Реквием по Лауду

Второй день пребывания Линкольна в больнице был ещё тяжелее, чем первый. Факт того, что вскоре после неудачного завтрака и разговора с необычным врачом сестры узнали о его состоянии, был очень… драматичен. Линкольн никогда не видел их такими опустошёнными. Когда девочки только вошли в палату, они выглядели так, словно увидели привидение. Они дрожали и не хотели приближаться к брату. Когда Линкольн подошел к ним сам, с девочек наконец спало оцепенение, и они обняли его. Эти групповые объятия и безутешный плач были для Линкольна самым тяжёлым моментом. Сёстры обнимали его и плакали целых десять минут. Это был не просто плач, когда по вашим щекам текут слезы — это больше походило на душераздирающие крики боли. Линкольн сквозь слёзы пытался всех успокоить, но бесполезно. Даже когда сёстры отошли от него, ему было трудно видеть, в каком состоянии они находятся, и не плакать из-за этого ещё больше. Похоже, из всех сестер только Лени пыталась держать себя в руках. Она плакала больше, чем когда-либо в своей жизни, но старалась делать это как можно тише. В то же время, Луан даже не пыталась плакать тихо. Она стояла на коленях, закрывая руками глаза, и тщетно пыталась сдержать слёзы. Ее рыдания исходили из глубины её души. Она плакала так, словно в её грудь всё глубже и глубже вонзался холодный нож. Когда Луан подумала, что лезвие перестало проникать, рана начала болеть ещё сильнее. У неё была одышка, будто кто-то выкачивал воздух из её лёгких. Она плакала, как истеричный ребёнок, такая же хрупкая и испуганная. Совсем рядом с Линкольном сидела на стуле Луна, то поглаживая, то крепко сжимая его руку. На столе рядом с ней лежала коробка с салфетками, но в любой момент сёстрам могла понадобиться ещё одна такая коробка. Рокерша плакала тише всех, но только потому, что она, как и Луан, запыхалась, и вся её энергия уходила на то, чтобы дышать. Бессонная ночь, огромное эмоциональное истощение от разговора с доктором Хаусом и болезненная встреча с сёстрами крайне утомили Линкольна. Мальчик осторожно лёг на кровать; это было совсем не просто сделать вместе с Линн, практически висящей на его шее. Она, младшая из старших, обнимала брата с силой захвата дзюдо и плакала на его плече. Линкольн обнимал её правой рукой — левую держала Луна. Младший Лауд пытался успокоить спортсменку, но та лишь повторяла: «прости, прости» снова и снова. Также на кровати, поддерживая Лени, сидела Лори. Она тоже не могла перестать плакать, но между всхлипываниями ей удалось сказать: — Линки… Если ты что-то хочешь…. Что угодно… Просто… Просто скажи мне, ладно? — Лори… — Я возьму тебя в торговый центр и куплю тебе все комиксы, которые ты захочешь, — перебила Лори. — Отвезу туда, куда скажешь. Просто… просто скажи. — Девочки, пожалуйста, просто… послушайте меня на минутку, — попросил Линкольн, пытаясь взять себя в руки. Сёстры всё ещё плакали и не хотели его слушать. Как только Линкольн открывал рот, чтобы заговорить, Линн обнимала его ещё крепче, а Луан снова начинала плакать. Он не мог это контролировать. Линкольн никогда не видел своих сестёр такими. Этого он и боялся больше всего, когда ему поставили тот злополучный диагноз. Он не мог их винить: от одного только представления на своём месте одной из сестёр у него по спине шли мурашки. Но всё же младший Лауд не мог просто стоять и смотреть. Он был Парнем-с-планом, специалистом по своим сёстрам, и он должен был найти способ их успокоить. Вряд ли это будет легко, но попытаться стоило. — Девочки, прошу, успокойтесь. Даже если они его и слышали, то виду всё равно не подавали. — Девочки, — снова позвал Линкольн. Лени приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на него, но больше никто ничего не сделал. Луан всё ещё безутешно плакала на полу. Это зрелище разбивало Линкольну сердце, но в то же время оно подало ему идею. — Тук-тук! — крикнул он, пытаясь быть услышанным среди всего этого шума. Все сразу же посмотрели на него с недоумением. Линн отстранилась, чтобы взглянуть брату в лицо, а Луан перестала плакать и принялась тяжело и прерывисто дышать. Завладев вниманием сестёр, Линкольн позволил себе едва заметно улыбнуться. — Я сказал, «тук-тук», — повторил он нарочито спокойным тоном. Сёстры были растеряны и ничего не понимали, а Линк смотрел прямо на Луан. Сестра-комедиантка была обескуражена, как и остальные сёстры, но она быстро всё поняла, и её покрасневшие глаза приоткрылись. Линкольн улыбнулся ей и кивнул. — К-кто там? — спросила Луан. От долгого плача у неё разболелось горло, и ей было трудно выговаривать слова. — Бен, — сказал Линкольн таким безмятежным и спокойным голосом, что это выглядело почти как вырванный из контекста диалог. Луан хотела продолжить шутку, но была слишком взволнованной, чтобы это сделать. Она открыла рот, но слова не выходили. Наконец, Лори решила подыграть Линкольну: — Что за Бен? — Бен, который хочет привлечь ваше внимание, — сказал он, заканчивая эту ужасную шутку. — Ладно, теперь мне нужно, чтобы вы меня выслушали, окей? От такой плохой шутки никто не засмеялся, но её неожиданности и спокойного вида Линкольна было достаточно, чтобы сёстры успокоились и выслушали всё, что он хочет сказать. Слёзы, хоть и медленно, по-прежнему текли из их глаз, но, по крайней мере, у них восстановилось дыхание. Мальчик вытер слёзы и выпрямился, приподняв Линн. Он обнял её крепче, нежно сжал руку Луны и с любовью посмотрел на каждую из своих сестёр. Он позволил своему телу говорить вместо него. Он хотел передать, насколько сильно он их любит и как тяжело ему было сказать то, что он сейчас собирался сказать. — Я знаю, что вам грустно. Мне тоже. И я не говорю, что вам нельзя грустить. Я просто хочу, чтобы вы немного успокоились. — Успокоились? — спросила Лени, непонимающе глядя на брата. — Линкольн, ты… ты… Она даже не смогла договорить и обняла Лори, чтобы спрятать слёзы. Линкольн глубоко вздохнул: — Да, я… я умираю. Для сестёр это было так, словно их насквозь пронзили стрелой. Они почувствовали новый удар в сердце, причинивший им такую же боль, как и первый. Линн снова прильнула к брату, на этот раз уткнувшись лицом в его грудь и сжимая в руках его больничную робу. — Заткнись! Просто заткнись! — крикнула она, комкая в руках его одежду. — Линн, Линн, расслабься, — прошептал Линкольн и ласково погладил её сжатый кулак. Это немного успокоило сестру-спортсменку, которая продолжала лить слезы на его рубашку. — Не говори нам расслабляться, бро, — сказала Луна. — Линкольн… Мы не… Ты… — Лори пыталась что-то сказать, но не смогла закончить ни единого предложения. — Понимаю, мне тоже тяжело, — сказал им Линкольн. — Но послушайте, вы не можете позволить младшим увидеть вас такими. Они не должны узнать. — Рано или поздно они узнают, — сказала Луна. — Я знаю, но не сейчас. Они ещё маленькие. Они не… они не поймут. — Не поймут? — Луан наконец встала на ноги и подошла к брату поближе. В её взгляде читались и боль и гнев. — Что значит «не поймут»? Линкольн, ты умираешь! — Я знаю! — И ты просишь нас молчать? Успокоиться? Наш единственный брат умирает, а ты хочешь, чтобы мы успокоились? — Я понимаю, что это непросто… — Непросто? Нас на части разрывает, Линк! — воскликнула Линн, и заплакала еще горше, прижимаясь к груди брата. — Я знаю, я понял! Хорошо? — сказал Линкольн, повышая голос. — Так что ты хочешь? — честно спросила Лени с беспокойством в голосе. — Просто я… Я не знаю… Я не хочу видеть вас такими. — Ты умираешь! Как ты хочешь, чтобы мы… — Я НЕ УМЕР! — закричал Линкольн так громко, что сёстры подпрыгнули на своих местах. Несколько секунд они не шевелились, пока Линкольн пытался успокоиться, вытирая новые слёзы. — Я ещё не умер. Я всё ещё здесь, рядом с вами. И мне так больно видеть, как вы плачете. Я не хочу видеть вас такими, — сказал он, обнимая Линн, которая практически лежала на нём. — Я не хочу. И не могу. Я знаю, что многого прошу, но сделайте это ради меня и особенно — ради наших сестёр. Будьте сильными. — Мы не можем быть сильными, — сказала Лори, и по её щеке скатилась ещё одна слеза. — Линкольн, мы буквально не можем. — А девочки… они заслуживают того, чтобы знать, бро, — сказала Луна, окончательно опустошив коробку с салфетками. — Я же сказал…! — начал кричать Линкольн, но замолк, закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Слушайте, вчера я поговорил с мамой и папой, и они согласились со мной. Мы не можем им сказать. Нужно подождать. — Чего подождать? — спросила Лори. — Твоей смерти? По-твоему, им будет легче от того, что они всё узнают позже? — Нет… Я не знаю, но… — Но что? — яростно поторопила его старшая сестра, и сразу же об этом пожалела. Нижняя губа Линкольна задрожала, и он сделал всё, чтобы снова не расплакаться. Луна, заметив это, быстро встала и обняла его вместе с Линн. Линкольн дал им достаточно времени, чтобы успокоиться, и мягко отстранился. — Линкольн… — Им не станет от этого легче, но легче будет хотя бы мне. Хорошо? Я не хочу прощаться с ними так скоро… Я-я не хочу, я… я не могу. Просто не могу. Я не готов к этому. — Линкольн, мы не можем скрывать от них что-то такое. Им… Им нужно знать. — Лори, пожалуйста, умоляю тебя, — почти отчаянно попросил брат. — Чувак, я бы хотела знать, случилось ли с тобой что-нибудь, — сказала Луна. — Мне бы не хотелось, чтобы меня ограждали от подобного. Ты — наша семья. Все пять сестёр рàзом начали говорить, что он, Линкольн, не может поступить так со своими младшими сёстрами, и что они имеют полное право знать правду. Да. Линкольн хотел уберечь их от правды. Что тут плохого? Люди постоянно что-то скрывают от других, особенно от самых маленьких. Например, Линкольн знал, что когда он был маленьким, родители рассказывали ему об аисте и детях не потому, что не доверяли ему или нарочно хотели запутать, а потому, что он не был готов принять правду. Здесь то же самое. Он не хотел говорить всю правду младшим сёстрам, потому они были к этому не готовы. Он не был глупым и понимал, что однажды ему придётся рассказать им. Невозможно так долго хранить это в тайне от них, и Линкольн знал, что он лишь оттягивает этот момент. Но он хорошо знал своих сестёр. Было трудно представить, как бы отреагировала Лиза, ведь она любила его слишком сильно, чтобы это не повлияло на неё. И Линкольна это пугало. Такой тяжёлый удар в таком юном возрасте… С Люси всё было примерно так же — в теории, она должна быть той, кто легче со всем справится, ведь у неё совсем другой взгляд на смерть. Но Линкольн знал её лучше, чем кто-либо ещё. Он знал, что за чёрной чёлкой скрывается очень ранимая девочка, которая читает комиксы о пони. В любом случае, она была бы разбита этой новостью. А о том, как отреагируют близнецы, младший Лауд даже не хотел и думать. Так что да, возможно, Линкольн был эгоистом. Может ли кто-нибудь действительно винить его? Почему его должны судить? Кто дал им такое право? Это Линкольн был тем, кто вот-вот умрёт. Это он получил ужасный ультиматум. Со временем все его сёстры смогут справиться с болью и будут жить дальше, а Линкольн — нет. Он умрёт. Почему он не может отложить такой печальный момент? В данном вопросе сёстры Линкольна были явно настроены против него, поскольку они продолжали говорить, что это плохая идея. Все одновременно говорили ему, что делать и как будет лучше. Они не приняли его выбор. Как правило, Линкольн был очень терпимым по отношению к сестрам, но контекст ситуации исчерпал его терпение до дна. — Заткнитесь! — заорал он, и все умолкли. — Слушайте, я не скажу им, что умираю, и вы тоже не скажете. — Но… — Никаких «но»! — оборвал он Луан, которая была ошеломлена реакцией брата. — Я так решил! Я лежу в больнице! И я хочу, чтобы так всё и было! Если вы реально обо мне беспокоитесь, сделайте так, как я прошу! Ради меня! Что-то из того, что он сказал, по-видимому, задело сестёр, они выглядели так, будто пропустили удар ниже пояса, будто не могли поверить в то, что услышали. Линн медленно отошла от брата, чего не делала с тех пор, как вошла в палату. Похоже, что она собиралась что-то сказать, но Луна заговорила первой: — «Если вы реально обо мне беспокоитесь»? Что значит «реально обо мне беспокоитесь»? — повторила рокерша с сердитым видом. — Конечно, мы о тебе беспокоимся! Мы любим тебя! Почему ты думаешь, что мы такие, идиот?! — Луна! — закричала Лори. — По-моему, вам лучше уйти, — наконец сказал Линкольн. Он скрестил руки на груди и лёг на левый бок, не глядя на сестёр. — Линкольн, пожалуйста, — попросила Лори, подойдя ближе. — Не надо так. Казалось, она вот-вот заплачет. Линкольн тоже чуть заплакал, но сумел сдержаться. — Я не спал всю ночь, я устал. Я очень хочу спать, — сказал он старшей сестре. Лори посмотрела на него. На своего младшего брата, такого хрупкого, такого беззащитного. Она хотела остаться с ним вот так, обнимать его до бесконечности. Но Лори видела, что Линкольн был раздавлен новостями, как и все остальные, и не могла винить его за это. Наверное, ему нужно было побыть одному. — Мы вернёмся позже, ладно? — сказала Лори. Она поцеловала Линкольна в лоб и погладила его по щеке, но тот на неё даже не взглянул. — Мы позволим тебе всё рассказать, когда ты будешь готов. — Лори… — начала Линн. — Никто ничего не скажет, — строго повторила Лори. — Пойдёмте. Ни у кого не было сил спорить. Луна, похоже, пожалела о том, что говорила с братом вот так, но не осмелилась ничего сказать. Луан и Линн молча вышли из комнаты, сдерживая порыв обнять Линкольна и новую волну слёз. Лени не сказала ничего; её мысли были где-то в другом месте. Лори вышла следом за ними и бросила на младшего брата последний взгляд. Линкольну тоже не понравилось, как он разговаривал с сёстрами. Он был почти уверен, что были иные способы разрешить ситуацию. Но всё произошло слишком быстро, эмоций было слишком много, голова пухла от попыток всё это усвоить. Младший Лауд не лгал, когда говорил Лори о том, как сильно он устал. Когда мальчик остался один, он вздохнул. Напряжение покидало его тело. Младший Лауд положил голову на подушку, и, сам того не заметив, уснул.

***

Мать разбудила Линкольна ради обеда, который он съел почти без остатка, после чего сразу заснул. Мальчик проспал целый день без сновидений, пока миссис Лауд снова не разбудила его и не сказала, что наступило время для посещений, и что сёстры скоро придут. Эта новость сразу разбудила Линкольна. Он был рад их видеть, потому что скучал по ним, особенно по младшим, но по большей части мальчик был напуган. Он боялся, что старшие сёстры могли не сдержать обещание. Боялся, что младшие сёстры и так обо всём догадались. Боялся, что не сможет смотреть на них без слёз, ибо как он это объяснит? В таком случае, ему придётся сказать правду, а к этому он не был готов. Мама обняла Линкольна и сказала, что оставит его с сестрами одних. Она вышла из палаты, и вскоре вошли пять младших сёстер. — Линкольн! — крикнули близняшки одновременно, сражаясь между собой за право первой обнять брата. — Ого, сколько в вас энергии! — сказал Линкольн и обнял их обеих. Он прикрыл глаза; Лола и Лана были не самыми эмоциональными из сестёр, но, возможно, им было привычнее выражать так свою привязанность в силу возраста. Линкольну нравились эти обнимашки, эти «спасибо, Линкольн!», а главное, эти маленькие щербатые улыбки. Хотя, как правило, он не обращал на это внимание. — А мы тебе кое-что принесли! — хором сказали близнецы и гордо достали рисунок беловолосого человечка в красивом платье принцессы и с чем-то вроде змеи, овившейся вокруг его головы. — Ух ты… Какой я здесь красивый, — сказал Линкольн. — Конечно, наряд я придумала сама! — радостно сказала Лола. — Лана, а змея была твоей идеей? — Ну конечно! — Очень мило. Она меня обнимает? — спросил Линкольн, немного обеспокоенный тем, что змея словно душит его. — Да нет, блин. Она тебя согревает! Рептилии так проявляют свою привязанность, они всё-таки холоднокровные! — объяснила Лана так, словно это было что-то очевидное. — О, теперь понял! Спасибо, ребят, — сказал Линкольн, снова обнимая близнецов. Пока он это делал, он услышал щелчок и почувствовал мурашки по коже, как будто все волосы на его теле встали дыбом. Он растерянно посмотрел направо, и увидел, что рядом с его койкой стоит Лиза со странным аппаратом в руке. — Не волнуйся, Линкольн, — спокойно сказала Лиза. — Это устройство всего лишь проверяет уровень твоих гормонов и основные жизненные показатели. Небольшая мера предосторожности, которую следует принимать в таком неоднозначном месте, как государственная больница. — Лиза, иди сюда, — сказал Линкольн и усадил младшую сестру на колени. Похоже, ей это не понравилось. — Неужели ты по мне не скучала? — Очевидно, что твоё отсутствие имеет катастрофические последствия для нашего дома, и это влияет на мои расчёты и прогнозы о возможных результатах самых будничных и безобидных действий, которые можно себе представить. Изменение факторов неизбежно влечёт за собой перемены в тех результатах, к которым мы привыкли. К этому нужно привыкнуть, и я как учёный, обычно, чувствую себя более комфортно в контролируемой среде, где переменные почти всегда постоянны и измеримы. Когда статус-кво меняется, как сейчас, теоретическая модель, на которой я основываю своё существование, также страдает от последствий, которые можно обозначить как негативные. — И всё это — чтобы сказать о том, что ты скучала по мне? — спросил Линкольн с довольной улыбкой. Лиза закатила глаза. — Да, — наконец сказала она, позволив себе на секунду обнять Линкольна, спрыгнула с кровати и сделала вид, что проверяет свои устройства. — Ка-ка! Лили, которую Люси держала в руках, смотрела на Линкольна и махала ручками, пытаясь его схватить. Готесса отнесла её к брату, и тот быстро взял её на руки. — Лили! Скучала по старшему брату? Да? — спросил он таким тоном, каким, обычно, разговаривают с младенцами. Лили просто смеялась, гладя его лицо ручками. — Ой, ты принесла мне одеялко! — Линкольн указал на одеяло, которое Лили держала в руках. — Яв-ко! — повторила малышка, запихивая уголок одеяла в рот. Она прижалась к Линкольну, наполовину обнимая его, а наполовину используя как колыбельку. Тот был рад подчиниться. — А ты, Люси? Как твои дела? — спросил он сестру. Линкольн вдруг покрылся потом, когда увидел, что что-то не так. Девочка-гот стояла перед ним со скрещенными за спиной руками. Она смотрела брату прямо в глаза, будто изнутри читала его, скрывающего за безопасным и счастливым видом. Как будто она через глаза брата смотрела ему прямо в сердце, читая его чувства, как открытую книгу. И Линкольн ужаснулся от того, что она могла прочитать. — Линкольн, ты в порядке? — наконец спросила она своим обычным ровным голосом. Линкольн боялся, что вся больница услышала, как тяжело он сглотнул. Его холодный пот был виден невооружённым глазом? Мальчик чуаствовал, как по его лбу стекает холодная соленая капля. Похоже, время пришло. Он должен был рассказать им правду. Люси всё знала. Или нет? Что, если она просто беспокоилась? Люси не сказала ничего, что указывало бы на то, что она знает больше остальных. На всякий случай, Линкольн решил сделать вид, что всё в порядке. — Я? Да, всё со мной в порядке. В смысле, я ещё здесь, но это потому что… — Не ври мне, Линкольн, — перебила Люси и схватила его за плечи, что удивило Линкольна и напугало Лили. — Скажи мне правду. С тобой всё в порядке? Её голос был по-настоящему расстроеным, но, похоже, всей правды она не знала. Младший Лауд на мгновение потерял дар речи, не зная, что ответить. Линкольн думал, что ему всё сойдёт с рук, если он будет держать сестер в неведении, просто избегая этой темы. Он и не думал, что ему придётся прибегнуть к такой откровенной лжи. И пока Линкольн думал, что ответить, близняшки грубо оттолкнули Люси от него. — Ты вообще понимаешь, что творишь? — спросила Лола, вставая вместе с Ланой между Люси и Линкольном. — Да, ты почему так с ним себя ведёшь? Ты не видишь, что он в больнице? — добавила Лана, сердито глядя на старшую сестру. — Я просто спросила, что с ним, — ответила Люси. Похоже, она была немного удивлёна реакцией сестры. — Он уже сказал, что с ним всё хорошо! — Ох, тебе всегда нужно быть такой драматичной и жуткой? Близнецы ничего не поняли. Они были слишком юны, чтобы понять, и слишком заняты беспокойством о Линкольне, чтобы думать о чувствах Люси. Но мальчик отчётливо заметил, как изменился вид сестры, и как сильно эти слова на неё подействовали. Девочка-гот грустно посмотрела в землю. — Эй. Линкольн встал, отдавая Лили на руки Лизе, и подошёл к Люси. Он встал перед сестрой и положил руку на её плечо. — Девочки, не будьте с ней так грубы. Она просто волнуется, как и все, вот и всё, — сказал он, нежно дёргая её за плечо, чтобы та подняла глаза. — Люси, я в порядке. — Клянёшься? — шёпотом спросила она. Линкольн не позволил ей увидеть, как сильно он волнуется, и не позволил сомнениям и боли от лжи близким родственникам отразиться на лице или в голосе. — Клянусь, — сказал он наконец. Как только Линкольн сказал эту фразу, Люси с облегчением обняла его. Он обнял её в ответ, а вскоре к ним присоединились Лола, Лана, Лиза и Лили. Эти групповые объятия были, конечно, более радостными, чем те, что были со старшими этим утром, но для беловолосого паренька эти обнимашки были не менее болезненными. Вся разница была лишь в том, что сейчас он не мог позволить себе заплакать.

***

— Лори, ты уверена? — Да. Доктор сказал, что это может тебе помочь. — Ну, не знаю… — Послушай, тебя никто не заставляет, хорошо? Если не понравится, я в твоей палате. Можем поиграть там во что-нибудь позже. Просто попробуй, окей? Линкольн подумал ещё немного и наконец кивнул. — Ладно, — с этими словами он открыл дверь и вошёл в игровую комнату. Когда Линкольн пообщался со всеми сёстрами (старшие вошли после того, как младшие вышли), Лори сказала ему, что поговорила с родителями и переночует с ним в больнице, чтобы мать могла немного отдохнуть и следующим утром пойти на работу. Брат пытался убедить её, что это не нужно, что он может сам о себе позаботиться, и что ей не стоит пропускать школьный день. Лори же ответила, что остаться один в больнице он никак не сможет, а один пропущенный день в школе — не конец света. Родители рассказали Лори всё, что нужно знать, а затем с ней поговорил лечащий врач Линкольна, чтобы объяснить некоторые вещи. Доктор сказал ей, что Линкольну не помешает посещение того отделения больницы, где есть место, в котором дети могут поиграть и развлечься (если позволяет их состояние). Он объяснил, что помимо игр Линкольну может помочь наличие людей, с которыми можно было бы поговорить, и которые переживали то же самое, что и он. Это могло бы подарить ему новые перспективы. Не столь в этом убеждённый, Линкольн решил все же послушать врача и сестру. Когда Линкольн вошёл, реальность оказалась лучше его ожиданий. Это была очень красочная комната с подушками, столиками, кубиками, играми и даже маленьким телевизором со старенькой приставкой. Детей было не так уж много: двое ровесников Лолы и Ланы, девочка возраста Люси, рисовавшая что-то на доске, и мальчик чуть старше Линкольна, который сидел на столе и над чем-то работал, помогая себе инструментами. Он выглядел очень сосредоточенным и увлечённым своим делом. Линкольн, не зная, что ему делать, решил сразу направиться к телевизору и консоли. Он взял один из джойстиков и посмотрел, какие игры здесь имеются. Ничего из последнего поколения консолей, но зато была старая копия гоночной игры. Управление было немного непривычным, но не очень сложным, и вскоре он увлёкся. Линкольн сделал крутой поворот, и его машина вдруг врезалась в дерево, которого там вообще не было. — Ой, да ладно! — сердито сказал Линкольн. — Не парься, эта игра просто адски глючит, — с улыбкой ответил ему мальчик постарше. Линкольн обернулся и посмотрел на него. Первое, что он заметил — это то, что мальчик был полностью лысым. Он взглянул на это мгновение и перевёл взгляд в сторону. Мальчику на вид было лет двенадцать или тринадцать. У него были зелёные глаза и небольшой шрам на правой брови, который придавал его улыбке хулиганистый вид. Хотя на деле, это была лишь тень улыбки настоящей. Линкольн никогда не видел такого маленького мальчика с таким усталым лицом. У него были огромные мешки под глазами, которые светились только потому, что таков был их долг. Его плечи практически висели, как будто ему трудно было просто сидеть прямо. Линкольн не знал, что это за болезнь, но он сразу почувствовал жалость к этому парню. — Ну спасибо, что сказал. А есть ещё какие-нибудь хорошие игры? — спросил младший Лауд. — Вряд ли, — ответил безволосый, поглядывая на то, что лежало у него на столе. — Я Адриен, кстати. — Линкольн, — назвался Лауд, пытаясь со своего места увидеть, над чем работал тот мальчик. Адриен продолжал заниматься своими делами, пока не заметил, как Линкольн с интересом на него смотрит. Он отложил инструменты в сторону. — Хочешь увидеть кое-что крутое? Посчитав это за приглашение, Линкольн встал и подошёл к столу поближе. К его большому удивлению, в руках у Адриена оказались наручные часы. Они были очень старые, из металла вроде бронзы и с коричневым кожаным ремешком. Адриан держал их перевёрнутыми циферблатом вниз и задняя крышка была снята, позволяя увидеть сложную систему шестерёнок внутри. — Что ты делаешь? — спросил Линкольн. — Эти часы принадлежали моему отцу, — начал объяснять Адриен. — Он умер, когда я был совсем маленьким, и это всё, что от него осталось. Я всегда ношу их. Эти часы — механические, понимаешь? Воистину ретро. Но они встали, когда я упал пару недель назад. — И ты пытаешься их починить? — Честно говоря, я не думал, что это так тяжело, — признался Адриен, нахмурившись. — Я подумал: «Окей, я это сделаю, будет весело». Я знаю человека из Марокко, Хамида, который управился бы минут за двадцать. — Ты был в Марокко? — Я был практически везде. Вообще, я родился во Франции. — Ты француз? — Je pensais qu’il était evident... — сказал Адриан и начал смеяться, увидев изумлённое лицо Линкольна. — Ну, я жил там только до пяти лет. Потом я начал путешествовать, и мне пришлось выучить английский. По-английски я говорю лучше, чем по-французски. — А ты много путешествовал? — спросил Линкольн, садясь рядом с ним. — О, да. Много. С мамой. Она была учительницей, понимаешь? После смерти отца она начала писать книги по саморазвитию, и, чёрт возьми, они хорошо продаются. Когда мне исполнилось пять, она решила, что устала от рутины и повседневщины, продала наш дом, и мы начали ездить по всему миру. Два года в Италии, два года в Англии, один в Испании, один в Марокко, один в Египте, а потом мы переехали сюда. Вот он я, мне четырнадцать лет, и я жил в семи разных странах. — Ух ты, звучит потрясающе, — мечтательно улыбнулся Линкольн. Он представил себе, как путешествует по всему миру, знакомится со многими местами и культурами. — А что, если я скажу, что даже не ходил в школу, вообще никогда? Мама учила меня на дому. — Не может быть! Чувак, это круто! Ты путешествовал по миру, а учился дома? Адриен немного посмеялся, но Линкольн тут же заметил, что голос у него совсем не радостный. Мальчик положил инструменты на стол и несколько секунд молчал. — Это не так весело, как кажется, — наконец сказал он. — Ты шутишь? Я даже никогда не покидал этот штат! Было бы просто невероятно путешествовать по всему миру, знакомиться с новыми людьми. — Ну, в этом-то и проблема, Линкольн, — грустно сказал Адриен. Когда Линкольн услышал эти слова, мечтательная улыбка тут же сползла с его лица: — О чём ты? — У меня никогда не было друзей. Я познакомился кое с кем здесь и там, но заводить друзей нелегко, когда тебе нужно шесть месяцев только на то, чтобы выучить основы местного языка. А это ещё сложнее, когда ты не ходишь в школу. Ты хоть представляешь, каково жить, когда есть только ты и твоя мама? Адриен был совершенно ошарашен, когда увидел, что Линкольн начал потихоньку смеяться: — Нет. Боюсь, что нет. И следующие двадцать минут Линкольн рассказывал Адриену о своей жизни в семье с десятью сёстрами. Мальчик внимательно слушал, сначала удивляясь, потом забавляясь, а потом смеясь вместе с Линкольном над всеми сумасшедшими вещами, которые могут произойти в такой огромной семье. Потом Линкольн рассказал о Суперумнике, ААООУ и Короле Колец, и они с Адриеном обнаружили, что у них намного больше общего, чем предполагалось изначально. Вскоре они забыли, что находятся в больнице, что вообще познакомились час назад, и говорили так, будто были знакомы всю жизнь. В конце концов, за остальными детьми пришли родители, которые отвели их в свои палаты, и Линкольн был почти уверен, что краем глаза увидел Лори, которая наблюдала за ним, но не хотела мешать. — Адриен, ты правда знаешь, как их починить? — спросил Линкольн в один момент, отметив, насколько сложными выглядят внутренности часов. — Ага. Ну, типа. Хамид научил меня основам. Я уже три недели пытаюсь их починить. — А прогресс есть? — Конечно, — с улыбкой сказал Адриен и взял маленькую гайку диаметром всего в четыре миллиметра. — Что это? — спросил Линкольн, пытаясь разглядеть деталь, но не смог; она была слишком маленькая. — Это, мой дорогой Ватсон, недостающий элемент, — объяснил Адриен. — Мне удалось заново собрать весь механизм часов, я поставил каждую деталь на своё место… кроме этой. Понятия не имею, где она должна быть. Но эй, по крайней мере, я понял, в чём проблема! — Из-за этой крошечной детали и не работают часы? — Ну, именно так и работают машины, особенно старые. Каждая деталь имеет своё назначение. — Вау. Как думаешь, сколько времени тебе понадобится, чтобы понять назначение этой штуки? — Не знаю… Я даже не знаю, успею ли я вообще, — грустно сказал Адриен. На некоторое время они оба замолчали. Ни один из них не говорил о своих условиях или ситуациях. Они активно избегали этой темы, но похоже, у них не было выбора, кроме как объявить об этом. — Сколько…? — начал Линкольн, но замолк на полуслове. Адриен всё равно понял его. — Семнадцать дней назад мне дали две недели, так что я уже должен был умереть. Это может случиться в любой момент. — Выглядишь неплохо, — сказал Линкольн и заслужил от Адриена саркастический взгляд, заставивший его улыбнуться. — Ладно, по крайней мере, не НАСТОЛЬКО плохо. — Я сижу на куче лекарств, но теперь это лишь вопрос времени. — Понятно, — сказал Линкольн. Он знал, что ему нечего сказать. Те же пресные слова, которые ему сказал врач? Он прекрасно понимал, что они ничего не значат. — Мне сказали, что у меня осталось две недели, — сказал Линкольн. —Может быть, три. Адриен молча кивнул. Он осторожно положил руку на плечо своего нового друга: — Отстойно, да? — Да… Это так. — В эти дни я часто задавался вопросом, почему всё это со мной происходит. Почему именно я. Но в конце концов… Думаю, не стоит слишком углубляться в эту тему, понимаешь? Вещи просто случаются. — Я ещё ничего не сказал своим младшим сёстрам, — признался Линкольн. Адриен вздохнул. — Это будет тяжело. Послушай, Линкольн… Я не знаю, волнует ли тебя то, что я могу тебе рассказать, но я всё равно скажу. Когда я умру, почти никто из моих знакомых об этом не узнает. У меня нет друзей, которые за меня переживают, только мама. Грустно думать о том, что она будет единственной, кто обо мне вспомнит, когда меня не станет. С тех пор, как полтора года назад мне диагностировали лейкемию, я много об этом думал. И я уверен, что она об этом тоже думает. Я очень хочу иметь друзей, больше людей, с которыми я мог бы разделить свои последние минуты. Ведь что даёт смысл жизни? Работа? Учёба? Не знаю, для кого-то, может, и да. Но я считаю, что жизнь нужно прожить ради людей, которых мы встретили. Ради семьи, друзей, людей, с которыми мы разделяем счастливые моменты. У меня есть только мама, а у тебя — большая и хорошая семья. Скажи им, когда будешь готов, но не упусти шанс провести время со всеми своими сёстрами и друзьями. В конце концов, другого шанса у тебя не будет. И снова они замолчали. Практически. Адриен был очень уважителен и ничего не сказал, когда Линкольн начал тихо плакать. Так было, пока он не успокоился и не встал. — Спасибо, Адриен. Я… пойду, наверное, к себе в палату. — Ладно. Береги себя, Линкольн. Линкольн уже хотел уйти, но остановился прямо возле двери. — Адриен? Мальчик, снова обративший внимание на недостающую деталь своих часов, поднял глаза: — Да? — Может быть, это ненадолго, но… я буду помнить тебя. Адриен улыбнулся. Искренне улыбнулся. Они смотрели друг на друга ещё несколько секунд, а затем Линкольн ушёл к себе.