Реквием по Лауду

— Итак, как ты поступишь? — спросил врач. Линкольн нахмурился. Он взглянул на Лори, ища поддержки. На самом деле, он просто хотел увидеть намек на то, как поступила бы сестра. — Это твоё решение, я не хочу указывать тебе, что делать, — ответила Лори, угадав мысли младшего брата. — Но я думаю, ты буквально уже догадался, какой выбор хочу я и девочки. И она была права. Линкольн знал, что его сёстры хотели бы услышать. Думать здесь особо не о чем, ответ был довольно ясен. Проблема, возможно, состояла в том, что младший Лауд уже представлял свои последние дни, и это меняло картину в его голове. И он ещё не знал, изменится всё к лучшему или станет только хуже. Линкольн ещё раз посмотрел на Лори и мягко кивнул. Сестра улыбнулась ему. — Я позвоню родителям и попрошу приехать как можно скорее, — сказала Лори доктору, и тот вышел из комнаты. Лори заметила немного нервный вид Линкольна, и поэтому подошла ближе и обняла его, гладя по волосам. Она поцеловала брата в лоб и прижалась щекой к его голове. — Всё будет хорошо, — заверила она его почти шёпотом. Линкольн никогда не отказывался от сестринских объятий, даже когда обнимала одна из старших сестёр, и он притворился бы, что уже немного староват для такого. Но прямо сейчас Линкольну не хотелось притворяться, а главное — не было нужно. Он наслаждался объятьями, полностью отдаваясь теплу сестры. Лори и Линкольн провели вместе целую ночь. Часами говорили о будничных вещах, вспоминая старые анекдоты. В конце концов, поговорили о настоящем и о ближайшем будущем. И хотя они оба снова плакали, Линкольн был глубоко благодарен своей сестре. За то, что она была рядом с ним. За то, что составила ему компанию и позволила маме отдохнуть. Лори могла быть очень властной, когда хотела, но в доме Лаудов не было никого, кто был готов помочь другим детям так, как она. — Я пока позвоню папе, ладно? — сказала Лори, отходя от своего брата. — Заканчивай завтракать. Линкольну не нужно было повторять дважды: когда к ним пришёл доктор с новостями, мальчик едва принялся за еду и был очень голоден. По правде говоря, больничная еда была далеко не такой хорошей и вкусной, как домашняя, а от еды Макбрайдов её отделяли несколько световых лет. Но парень не собирался на это жаловаться. Пока Лори ждала, когда отец возьмёт трубку, Линкольн начал думать о Клайде. Рано или поздно ему придётся всё рассказать. Возможно, задачу облегчил бы новый способ развития событий. — Алло, пап? — пока Линкольн продолжал завтракать, он слышал голос Лори. — Да, с ним всё в порядке. Слушай, сейчас приходил врач и… Нет, нет, с ним всё в порядке, правда. Ты дашь мне закончить? Линкольн тихонько засмеялся от мысли о том, что его отец в приступе паники не даёт Лори договорить. Но потом подумал, что у отца есть для этого все основания, и смех застрял у него в горле. — Он сказал, что с Линкольном всё стабильно, ему не нужен особый уход, а поскольку лечения нет, это… Это… Это лишь вопрос времени, — сказала Лори, изо всех сил стараясь держать себя в руках, дабы не разрыдаться прямо в трубку. — Он может оставаться в больнице под наблюдением сколько нужно, но лечащий врач хочет его выписать… Нет-нет, я буквально только что сказала, что лекарства ему не нужны… Нет… Пока он не надрывается и отдыхает, с ним всё будет в порядке до тех пор, пока, ну… Ну ты понял. Линкольн быстро закончил завтракать, пока Лори посвящала отца во все детали, которые рассказал ей доктор. Судя по всему, состояние Линкольна не будет постепенно ухудшаться со временем, пока болезнь его не погубит, как думал он изначально. Последние недельки он проживёт нормально, пока в один момент у него внезапно не откажет сердце и он не умрёт. Когда это время придёт, медицина ничем не сможет ему помочь, а до тех пор ему не нужна никакая особая забота, кроме как не насиловать его сердце. Учитывая состояние Линкольна, у больницы не было проблем в том, чтобы он остался в ней, если захочет, но доктор Хаус был готов немедленно выписать мальчика, чтобы тот мог провести последние дни в собственном доме. Линкольну очень хотелось бы проводить как можно больше времени с сёстрами вместо ограничения дурацким графиком посещений. Не говоря уже о такой роскоши, как телевидение высокой чёткости, игровая приставка, чистая одежда и родительская еда. На деле, он долго не раздумывал над ответом. Единственным «неудобством» было то, что Линкольн, имея на всё про всё надёжный план, уже представил себе практически до мельчайших подробностей свои последние дни в больнице. Это привело к появлению множества переменных, которые он не учёл вначале. Линкольн перестал думать о решениях, действиях и стратегиях для нового варианта событий, когда Лори села рядом с ним на кровать. — Папе нужно закончить какой-то небольшой отчёт, а потом он возьмёт перерыв, чтобы приехать сюда, подписать бумаги и отвезти тебя домой, — сказала Лори, взяв брата за руку и вытирая его губы от крошек. — Ты не можешь подписать за него? — спросил Линкольн. — Я тебе не мама и не законный опекун, болван, — ответила Лори с лёгкой улыбкой. — Мне ещё даже восемнадцати нет. Линкольн допил апельсиновый сок и посмотрел на сестру. — Когда папа приедет? — Не знаю. Сказал, что к полудню. Беловолосый кивнул и немного задумался о том, каково будет возвращаться домой теперь, когда всё стало совсем по-другому. — Эй, — позвала Лори, поймав потерянный взгляд брата. — Линкольн… Не думай слишком много. Линкольн не мог сдержать улыбку. Его сестра слишком хорошо читала всё то, что происходит в его голове. — Это будет непросто, да? Я имею в виду, эти дни дома, — спросил Линкольн, чувствуя, как сестра крепче сжимает его руку. — Нет, Линки. Ни для кого это не будет просто. — Но зато у меня есть вы, да? — Всегда, — сказала Лори со слезами на глазах. Брат и сестра соединились в новом объятии и просидели так вплоть до позднего утра.

***

Мистер Лауд прибыл в главную больницу Роял-Вудс незадолго до полудня. После недолгих бюрократических разборок и информативной беседы с врачом семья была готова покинуть больницу. Линкольн наконец-то смог надеть свои джинсы и классическую оранжевую рубашку-поло. Он шёл между отцом и сестрой, которые держали его за руки. Линкольн не мог не чувствовать себя малышом, но его вдруг перестало волновать, что могут сказать другие люди. Когда Лауды наконец дошли до приёмного покоя они встретили медсестёр, которые ухаживали за Линкольном последние два дня. Те обняли его на прощание, и в ответ младший Лауд одарил их самой широкой улыбкой, на которую был способен. Линку было немного жаль, что он не смог проститься с Адриеном, которого не видел со вчерашнего вечера. Ему очень понравилось общение с ним. Когда Лауды уже почти вышли из здания, Линкольн вдруг почувствовал, что нужно обернуться; необъяснимое покалывание позади головы заставило его ощутить, как за ним кто-то наблюдает. Линкольн развернулся и огляделся, пока наконец не увидел прислонившегося к перилам первого этажа человека. Высокого мужчину в джинсах, в пиджаке и с тростью в руке. Линкольн до сих пор не был уверен в том, какие эмоции у него больше вызывал этот доктор. Но, учитывая обстоятельства, мальчик решил похоронить свою маленькую обиду на него. В конце концов, доктор Хаус сыграл свою роль в его выведении из стадии отрицания. Издалека Линкольн поднял свободную руку, чтобы отсалютовать. Доктор кивнул, дав единственный знак о том, что он его тоже видел. Вскоре Лауды сели в фургон. Глава семейства проехал всю дорогу до работы, куда ему пришлось вернуться до конца дня. Он наказал детям беречь себя, попрощался с ними и попросил Лори ехать осторожно. Брат и сестра прибыли домой за несколько минут. Когда машина припарковалась, Линкольн как всегда вышел из неё и как всегда поднялся на крыльцо. И тогда он застыл перед дверью, не осмеливаясь повернуть ручку. Вместо этого он сразу начал подмечать все мелочи и детали: выцветшие деревянные доски, недавно заменённые окна, пятна грязи на коврике с надписью "Добро пожаловать". Всё было не так, как обычно. Его дом внезапно стал чем-то большим, чем просто домом. Это было единственное место, которое он мог называть этим словом. Линкольн понял, что никогда не переедет, не снимет квартиру и не купит свой собственный дом. Рука на плече вырвала его из этих мыслей. Младший Лауд поднял голову и увидел Лори, которая смотрела на него с грустной улыбкой: — Пошли в дом, Линкольн. Как только дверь распахнулась, Лауда встретили четверо встревоженных питомцев. Пока Чарльз и Гео ходили вокруг Линкольновых ног, угрожая его повалить на землю, Уолт сидел на плече мальчика и ласково клевал его в щёку. Даже Клифф, который терпеть не мог общество детей, мурлыкал рядом. — Привет, ребят, я тоже по вам скучал, — сказал Линкольн, опускаясь на колени, чтобы поприветствовать их. Обычно, только Чарльз был таким ласковым. Уолт проводил бо́льшую часть своего времени в клетке, в безопасности от шумного дурдома, Гео же был довольно независимым и удосуживался находиться рядом с хозяевами только чтобы те могли его кормить. А Клиффу, казалось, было комфортно только с Люси. — Линкольн, я, пожалуй, поеду забирать девочек из школы. Не хочешь со мной? — спросила Лори, глядя на время на часах. — Я… я лучше останусь, — немного неуверенно сказал Линкольн. — То есть, я не хочу, чтобы они устроили сцену перед школой, когда увидят меня. — Ты прав, — призналась Лори. — И всё же… Не хочется мне оставлять тебя одного дома. Линки отошёл от питомцев и приблизился к Лори. — Со мной всё будет в порядке. Просто мне… Мне нужно побыть одному. Совсем немного, — сказал он, отводя взгляд. Лори несколько секунд молча смотрела на брата, пытаясь прочитать его мысли. — Ладно. Я скажу им, что ты дома, чтобы это не было сюрпризом, и, наверное, постараюсь их успокоить, чтобы они не навредили тебе своими объятиями, когда мы все будем здесь. — Спасибо, Лори. — Но держи телефон при себе. И есть ЧТО-НИБУДЬ случится, звони мне, ясно? — сказала блондинка своим привычным суровым тоном, давая понять, что у неё нет возможности взять обратно слова, которые она произнесла. — Понял. Они в очередной раз обнялись, и Лори вышла из дома, оставляя брата одного. Линкольн стоял в гостиной, обращая внимание на тишину, в которой находился. Очевидно, это был не первый раз, когда он был дома один. У всех сестёр частенько бывали важные дела, и Линкольн в полной мере пользовался преимуществами мирного и тихого дома, читая комиксы в трусах на диване, никого не беспокоя, играя в видеоигры, какие захочет, или заставляя окна стучать в ритме ЧМОКИ. Эти небольшие моменты умиротворения всегда воспринимались, как глоток воды посреди пустыни. Однако в этот раз Линкольн не мог не чувствовать себя разбитым. Дом Лаудов без всего этого шума и суматохи… Это просто не дом Лаудов, вот что. И даже несмотря на все драки и ссоры, в этой семье все любили друг друга и все любили себя такими, какие они есть. Каждый вносил свою небольшую долю хаоса, без которого они не могли жить. Например, что было бы с домом Лаудов без музыки Луны? Или без Лолы, разъезжающей на своей игрушечной машинке? Или без Линн, превращающей всё в спорт? Или без Луан с её шутками? Это был бы не тот дом Лаудов, к которому все привыкли. А как изменится дом, когда не станет Линкольна? Внёс ли он какой-то существенный вклад? Как изменится динамика дома? Ведь у него нет никакого природного таланта. Не было ничего, благодаря чему он был бы в центре внимания. Никакой отличительной черты, которая помогала бы влиять на повседневную домашнюю рутину. Линкольн знал, что сёстры любят его, и что они будут раздавлены вестью об его смерти. Последующие дни будут грустными и тихими. Весь дом погрязнет в ауре печали и тоски. Но надолго ли? В конце концов, они просто смирятся. В какой-то момент они продолжат двигаться дальше, войдут в свою колею. Линкольн не сомневался, что время от времени любимые сёстры будут вспоминать о нём, особенно по праздникам или в его день рождения. Ему хотелось верить, что глубоко внутри они уже никогда не будут прежними — и он был уверен, что не сможет стать прежним, если вдруг с кем-то из сестёр что-то случится. Но, по правде говоря, он был также уверен, что его отсутствие на динамику дома никак существенно не повлияет. Он мысленно ударил себя, пошёл на кухню и налил апельсинового сока, пытаясь отвлечься. Эти мысли были чересчур высокомерными. Почему он вообще должен желать, чтобы сёстры чувствовали себя иначе? Хороший брат должен думать иначе. Хороший брат хочет, чтобы его сёстры были счастливы, превозмогли потери и продолжали жить дальше. Линкольн хотел так чувствовать. Хотел, чтобы в глубине его сердца зародилось альтруистическое чувство. Но на деле единственное, о чём он мог думать — о том, чтобы его жизнь оставила свой след на жизнях других. Ему на ум быстро пришёл образ Адриена. Он помнил страх мальчика о том, что никто, кроме матери, о нём и не вспомнит. Линкольн также вспомнил, как Адриен рассказывал о своих путешествиях вокруг света, в частности об опыте посещения Египта. Пирамиды. Честно говоря, Линкольн не до конца понимал, что такого крутого люди в них находят. Просто какие-то треугольники… Ладно, нет, пирамидальные здания. Основание просто шире верха, вот и всё. Лиза объясняла ему, что великие культуры по всему миру строили пирамиды, потому что их тектоничность делала их самым простым способом построить большое сооружение. Для этого не требовались ни колонны, ни своды. Да, было загадкой то, как строители пирамид перемещали все эти большие каменные блоки, но, честно говоря, Линкольн всегда считал пирамиды переоценёнными. По крайней мере, он так думал до разговора с Адриеном. Мальчик-француз открыл ему новые перспективы. Что удивительно в пирамидах, так это их форма. Дело даже не в тайне их строительства. Такими запоминающимися пирамиды сделал тот факт, что они продержались тысячи лет, сопротивляясь безжалостной погоде, правительствам, цивилизациям, войнам — всему. Они были постоянным напоминанием о былых временах, наследием целой цивилизации. Это были гигантские памятники, посвящённые фараонам. Спустя тысячи лет, люди до сих пор помнят о них именно благодаря памятникам. Какие памятники поставили бы Линкольну? Несколько наполненных отчаянием ударов в дверь отвлекли его. Едва Линкольн сделал пару шагов из кухни, как снова постучали. Он чувствовал себя слегка напуганным. Кто бы это мог быть? — Кто там? — спросил Линкольн, стоя за дверью. — Детка? Это ты? Линкольн вздохнул со смесью облегчёния и раздражения. Он открыл дверь. Новоприбывший чуть не упал на него, потому что буквально прислонился к двери, будто пытался пройти сквозь неё. — Привет, Бобби. — поприветствовал его Линкольн. — Привет, младший Лауд! — сказал юноша, с удивлением глядя на принявшего его человека, и неловко его обнял. — Слава Богу, с тобой всё в порядке. — Что, прости? — сказал Линкольн, высвобождаясь из внезапных и странных объятий, которыми его одарил парень его сестры. — Лори не отвечала и не писала мне сообщения уже двадцать семь часов, — в ужасе объяснял Бобби, как будто говорил о своём худшем кошмаре. — Она никогда такого не допускала. А ещё её не было в школе два дня, и я… я подумал… Может, с тобой что-то случилось, чувак. Чтобы прийти сюда, я ушёл с последнего урока. — Оу, — сказал Линкольн, всё осознавая. — Прости, просто она вчера осталась в больнице, чтобы за мной ухаживать. У неё там не было интернета, и похоже, она выключила звук на телефоне… Не хотела отвлекаться. Поэтому она также не пошла сегодня в школу. Извини. — Нет-нет, не извиняйся, чувак! Я просто очень волновался. Но, эй, ты уже вышел из больницы! И это здорово. Что у тебя там вообще было? Лори сказала мне, что у тебя был несчастный случай с сестрой Линн, но у тебя нету гипса или чего-то в этом духе. Это удивило Линкольна. Лори ничего не сказала Бобби? Мальчик знал, что сестра не связывалась с Бобби со вчерашнего вечера, поскольку была занята уходом за ним. Но о состоянии Линкольна она узнала ещё тем утром, и у неё был целый день, чтобы рассказать Бобби. Очевидно, она этого не сделала. Но Бобби заслуживал того, чтобы знать. Технически, он был частью семьи. И Линкольну нужно было начать тренироваться сообщать новости, потому что вскоре ему придётся начать делать это не только своим друзьям, но и своим сёстрам. И ему нужно было отыскать лучший подход к этому вопросу. — Это долгая история… Не хочешь присесть на диван? — предложил Линкольн. — Лори поехала за сёстрами, так что это займёт некоторое время. Через десять минут Линкольн рассказал Бобби всё, что знал о своём странном и ужасном состоянии. На протяжении всего объяснения, он избегал зрительного контакта с ним, глядя на землю так, словно пытался сосчитать каждую ворсинку на ковре. — …но я попросил их не говорить младшим сёстрам, потому что… потому что… они слишком маленькие, и я думаю, что они не готовы. И я… я тоже не готов. Я не могу просто стоять и смотреть, как мои старшие сёстры плачут, а я, наверное, пытаюсь их успокоить. Но ты можешь представить себе такое с Люси, Ланой, Лолой и Лизой? Я просто не смогу видеть их рыдания. Поэтому я не хочу, чтобы они об этом знали. К моменту, когда Линкольн закончил говорить, он уже прижал колени к груди, сдерживая позывам плача, которые чувствовал каждый раз, когда переставал думать о том, что умирает, и даже больше — когда представлял или вспоминал, как плачут его сёстры. Он не мог вынести этот образ, это разрывало его сердце. И Линкольн сделает всё, чтобы уберечь их от страданий. А сейчас самый простой способ сделать это с младшими сёстрами — держать их в неведении о его болезни. Но для кого он простой? Для него? И было ли это решение правильным само по себе? — Думаешь, я плохой человек, раз не хочу им этого рассказывать? — срывающимся голосом спросил он Бобби, всё ещё не глядя на него. Его будущий зять остолбенел. Он рухнул на диван, словно его нокаутировали ударом по голове. Его взгляд был рассеян, а рот — слегка приоткрыт. Одна рука лежала на его груди, следя за тем, чтобы сердце продолжало биться, а лёгкие продолжали дышать. Бобби был настолько ошарашен, что его мозг скомпоновал вопрос только через минуту. — Что? Н-нет, чувак, конечно нет. Я думаю, я, в смысле… Ты… Чёрт… Он пришёл в себя, наклоняясь вперёд, опираясь локтями на колени и поддерживая руками голову. — Младший Лауд… Я не могу поверить… Это… Dios mio… Линкольн, всё ещё зажатый в себе, чуть повернул голову, чтобы взглянуть на Бобби. Он выглядел так, будто медленно переваривал новость, но она уже его сильно задела. Но он не плакал, и Линки был ему за это благодарен. — Линкольн, чувак. Я не знаю, как считает Лори, но я думаю, ты поступаешь правильно, — наконец сказал Сантьяго, удивляясь самому себе, что он, будучи в шоке, подобрал слова, чтобы сформулировать полное предложение. — Это… ужасные вести. Твои младшие сёстры это так просто не перенесут. Когда ты им расскажешь, тебе придётся… Как бы сказать? Сдерживать. Тебе придётся их сдерживать, чувак. Я бы рассказал, как это делать, но ты и сам знаешь, что я в этом не ахти. — Мне страшно говорить им, — признался Линкольн. — Это пугает меня больше, чем сама новость. Прощание… с моими сёстрами… Я-я… Я не думал, что ч-что-то подобное со м-мной… Он не смог договорить, вместо этого обхватил руками голову и уткнулся лбом в колени. Когда его рубашка и штаны начали намокать, он почувствовал руку на своей спине. — Линкольн… Мне жаль. Мне правда жаль. Ты и твоя семья не заслуживают этого. — Это… Это нечестно, — сказал Линкольн сквозь рыдания. — Это тяжело. Но Бог с тобой, чувак. Он будет с тобой до конца. С тобой и твоими сёстрами. И я знаю, что такого юнца как ты там примут с распростёртыми объятиями, — заверил Бобби. Сам Линкольн думал об этом ещё вчера вечером, после того, как Лори уснула. Он поднял глаза, из которых всё ещё текли слёзы. — Бог? Почему он вообще сделал это со мной? — сердито сказал он, с надеждой на то, что Бобби поймёт, что злится он не на Бога, а на ситуацию в целом. — Почему он сделал это с моей семьёй? Разве он не должен был помешать всему этому случиться? Бобби медленно убрал руку со спины мальчика. Он посмотрел на землю, смущаясь из-за того, что не может найти ответа на этот вопрос. Лауд молча смотрел на него, пока его будущий зять пытался придумать, что же сказать. — Не всё, что делает Бог имеет для нас смысл, — медленно произнёс Бобби, пытаясь завершить мысль в своей голове и сказать всё правильно. — Но факт того, что некоторые плохие вещи случаются не означает, что Он нас не любит. Это всё часть грандиозного плана, Линкольн. Думай об Иисусе — Бог послал своего сына, чтобы Он заставил нести свой крест и умереть. Он любил Его, но позволил Ему страдать. — Почему? Зачем ему это делать? — спросил Линкольн. Семья Лаудов, несмотря на постоянные и надоедливые шутки про мормонов, не была по-настоящему религиозной. Он догадался, что все они были крещёны в католической вере, но никогда не ходили в церковь, не молились за обедом или ещё что-то в этом духе. Он даже не был уверен, что в его доме есть хоть одна Библия. Поэтому Линкольн не был знаком с подробностями жизни Иисуса. И его смерти. — Потому что после того, как Он умер и восстал из мёртвых, Он победил смерть и освободил нас от греха. Бог послал своего сына умереть, чтобы мы все могли спастись. Иисусу было нелегко, Он сам сказал: «Господи, почему Ты оставил меня?», когда был на кресте. Это не было легко ни для Его друзей, ни для Его матери, но всё это было частью Его плана. И ты должен верить, что Он желает всего наилучшего тебе и твоим сёстрам. Линкольн положил руку себе на голову. Столько мыслей, идей и мнений крутились в ней. Такие понятия, как жизнь, смерть, справедливость, Рай, Бог, судьба, всё то, о чём, как он думал, он знал, но никогда об этом не задумывался. Он задавался вопросом, связано ли это с его возрастом, или люди действительно живут, не задавая себе таких вопросов. Сколько вообще людей задавались вопросом, были ли действия Бога справедливыми? Кто остановился на секунду, чтобы подумать о смерти? Линкольн не знал. Но он знал, что эти вопросы заставили его нервничать, чувствовать пучок нервов в своём животе и уверенность в том, что он вряд ли найдёт на них ответ. — Ты говоришь так, будто у всего есть какие-то причины, — наконец сказал он Бобби. — Хочешь сказать, что это всё — какой-то урок для меня? Или для моих сестёр? — Младший Лауд… Я не знаю. Я просто тупой ребёнок, который не может продержаться на работе больше месяца. Я бы хотел тебе ответить, но… Послушай, может ты и прав, и у всего этого нет причин, но это не значит, что ты не можешь найти их сам. После этих слов несколько минут никто не говорил ни слова. Им обоим было о чём подумать, и то, что они чувствовали, было трудно выразить словами. — Вот чёрт! — внезапно сказал Бобби, закрывая лицо руками. — Ронни будет совсем убита, когда узнает об этом. Ронни Энн. Линкольн вздохнул, понимая, что ей тоже придётся всё рассказать. По словам Лори, она уже знала, что он был в больнице и, судя по всему, волновалась. Их с Ронни Энн отношения были сложными, но Линкольн знал, что они действительно заботятся друг о друге. И это ещё один человек, которому придётся всё рассказать. — Бобби, могу я попросить тебя об одолжении? Сантьяго повернулся и посмотрел на него: — Конечно, Линкольн, всё что хочешь. — Не мог бы ты не говорить Ронни Энн, что…? Ну, что я умру? Я… я скажу ей об этом завтра. Но я бы лучше… я не знаю… — Сказал ей сам, — помог договорить Бобби. — Да. Я не знаю, может, это звучит тупо. — Нет, нет, всё в порядке. Думаю, ей лучше услышать всё из твоих уст. Им больше нечего было сказать друг другу. Спустя несколько минут возле дома припарковался семейный фургон, и звук приближающихся к двери десяти девочек возвестил о прибытии сестёр Лауд. Линкольн вытер глаза рукавом, пытаясь стереть следы слёз. Он вздохнул и улыбнулся максимально непринуждённо, продолжая говорить самому себе, что он не лжёт. Что его улыбка была искренней, поскольку он искренне рад их видеть. Он продолжал говорить себе, что это — не фальшивая улыбка. Бобби переживал, что его присутствие будет неловким, но его опасения были напрасны. Казалось, его заметила только Лори, остальные смотрели только на Линкольна. Лола, Лана и Лили прибежали (и приползли) на полной скорости, почти сбив брата с ног. — Ты вернулся! — сказали близнецы в унисон. — А мы украсили твою комнату рисунками! — Ка-ка! — Серьёзно? — сказал Линкольн, обнимая их. — Жду не дождусь посмотреть на них. — Линкольн, — внезапно произнёс голос позади него, как всегда напугав его. Он собирался поздороваться с Люси, но Линн встала между ними, не дав ему времени отреагировать. — Ты что творишь?! — она закричала на Люси, не очень нежно толкая брата за плечо. — Ты хочешь довести его до… инфаркта?! Ты больная?! — Линн, расслабься, она просто… — Заткнись, Линкольн! — выпалила спортсменка, обвинительно и угрожающе указывая пальцем в сторону готессы. — Никогда так больше не пугай Линкольна! Слышишь? Потому что клянусь, я… — Линн! — крикнула Лори, пытаясь сохранить контроль над ситуацией. Линн замолчала, злобно глядя на соседку по комнате. Лицо Люси как всегда не выражало никаких эмоций, но она сама отступила на два шага и, казалось, была готова в любой момент убежать. Линн фыркнула и обернулась. Она посмотрела на Линкольна, который в ответ также смотрел на неё с явным беспокойством в глазах. Выражение её лица тут же смягчилось, её рука поднялась, словно желая обнять брата. Но так сильно сжав кулак, что альбиносу послышался хруст пальцев, Линн убежала из гостиной, поднимаясь по лестнице. Линкольн вздохнул. Если его старшая сестра всегда была по своей природе агрессивной, то в тяжёлые времена всё становилось только хуже. Например, когда её команда проиграла летний чемпионат, когда она получает травму, из-за которой не может заниматься спортом, а в последнее время — по нескольку дней каждый месяц. Линн не была такой плохой, как думали некоторые, и Линкольн будет отстаивать эту точку зрения до последнего вздоха. Просто её способом справиться с негативными эмоциями был яростный выброс энергии. Линк понимал, что мог бы поговорить с ней и успокоить, как всегда и делал. Но он также понимал, что ей не помешает побыть одной. Поэтому он поговорит с ней позже. Было не круто так кричать на Люси. Говоря о Люси: Линкольн обернулся, чтобы поговорить с ней, но к тому времени она уже бесследно исчезла. Также бесследно и бесшумно, как вошла до этого. Никто не знает, где она могла бы спрятаться. — Что с ней? — спросила Лола, имея в виду Линн. — Если бы мне пришлось выбирать гипотезу, я бы сказала, что её внезапная смена настроения связана с простым и ожидаемым изменением в гормональном цикле, который является логической реакцией людей, переживающих половое созревание. Особенно у женщин, — проговорила Лиза. Она ходила вокруг Линкольна, внимательно наблюдая за ним и делая пометки в своей книжечке. — Не беспокойтесь, девчонки, — сказала Луна, приближаясь к брату с улыбкой, не соответствовавшей её грустным глазам. — Линн тоже переживает за Линкольна. Она так проявляет свою заботу. Линкольн ответил на объятия Луны, уважая те усилия, которые она явно прилагала, чтобы оставаться счастливой и спокойной рядом с младшими сёстрами. Он обнял её крепче, чтобы показать свою благодарность. Луна отошла от него и погладила по щеке, а её грустные глаза засияли ярче. — Я буду играть рок у себя в комнате, — поспешно сказала она, прежде чем уйти. Лени тоже подошла ближе и с искренней улыбкой обняла младшего брата, сказав, как она рада его возвращению домой. В отличие от Луны, Линкольн не заметил, чтобы она притворялась, что показалось ему странным. Впрочем, он не придал этому значения, так как заметил, что кого-то не хватает. — А где Луан? — спросил Линкольн, ища её. — Она у себя в комнате, — объяснила Лори, глядя на него с лицом, кричащим «Оставь её в покое, она грустит». Линкольн всё понял и не стал давить. Поприветствовав его, младшие сёстры разбежались по дому и занялись своими повседневными делами. Лори подошла к своему парню и обняла его. Взглядом он сказал ей, что уже всё знает. Едва сдерживая слёзы, она затащила его в свою комнату, где она могла плакать и разговаривать с ним так, чтобы младшие девочки этого не слышали. Так Линкольн и Лени остались в комнате одни. — Линкольн, ты не хочешь пойти со мной в торговый центр? — взволнованно спросила она. — Есть магазин, где, типа, раздают сандалии. И я думаю, у меня есть деньги, чтобы купить эти крокусы, которые ты любишь. — Комиксы, Лени. Я люблю комиксы. И да, спасибо, может, завтра сходим? — спросил брат, чувствуя себя плохо от того, что отверг любезное предложение сестры. — Конечно, без проблем, — ответила блондинка, со всё той же улыбкой на лице. — Когда захочешь, Линки. Даже не спрашивая, есть у брата другие планы или он просто не хочет идти в торговый центр, Лени пошла на кухню, оставив Линкольна думать о том, готов ли он сделать то, что хотел делать дальше.