***
К пятому часу ношения пояса или, как Арсений предпочитает это называть, клетки, он уже привык и моментами даже забывал о её присутствии на нём. Давление на орган никуда не исчезло, но боль, как прежде, не приносит, лишь редкий дискомфорт, который благополучно игнорируется. Поначалу продержаться в таком состоянии три дня казалось ему чем-то запредельно сложным и на один раз точно, но, если не чувствовать возбуждение, всё не так плохо. Непонятно откуда в голову Антона забрела идея заточить его хуй в «плен», но, перебирая воспоминания обо всех их сексуальных экспериментах, то это не кажется таким уж безумием, коим он огласил подобное вначале. Ему даже нравится, однако тут главное не возбудиться, тем самым подписав себе приговор на муки неудачных попыток себя удовлетворить. Арсений чётко помнит: дрочить ему Антон разрешал, и кончать тоже. Тогда Арсений не понял в чём подвох, но спустя час усилий унять стояк через сраную решётку до него дошло, что это невозможно, а видео, где люди на раз два так делают по несколько раз подряд — полный пиздёж. Отвлечься он смог за очередным фильмом, который они с Антоном смотрели якобы вместе, но по традиции один заснул раньше второго и пропустил половину. На этот раз соней был Арсений, посему от скуки включает нашумевшую «Дюну» и с горем пополам досматривает оставшийся час, пока на всю квартиру не раздаётся рингтон телефона. Побеспокоившим его безделье был его друг Тони. Арсений не помнил, чтобы он ему что-то обещал, или может дела срочные, но на звонок отвечает. Тот мимоходом оказался в Москве и приглашает Арсения прогуляться с ним по интересным местам, говоря, что тот многое ещё не видел. На волне энтузиазма он соглашается, но, встав с дивана, резко ощущает причины срочно отказаться. Тяжесть в паху дала о себе знать в виде коротких, как разряды тока, спазмах. Арсений снова осматривает заточённый член на признаки травм, но их, к счастью, не оказалось. Если с основанием, которое давит на весь ствол, сжимая его до трети длины, он смирился, то к двум кольцам, что тисками держат его яйца аж до красноты, привыкнуть сложнее. От этого движения скованные: ходьба удается с трудностями, не покидает ощущение давления, будто он никак в туалет не сходит. Не проходит и пяти минут, а Арсений уже жалеет, что дал своё согласие. С другой стороны, Тони на машине, если верить его словам, значит они могут устроить поездку вместо прогулки. От пары шагов, которые чудом не оказались его последними, давление медленно спадает. Качающийся из стороны в сторону от тяжести клетки член доставляет заметные неудобства. Отменять встречу через десять минут после её утверждения не в его стиле, посему сквозь лёгкие покалывания в паху и тяжесть не только на душе, он идёт собираться на встречу. Джинсы было решено надеть средней узости для своего же блага: и фиксация, и маскировка отличная, тем более, вряд ли Тони будет ему туда заглядывать. Он надеется, что нет. Колоссальной проблемой — которой раньше был сам факт наличия клетки — стала мысль выйти с ней на люди. В их практике уже были пробки, кружевное бельё, эрекционные кольца, вибраторы и пол секс-шопа, поэтому опыт есть. Отличие от предыдущих раз заключается в том, что спереди это могут разглядеть, а адекватного объяснения к этой ситуации он ещё не придумал. В увиливаниях от ответа Арсений мастер, но не во вранье. За бессовестное враньё отвечает Антон, который всегда оказывался рядом и спасал от неминуемого позора. Случай после громкого вопроса он помнит до сих пор: план — надеть кружевной комплект под одеждой и проходить так весь день в тайне от всех, чуть не накрылся медным тазом, когда одна из гримёрш решила поправить петличку, но Антон взял всё в свои руки и выпроводил её подальше от Арсения, у которого сердце ушло в пятки. Горячие воспоминания бьют в пах, что Арсений быстро пытается потушить их не самыми приятными мыслями, которые только могут прийти в голову — лицо Стаса, например. Перед выходом кидает взгляд на телефон, а именно на чат с Антоном, где последним сообщением висит уведомление, что он добрался до Сочи и уже заселяется в отель. При встрече Тони с воодушевлением соглашается вместо прогулки устроить крутую поездку в ресторан на окраине города и посетить несколько интересных безлюдных мест. Времяпровождение с другом позволяет максимально не думать, порой начисто забывать, о маленьком секрете в штанах, который даёт о себе знать только два или три раза, но это так, пустяк. День перед вторым столом, за которым должен играть его Антон, прошёл весьма удачно. Вдоволь нагулялись, наелись, сделали кучу фоток — роскошь. Даже получилось уединиться и записать для Антона кружок, как было с енотиком под весёлую песню, в которой много раз повторяется имя «Педро». Ему не сразу отвечают, но позднее минутное голосовое сообщение с несколькими секундами звонкого смеха и милых передразниваний Арсения-полоскуна с морем шуток делают сердцу тепло. Домой после всего веселья вместо полного энергией Арса возвращается мешок усталых костей, который о душе мечтал всю свою жизнь. Из сил его, больше чем «прогулка», выбил постоянный самоконтроль в людных местах и рядом с Тони, который пускай ничего и не заподозрил, тоже не делал лучше с постоянными вопросами о его самочувствии. Главное, что всё самое трудное позади и впереди его ничего, кроме бессонных ночей за просмотром покера, не ожидает. Три дня чистых выходных для одного него и Антона за экраном ноутбука. Уличная одежда отстаёт от усталого тела и откидывается в сторону. К концу дня клетка почти не беспокоит и даже успела стать родной, но эта та родня, от которой после праздников лучше ещё на год избавиться. Тёплый душ смывает накопившуюся за день усталость и волнение и струями воды щекочет сжатый решёткой член. Возбуждение накатывает постепенно, без предупреждения, обволакивая каждую частичку тела. Рука с пенной губкой, не закончив натирать грудь, сама тянется к паху. Попытки подрочить сто пудов окончатся потраченными впустую силами, посему, пройдясь несколько раз по члену пеной для чистоты, он смывает с себя остатки воздушных комков и выключает воду. Пока мягкий шёлковый халат впитывает всю влагу на теле Арсения, сам он терроризирует гардероб Антона. Бесспорно, у него есть свои вещи, которые ничем не отличаются от тех же толстовок, что носит Шаст, но пиздить его вещи уже стало некой семейной традицией, которую в их доме объявил сам Арсений. Выбор падает на очередную одноцветную оверсайз футболку с неразборчивой надписью спереди. Существование трусов или домашних шорт Арсений яро игнорирует: он и так делает многим одолжение, надевая их на работе, но дома он предпочитает свободу действий. Желания есть за просмотром покера начисто отбили посиделки в кафешке, потому вооружившись одним стаканом чая и мягким пледом, он настраивается на второй стол. Пускай его знания покерного турнира ограничиваются расписанием столов, за которым будет Антон, и итоговыми призами, а интерес к этому виду спорта ниже плинтуса, игру он всё равно посмотрит, даже зная, что до конца не протянет. Не тот возраст, чтобы сидеть за экраном до трёх, а то и больше, часов ночи. Арсений хороший друг и знает, что кроме Антона там участвуют ещё и Серёжа с Димой, но приоритеты давно расставлены, потому в планах смотреть только Антона. Старым он себя назвать не позволит, тут больше подходит слово «запутавшийся» или «неумелый», поэтому он снова просматривает видео, на котором Антон объясняет ему, как смотреть эти их стримы. Весь вечер проходит словно в тумане, по крайне мере для Арсения точно. Половина слов, которые говорит комментатор, выше уровня его покерного понимания, но главное — его Антон сидит, счастливый, играет. Этот раз оказывается хуже, чем предыдущий, не потому что он всё также ничего не понимает, а в комментариях происходит дикая вакханалия, — нет — а потому что за столом сидит дико сексуальный Антон. Какой же яркий контраст между дурачащимся Антоном, который поёт песенки, шутит с Олесей, и азартным Антоном Андреевичем, что так красиво двигает фишками между длинных окольцованных пальцев. Поневоле всё внутри Арсения сжимается в моменты, когда камера ловит крупные планы на его руках, заставляя дыхание задерживаться, а ноги подкашиваться. Малое зло, что сбивает его настрой — шутки и комплименты Леонида в сторону Антона, который больно мило отвечает ему. Ревности в здоровых отношениях нет места, но со своей натурой Арсений ничего не может поделать; тут бесконечная любовь и благодарность к Антону, который его за это не осуждает, но и это по причине «сам такой». Арсений уверен: Антон за столом чувствует себя не комиком, а каким-то миллиардером, для которого потратить несколько зелёных с семью нулями пустой звук. Сидит такой расслабленный в рубашке этой отвратительной, очках солнцезащитных, которые как ночной кошмар перфектциониста, и золотой цепью, за которую Арсений любит притягивать его для поцелуев в губы и кончик носа. Вишенкой на торте становится самодовольная ухмылка на лице, кричащая — «я тут каждого трахну». Голос комментатора на фоне постепенно переливается в белый шум — мысли Арсения больше не там. Может, это сонное помутнение, но в воздухе стало критически мало кислорода, а температура по ощущениям поднялась до максимальной отметки термостата. На экране Антон снова играется с фишками: держит на ладони стопку, затем, беря одну в руку, поглаживает её поверхность большим пальцем. Запертый член даёт о себе знать и дёргается, отчего становится немного теснее. Арсений давно не подросток в период гормональных качелей, но от одного вида «такого» Антона смог возбудиться не хуже себя пятнадцатилетнего. В голове вертятся слова Шаста о том, что можно пытаться себя удовлетворять. Ключевое слово — пытаться. Он уже выяснил, что в этой хреновине ни подрочить нормально, ни поссать. Однако, когда желание сильнее физических возможностей, оптимальное решение всегда найдётся, даже целых два. Первое — рука и пальцы в помощь, да и побольше смазки, а второе никого нахер не волнует. Так и знал, что надо было заняться сексом перед отъездом Антона, но пожалел его силы и нервы перед турниром, а теперь сидит и мучается. Камера снова переводится на Шаста, что сидит довольный и расслабленный, и рубашка эта с двумя нещадно раскрытыми пуговицами — вся шея и грудь видна. Со стоном Арсений тянет руку с изнывающему члену в силах обхватить только клетку и выпирающие из-под неё яйца. Самое гнусное, что мог сделать Антон — это выбрать модель с колпачком, который накрывал головку полностью, что этот гад и сделал. Знает же козёл, какой он там чувствительный. Дрожащие пальцы проходятся по единственной открытой зоне — сжатым яйцам, которые ещё больше набухли. Арсений окончательно перестаёт следить за игрой, за что мысленно просит прощения у Антона, будто ему это столь важно. В голове только его образ, который сейчас не на турнире, а здесь рядом с ним творит приятные непристойности, от которых так хорошо. Клетка сделала член Арса раза в два меньше и это ещё в обычном невозбужденным состоянии, из которого он медленно выходит. Фантазия разыгралась не на шутку, сильнее затуманивая разум реалистичными картинами. Плоть под решёткой покраснела и где-то начала выпирать бугорками, словно любительская колбаса. Приятных ощущений от этого мало, но Арсений умудряется даже от них ловить наслаждение. Попыток подрочить в этой проклятой штуке было уже два раза, посему на этот раз он даже не старается пойти тем же путём. У актёров на видео, конечно, получилось, пускай и через полчаса, но повредить или, что хуже, оторвать себе хуй как-то желания нет. Под голоса из стрима и вопли участников, пока одна рука по-прежнему держится на заточённом члене, вторая — опускается к сжимающемуся кольцу мышц и лишь кончиками пальцев поглаживает, не давя. Подрагивающие глаза снова смотрят на яркий монитор, на котором снова крупный план Антона, его Антона, что никак не оставит бедные фишки в покое. Хочется большего, но и от среднячка не отказываются в его случае. На дрожащих ногах Арсений идёт в ванную за смазкой, взяв которую снова возвращается на диван возобновлять прежний настрой. Многого для этого не понадобилось — стоило ему снова увидеть Антона, которому видать было слишком жарко, из-за чего ещё одна верхняя пуговица оказалась расстёгнутой. Сейчас же вытащить его из турнира и привести сюда. Арсений садится лицом к экрану: его немного смущает факт присутствия других людей, кроме Антона, пред ним, но он мысленно вычёркивает их, дабы не сбивать настрой. Смазанные пальцы снова ведут по входу, на этот раз продавливаясь внутрь. Он не уверен, что получится довести себя до оргазма из-за сраной клетки, но попытаться стоит. Когда первый палец проникает внутрь, он стонет не то от облегчения, не то от наступающего удовольствия. Подвигав им несколько раз вперёд и назад, от нетерпения добавляет второй палец, который проходит труднее. Свободной рукой одёргивает подол футболки к зубам и сжимает, словно кляп, чтобы не получить предупреждение в чат жильцов насчёт стонов из их квартиры. Налив немного смазки на член, будто так он хочет себя освободить, Арсений обхватывает ладонью весь ствол, совершая поступательные движения, имитируя что-то наподобие короткой дрочки. Эффекта от этого может и немного, но зато ощутимо. Он уверен: член полностью возбуждён, отчего одновременно больно и приятно. Шанс кончить при такой стимуляции мал, но не равен нулю. Пальцы ускоряются, и к ним добавляется третий, но этого мало. Воображение рисует перед ним Антона, который также толкается в него своими длинными пальцами, доставая до заветной точки. Каждый раз, стоит ему поймать Арса на пике наслаждения, как в нём тут же просыпается садист, что мучает до сорванных голосовых связок и ярких звёзд перед глазами. Своими Арсений тоже не раз это делал, но это совсем не то. Рука сильно устала. Из-за пелены возбуждения он потерял счёт времени и лишь бездумно двигался, трахая себя в желании кончить, но видать не сегодня. С разочарованным вдохом и хлюпом пальцы покидают нутро, оставляя за собой пустоту, будто не только в заднице, но и на душе. Член всё так же изнывает за металлической решёткой, которая успела заебать на две жизни вперёд в течении одного дня ношения. Близится час ночи, турнир идёт своим ходом, Арсения клонит в сон. На периферии мыслей прокручивается вопрос — «А какого сейчас Антону? Он же тоже устал». Сон сильнее Арсения, которого сильно измотала сегодняшняя поездка-прогулка. Голоса на фоне смешиваются в один ком неразборчивого шума: лица перед глазами размываются в картины Мунка; глаза слипаются против воли — пора бы уже спать. Прежде, чем окончательно вырубиться в спальне, Арсений отправляет короткое голосовое сообщение, в котором «отчитывается», по какой именно причине не смог досмотреть всю игру, и желает Антону победы и спокойной ночи.***
То утро доброе, где в финал проходит Антон. От такой новости он чуть ли не подпрыгивает с кровати и кружится в воздухе, пока давление и резкий мрак перед глазами не заставляют присесть и прийти в себя. Вернувшись из рая на грешную землю, он тянется набрать Антона, но одёргивает себя, поняв, что сейчас только шесть утра: все, наверняка, спят. Счастливый, он снова падает на кровать и по традиции залезает в телефон, проверяя гору сообщений. От Стаса, некоторых друзей и Серёжи — у последнего он мысленно просит прощение — игнорирует все, пока не находит чат с Антоном, где непрочитанными высвечивались несколько стикеров, пожелание спокойной ночи и два долгих голосовых – каждое по пять минут, не меньше. Из телефона доносится радостный, слегка усталый голос, пересказывающий все события покера на языке «арса» без всяких заумный покерских терминов и незнакомых фразочек, разве что всего пару раз. Между строками Антон зевал и иногда вырубался, резко просыпаясь, чтобы закончить рассказ. Арсений отправляет приблизительно такое же по содержанию сообщение, в котором снова радуется победе Антона и желает удачи на весь день, пускай и знает, что тот сегодня не играет. Его ни чуть ни пугала мысль, что если Шаст победит, то ему придётся выполнять его желание, каким бы оно ни было. Совсем наоборот — какой бы ни была дичь из больной от бессонных ночей башки — Арсений будет счастлив и рад победе Антона, словно своей. Бабочки в животе сменяются резкими уколами прямо по его низу. Он почти забыл об проклятой штуке, что держит в плену его орган. Естественные процессы никто не отменял, а хотелось бы: ругать то ли Антона, то ли сразу создателей за такой неудобный дизайн, в котором один хрен ссать получается из крохотной дырочки у головки, не разбрызгав капли по всему туалету. Видят все святые силы: Арсений хотел ради одного дня приличия надеть домашние шорты или на крайний случай трусы, но клетка и этому помешала. Снова голожопый в одной Антоновой толстовке он готовит свой шедевр, по «скромному» мнению его любимого — яичницу. Ежедневный бег было решено заменить лёгким фитнесом, дабы оставаться в форме и в целостности: делать это оказалось труднее, чем он думал. Моментами, когда терпеть становилось невозможно, Арсений думал сломать чёртов замок, который при каждом движении противно звенел. Прохладный душ успокаивает сжатую стальными прутьями кожу и напряжение потихоньку спадает. Он пообещал, что ни сегодня, ни завтра не будет работать и впервые за долгое время позволит себе хорошенькому отдых и покой. Но стоило ему прилечь на диван, как зазвонил телефон. Из уст пролилось не одно проклятие и гора мата, которые быстро исчезли, увидев родной контакт «Козёл». В отличии от Арсения, Антон проснулся ближе к десяти, хотя мог поспать дольше, и снова собрался на покерный турнир, но в этот раз в качестве комментатора. В Сочи он не первый раз, потому все прелести давно изучены, а на очередной бар, спа или кинотеатр ни сил, ни желания никаких нет. Дослушав, Арсений, забавно кривляясь в трубку, ворчит, ведь он думал, что сегодня без покера, а тут Антон в комментаторы записался. Он осведомлён, что не обязан, не должен, не вынужден, но он хочет. Искренне хочет. Так же, как Антон, который смотрит все фильмы и сериалы с ним, даже если он там на несколько секунд. Устроившись удобней и запасаясь не самыми, от слова совсем, полезными продуктами, он включает стрим, дожидаясь появления там Антона. Правда умиление резко уступает своё место «лёгкой» ревности, когда на горизонте, словно солнышко ебучее, появляется Леонид и садится рядом с Антоном. В голове возникает логичный вопрос — «Он это специально сделал?». Ревновать Арсения заставляет Антон, но страдает от брачных игр пачка чипсов, которую со всей силы сжимают в руках. Разум говорит, что это всё просто беседа и подобные чувства со стороны обоих партнёров в отношениях ни к чему хорошему не ведут, но срать на это всё хотелось, если честно. Он стойко держался и моментами даже улыбался на сие представление, но это так, из вежливости. Однако, стоило Антону флиртующим голосом спросить, смотрел ли Леонид «Дюну», и, если нет, — не хочет ли посмотреть, Арсений понял, что так просто это не оставит. Никакие сцены драмы из низкосортных сериалов он устраивать не будет, но отплатить ему той же монетой — дело святое. Он откладывает в сторону выключенный ноутбук и недоеденную пачку чипсов, однако с дивана вставать не спешит. Чуть на локтях приподнимается, облокачивая спину о подлокотник, чтобы полусидеть-полулежать для «естественных» кадров. Будь это профессиональная фотосессия, Антон сразу догадался бы, в чём тут дело. Поёрзав немного, он приподнимает подол толстовки совсем чуть-чуть, чтобы был виден запертый член. Несколько раз ведёт рукой по стволу до тех пор, пока не накатывает лёгкое возбуждение. Орган понемногу набухает, возвращается недавняя теснота, но чего-то всё равно не хватает — фон слишком пустой. Ярым эстетом Арсений себя не называет, но кухня на заднем плане не вписывается в его эротическую задумку, посему он сгибает ноги в коленях и притягивает их к себе, подняв бёдра вверх. Теперь идеально: порозовевший на фоне бледных бёдер член и сталь, отражающая от себя волнами свет. Фотографировать, во избежание бликов, решено без вспышки. Обычно он сильнее заморачивается над тем, чтобы хорошо выглядеть в кадре, но сегодня будет исключение. Несколько нажатий и через десять минут он выбирает лучшую из всех получившихся. В режиме спойлер, без зазрения совести, отправляет Антону и откладывает телефон подальше — ждёт, но помучить надо. Ему не страшно, что это могут увидеть кто-то помимо Антона — люди рядом, тот же Леонид, много лет они так ведут переписку, что хрен кто поймёт, о чём они. Главное правило скрытых сообщений — читать или смотреть в безлюдном месте. Вряд ли в ближайший час ему ответят, даже не факт, что через два, но ждать он будет смиренно, ведь реакции Антона, который от незнания что сказать путает все слова, того стоят. К слову, ответ, как и предполагал Арсений, пришёл через пять часов в виде такой же секретной фотографии. Каждый раз одно и то же, и каждый раз, будто первый. Такие приколы не должны возбуждать, заводить или хотя бы как-то казаться чем-то интригующим, словно им не за тридцать, а по шестнадцать только вчера исполнилось. Одним нажатием Арсений раскрывает спрятанное за ширмой фото, на котором длинные пальцы Антона крепко, до выпирающих вен на ладони, через ткань штанов очёрчивают вставший член. Антон что-то печатает, пока в голове Арсения набатом бьёт неутешительная мысль — «опять дрочить».***
С замершим от волнения сердцем, Арсений суетится вокруг празднично накрытого стола, расставляя приборы и тарелки. Антон должен прийти с минуты на минуту, а времени снова кот наплакал. Не успевает мысль окончиться, как раздаётся дверной звонок и несколько стуков за ним — пришёл. Торопливо схватив воздушные шарики, поправляет рукой причёску и отпирает дверь. Перед ним стоит радостный и счастливый Антон, от вида которого Арсений также начинает ярко светиться и запрыгивает в объятия своему победителю. Таковым победителем он не стал, но в глазах Арсения он им всегда был, есть и будет. К тому же, тройку лидеров он занял, а это тоже своеобразная победа. Одной рукой за ворот куртки Антона тянут внутрь квартиры — через порог нельзя — и целуют долго, но нежно, что невольно появляется улыбка, мешающая вытянуть губы в бантик. Наконец от его губ отстают, но прекратить объятия — нет. Слышится звонкий смех за спиной, и Арсений отпускает его, чтобы посмотреть на причину такой радости, от которой сам же начинает смеяться. — Боже, Арс, шарики, — Антон, совсем как настоящий кот, играется своими лапами с воздушными шариками, то и дело постукивая по ним. Арсений не мешает и даёт ему вдоволь наиграться, пока сам держит их за ниточку. — По какому поводу? — Встречаю чемпиона турнира, — на душе тепло от этих слов, но это Арсений. — Кстати, где Серёжа? С гениальной шутки смеётся только Арсений, пока губы Антона то ли от досады, то ли от сдерживания смеха складываются в линию. Цокая и вздыхая, вешает куртку на крючок вешалки и снимает обувь, чтобы пройти в гостиную, где видит второй сюрприз. — Нихрена себе, ты прям вечеринку для Серёжи устроить решил, — удивляется, увидев накрытый стол. Антон не тупой, давно всё понял, но он же в коим-то роде тоже актёр, посему разрешает себе быть «королевой драмы» на один вечер. Он бы ещё тут подулся, но, видя вселенскую нежность и гордость в глазах Арсения, снова примыкает к нему, сжимая за плечи, словно если отпустить, он тут же испарится. Антон снова не выиграл турнир, но он точно выиграл счастье в своей жизни, ведь этот светлый человек полюбил его. — Спасибо, — целует в висок, вдыхая запах дорогого геля с навороченными травами. — Люблю тебя. Помнишь про наш спор? — Блять, Антон, всю романтику нахуй испортил, — пытаясь отстраниться, ворчит Арс. — Милый, ну не дуйся, — не даёт уйти, одной рукой прижав к себе, пока другая опускается на ягодицу. — Скучал ведь, бедный, взаперти. — Какой «не дуйся»? Я тут тебе значит готовлю сюрприз, стараюсь, а ты? — А я тебя люблю, — Арсений только закатывает глаза и показательно раздражённо пыхтит, но Антон знает, что это ненадолго. Рука снова ложится на круглую ягодицу и, малость задержавшись, поднимается на талию. Как бы сильно его ни заводили прикосновения к заднице, аккуратные сложенные ладони на талии заставляют чувствовать себя самым желанным на свете. Арсений пытается сопротивляться, но совершает фатальную ошибку, когда, отвернув голову, открывает к атакам незащищённую чувствительную кожу шеи. Пара невесомых поцелуев, и Арсений сдаётся. Под напором он оказывается вжат в край стола, и при желании помог бы Антону усадить себя на её поверхность, да жаль, что тогда они скорее всего засрут всю комнату. Пухлые губы углубляют поцелуй, оставляя засос, который проявит себя во всей красе только завтра. — Антон, стой, — с писком просит Арсений, руками слегка отталкивая от себя. Его слушают, хватка ослабевает, Антон отходит назад и видит, как перед ним сжимаются в маленький страдающий комочек. По идее, он должен начать волноваться, спросить «Что случилось? Как ты?», но рука Арсения на его же паху подталкивает его на определённые мысли, которые оказываются верными. — Шаст, пожалуйста, сними, — болезненное возбуждение, которое мучает его третий день, к концу становится совершенно не выносимым вкупе с неудовлетворённостью. Антон, словно пропустив его мольбы мимо ушей, кидает взгляд на стол с кучей еды, из доставки конечно — приготовь он всё это сам, сжёг бы всю квартиру вместе со зданием к чёртовой матери. Трапезу придётся отложить на потом, но сытым он останется точно. — Тише, милый, — утешает Антон и подхватывает его за талию, чтобы попятить с собой до спальни, где не слишком аккуратно валит на кровать. Одним движением молниеносно с него снимают домашние шорты, которые большая редкость на Попове. Многие сказали бы, что не узнают Антона: хищная ухмылка, грубые касания, щепотка садизма, но Арсений с ними не согласен. Это сторона, которую никто, кроме него, не видел, но о которой многие догадываются, и от которой Арсений без ума. — А ты говорил, что не продержишься. Как миленький стоит, — издевается, за что получает пяткой по животу, отчего со смеху нагибается. От резкого наклона вперёд с шеи свисает ключ на железной цепи, тот самый, которым Антон запер перед отъездом чёртов замок на этой проклятой клетке. Арсений бы прям сейчас вырвал его у него и воссоединился с долгожданной свободой, но сдерживается — ещё одно наказание ему ни к чему. — Арсюш, — обращается, расстёгивая несколько верхних пуговиц с ужасной покерской рубашки, которую Арсений обещает себе сжечь после того, как они закончат, — помнишь наш спор? — лучше бы он тогда держал язык за зубами, но теперь поздно. — Боже, блять, что ты хочешь? — четвёртый день терпит, ему нужно просто кончить. — Не «ты», а «Вы», — исправляет его Антон и продолжает: — «Что Вы хотите, Антон Андреевич», поуважительнее, котёнок. Если Арсений сегодня как-то и кончит, то только от стыда. Необъяснимое ему желание Антона называть его по имени и отчеству неплохо так возбуждает, но ему в этом не признаются, потому что рано или поздно они из формального обращения перейдут к неловким «папочкам», ведь Антон не может без этого. Справедливости ради надо сказать, что Арсению это нравится не меньше, но пятьдесят оттенков красного, через которые он проходит до полного принятия этого безумия, не самые приятные. Не успевает Арсений смириться с назойливой хотелкой Шаста, как тот снова накрывает его губы своими и, придавив двухметровым телом, ведёт руками под своей толстовкой на нём. Короткие ногти остро царапают по нежной коже, проходясь по ступенькам выпирающих рёбер. Подол одежды задирается вверх, и с губ поцелуи перемещаются на грудь — к соскам. Рот свободен, посему комната вмиг заполняется громкими стонами и тихим мычанием сквозь поцелуи в живот. Колено Антона больно придавило итак зажатый член, который сильнее вздулся и болит. Все дни возбуждение чувствовалось остро ярко и невыносимо из-за клетки, а теперь этому виной Антон, который выглядит, как ходячий пожар. — Ну что мы тут скулим, милый, — Антону смешно, даже весело, а вот Арсу не очень. — Ты же знаешь, как надо просить, но каждый раз тебя приходится до этого доводить. Арсений резко вскрикивает от ощущения чужой-родной широкой ладони на своём члене. Клетка сдерживала не только возбуждение и член, но, как видно, и эмоции, которые освободились намного раньше. Антон сам изголодался не меньше него: загруженный график, покер, долгая разлука и тактильный голод сыграли свои роли. Вторая рука присоединяется к первой, обостряя ощущения. Торчащая из решёток клетки кожа очень чувствительная и сколько её не гладь она не успокоится, но тем лучше для Антона. Из-за давления, которое увеличилось пятикратно, Арсений сильнее ёрзает, не давая удержать себя на одном месте. — Антон Андреевич, прошу, — на лице напротив довольный оскал и хищная улыбка, но видать этого мало. — Пожалуйста, папочка. От стыда Арсений прикрывает руками красное, как спелая вишня, лицо и скулит, что заводит Антона ещё больше. Ради такой картины стоило почти месяц провести без секса и ещё неделю с минимальным взаимодействием друг с другом. Каждое касание остро чувствуется и прошибает насквозь, заставляя хотеть большего и не видеть этому конца. Сжалившись над ним, Антон переходит к более активным действиям. Пока одна ладонь удерживает тяжёлый член в приподнятом положении, пальцы второй осторожно, без резких движений, гладят по побагровевшим взбухшим яйцам. Арсений пытается уйти от нового вида пытки, но тщетно. Ладони исчезают с члена, чтобы снять остатки одежды с дрожащего тела Арсения. По коже пробегает табун мурашек, он прикрывает грудь и соски рукой, будто там есть, что скрывать. Чеширская ухмылка на лице Антона доходит до его ушей при виде такого Арсения. — Милый, ну почему так себя мучить, — кто бы говорил, — попроси правильно и вежливо, и я всё для тебя сделаю. Антон наклоняется и лижет мочку уха, затем кусает, но последнюю гвоздь в крышку гроба забивает холод от ключа, который словно лакомым куском мяса для кота падает на грудь Арсения. — Ан… — ошибка не осталась не замеченной, чему свидетельствует укус посильнее, — папочка, пожалуйста, трахните меня. Ответом Антон явно доволен, но он бы ни был собой, если ещё немного не попытает его. Он уверен: Арсений ему потом спасибо скажет и как миленький попросит сделать так ещё раз. Плавали — знаем. — Как ты хочешь, чтобы твой папочка сделал? — шепчет ему в ухо томно, но из-за абсурда больше звучит нелепо, чем сексуально. «Застрелите меня, пожалуйста, папочка» — вот что хочет Арсений прямо сейчас, но вместо этого, говорит то, о чём фантазировал весь ебучий покерный турнир: — Пальцами, — слишком жалобно выходит, — трахните меня ими, пожалуйста. Дальше всё будто в тумане: вот Антон его переворачивает, ставит в коленно-локтевую, идёт за смазкой и обильно, не жалея, смачивает его ею, будто она на деревьях растёт. В голове шум, перед глазами пелена, а сил, кроме как на стоны, ни на что другое не хватает. На турнире, помимо миллиона, Антону дали ещё годовой запас терпения, ведь иначе Арсений не знает, как объяснить его новоявленную медлительность. Но тут есть и его вина — забыл подготовиться. Палец бережно входит в нутро на одну фалангу и осторожно двигается в нём. Вторая рука мнёт зудящие яйца, словно массажирует, но вместо того, чтобы успокоиться, Арсений ещё больше сжимается. — Расслабься, котёнок, — без предупреждения проталкивает второй, но Арс слушается и делает глубокий вдох. — Вот так, умница. Его всего трясёт, а капли смазки стекают из ануса на яйца и основание клетки. Ладонь Антона на клетке «дрочит» ему также, как Арсений это делал буквально позавчера. Орудие пытки этот изверг не снял, да ещё и поставил условие — снимет, если Арсений кончит с ним на члене. Пальцы входят глубже, до самых колец на них, и Арсений стонет. Как же сильно он скучал по этому чувству заполненности. Его пальцы короткими не назовёшь, но до Шастовых ему далеко. Не добавляя ещё, он начинает ими быстро двигать, выбивая новые крики и стоны. От силы толчков Арсений падает грудью на кровать не в силах больше держаться. Антон раздвигает пальцы на манер ножниц, пока не задевает простату, отчего следует вскрик на грани писка. Напряжённые мышцы сжимаются, но это не мешает вгонять пальцы по самое основание, а потом, полностью вытащив, войти обратно с двойной силой. Арсений только сейчас понимает, что Антон надел дополнительные пары колец, после его просьбы выебать его только пальцами, ведь он точно помнит, что именно этих на нём не было. Будь это безопасно, он бы хотел, чтобы Шаст вошёл в него вместе с ними, но страх опозориться перед проктологом сильнее. К двум присоединился третий, и Антона словно с цепи сорвало. Каждый толчок был ровным попаданием по желанной точке, но каждый раз чувствительность росла, а оргазм приближался. И всё бы ничего, но чёртова клетка сильно мешает, снова. Он уверен — он так не кончит — пробовал. — Папочка, прошу, — Арсений молит в мокрую от слёз и слюны подушку, но его не слушают. У него неимоверно болит всё тело: колени въелись в простыни, горло саднит, поясница ноет, но, что хуже, член готов вот-вот лопнуть. Не будь он в заточении, то гордо стоял бы, а сейчас только разбухает, сжатый со всех сторон. Сильнее только не повезло яйцам, с которыми Антон никак не наиграется. Про изнасилованную простату и речи быть не может. — Антон Андреевич, пожалуйста, — голос давно сорвался, — прошу, дайте кончить. — Арсюш, — он не пощадит, — ну мы же с тобой договорились, котёнок. — Я не смогу, — тихо молвит Арсений. — Сможешь. Голова обречённо падает на ямку рук, дальше приглушать всхлипы и стоны в подушку. По мере настойчивости Антона довести его до оргазма в клетке, он и сам начинает в это верить, ведь терпеть дальше некуда. Хватка на члене усиливается, как и толчки сзади. Клетка не даёт возбуждению вырваться наружу, держа его на грани. Антон толкает четвёртый палец в растраханный анус, в который скоро целиком войдёт целый кулак. Крики становятся громче, и к ним присоединяется сбитое дыхание — а нехрен столько курить. Арсений уверен, Антон устал не меньше него, но доведёт дело до конца. Внезапно пальцы исчезают, но лишь для того, чтобы перевернуть Арсения на спину. Не отрывая взгляд от бегающих голубых глаз, Антон снова входит сразу четырьмя, не размениваясь на нежности. Всё нутро снова бьёт током, но на этот раз это оказывается долгожданный оргазм, который оглушает сразу обоих. Капли спермы текут меж прутьев, вниз по члену к яйцам и на пах. Он смог. Он кончил с этой шайтан-машиной на члене. Несколько секунд Антон не отпускает клетку из рук, пока в ней расслабляется и спадает напряжение. У Арсения совершенно нет сил ни реагировать, ни открывать глаза, даже дышится с трудом. Антон оставляет на губах поцелуй прежде, чем лечь рядом с утомлённой тушкой и усталым, но радостным голосом говорит: — Фуллхаус.