В твоей любви мне суждено погибнуть

Внезапно свалившаяся на плечи Гарри фамилия Певерелл с кучей титулов и непомерным количеством хранилищ, доверху забитых золотом и древними артефактами, в банке Гринготтс стала огромным благом после того, как они оказались в прошлом буквально без кната в кармане. Гоблины сразу изменили своё поведение как с Гарри, так и с Малфоем — они ни в коем случае не перешли на лесть или низкопоклонство, но стали более учтивыми и аккуратными в своих выражениях. Горы галлеонов и знаменитая фамилия творили чудеса с этими магическими существами, однако Гарри, как и Малфой, не слишком обрадовались открывшейся им правде. Если магия дала им совершенно новые имена и род, то вероятность возвращения в своё время резко сходила на нет. И Гарри было страшно осознавать, что он возможно больше никогда не увидит своих друзей. Что громкий смех Рона останется в далёком будущем, что утешающие объятья Гермионы медленно сотрутся из памяти, как и шутки Джорджа, веселье Симуса и Дина, поддержка Невилла, мечтательный взгляд Луны. Никогда он больше не попробует домашнюю еду миссис Уизли и не ощутит тепло Норы. И Джинни… Гарри надеялся, что сможет восстановить с ней отношения. Гарри знал, что она до сих пор любила его и ждала, пока он решится на первый шаг. И первым таким шагом для них должен был стать отремонтированный дом на площади Гриммо. Хотя Гарри и не знал, действительно ли он любил Джинни. Она была великолепной, смелой, веселой. Семья Уизли с огромной радостью приняла их отношения, он мог стать Рону братом, но после войны Гарри боялся, что Джинни не сможет смириться с тем, кем стал Мальчик-Который-Выжил. Его ночные кошмары, тревожность, нервные постукивания, боязнь тесных комнат — все это смущало ее, хотя она никогда не говорила об этом. И Гарри не хотел, чтобы она узнала такую его сторону. В его личной жизни было слишком много посторонних носов. Сейчас же он стоял рука об руку с Малфоем, смотря на небольшой двухэтажный дом на окраине Хогсмида, который станет их пристанищем до тех пор, пока они не вернутся или если они смогут вернуться. Гарри старался отгонять от себя эти мысли, но понимал, что нужно рассматривать все перспективы перед собой, и одна из них была жизнь бок о бок с Малфоем в начале тридцатых годов. Двухэтажный коттедж из темного бруса и каменным фундаментом стоял на небольшом участке с запущенным огородом, и вся территория была огорожена трухлявым забором, который наполовину развалился со временем. Окна были темными и безжизненными, сквозили морозными ветрами, но в целом дом выглядел крепким и гостеприимным. Когда-то этот дом был последним пристанищем Иоланты Певерелл, в замужестве Поттер. — Нам предстоит много работы, — оглядывая дом изнутри, прервал молчание между ними Гарри. Малфой тем временем брезгливо отряхнул толстый слой пыли с подоконника, махая палочкой, чтобы снять верхний слой грязи с почерневшего пола. — И мне понадобится новая палочка, — с сожалением в голосе добавил он. — Тогда нам стоит побыстрее начать, Потти, — усмехнулся ему в лицо Драко. — Уже не Поттер, Чейни. Его бок потом болел еще два часа после жалящего заклятья, но увидеть перекошенное в гневе лицо Малфоя того стоило. Новая палочка Гарри оказывается с такой же сердцевиной, что и первая, но вид молодого Гаррика Олливандера стал сродни удару под дых. Такой молодой, с горящими глазами и истинным желанием помочь — он мало напоминал слабого старика в темнице Малфой-мэнора с трясущимися руками. Перо феникса, дерево бузины, тринадцать дюймов — палочка была одной из самых старых в магазине Олливандеров, и живой отец мистера Олливандера, сморщенный старик, ничуть не удивился выбору палочки. Он заинтересованно высунулся из своей каморки, чтобы лично встретить лорда Певерелла, который лишь пару дней назад оказался в магической Британии. — Она всегда ждала Певерелла, только они могут совладать с магией такой палочки, — мудро прохрипел старик, водянистыми от старости глазами смотря на Гарри. Ядовито-зеленые глаза подчеркивал заметный шрам в виде молнии, не оставляя сомнений в том, что перед ним стоит член семьи Певерелл. — Повелители Даров Смерти, вот чем знаменита ваша семья. — Смерть придет за всеми нами, мистер Олливандер, — хмыкнул себе под нос Гарри. — Человек смертен, и многие боятся этого, но упускают суть, что мы все внезапно смертны. — Верно-верно, мистер Певерелл, — закивал Олливандер и перевел взгляд в сторону затихшего Малфоя. — Ваша невеста, мистер Дампьерр, желает что-либо приобрести? — Гарри отрицательно покачал головой, платя за палочку, и спустя мгновение вышел из магазина рука об руку с Малфоем. Тот выглядел ослепительно — платиновые волосы лоснились на зимнем солнце, щеки покраснели, светлые ресницы слабо дрожали от падающего снега и подчеркивали его серые глаза. Однако самым главным был запах, подавители начинали постепенно терять силу, и Гарри впервые почувствовал запах Малфоя пару дней назад. Тот пах восхитительно, яблоками, корицей и еще чем-то пряным, и запах так легко ложился на язык Гарри, что ему приходилось держать себя в узде, чтобы не начать ластиться к телу Малфоя, как влюбленный щенок. И вишенкой на торте были мантии, которые не так давно он заказал в только что открывшемся ателье мадам Малкин. Темно-бордовая мантия восхитительно подчеркивала изгибы Малфоя, привлекая к себе множество завистливых и возжелающих взглядов, отчего у Гарри чесались зубы. — Малф… — Теперь это не мое имя, — резко остановил его он, сталкиваясь взглядами с зелеными глазами Гарри. — Я знал, что все так будет. Думаешь, я солгал, когда говорил, что мои права чуть лучше чем у домового эльфа? — Он даже не обратился к тебе напрямую, — с грустью в голосе отозвался Гарри. — Пока твоя фамилия связана со мной, я в большей безопасности, чем когда-либо был, — прямо сказал Драко. — Мы не можем целый день стоять на пороге магазина Олливандера, я уже чувствую на своей спине чужие взгляды. Каждое слово Малфоя было пищей для размышлений, и впервые Гарри взглянул на него по-другому. Он все еще был едким и заносчивым хорьком с короной самолюбования, которая подпирала самый высокий потолок, но в тихие моменты Малфой всегда выглядел… Смиренным? Замкнутым? Пожалуй, это были лучшие слова, чтобы описать его поведение. В словах Малфоя было намного больше льда и трезвого рассудка, и Гарри был за это благодарен — не будь с ним Малфоя, кто знает, что с ним бы стало. Он так скучал по Гермионе, ее добрым наставлениям и поддержке, по шуткам Рона. Друзья, которые прошли с ним целую войну, терпели ради него нечеловеческие истязания и испытания, теперь потеряны для него в вихре времени. Поначалу Гарри отрешенным телом шатался из угла в угол Хогсмида, делая вид, что исследует новое место, — каждая вывеска Хогсмида, каждое смутно знакомое лицо отзывались тянущей болью в груди, когда он понимал, что их дети и внуки будут втянуты в жестокую войну на истощение и истребление. Он помнил прогулки по ярким улочкам деревушки, шутки близнецов, укромные и редкие, но дорогие сердцу встречи с Сириусом. Он только стал свободным от пророчества и Волан-де-Морта, выиграл треклятую войну, как его мир снова перевернулся с ног на голову. От горечи и обиды на самого себя, на ситуацию Гарри часто бродяжничал в одиночестве по магловскому Лондону, смотря на старые фабрики, трущобы и гетто, в которых люди изо всех сил пытались выжить. Все то, за что он боролся исчезло у него перед глазами, оставив ни с чем. Он стал наведываться в пабы, выпивал пару пинт, но никогда не нажирался вусмерть и спокойно аппарировал в дом на Верхней улице, который он делил с Малфоем. Гарри набивал желудок чем попало, глядя на дворовую шпану с усталостью и тоской через замыленные окна пабов. Когда-то он сам был любознательным подростком, который грезил о новой спортивной метле и поцелуе с понравившейся девочкой, а теперь его кошмары и боль могла успокоить только кружка пива. Подобные алкогольные вечера скоро так быстро вошли в привычку, что Гарри проводил каждый день в новом месте. Как оказалось, терпение Малфоя было не безгранично, и уже через неделю таких приключений Гарри разбудила струя холодной воды в лицо, от которой он в момент чуть не захлебнулся. Он отплёвывался от жидкости, вытирая рукой мокрые волосы, и поднял расфокусированные глаза, рыча: — Какого хрена ты творишь, Малфой?! — Привожу Избранного в чувство, — вальяжно взмахнул палочкой он, с жалостью смотря, как альфа надевает круглые очки на переносицу. Подумать только, он никогда не думал, что застанет Поттера пьяным телом, лежащим в их гостиной на диване. — Что тебе надо, Малфой?! — кричал на него Гарри. — Что тебе вообще понадобилось от меня? Последние дни ты даже не разговаривал со мной! — Может, не будь ты пьян, как скотина, я бы и заговорил с тобой! — огрызнулся ему в ответ Драко, оскаливая клыки. — Посмотри на себя, Поттер! Ты настолько опустился, что нажираешься каждый день, как проклятый пьяница! Где твоя голова? В какой канаве ты ее оставил? В той, что выблевывал бухло, которое вкачал в себя? — Ты не посмеешь со мной так разговаривать, хорек! Ты должен гнить в Азкабане вместе с отцом, а не стоять передо мной! Из-за тебя мы оказались здесь, Малфой! — рявкнул Гарри, замирая в при виде лица омеги. Его красивые серые глаза ошеломленно распахнулись, губы поджались, дрожа, но он лишь крепче сжал палочку, разворачиваясь, когда Гарри протянул руку ему на встречу, вставая с дивана. — Подожди, Малфой! Я не думаю так… — Меня не волнует, что ты думаешь, шавка! — заорал на него Драко, с ненавистью смотря на Поттера, отчего тот резко застыл на месте. И он-то думал, что Поттер был одним из немногих людей, которые верили в него! Он больше не поверит ни слову великого Избранного — в конце концов, где он, а где знаменитый Гарри Поттер? Ему повезет, если в конце этой истории он останется на работе в Гринготтсе и не окажется в Азкабане. — Думаешь, ты один кого-то потерял? Моя мать осталась на растерзание той толпе, которая обивала пороги нашего дома, — шипит он, отчего сердце Гарри болезненно сжимается, видя оскал на его лице. — Ты не один кого-то оставил за собой, Поттер. И выпивка не поможет тебе с горем утраты. С этими словами он надел свою знаменитую холодную маску и поднял острый нос вверх, уходя из дома, и Гарри тяжело осел на диван, чувствуя головную боль от похмелья. И в тот момент, когда он захотел встать, его спину прострельнула боль от сна на жестком диване. За то время, что Гарри проводил наедине с самим собой, их коттедж в Хогсмиде начинал привлекать внимание жителей Хогсмида. Многие волшебники чрезвычайно любопытные существа, а в такой маленькой магической деревне незнакомцы торчат как гиппогриф посреди улицы. С ними знакомятся местные жители, и единственное узнаваемое лицо среди них — молодой Аберфорт Дамблдор, который не слишком сильно разделяет всеобщий энтузиазм, но все же тепло приветствует новых жителей деревни. Молодая пара с надеждой на будущее — повод для радости в Хогсмиде, особенно когда пара с такой громкой фамилией. Благо студенты Хогвартса наблюдают лишь издалека, перешептываясь между собой и обсусоливая сплетни в лучших традициях магического мира, и не подходят близко — запах Гарри сквозит из каждой щели, и они разумно обходят территорию альфы. Слова Малфоя были, как ушат холодной воды для его рассудка. Чего бы он добился, спиваясь в попытке убежать от проблем? Как бы отреагировали Гермиона и Рон, видя его постоянно пьяным и не способным связать и пары слов? Даже после войны, когда шли похоронные процессии день за днем, Гарри не позволял себе заливать свою боль алкоголем, так почему сейчас он должен давать слабину? Малфой был прав — не только он оставил что-то ценное для себя. Гарри видел, как омега в одиночестве проводил время за чтением книг по магическим артефактам, заканчивая лишь к глубокой ночи. Малфой не меньше Гарри хотел вернуться обратно. Однажды Гарри чуть не запинается от неожиданности на ровном месте, когда возвращается из магазина с продуктами. Пара женщин в возрасте лишь понимающе улыбаются, воркуя, что пройдет еще совсем немного времени, как его дети будут бегать по деревушке и наводить гомон. Дети его и Малфоя. Он спешно уходит, чувствуя, как горят его щеки. В доме Малфой лишь холодно отворачивается от него, приветствуя его ледяным молчанием, и Гарри чувствует укол совести. Как ему извиниться перед Малфоем за свои слова? Тем вечером Гарри долго не мог заснуть и прокручивал в голове этот вопрос снова и снова. Как только они начали жить вместе, он ждал худшего, понимая, что с характером Малфоя придется очень тяжело. Въедливый, саркастичный, до жути красивый — все это был Драко Малфой, который, несмотря на все, остановил его от глушения своих проблем в пинте. Малфой должен был быть редкостной белоручкой, но оказалось, что тот знал огромное количество заклинаний для быта. Сама Молли Уизли гордилась бы готовкой Малфоя, и Гарри с удивлением замечал, как подчистую съедал все, что клали ему на тарелку. Ему повезло, что Малфой не подсыпал яд в еду, которую оставлял на столе для Гарри. Сердце болезненно сжималось, когда он видел ужин для него, снова и снова. Как он мог еще снисходительно относиться к нему, когда Гарри выместил на нем гнев и злость? Но это было не все, что о нем узнал Гарри. Драко Малфой оказался самым настоящим книжным червем, смутно напоминая Гермиону, и умным человеком. В такие моменты Гарри понимал, почему Хогвартс так легко и быстро подхватывал любую шутку Малфоя. Возможно, не будь у него таких снобистских взглядов, он смог бы прекрасно подружиться с близнецами Уизли. — Мне жаль! — только завидев белокурую макушку, крикнул Гарри. Он так долго ждал, когда Малфой вылезет из своей норы, чтобы отступать сейчас. Малфой тут же застыл в кухонном проеме, боком поворачиваясь к собеседнику, и сжал в руке волшебную палочку. — Мне очень жаль, Драко, — впервые по имени назвал его Гарри. — Я-я не должен был этого говорить. Ты не заслуживал того, чтобы я кричал на тебя. Мне жаль, что все так получилось. — Я обведу красным этот день, — неожиданно самодовольно произносит тот, хитро щуря глаза, и в сердце Гарри расцветает надежда. — Поттер извинился передо мной? Уизли бы удавился от злости, Потти. — Спасибо, — одними губами шепчет Гарри. — Это не прощение, Поттер, — прямо сказал Малфой. — Еще одна такая выходка, и ты будешь спать на морозе как собака. — Гарри искренне в этом сомневался, но решил не переубеждать омегу. — Мы должны называть друг друга по именам, — неожиданно для самого себя говорит Гарри, игнорируя злой выпад Малфоя. — Будет странно, если мы будем звать друг друга по фамилиям, которые официально нам не принадлежат. — Ммм, — тянет Мал… нет, Драко, делая глоток чая из свой чашки. — Разумная мысль, Гарри, хоть где-то у тебя варит котелок, — Гарри лишь качает головой на подобный сумбур, связанный с фамилией Поттер. Он просто рад, что Драко больше не игнорирует его. Самыми спонтанными решениями, которые принимает Гарри в очередной поездке в Косой переулок, — это покупка филина в «Волшебном зверинце» по имени Люси и тонкого кольца из белого золота в форме змеи с изумрудом, инкрустированным в ее голове. Благо он предварительно наложил на себя чары конфиденциальности и временно изменил цвет волос на огненно-рыжий — даже в это время репортеры и журналисты готовы были из кожи вон лезть, чтобы узнать о лорде Певерелле, чей род не так давно считали полностью вымершим. Как им удалось пронюхать об этом, оставалось загадкой, но уже через пару дней Еженедельный пророк трубил о новом лорде Певерелле, как о втором Мерлине. Кольцо идеально садится на палец Драко, но выражение его лица нельзя описать — такой гаммы эмоций Гарри даже не думал, что когда-либо увидит на лице своего школьного врага. — Я-я, — запинается Гарри, нервно проводя рукой по волосам. — Я подумал, что мы не можем говорить всем, что помолвлены без кольца. Было бы логичнее взять что-то из хранилища в Гринготтсе, но мне хотелось, чтобы у тебя было что-то особенное, знаешь? — нервно лепетал он, пока Драко пристально смотрел на него, не отрывая взгляда. — И ты слизеринец, тебе нравятся змеи. Смотря в глаза омеги, Гарри видит, что он все понял. Это не только прикрытие, но и извинение за те грубые слова, что он так небрежно бросил. — Поразительно умное заключение, Гарри, — тянет с ухмылкой Драко, хлопая ресницами, отчего Гарри краснеет всем лицом и даже шеей. Копаться в различных книгах по артефактам утомительно, но Гарри упорно занимается этим, хотя с каждым днем чувствует, как все сильнее и сильнее пухнет его голова под вечер. Хотя Гарри впервые задумывается о том, как гордилась бы сейчас Гермиона, увидев его за кропотливой работой в поисках информации. Драко тем временем приводит в порядок их дом. Старый сгнивший пол поднимают почти на следующий же день, всю испорченную временем мебель уносят, кухню и санузлы полностью меняют, делая настолько современными, насколько это возможно для начала двадцатого века. Любимым местом Гарри становится гостиная — она вся выполнена в глубоких синих и белых тонах, и в сочетании с обставленной в комнате мебелью, мелкими деталями, Гарри понимает, что это то самое место, которое он хочет называть своим домом. Но самое главное, что заметно во всем доме, — нарастающий в своей восхитительной сладости запах Малфоя. Аромат пока еле заметный, но он становится слаще с каждым днем, и Гарри понимает, что совсем скоро у Драко должна начаться течка. К счастью, эту тему поздним вечером спустя неделю, как закончился ремонт в коттедже, поднимает сам Драко. На ужин у них тушеная говядина с репой и луком, которую им готовит домовуха-старушка Дэйзи, — она бродяжничала по Лютному переулку после того, как ее выгнал на холод и мороз старый хозяин, обманом вручив в руки грязный носок. С огромными голубыми глазами и лопоухими ушами она до безумия напоминала Добби, и сердце Гарри заныло от ее жалостливого плача. Он забрал ее с улицы под вопросительный взгляд Драко, дал комнату на первом этаже, но по какой-то причине ей полюбилась комнатка под лестницей, от которой Гарри каждый раз передергивало. Он ненавидел это место в доме Дурслей, затхлое и темное, с пауками и насекомыми живущими с тобой на одной кровати. Однако в их доме там сухо и тепло, доски защищены чарами от сырости, а в дверце есть вентиляция. Дэйзи нравится это место, и кто Гарри такой, чтобы диктовать где ей жить. Драко радушно принимает домовуху в доме, делегируя ей часть обязанностей, которые они оба не хотят выполнять, и Дэйзи расцветает в их доме, с огромным энтузиазмом выполняя порученную работу. — У меня скоро течка, — прерывает уютную тишину между ними Драко, когда они сидят в гостиной после ужина. — И я не могу сварить подавители в ближайшее время. — Не можешь? — озадаченно выгнул бровь Гарри. — Но ты всегда был хорош в зельеварении. — Раньше в этом не было необходимости, шрамоголовый, — фыркнул бывший слизеринец, поправляя плед под своими ногами. — В каждой лавке можно было купить подавители почти за бесценок, но сейчас всего этого нет. Они появились в продаже только в шестидесятых. — Я могу уйти на время, пока у тебя течка… — Даже не думай, Поттер, — резко перебил его Драко, впиваясь в его череп острым взглядом. — Мы оказались здесь из-за твоего дракклова зеркала, и ты не соскочишь с проблемы, когда она перед твоим носом. Твой член будет ублажать меня, как и твой тупой язык, и пальцы. Только попробуй оставить меня одного в доме томиться целую неделю в собственной похоти, и я выпотрошу тебя, как только течка закончится. После этих слов Гарри ошарашенно округлил глаза под хитрым взглядом омеги и крепко вцепился в ручку кресла. Не будь он так хорош в самоконтроле, то хорек сейчас бы лежал лицом вниз с задницей кверху, пока Гарри бы лицом уткнулся прямо в его превосходный зад. Видимо Малфой заметил его реакцию и лизнул свои пальцы юрким язычком, и Гарри неловко перебирал ногами в попытке скрыть заинтересованный член. Мерлин, Малфой станет его погибелью во всех смыслах этого слова.

***

Гарри до конца не мог понять, как он оказался перед дверями сиротского приюта Вула. Он долго думал, стоит ли ему приходить сюда, и Малфой четко дал ему понять, что он не должен менять историю сильнее, чем они сделали это уже сейчас. Но вот сейчас Гарри Поттер-уже-Певерелл стоял перед скрипящим проржавевшим забором в кромешной темноте в сомнениях, стоит ли ему переступать эту черту. В воспоминаниях прозвучали истошные крики Гермионы, когда ее с безумным смехом и нестерпимой злостью мучила Беллатрикс, пытаясь добиться информации; безутешный плач миссис Уизли, когда она прижала к груди мертвое тело Фреда; тела Тонкс и Ремуса, которые даже после смерти все еще держались за руки; разорванное горло Снейпа с сочившейся из него кровью вперемешку с хриплым бульканьем; невинная смерть Седрика, Сириуса. Все это вызывало нестерпимую боль и горечь в сердце — он ничего не мог сделать с этим, был слишком слаб перед тем монстром, что вырос из Тома Риддла. Крепко сжав палочку в кармане мантии, Гарри решительно ступил на территорию детского приюта. Здание было явно старым, крыша еле держалась после очередного резкого порыва ветра. У фундамента были видны маленькие дыры, которые должны были привлекать своей относительной сухостью и теплом мышей, отчего Гарри передернуло. Все двери скрипели и были плохо смазаны, внутри не горел свет, из-за чего длинные коридоры тянулись бесконечно далеко, исчезая в кромешной темноте. Но на языке отчетливо ощущался след магии, слабый и чистый, слишком светлый для Волан-де-Морта. Идя по темному коридору, Гарри еле слышно ступал по скрипящему полу на запах магии и остановился перед маленькой дверцей. Собрав свои мысли в кучу, Гарри толкнул дверь вперед и зашел внутрь. Комната была темной и тесной, Гарри едва хватало пространства, чтобы сделать шаг. У самого окна, из которого сквозил ветер, стояла кровать, на которой лежало что-то маленькое. Оно издавало хриплые сопения и всхлипывания под тонким одеялом, отчего сердце Гарри кольнуло чувством жалости. — Lumos, — мягко прошептал Гарри, доставая палочку. Она сразу отозвалась, освещая ребенка, забившегося в самый угол кровати. И Гарри потерял дар речи. Он ожидал увидеть того самого ребенка из воспоминаний Дамблдора, рассудительного и хитрого полукровку, который вырастет в чудовище с убеждениями привилегированности чистокровных семей. Но сейчас перед его глазами на тонком матрасе лежал маленький мальчик, которому Гарри не дал бы и трех лет. Он был тощим и слишком, слишком маленьким. Настолько маленьким, что годовалая дочь Билла и Флер, которую они приводили с собой в Нору, казалась больше в сравнении с трёхлетним Томом Реддлом. Гарри положил руку на его лоб, чувствуя ладонью обжигающий жар, и Том так сильно закашлялся, словно пытался выкашлять свои легкие. Том Реддл был болен, его грудь тяжело вздымалась, а все тело дрожало от озноба. Он еле заметно плакал, его глаза были покрыты какой-то слизью, и в уголках глаз образовались корки от гноя. Он выглядел слабым и на пороге смерти, Гарри ничего не стоило убить его, выдав все за несчастный случай. Рука неистово чесалась, а заклятье так и вертелось на языке. Два слова, и причина всех его бед исчезнет в детской кроватке сиротского приюта. — Мама? — отреагировал на свет Том, поворачиваясь лицом на свет из палочки Гарри, отчего тот испуганно затаил дыхание. — Мамочка? Сколько раз он сам так звал Лили Поттер, сидя в одиночестве в темной каморке под лестницей? Как горько плакал из-за темноты, играл лишь с дешевыми пластиковыми солдатиками, убегал от Дадли и его друзей? Как он мог убить невинного ребенка, пока тот мучился в жаре лихорадки? — Будь все проклято, — прорычал Гарри, подхватывая Тома на руки. Он казался таким легким в его руках, почти как кукла. Он сохранит Тому Реддлу жизнь на сегодня. С этой мыслью Гарри с тихим хлопком аппарировал из приюта, унося на своих руках будущего Темного Лорда магической Британии.