Домина

Вечер приблизился быстрее, чем ожидала Сара. Ополоснув лицо и поправив прическу, она направилась к главному залу. Ей казалось, что дворец не был таким чистым ни разу на ее памяти. Увидев, что слуги уже приносят еду, домина поняла, что опаздывает и решила срезать путь через внутренний дворик. Сару это место угнетало. Дело было не только в том, что она терпеть не могла любого рода насилие, но и в том, что каждый раз оказавшись там, она чувствовала какую-то связь с этим местом, Сара бы не смогла объяснить при желании, но ей казалось, что тут происходило что-то очень личное и важное. Тряхнув головой, она вошла в зал. Ей показалось, что сюда принесли свечи со всего дворца. В левом углу самого большого стола сидела Саломея с сыном, Елисавета и Ирод, чуть правее их сидел Анна с женой, Елеазара и Анна смотрели за Брурией, которая играла с Германиком. Матушка сидела в центре, беседуя о чем-то с Александром и Клавдией. Тетушки императора по материнской линии в правой части стола. Увидев Сару, несколько слуг начали кланяться с таким усердием, что чуть не посшибали друг друга, она поспешила к своему месту. Идя по залу, она заметила Каифу, который сидел за другим столом вместе с мелкой иудейской аристократией. —Ваше величество, —Сара почтительно поклонилась—как вы чувствуете себя после долгой дороги? —Более чем чудесно, мы как раз говорили с твоей матушкой об «эпидемии» в Иерусалиме, Каифа должен понести наказание, но он значимая духовная фигура, а новые бунты в Иудее не нужны, он обманул кесаря и по законам моего отца это приравнивается к измене государство, он должен быть казнен. —Никто не заслуживает смерти, ваше величество, мы можем наказать его по-другому, заставить возместить понесенный казной Ершалаима ущерб, запретить проповедовать, например—император перевел взгляд на Клавдию, которая только кивнула, а затем сказала: —В данных условиях его казнь будет неоправданной жестокостью, от этой его лжи никто сильно не пострадал—император перевел взгляд на Понтию, которая все это время смотрела куда-то в пустоту. —Я считаю, ваше величество, что его казнь будет неверным политическим ходом, будет большой бунт, нам стоит провести большое и публичное расследование и, разумеется, принести извинения тем, кто пострадал от его обманов. —император помолчал, затем сказал: —Это решение разумно.— тут император встал и прошел в центр комнаты, Понтия, как перфект Иудеи была обязана присутствовать рядом с ним и поэтому встала чуть сзади императора справа.—По сему постановляю, с сегодняшнего дня первосвященник иудейский Иосиф Каифа находится под домашним арестом, ему разрешается покидать свой дворец только в случае крайней необходимости или в случае посещения суда исключительно вместе с императорской охраной, те, кто могут посещать его будут позже определены. —император повернулся к Понтии, и та произнесла: —Марк, проводите его высокопреосвященство домой и выделите лучших четырех легионеров для его охраны—не успела она договорить, как Каифа встал со своего места и подбежал к ней. Солдаты было ринулись к нему, но перфект жестом их остановила, мало ли, что было на уме первосвященника, а рисковать своими людьми она не хотела —Вы! Вы! Как вы можете судить меня?! Вы, женщина, которая претворялась мужчиной из жажды власти, которая отдавала приказы о подавлении бунтов, которая вводила законы, прочащие нашу веру—Тут Понтия подумала: «Как будто эти приказы принимала только я, а не император»—Вы и его спасти хотели, чтобы он над верой надругался! Вы возжелали, а мать его оставили при себе, чтобы она помогала вам скрывать ваше положение! А потом вашего с ним ублюдка посадили или подложили поближе к престолу! Гореть тебе в аду, Понтия! —тишина, продлившаяся после этого меньше минуты, закончилась со звуком звонкой пощечины. Все в изумлении уставились на Понтию и Каифу, который держался за щеку. —Там мы с вами и встретимся, Марк, отведите его домой—первосвященник кинулся в ноги кесарю и жалобно заскулил: —В-ваше величество… —Пошел вон! Вон! Вон, я сказал! — единственной, кто что-то сказала в последовавшей за этим тишине, была Саломея, которая наклонилась к отцу и сказала так, чтобы слышал только он и сказала: «Поруганная честь достойна мести». Долго пир не продолжился, вскоре все разошлись по комнатам. Сара зашла к себе и, приветственно обняв Дину, с которой не виделась уже несколько месяцев, упала на кровать. Долго ее одиночество не продлилось. Вскоре к ней зашла Саломея. Выглядела та очень обеспокоенно. —Что-то случилось? —Вы должно меня понять—сказала вдова Агриппы, чуть не плача—вы же тоже их видите. —Кого? —Некоторых умерших, каждую ночь ко мне приходит мой покойный муж и обвиняет меня во всех грехах, он берет меня за руки, и они по локоть в крови, он обвиняет меня в смерти нашего второго сына, Иоанна, Иакова, он говорит, что я его убила. Помогите мне, пожалуйста—Сара бы не поверила, если бы не видела сама мертвого Иуду —Где он появляется? —В нашем дворце, в моей комнате или термах. —Собирайся, мы едем туда, твой сын там? —Нет, он с дедушкой. Идя в потемках дворца, Сара вспоминал разговор с Александром о Святой Земле, ей сейчас вспомнились ее же слова: «И в Святой Земле Рая нет нигде, это просто ложь». Уже на выходе из дворца она услышала сбоку топот собачьих лап и шелест вечернего платья. Обернувшись, она увидела матушку. Она переоделась в вечернюю тогу, красивую, темно-пурпурного цвета, волосы были подколоты в нескольких местах шпильками. —Куда собираются дамы? —Матушка, —Сара подошла к ней и пересказала все, что ей сказала Саломея—отпустите, пожалуйста. —Я еду с вами, только подождите минуту, у меня есть встреча с одним человеком —Разумеется—пройдя в сад Понтия увидела Иоанна, тот выглядел обеспокоенным. —Я полагаю, дело срочное? —Я знаю, что вы спешите—он вложил ей в руку пузырек с жидкостью, по-видимому водой—она просит передать вам и говорит, что она сегодня пригодится. Лайла тов<footnote></доброй ночи(иврит/арамейский)>. Спустя пятнадцать минут они были во дворце Агриппы, тот был в разы меньше дворца Ирода, не был столь роскошным и выглядел в ночи зловеще. Их путь лежал через внутренний дворик, Понтия вспомнила, что была здесь однажды. Саре тогда было двенадцать, они были на казни какого-то вора. Ирод Агриппа знал толк в жестокости, он сам рубил головы, однако он был изрядно пьян в тот день и не смог отрубить голову с первого раза, она помнит, как зажимала тогда уши Саре, которая вжалась в ее платье, и вся тряслась. Ей было все равно и на вора, и на Агриппу, но видя то, как ее дочь оплакивала его потом и как боялась спать по ночам, ей хотелось убить этого идиота. И ведь он делал это при беременной жене, Понтия не верила в ад, однако надеялась, что Воланд сполна воздаст ему по его вере. А когда на внутреннем дворике уже дворца Ирода она зачитала приговор, женщина тут же тряхнула головой и пошла дальше. Саломею и Сару она отправила в комнату первой, а сама осталась в термах. Тем временем в саду состоялся преинтересный диалог: —Мама, а если у нее не получится? —Тогда у тебя будет возможность спасти ее и поговорить с ней—молодой человек присел на край лавочки—Она ждет этого, да и ты тоже. —Что я ей скажу, матушка, я сделал ее такой несчастной. Если бы не я, у нее была бы другая жизнь. —И мир никогда бы не дал ей быть собой, не наступил бы тот мир между Римом и Иудей, который худо-бедно поддерживает Сара, не было бы того, что есть сейчас в самом Риме, разве он не приблизился к царству истины? Будь бы я на ее месте, я бы хотела услышать, что я не виновата. По-моему, у вас с Воландом есть нерешенные вопросы, иди, я тут посмотрю. Было уже за полночь, когда из входа в термы повеяло холодом. Понтия насторожилась. Из-за двери показался Агриппа. Только выглядел он по-другому. На его шее было несколько глубоких порезов как будто от топора, с рук были сняты ногти, а ноги были забрызганы кровью, на голове было некое подобие тернового венка, но вместо шипов там были черви. Тот приближался к ней. Понтия зажала в руке флакон с водой. Когда Агриппа подошел совсем близко, он попытался что-то произнести, сначала из его горла сочилась кровь и хрипы, но потом он начал говорить. Женщину охватил ужас, она не могла пошевелиться. —Ты, ты, убила его, не Каифа, и не Она, а ты, он любил тебя, а ты убила его, и дочь свою погубишь, и себя. Ты жестокая, а он жестоким не был. Посмотри на свои руки, они в крови—тут Агриппа наклонился к ее уху—в его крови. —тут Понтия опустила взгляд на свою руку. Кровь была, но ее и появилась от того, что флакон лопнул в ее руке. Она, кажется, поняла, что надо делать, постаравшись придать уверенности голосу, она начала говорить и подходить к ведру с водой —Ты лжешь, там моя кровь. —Но ты убийца и еще не раз ею станешь — Агриппа подходил ближе —Мое будущее в моих руках, а не в твоих домыслах. —Понтия схватила ведро и вылила в него остатки воды вперемешку с кровью, а затем надела его на голову мертвецу и отбежала. Агриппа начал биться в конвульсиях, она видела, как с него слезает кожа, но он полз к ней. Та вжалась в стену и ее охватила паника. Мария, стоявшая с Иоанном, побежала к ней, как только увидела, отправив Иоанна за сыном и Воландом, пока она пыталась открыть дверь, прошло много времени, когда замок наконец поддался, она вбежала в дверь и прокричала: —Отойди от нее, пошел прочь. —Агриппа отползал от нее, будто бы боялся обжечься. Понтию трясло, текли по ее щекам. В помещение забежали еще трое. Воланд посмотрел на Ирода. —Азазелло, уведи его прочь, в самый центр ада. —он повернулся к Марии—мне жаль, рабочие недочеты. —Мария кивнула. —Я пойду и проверю девочек—сказал Иоанн. Мария кивнула. Когда Понтия увидела, что на нее все обратили внимание, то она упала. Пришла в себя она в тех же термах, лежа на коленях у Иешуа. Краем глаза она заметила Марию, которая беседовала с Иоанном. Затем подняла глаза вверх и хриплым голосом произнесла: —Шалом—а затем она попыталась выдавить из себя улыбку. —Почему-то мне кажется, что тебе мир нужен больше, чем мне<footnote></Шалом в дословном переводе означает "Мир вам"> . —Не придирайся к этому вашему дословному переводу. Я пить хочу—Иешуа помог ей сесть и протянул кувшин с водой. Женщина стала пить большими глотками, а потом начала кашлять, а затем прижалась к плечу молодого человеку, тот приобнял ее —Я правильно понимаю, что даже если скажу, что пить надо понемногу, то ты меня не послушаешь? —Послушаю, но пить так не начну. —Как ты? —Аль хаПаним<footnote></Сленговое выражение, означает "ужасно">, на меня только что набросился труп, теперь я сижу в обнимку с другим воскресшим трупом, если Левий сказал правду, а не напился с горя и не получил белую горячку. Ты, кстати воскрес, или нет? —Ну, вполне себе да. —Понтия не успела спросить, что значит это «вполне себе да», потому что взяла его за руку и увидела по середине этой руки дыру. Она подняла на него обеспокоенные глаза и стараясь сохранить спокойствие спросила: —Это что? Это как понимать? —Это напоминание о том, что я был человеком. —Понтия повернулась к нему и теперь полулежала на нем, смотря еще более непонимающе—когда я умер, я попал к Иеговой и она назначила меня судить души и спросила меня о том, как мне лучше напомнить людям о моей человечности. Многие из них думали, что богам не понятны проблемы смертных, но видя меня, видя напоминание о том, что я умер, в них вселялась надежда после смерти. —Погоди, то есть та, кто послала тебя на землю, не нашла другого способа напомнить людям о том, что ты человек, кроме как оставив у тебя дыры в руках от гвоздей—Понтия начала активно жестикулировать, в ходе чего чуть не свалилась, однако ее придержали за талию. —Серьёзно? Это же издевательство—Понтия взяла его за руку второй раз и стала ее рассматривать, чувство вины охватило ее—Они болят? —Нет, они не болят и не мешают мне, ты зря винишь себя, все было предопределено, и никто не мог этого изменить. Нет, ты тоже не могла, можешь даже не продумывать это. Как Сара? —Спасает всех и каждого, не удивлюсь, если она выскажет мне, что я была не права, когда ударила Каифу. —Не выскажет, даже я был не особо против. —А как же то, что все люди добрые? —Понтия шутливо ткнула его в бок и сделала суровое лицо—Проповедовать что-то, не соблюдая самому плохо —Я не сказал, что был совсем не против. —А что с Сарой и Саломеей? —Они спят —А Агриппа? —Он больше сюда не попадет уж точно—тут Понтия перевела взгляд на руку, которая должна была быть изрезана осколками—Чудо. —Я просила не тратить на меня чудеса —Хватит думать, что ты этого недостойна, это не так. —Я казнила мессию, ты понимаешь?! Я казнила тебя! И твои слова о том, что все определили до меня не помогают избавиться от чувства вины. —Ты не виновата, и никогда виноватой не была. Более того, я всегда считал виноватым себя. —Понтия вопросительно приподняла бровь—Я оставил тебя одну беременной с мигренями, Каифой, толпой недовольных иудеев и чувством вины. —Ну, не совсем одну, со мной была Мария—тут Понтия встала, чтобы взять кувшин с водой, но запнулась в тоге и упала бы, если бы Иешуа не успел ее поймать. Всю романтику момента прервал зашедший в комнату Воланд. —Мне жаль прерывать романтический момент, но у нас есть дела, связанные с Агриппой и не только. —Я сейчас приду. —Надолго ты уходишь? —Не знаю, но сначала провожу тебя до гостевой спальни. — Гостевая спальня была чистой и аккуратной комнатой с несколькими свечами. Понтия упала на кровать и утянула за собой Иешуа, а затем обняла его. —Полежи со мной, пожалуйста, пока я не усну. —Хорошо. —Ты придешь еще? —Обязательно. Спи — Ани охевет отха<footnote></Я тебя люблю(иврит/арамейский)> —Еш леха, лах ейнаим яфот<footnote></У тебя красивые глаза(иврит/арамейский)> — А у нас с тобой глаза одного цвета Стоящие у выхода из дворца Мария и Иоанн увидели Воланд, тот коротко проинформировал их о том, что придется подождать. Мария счастливо улыбнулась, Иоанн ушел к Ироду. Погуляв вокруг дворца, Воланд отправился в один из баров Иерусалима, а женщина отправилась к Иосифу.