Samsara

Осло, по дороге, 5 апреля 1991 года. —Я не могу поверить, что они заперли Пелле в психушке, — сказал Йорн на пассажирском сиденье рядом с нервным Эйстейном, который ехал в сторону учреждения. Узнать, где находится Пелле, не составило труда: после приставаний к старой медсестре в больнице женщина быстро сдалась. —Честно? Это было очевидно, — выпалил Ян, растянувшись на заднем сиденье,— да ладно, ребята, Пелле чертовски сумасшедший, как бы вы назвали человека, который подбирает трупы на улице и несколько дней морит себя голодом? Я просто реалист. —Он не сумасшедший, — выплюнул Эйстейн, раздраженный отвратительным барабанщиком,— он просто… придурок, но из-за этого он не заслуживает того, чтобы его заперли в чертовой психушке. —Да, мне его немного жаль, зная Пелле, он уже сошел с ума, — сказал Йорн, вдыхая длинный дым. Эйстейн очень надеялся, что швед сможет справиться со всем этим кошмаром какое-то время, по крайней мере, пока они не найдут решение. —Я говорю, мы сожжем это место, заставим всех выбежать и забрать его, — предложил Ян,— или мы ищем нового вокалиста, на вечеринке я встретил парня, который… Пелле, черт возьми, невозможно заменить; Мертвое невозможно заменить. Эйстейн хотел, чтобы это было ясно. Он бы предпочёл выгнать Яна вместо Пелле, это было точно. —Он чертов гений, и мы не собираемся оставлять его позади. Наступила небольшая пауза молчания: Эйстейн вел машину и смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на своих спутников, но все же чувствовал самодовольную ухмылку Яна сзади. —Только посмотрите на это! Ты так злишься, когда они забирают твоего питомца. Мило. Господи, он слишком прекрасный для этого идиота Эйстейна. — Заткнись.— выпалил гитарист, в ярости сжимая руль, к черту Яна и его гомофобные шутки. —Ребята, я согласен сжечь это место, но… — задумался Йорн, выбрасывая сигарету в окно, — может быть, нам следует найти решение, которое не приведет нас в тюрьму, вы не думаете? Сомневаюсь, что мы сможем репетировать за решеткой. —Мы разберемся, — заявил Эйстейн,—возможно, мы могли бы просто убедить врачей выпустить Пелле. —Серьезно? Пелле? Удачи с этим, — хмыкнул Ян, запрокинув голову на сиденье, — если бы я был доктором, я бы выбросил чертов ключ, чувак. Наш Мертвец просто облажался, и ты это знаешь. Эйстейн сдержал ряд оскорблений в адрес этого невыносимого придурка, оно того не стоило. — Тогда почему ты вообще пошёл с нами? — спросил Йорн через некоторое время, поворачиваясь к барабанщику. Последний ухмыльнулся. —Кто, я? Конечно, чтобы получить удовольствие от шоу, это чертовски весело, вот что это такое. Дурак. Это место выглядело большим и старым – вроде психушки с привидениями, которую можно увидеть в фильме ужасов. Эйстейн почувствовал жуткое чувство, когда вошел в это место вместе с Яном и Йорном в сопровождении молодой красивой медсестры. —Он очень… отказывался разговаривать, — заявила она, вздыхая,— он весь день дулся в своей комнате и кричал на всех, кто приближался к нему, отказываясь от еды и воды. — О, тогда ничего нового, — выпалил Ян, получив укоризненный толчок от Йорна. Тем не менее, Эйстейн был рад, что Пелле не пытался активно причинить себе вред, это означало, что он его послушался. Комната Пелле находилась в конце длинного коридора. Они нашли его сидящим в углу, он прижал колени к груди и волосы закрывали его лицо. Эйстейн не мог не заметить, что швед переоделся в ту одежду, которую принес ему: простые спортивные штаны, большой серый свитер и толстые белые носки. Пелле всегда носил просторную одежду, которая делала его еще худее, заметил гитарист. Но сейчас не время задерживаться на этих глупых мыслях, потому что важно было проверить состояние Пелле. —Эйстейн!— Пелле сиял, когда парень вошел в комнату, его глаза блестели. —Эй, — ухмыльнулся Эйстейн, очень надеясь, что это не покажется ему тонким флиртом в присутствии коллег по группе. Ян фыркнул и закатил глаза. Да и что он должен видеть, он даже не смотрит на нас, этот маленький ублюдок. —Как ты? — спросил Эйстейн, стоя на коленях перед Пелле, который сел, скрестив ноги. —Не хорошо, я хочу домой, я не… я не сумасшедший, верно? Почему они держат меня здесь? Эйстейну было больно видеть, как Пелле злится, но он должен был признать, что нашел мальчика лучше, чем его предыдущие знакомые, и это было началом. Возможно, Пелле доверял ему настолько, что не нырял в пучину собственной тьмы. —Все будет хорошо, Пелле, нам просто нужно поговорить с врачами, ты должен вести себя хорошо, ладно? Не делай глупостей. —Я вообще ничего не делаю. — почти раздраженно возразил Пелле. — Нет, я имею в виду, есть и пить. Делай это, не мори себя голодом, это часть глупостей. Пелле нахмурился, но ничего не ответил, оставив последнее слово за Эйстейном. Тем временем Йорн и Ян стояли позади пары, последний шумно шнырял по комнате. —Что говорят врачи? Почему они запирают тебя здесь? – спросил Йорн. —Они говорят, что хотят, чтобы я позвонил родителям и попросил их отвезти меня обратно в Стокгольм, — пробормотал Пелле, опустив взгляд в пол. —Что? Это чушь, чувак!— вскрикнул Эйстейн, вскочив на ноги и вскинув руки вверх,— они шантажируют тебя, заставляют тебя вернуться к родителям? Ты не маленький ребенок, они не могут решить, что для тебя лучше! Я поговорю с этим ублюдком Олсеном.— объявил Эйстейн, и, прежде чем Пелле смог что-то сказать в ответ, он вышел из комнаты в сопровождении своих товарищей по группе и твердым шагом пошел по коридору. К черту их всех. Они просто не знали, что лучше для Пелле, именно он должен был его вылечить, вылечить и вытащить из тьмы. И все же крошечная часть мозга Эйстейна не могла не задаться вопросом, правда ли это, возможно, Пелле было бы лучше без него, поскольку он изначально был причиной его боли. Он ворвался в кабинет врача под протесты бедной медсестры и обнаружил заносчивого мужчину средних лет, работающего за столом. —Я могу вам помочь? —Просто выпустите Пелле, вы держите его здесь как заложника, он не сумасшедший, он не принадлежит этому месту!— Эйстейн стукнул ладонями по столу, получив в ответ суровый взгляд психиатра. —Молодой человек, прошу вас успокоиться и сесть, тогда мы сможем поговорить. —Я не успокоюсь и не засуну эту «молодую чушь» в задницу.— Эйстейн зарычал, вызвав волну «ооо» среди своих товарищей по группе, которые последовали за ним. Доктор изогнул бровь и сплел пальцы на поверхности стола, его внешний вид был невыносимо безупречен. —Пер уйдет, когда решит позволить нам позвонить его родителям, чтобы они позаботились об этом. Я знаю, что он, возможно, не психопат и не вышел из-под контроля, но ему нужна медицинская помощь, и я не позволю кучке детей контролировать его состояние. —Он ненавидит это место! Слушай, я знаю, что у него проблемы, ясно? Но ему нужны мы, а не вы! Он… ему нравится ходить в лес и писать тексты, как он вообще собирается делать это в этой дерьмовой дыре? Что-то мелькнуло в глазах доктора, но длилось это всего секунду. —Это вряд ли имеет значение, он здесь ради своих интересов. —Вы лишаете его интересов!— Эйстейн сплюнул, наклонившись ближе к мужчине. — и я тебе это докажу. Я собираюсь вернуться сюда и превратить твою жизнь в ад, пока ты не поймешь, что ошибаешься насчёт того, что Пелле нуждается в тебе больше, чем в нас. Это был вызов, за который Эйстейн боролся бы до самого конца. Оставив доктора Олсена совершенно ошеломленным, он повернулся на ногах и с полной решимостью вышел из комнаты, за ним последовали его товарищи по группе, которые показали этому человеку средний палец, прежде чем исчезнуть, преследуя Эйстейна, хихикая, как дети. Пелле ждал их в коридоре, неуклюже стоя в своей просторной одежде, переминаясь с ноги на ногу и почесывая забинтованное запястье. —Эйстейн? - пробормотал парень. Он не выглядел грустным или расстроенным, учитывая, что менее двух дней назад он активно пытался покончить с собой, Пелле пережил это на удивление хорошо. Эйстейн так гордился им. —Все будет хорошо, Пелле, эти ублюдки не владеют тобой, — успокоил он его, изо всех сил стараясь говорить уверенно. Я владею тобой .Но этой мысли он предпочитал избегать в своем мозгу, даже если она возникала совершенно естественно. На мгновение Пелле мельком взглянул на своих товарищей по группе, которые с любопытством смотрели на них. Эйстейн понял и попросил их оставить их в покое, что вызвало драматическое закатывание глаз Яна, за которым последовало гомофобное оскорбление. Вернувшись в комнату Пелле (комната без двери), они вдвоем сели на край кровати, глядя друг на друга так, словно им очень хотелось поцеловаться, одновременно подавляя желание сделать это. —У тебя все хорошо, я горжусь тобой, — Эйстейн почувствовал необходимость подтвердить успех Пелле в том, что он держит себя в руках, и блондин улыбнулся в ответ, заведя светлую прядь за ухо и опустив глаза — и Эйстейн никогда не думал, что может считать парня таким милым, тем более Пелле, и никогда не думал, что ему нравятся милые вещи, но с этим шведом все было совсем по другому. Он подавил искушение поцеловать эти губы и еще раз похвалить Пелле. — Ты сказал, что не бросишь меня, и я доверяю тебе, — объяснил Пелле, немного ерзая на месте. — Ты отдал мне свою кровь, я чувствую связь с тобой, потому что ты сейчас внутри меня, это клятва на крови. Я полностью тебе доверяю. Эйстейн вздрогнул от этих слов, слегка покраснев при упоминании о том, что он был внутри Пелле, и изо всех сил старался не вызывать в уме неприятные образы. Он мог этого ожидать: учитывая, что Пелле был таким помешанным на вампирах, отдача ему своей крови, должно быть, была для него окончательной печатью. —Я знаю, что ты можешь это сделать, я не волнуюсь.— слова Пелле заставили глаза Эйстейна расшириться от удивления. Швед даже улыбался и выглядел странно безмятежным, несмотря на ситуацию. —Ты не волнуешься? — Я доверяю тебе, Эйстейн, ты должен поступить так же по отношению ко мне. Проклятие. Поскольку Пелле был чертовски милым, слишком чертовски милым , у Эйстейна заболела грудь от чего-то похожего на печаль. Слезы снова защипали его глаза, в то время как в его голове возник все еще яркий образ мозга Пелле, разбрызганный на его кровати. Как мог Пелле не ненавидеть его? Как он мог так слепо доверять Эйстейну? Это была преданность, тот тип привязанности, которого, по мнению Эйстейна, он не заслуживал. После этого поцелуй казался вполне естественным, сначала мягкий, робкий поцелуй, который после стал горячим, влажным и грязным. Рука Эйстейна переместилась от колена Пелле к его бедру, и было так соблазнительно исследовать больше, чтобы добраться до более запретных частей его тела. Но они все еще находились в комнате без двери, не так ли? Вдобавок ко всему, их коллеги по группе бродили по залу. —Поздравляю с тем, что мой член стал твердым как камень, Пелле, — поддразнил Эйстейн, когда они расстались, с ухмылкой на его лице. Блондин лукаво улыбнулся и, боже мой, что бы с ним сделал Эйстейн. Это все еще было странно - мысленно признать, что он гей для своего вокалиста, но наконец признать свои внутренние, скрытые желания также было настоящим освобождением. В каком-то смысле это имело смысл, это было просто что-то, что засело в глубине сознания Эйстейна, когда он слишком боялся признать это. Но не сейчас, сейчас ему не терпелось исследовать ту часть себя, которую он никогда по-настоящему не знал. —Ты должен что-то с этим сделать, — поддразнил Пелле, рассеянно играя воротником рубашки Эйстейна, — думай обо мне, когда прикасаешься к себе. —Я сделаю это, — ответил Эйстейн незамедлительно. Все это было опасно. Они сидели слишком близко на кровати и вели себя не совсем правильно из-за всего этого флирта, но он не мог отмахнуться от прикосновения Пелле. На самом деле он жаждал большего. — Я это узнаю, — мечтательно прошептал Пелле, его взгляд ни на чем не сосредоточивался, пока он водил по груди Эйстейна тонким пальцем,— я это почувствую, поскольку ты сейчас внутри меня, у нас общая кровь, я чувствую то же, что и ты. — Возбуждение? — пошутил Эйстейн, нарушив ход мыслей вокалиста, который весело фыркнул. —Возможно. Прежде чем расставание со шведом стало невозможным, Эйстейн заставил себя отойти на некоторое расстояние. —Мне пора идти, —объявил он,— я буду здесь завтра. Пелле кивнул. —Я знаю. Прощание казалось слишком странным и слишком глупым, если не бесполезным, с таким человеком, как Пелле, который всегда терялся в своем странном мире. Бросив последний взгляд, гитарист вышел из комнаты, чтобы поискать своих товарищей по группе и убраться к черту из этого места, прежде чем он сделает что-нибудь действительно очень глупое. Той ночью Эйстейн прикасался к себе, думая о Пелле для себя и для него, потому что Пелле просил об этом. Ему казалось правильным погрузиться в этот водоворот, в его голове возникали отвратительные, похотливые картины. Ему хотелось целовать его и прикасаться к нему, гладить его, кусать его, а затем зализывать его раны – чтобы овладеть им глубоко и полностью. Он хотел, чтобы Пелле стонал от удовольствия, а не завывал от боли, хотел, чтобы тот погрузился в похоть, а не в отчаяние. Ему хотелось высосать из него боль и оставить лишь пустую, блаженную оболочку.