Samsara

Общественная больница Осло, 10 часов утра, 4 апреля 1991 года. Эйстейн проснулся от боли. Первое, что поразило его, была мучительная боль в спине и колющая головная боль. Он застонал, поерзав на сиденье, чтобы найти удобное положение, а затем понять, почему и как он вообще спал на стуле. Пелле мирно спал рядом с ним, его грудь мягко поднималась и опускалась, следы стойкой краски вокруг глаз, забинтованные запястья лежали на белых простынях, в тыльной стороне руки торчала игла. Он был в порядке. Это была адская ночь – он вошел в больницу в безумии, оставляя по пути пятна крови. Эйстейн, Ян и Йорн с тревогой ждали в зале ожидания, расхаживая назад и вперед и выпивая слишком много кофе, чтобы не заснуть. —Я давно не был в больнице, — заявил в какой-то момент Ян, ходя кругами по комнате, — нет, вообще-то. Это было в прошлом году: какая-то шлюха по имени Эллин заразила меня болезнью, мой член был покрыт фиолетовыми пятнами, я до чертиков боялся, что потеряю его. — Если бы только. — пробормотал Йорн, закатывая глаза. Когда наконец появился врач и объявил, что Пелле вне опасности, но серьезно пострадал от потери крови, Эйстейн не колебался. —Я отдам ему свою, — объявил он тоном, не требующем возражений, удивив даже своих товарищей по группе, — у меня тип О отрицательный. Если ему нужна кровь, я дам ему свою. Доктор строго покосился на него. Эйстейн почти смыл краску со своего лица, ту которая еще не смылась его солеными слезами, но все еще выглядел устрашающе для большинства простолюдинов. Однако в конце концов он согласился. Пелле все время был в полусне и ошеломлен, бормоча шведскую чепуху, пока их соединяла маленькая трубка, перекачивающая к нему кровь Эйстейна. Это не было неприятным ощущением: было ощущение, будто сдаешь анализ крови или что-то в этом роде. В какой-то момент Эйстейн сказал Яну и Йорну пойти домой и немного отдохнуть, а он останется. Оба молча согласились, должно быть, их сбила с толку глубокая забота Эйстейна об их вокалисте, но если они и думали об этом, то ничего не говорили, что Эйстейн ценил, потому что сейчас было не время быть придурками. Когда он проснулся после нескольких часов сна в кресле, всему его телу хотелось кричать. На какое-то время он закончил переливание крови, и врачи давали ему шоколад и кофе, как поблажку для какого-то маленького ребенка. Пелле подал признак жизни, бормоча и ерзая на матрасе, его веки трепетали. Сердце Эйстейна пропустило удар, и внезапно он почувствовал себя чертовски нервным, что было совершенно нелепо, но все же. Когда блондин сосредоточил внимание на комнате и человеке, сидящем рядом с ним, на его красивом лице появилось растерянное выражение. —Эйстейн? —Эй, — мило улыбнулся гитарист, —как ты себя чувствуешь? Пелле наморщил нос,—устало, чертовски устал. —Примерно это и бывает, когда ты истекаешь кровью. В ответ на лице шведа промелькнуло удивление. —Ой, я?... Эйстейн кивнул, сжимая кулаки на коленях. —Да, ты напугал меня до чертиков, Пелле. Пожалуйста, не делай этого больше никогда, мне надоело видеть тебя мертвым. Блондин закусил губу и застенчиво отвел взгляд, глядя на свои забинтованные запястья, светлые пряди наполовину закрывали лицо. —Мне очень жаль, — пробормотал он. — Не надо, в любом случае это моя вина. Я был засранцем и расстроил тебя.— гитаристу было стыдно за свой поступок, и даже произнесение этого вслух приводило его в замешательство. Пелле бросил на него удивленный взгляд, вспомнив все о прошлой ночи как раз в этот момент. — Почему ты так на меня разозлился, Эйстейн?— застенчиво спросил он, их глаза едва встретились. Эйстейн почувствовал нехватку кислорода в легких от внезапно возникшей в нем волны беспокойства. —Это не имеет значения, я был пьян. Важно то, что с тобой всё в порядке, Пелле. Серьезно, там было так много крови, в твоей комнате был такой беспорядок, мне пришлось отдать тебе немного своей, потому что ты… — Ты дал мне свою кровь?—Пелле прервал его в шоке. В его глазах было что-то странное, какое-то мерцание, которого Эйстейн никогда раньше не видел. —Эм, да. У меня О-отрицательная группа крови, по сути, самая дерьмовая группа крови. —Ты дал мне свою кровь, она внутри меня. И Эйстейн понял – это была преданность. Пелле смотрел на него так, как будто он был богом, как будто он был самым драгоценным существом в мире, и это заставляло его чувствовать себя обнаженным, словно с него содрали кожу заживо. Гитарист яростно покраснел, внезапно почувствовав себя взволнованным и растерянным. — Да, это… это не имеет большого значения, не… Он не смог закончить предложение. Это произошло в мгновение ока - Пелле наклонился вперед, чтобы прикоснуться к его губам целомудренным, нежным поцелуем, оставив Эйстейна совершенно ошеломленным, в то время как сильнейший холод пробежал по его телу, леденя кровь. Его мозг лихорадочно обрабатывал это — Пелле, его губы на губах парня. Но когда он, наконец, был готов нетерпеливо ответить на поцелуй, Пелле уже отстранился, прикрывая рот обеими руками, и выглядел совершенно испуганным. —Ебать! Извини, я просто... я не думал! Клянусь, нет – пожалуйста, не ненавидь меня. Мозг Эйстейна теперь взрывался, Пелле считал, что ему противно то, что он сделал. Это было так… запутанно. —Нет! — отрицал он, двигая рукой, чтобы схватить холодную руку Пелле. — Пелле, тебе не нужно об этом беспокоиться. Это не… ах, черт,—гитаристу хотелось умереть от смущения, его лицо горело,—разве ты не понимаешь? Я чувствую то же самое, идиот! Они недоверчиво смотрели друг на друга, воздух становился электростатическим от напряжения. — Ты… ты знаешь? — прошептал Пелле, получив в ответ твердый кивок,— я знаю, что это неправильно, я думал, тебе было бы противно, если бы ты знал… на этот раз Пелле почти истерически рассмеялся,— Эйстейн, меня никогда особо не волновал пол, но это то, что я научился скрывать, потому что знаю, что люди будут презирать меня и причинять мне боль, если узнают. Слезы заполняли глаза Эйстейна – он сглотнул комок в горле и сжал холодную руку друга, поняв в этот момент, как его сильно трясет. —Бля, Пелле… Я не знаю, что сказать. —Я пытался думать о чем-то другом, искал способы отвлечься. — Это то, что ты делал? —Эйстейн моргнул в оцепенении,— общался с той девушкой, искал как бы отвлечься? Пелле слабо кивнул, оставаясь растерянным. Итак, по сути, они разделяли одни и те же чувства, даже если Эйстейн осознал их накануне вечером, потому что он так долго отрицал это, они оба держали их при себе, оба думая, что другой почувствовал бы отвращение, если бы истина была бы раскрыта. Они были…дураками. Эйстейн ничего не мог с этим поделать. Он начал истерически смеяться, заставив Пелле нахмуриться от удивления. — Эйстейн, ты чего? —его прервал гитарист, который обхватил его щеки и свел их лбы вместе, их носы соприкоснулись от внезапной близости. —Мы с тобой просто два идиота, — заявил Эйстейн, все еще горько посмеиваясь, —потому что я разгромил дом… —Ты разгромил дом? — И ты чуть не покончил с собой только потому, что мы два идиота. Затем он поцеловал его, медленно и нежно, губы сначала застенчиво соприкоснулись, а затем осторожно разошлись, позволяя их языкам встретиться, закружиться и танцевать, ох, так осторожно, как будто они оба пытались не слишком увлечься от этого поцелуя. Руки Пелле путешествовали по туловищу Эйстейна, пробегая по нему, в то время как руки Эйстейна гладили красивые, но грязные волосы вокалиста – его Пелле, его великолепного, сломанного, испорченного Пелле. Эйстейн разорвал поцелуй и удовлетворенно улыбнулся. Пелле тоже выглядел таким счастливым, его щеки были такими красными, а глаза остекленевшими. О, что Эйстейн сделает с этим мальчиком, он не мог знать. Возможно, его нижняя часть тела изменилась после того, как его разум отреагировал на тот поцелуй. Сомнений не было: для своего вокалиста он определенно был геем и больше не мог избавиться от этого чувства. Они посмотрели друг на друга, у них кружилась голова, было слишком хорошо, но звуки шагов и крики заставили их расстаться и попытаться резко вернуть себе самообладание. —Вот он Мертвец! — воскликнул Ян, входя в комнату с волчьей ухмылкой на лице,—хорошо выглядишь, Пелле, лучше, чем вчера вечером, когда ты истекал кровью! Эйстейн стиснул зубы: его барабанщик был таким засранцем, но не то чтобы в прошлом он был лучше. Он действительно не мог говорить. — Йорн, Ян, привет, — почти застенчиво пробормотал Пелле. На самом деле это была странная ситуация: Mayhem собрались вместе в странной больничной палате. —Эй, Пелле, мы думали, что доставим тебе неудобства, если приедем, чтобы пожелать тебе скорейшего выздоровления, но в конце концов мы слишком переживали, — пошутил Йорн, волоча стул рядом с кроватью, в углу которой сидел Ян. Пелле улыбнулся в ответ. —Ой, на самом деле это было бы очень круто. Некоторое время они хихикали и обменивались шутками и историями, атмосфера в комнате была странно… счастливой? Как и в старые времена, группа никогда еще не была так хороша вместе. Спустя немного времени в комнату вошла хмурая женщина с тележкой, полной медицинских приборов. — Олин, пришло время пройти обследование. Позже ты пойдешь к врачу, и он решит, что с тобой делать, — заявила женщина, подойдя к кровати и потянувшись за прибором для измерения артериального давления. —Что? Его не освободят сегодня?— повысил голос Эйстейн, получив в ответ суровый взгляд медсестры средних лет. — Доктор скажет, — прошипела она. —Это чушь, с ним все в порядке, разве ты не понимаешь? Он даже лучше , чем обычно, просто отпусти его, — выпалил Ян, вызвав еще один взгляд старушки. —Разве это повод? — вопросительно заявила она, закончив проверять кровяное давление Пелле и начав с серии вопросов. «Как вы себя чувствуете? Какую боль вы чувствуете по шкале от 1 до 10? У вас кружится голова, вы дезориентированы, растеряны?» —Хорошо, доктор приедет к вам позже, — объявила она, передвигая несколько предметов обратно в тележку,— вы поговорите с ним, возможно, без публики», — она посмотрела на всех остальных в комнате, произнеся эту фразу. Эйстейн смог вернуться домой, принять душ, убрать часть беспорядка в каюте и вернуться в больницу с рюкзаком с одеждой для Пелле. У него было глубокое, крайне плохое предчувствие по поводу выздоровления Пелле. С технической точки зрения с парнем все было в порядке: его запястья были зашиты, и ему сделали переливание крови, чтобы вернуть его в нормальное русло. Так какого черта его еще не освободили? Что-то было не так. Он яростно сжимал руль, когда быстро ехал в сторону Осло. У него осталось не так уж много времени до окончания часов посещений. Воспоминание о губах Пелле на его губах все еще было свежо в его памяти, о влажном, сладком вкусе его языка, о застенчивом, но довольно исследовательском прикосновении этих тонких пальцев, о мягкой текстуре его волос. Одна только мысль об этом вызывала у Эйстейна головокружение и опасную жажду. Тем не менее, у них не было возможности поговорить об этом, поскольку другие участники группы связались с ними и предотвратили дальнейшее подобное общение. Это была разовая акция? Вряд ли возможно. Пелле практически раскрылся, заявив вслух, как ему нравится Эйстейн, как он давно его желал. Эйстейн был таким глупым. Он не осознавал, что чувствует к нему, пока не оказался на грани потери его снова. Выбросив эти мысли из головы, Эйстейн быстро направился в здание, чтобы добраться до комнаты Пелле, даже не нуждаясь в указаниях. Его встретила самая теплая улыбка, которую он когда-либо испытывал. —Эйстейн! —Привет, я принес тебе одежду, твой альбом для рисования и случайные книги, которые я взял из твоей комнаты, — объявил он, ухмыляясь. — Спасибо, — застенчиво сказал блондин, — но я надеюсь, что меня отпустят до наступления ночи, я даже не понимаю, почему они так долго держат меня здесь. — Я тоже, — признался Эйстейн, сидя рядом со шведом на том самом стуле, где он спал прошлой ночью, если можно так назвать ночь. —Ты видел этого идиота-врача? Что он сказал? — Не знаю, просто куча странных вопросов,—он почесал перевязанное запястье — знак того, что он нервничает,—делал ли я это раньше, часто ли думал об этом, но я ничего не отвечал, это странно, они хотели позвонить моим родителям в Швецию, но я им не разрешил. —Боже, они не могут просто заниматься своими чертовыми делами? Теперь с тобой все в порядке, так зачем так долго держать тебя прикованным в этой дыре?—Эйстейн был очень зол, говоря это. Звонить родителям Пелле? Ему было двадцать два года, и он был одиноким мужчиной, в этом не было необходимости. Дело не в том, что у него была какая-то болезнь или что-то в этом роде. Как раз вовремя на пороге появился мужчина в круглых очках и с взъерошенными седыми волосами, пристально изучая пару строгими глазами. Эйстейн уже ненавидел его. —Кто ты? — спросил он гитариста, который в ответ смотрел на него с яростью. —Его друг. —Друг, могу я поговорить с тобой секунду, малыш? Малыш, ребенок. Отвали. Эйстейн переглянулся с Пелле, прежде чем двинуться к человеку с самым ненавистным выражением лица, которое только можно было отобразить на лице. —Почему ты держишь его здесь?— крикнул он доктору, как только перешагнул порог. Мужчина пристально разглядывал его, вероятно, думая что-то нехорошее об Эйстейне, но ему было все равно. —Я доктор Олсен. Твой друг Пер собирается провести несколько дней в прекрасном учреждении, которым я руковожу. —Какого черта, чувак? Он в порядке! Сегодня утром он смеялся и шутил!—в этом не было никакого чертового смысла, они не могли запереть кого-то просто так. Это было незаконно, да? —Это вряд ли имеет значение. Он пытался покончить с собой, и мы обнаружили на его теле несколько следов членовредительства. Сегодня он мог посмеяться, а завтра застрелиться. Что мы, как врачи, должны сделать, так это предотвратить еще один суицидальный эпизод, возможно тот, который действительно сработает. Эйстейн сильно вздрогнул, внезапно потеряв дар речи. Глубокое чувство страха разлилось по его груди, расширяясь и делая все темным и зловещим. — Ты… ты собираешься посадить его в гребаную психушку? Ты это говоришь? —Это хорошее учреждение, где я, как психиатр, могу качественно выполнять свою работу. У меня есть сын его возраста, и я знаю, что где-то в Швеции его ищет обеспокоенная мать. Я не могу закрывать глаза на такого потерянного человека. Черт побери – это была шутка, не так ли? Этого не может быть! Не знаю, не сейчас, когда Эйстейн был чертовски близок к тому, чтобы, наконец, все по-настоящему исправить, не сейчас, когда он и Пелле наконец-то разобрались в своем дерьме, не сейчас, когда это было только начало! Ему хотелось смеяться, или плакать, или ударить доктора Олсена. Может быть, все это. —Ему это, черт возьми, не нужно! Ты не понимаешь, если ты посадишь его в психушку, это ты его убьешь! Олсен сморщил нос с явным отвращением. —И ты думаешь, что сможешь ему помочь? Ты такой же наивный, как я думал. Перу нужна психиатрическая помощь и серьезное лечение — Ты даже его не знаешь! Никто его не знает, никто, кроме меня. Доктор усмехнулся. —У тебя такой комплекс Наполеона, малыш. Но выслушайте меня, у тебя нет права голоса в этом вопросе. А теперь иди, часы посещений закончились. Эйстейн взглянул на мужчину с чистой, абсолютной ненавистью, разгорающейся в его сердце. Затем он бросился в комнату, к Пелле, который бросил на него растерянный взгляд, явно совершенно не осознавая ситуации. —Эйстейн ты чего?— блондин не смог закончить фразу, потому что Эйстейн уже обнимал его, крепко обхватив руками костлявые плечи Пелле. Последний вздрогнул от внезапного объятия, ошеломленный. Когда руки Пелле потянулись и обняли его в ответ, он почувствовал облегчение. —Послушай меня, чего бы это ни стоило, я тебя не оставлю, — заявил гитарист, вызвав в ответ небольшой вздох. Пелле откинулся назад, в его глазах теперь расцветал страх. —Эйстейн, что это такое, что происходит?—трепет в его голосе заставил сердце Эйстейна наполниться печалью. Это было так несправедливо, Пелле собирались поместить в психиатрическую больницу из-за него, из-за того, что он был засранцем. Казалось, что невозможно не причинить ему вреда, в какой бы временной линии он ни находился. Была ли это судьба? Было ли это неизбежным, чтобы избежать отчаяния своего друга? — Я не собираюсь оставлять тебя, — повторил Эйстейн, нежно лаская лицо шведа,— я не оставлю тебя, но ты должен пообещать мне, что не собираешься делать ничего безрассудного, хорошо? —Что? Почему? Я не понимаю, почему ты ведешь себя так странно. —Обещай мне!— это был приказ, строгий приказ, с которым Пелле согласился, осторожно кивнув. — Хорошо, — улыбнулся Эйстейн, лаская волосы блондина, его щеки, прижимая его к себе, как что-то драгоценное, —увидимся скоро. Не добавив ни слова, Эйстейн поцеловал его, всего лишь мимолетный поцелуй, достаточный, чтобы скрепить их согласие. Он вышел из комнаты с тяжестью на плечах, обнаружив на пороге доктора. Он видел всю сцену, но кого это заботило в этот момент. Чертов подонок. — Соси мой член, доктор, — выпалил Эйстейн, показав мужчине два средних пальца,—я вытащу его из той чертовой дыры, в которую ты его поместишь. —Можешь попробовать, но я делаю это ради него. Он не собирался пытаться, он собирался добиться успеха, даже если ему придется организовать гребаный побег или сжечь все это место – это вряд ли имело значение. Черт возьми, он был Евронимусом! Кучка придурков в белых халатах не собиралась его останавливать.