороны — со всеми удобствами, а с другой — выглядит, как конвой. — Ого, личный кортеж, — хмыкнула Карина, усаживаясь, — и что, куда нас везут? На войну, на мясо, на плотские утехи? — узнаете, — отрезал солдат, усаживаясь с ними и приказав водителю трогаться.       Ехали молча. Карина пресекала всяческие попытки подруги рассказать анекдот и затыкала ей рот рукой, чтобы она, не дай бог, не сказала «мы», проезжая мимо дохлых голубей или бродячих собак.       До Лубянки добрались без происшествий, так же, без происшествий их завели в кабинет Дзержинского, где уже было страшно накурено и Ира из последних сил держалась, чтобы не симулировать приступ астмы. — Мы со Львом Давидовичем посоветовались, — начал поляк, кивнув на Троцкого, который стоял, оперевшись плечом на стену у окна, — и решили, что вы правда можете быть полезными. — Правильно решили, — пепельная кивнула, — что нужно будет делать? — Ничего сложного. Пройти в одно помещение и позаимствовать некоторые бумаги. — То есть, устроить диверсию? — у Карины загорелись глаза в предвкушении серьёзного дела. — Что-то в этом роде, — Дзержинский кивнул. — Отказываюсь, — вдруг подала голос Ира и все обернулись на неё, — а если нас спалят? Я как-то не очень хочу закончить свою жизнь вот так. — И чего вы хотите? — Насмешливо спросил Троцкий. — Гарантий. Что нас там не пристрелят и вообще, что мы выйдем оттуда живыми и здоровыми. — Иначе? — Поляк вскинул бровь. — Иначе, я начну петь. — Ира, не надо, — процедила сквозь зубы Карина. — Петь? — Троцкий вовремя замаскировал смешок под кашель. — Лу~уч солнца~а золото~о~ого~ — затянула девушка, ударив по струнам гитары, — ту~уч скрыла~а пелена~а… — Извините её, — сказала, вздохнув, пепельная, игнорируя пение, — она обычно нормальная, просто переживает… — НОЧЬ ПРОЙДЁТ, НАСТУПИТ У~УТ-. — Ладно, ладно, мы поняли! — повысив голос, сказал Дзержинский, когда девушка начала петь во весь голос, — выдадим вам оружие, только не шумите.       Оба комиссара мельком посмотрели на дверь. Им не очень хотелось объяснять остальным, что тут делают девушки из другого времени. Ира удовлетворённо улыбнулась и повесила гитару обратно на плечо. — Распоряжусь, чтобы им дали по пистолету, — спокойно сказал Троцкий, и собрался было выйти из кабинета, но дверь распахнулась и в него едва не врезался молодой солдат, тут же отдавший честь. — Резрешите доложить, товарищ Троцкий.       Ира и Карина отошли подальше, чтобы не бросаться в глаза. — Разрешаю, — ответил еврей. — Там… товарищ Есенин, опять…       Судя по тому, как Троцкий закатил глаза, не было в этих словах для него ничего хорошего. — сейчас я приду, свободен.       Ушёл сначала молодой солдат, а потом и Троцкий, решивший сначала разобраться с оружием для девушек, а потом уже с поэтом. — Есенин? — оживилась Ира. — А можно с ним познакомиться? — Карина посмотрела на Феликса. — Не думаю, что вам доставит удовольствие эта встреча. — И всё же, мы настаиваем. — Ну, раз настаиваете.       И Дзержинский поднялся из-за стола. Ире даже показалось, что она слышала скрип стальных шарниров в его коленях. И тяжёлым шагом железного дровосека он пошёл по коридору, ведя девушек в неизвестность.       Сначала их всё устраивали, они шли, переговариваясь между собой, гадая, что сейчас увидят. Застенчивого пассива из фанфиков или хулигана, дебоширящего в кабаках.       Подозрение закралось в их мысли, когда Феликс начал спускаться куда-то в подвал, но они продолжали идти за ним… ну мало ли, может, у них зал ожидания в цокольном этаже?..       Но в цокольном этаже были двери с решётками и тускловатый свет. Чем-то напоминало бастилию из фильма про трёх мушкетёров, только вместо факелов тусклые лампы. — Ну, знакомьтесь, — Феликс остановился лицом к какой-то решётке и заложил руки за спину.       Девушки подошли поближе. В комнате за решёткой шёл допрос. Местный дознаватель пытался вытрясти какую-то информацию от грязного алкаша с сальнымм патлами и разорванной в драке одежде. — Так… — протянула Карина, намекая, что было бы здорово получить какие-то объяснения. — Что «так»? — спросил Феликс и указал ладонью на алкаша, — Есенин Сергей Александрович, поэт. Знакомьтесь. — Ммм… — понимающе протянули обе девушки, видя, как человек буквально засыпает на стуле и периодически его за грудки встряхивает кто-то из солдат, присутствующих на допросе.