***
Путешествие по аэропорту, дорога до отеля, заселение. На все они потратили несколько часов. И самым ужасным было то, что впереди их ждал саундчек на площадке и вечером выступление. А Глеб выглядел даже хуже, чем тогда, когда приехал в Избу. Выматывающий перелет и прочие дела сказались на нем. Из носа полило с новой силой и, кажется, температура никуда не делась. Его как морозило, так и продолжало морозить. Но несмотря на все уговоры Димы обратиться за помощью к Серафиму, Глеб продолжал отрицать важность медицинского работника в его жизни во время туров. Раньше он справлялся со своим здоровьем сам. А сейчас для этого был приглашен специальный человек. У Серафима помимо вещей была с собой большая синяя сумка – укладка. Не такая профессиональная, как на «Скорой помощи», однако тоже оснащенная всеми необходимыми лекарствами на все случаи жизни. Поселили Сидорина в соседний номер, из-за чего у него появилось еще больше возможностей донимать Викторова своей помощью. Он видел состояние музыканта и ему хотелось помочь уже сейчас. У Глебы был жар. Это и без термометра стало понятно, стоило только взглянуть на него: щеки горели, глаза блестели. Ему было плохо, но тем не менее он продолжал стоять на своем, пытаясь выгнать из своего одноместного номера Серафимы, который явно не собирался уходить. - Для чего мне врач? Ты думаешь, я не в состоянии намазать палец зеленкой, если порежусь? Или я не могу выпить таблетку обезбола, если заболит голова? - Не утрируй, умоляю. Я здесь, чтобы помочь тебе поправиться. - Мне не нужно помогать. Я сам справлюсь. Сейчас пойду в аптеку, куплю себе что-нибудь от горла, и все. - Я сам схожу. Тебе лучше отдохнуть. И вообще лучше будет, если я сделаю тебе укол тройчатки, ты поспишь, а перед концертом выпьешь еще таблетки. И будешь как огурчик. Серафим подмигнул, немного неловко, криво. Глеб закипал. Ему не нравилось, когда незваные люди давали непрошенные советы. - Я сам разберусь, - прошипел он и развернулся. Взял банковскую карту и вышел из номера. А затем немного погодя вернулся, прогнал Серафима и со спокойной душой ушел по делам.***
Глебу было прекрасно знакомо чувство ползанья мурашек по всему телу. Температура тридцать восемь и четыре – не критично, но очень неприятно, учитывая, какой тяжелый день предстоял впереди. Он никому не сказал о температуре, промолчал, решив, что справится со своим недугом сам, выпил таблетку и плюхнулся в машину, которая повезла их на площадку, где Гриша, Даня, Коля и другие ребята были в полном составе, настраивая технику, готовясь к шоу. Во время саундчека Глеб наблюдал со сцены за Серафимом. Тому было все интересно: он никогда раньше не сталкивался с музыкой в жизни, никогда не видел, как происходит подготовка к концертам и в чем она заключается. И ребята были рады помочь ему и рассказать, что к чему. Один только Викторов продолжал относиться к нему очень скептически. Наверное, все-таки стоило попросить у него помощь. Наверное, стоило согласиться на укол, потому что выступление еще не началось, а Глеба уже покидали силы со страшной скоростью. Он не спал, устал и вообще был готов провалиться сквозь землю, лишь бы не выступать. Но обратной дорогие не было. Организаторы бы ни за что не отменили концерт, тем более за два часа до начала. Репетиция прошла неплохо. Правда у Глеба болело горло и сопли лились ручьем. Такого даже в Москве не было. Он израсходовал все пачки салфеток, которые купили помощники стаффа, обустраивая гримерку. Пришлось им снова бежать в магазин, но теперь музыкант попросил их купить ему капли для носа. Все шло не так, как Глеб себе планировал. Вместо классной поездки в Сибирь, да еще и в Новосибирск, где он был не один десяток раз, получилось черти знает что. Он сидел на диване в гримерке и пытался собраться в кучу, что получалось с трудом. Серафим все это время стоял в углу и смотрел на него. Спасибо хоть не говорил ничего, не осуждал. Все понимал, но молчал. А дальше все еще больше отклонилось от задуманного сюжета. За несколько минут до выхода на сцену кое-кто вломился в гримерку. И на этого кое-кого Викторов уставился словно на воскресшего Иисуса. - Серега?! – Глеб не поверил своим глазам. На всякий случай даже потер их, но стало только хуже: линзы сместились. Пришлось с помощью пары движений глазами поправить их. – А ты что тут делаешь?! - Как прилетел – сразу из самолета сюда, - Слэм жал каждому из парней руки и при этом с долей недовольства поглядывал на застывшего с гитарой в руках Глеба. - Приехал пасти меня? - Ну почему сразу пасти? Поддержать. Я вообще-то переживаю за тебя. Вошедший в гримерку менеджер дал понять, что все люди зашли в зал и шоу можно начинать, но Слэм попросил им дать время. Он обнял Глеба за плечи и вывел его в коридор. - Противишься Серафиму? - Я НЕ ЗНАЮ, ЗАЧЕМ ТЫ ЕГО НАНЯЛ. - Тихо! – шикнул Сережа, озираясь по сторонам. Вроде, никто не подслушивал. – Это ради твоего блага! Он дал тебе какие-нибудь таблеточки от температуры? - Нет. Я сам выпил, что посчитал нужным. Слэм закрыл глаза, считая до десяти. Сейчас на него смотрел человек с кожей мертвеца и красными глазами, утверждающий, что он не нуждается в медицинское помощи. Все как обычно. Пришлось отпустить Глеба на сцену. И без этого концерт задержался на полчаса. Викторов был профессионалом своего дела. За двести концертов, что дала группа, по его вине сорвалось всего лишь два и еще несколько были перенесены. Всего их можно было посчитать по пальцам рук. А все потому что он не позволял своим слабостям одолеть его. Он выходил на сцену даже в очень плохом состоянии, и сегодняшний вечер не стал исключением. Глеб планировал довести начатое до конца, поднимаясь по ступенькам из-за кулис под дикий рев зрителей. Музыкант чувствовал, что не справляется, но он не хотел сдаваться. Несколько раз Глеб просил минутный перерыв и садился на пристройку, на которой стояла ударная установка. Сидел, пытаясь отдышаться, пил воду, утирал все, что текло из носа, брал микрофон и продолжать петь дальше. Дима и Сергей стоял за кулисами и наблюдали за ним, следили за состоянием, чтобы в случае чего тут же остановить концерт, извиниться, и увезти Глеба в отель. Глебу дарили игрушки, подарки. Он даже нашел в себе силы поболтать с толпой людей и снять на телефон их флешмоб с включёнными фонариками. Но тело все равно не покидала ужасная слабость, а голову затуманенный рассудок. И тогда Слэм дал команду парням не петь некоторые песни, чтобы немного сократить выступление. И Глеб удивился, когда услышал, что песню «Вдох» пропустили. Все это время Серафим наблюдал за Глебом. Он стоял за Димой и Сережей и восхищался его профессионализмом. Было видно, что с него ручьем бежит пот, ему очень плохо. Но он держался на ногах и даже успевал ходить туда-сюда по сцене, постоянно откидывая со лба влажную челку. По всей видимости, у него был жар. Выступление, длинною в час с небольшим, тянулось для Глеба словно вечность. И он с радостью покинул сцену, даже не убедившись, забрали ли помощники подарки или нет – ему было слишком плохо. Глеба трясло. Сережа тут же подхватил его под руки и повел в гримерку, заботливо усадив на диван. - Упрямый как черт, - прокомментировал он. – Вот уперся и все. Пока все крутились вокруг Викторова, пытаясь облегчить его состояние, Серафим стоял рядом и ничего не делал, наблюдал. Глеб не разрешал себя трогать, и он не имел право сделать с ним что-то. Не хотел, чтобы ему помогали? Теперь судорожно искал таблетки на дне своего рюкзака. - Давайте в отель его, - не выдержал Сидорин, решив все взять в свои руки. – Я его быстро поставлю на ноги.***
В номере стояла ужасная духота и пахло сигаретами, хотя Глеб еще ни разу не курил здесь. Видимо, стены и ковровое покрытие впитали в себя едкий дым от прошлых постояльцев, которые прокуривали это место годами. Кудрявая голова упала на белоснежную подушку, а Глеб в уличной куртке распластался по кровати. Но через секунду его спокойствие закончилось, когда в номер влетели Серафим и Сережа. Слэм снял с Глеба верхнюю одежду, повесил ее на вешалку и убедился, что его артисту удобно, а Сима оценил ситуацию. Не критично. Просто температура почти тридцать девять, но от этого еще никто не умирал. Глеб отмахивался от них. Сейчас он больше всего злился на Слэма, который припер в Новосибирск Серафима. Он пытался орать на них, но голос совсем охрип. И если от Сереги еще получилось избавиться, то Сидорин не уходил ни в какую, сидел на диване напротив и ждал. Ждал, когда Глеб успокоиться и подпустит к себе. Сейчас он чувствовал себя не педиатром, не терапевтом, а ветеринаром, который не мог справиться с буйным животным, который боится людей. Может, Глеб точно так же, как раненная, преданная хозяевами собака, не мог подпустить к себе. Не мог показать свою слабость, признаться в том, что ему плохо, попросить помощи. Да и Серафим был для него чужим человеком. Конечно, от него можно было ожидать чего угодно. Вот только Сима не собирался ничего делать, что не входит в его прямые обязанности. Глеб полежал, его отпустило. Серафим действительно дал ему свободу, развязал руки. Без уговоров, без принуждения. Получив право выбора и возможность трезво оценить ситуацию и то, что завтра в восемь утра они уже выезжали в Новокузнецк, Глеб промычал: - Как-то совсем все плохо. - Поставим капельницу, - сказал Серафим. Он ждал этого, ждал разрешающего сигнала «светофора», без которого он не мог работать. В своей голове, просидев полчаса в тишине, он составил не одну схему лечения: от температуры, от осложнений, от вторичных проявлений простуды. - С чем? – решил уточнить Глеб. - С парацетамолом. - Мне противопоказан парацетамол. Даже я это знаю, умник! - Это ж сколько нужно его сожрать, чтобы у тебя отвалилась печень. Я знаю, что у тебя алкогольный гепатит. Или, как правильно сейчас говорить, интоксикационный. Но думаю, что от одной капельницы ничего не будет. Иначе можем уколоть литичку. Выбирай. - Давай в вену, - нехотя согласился Глеб и переместился на диван. Прямо как в санатории. Правда его смущал факт того, что завтра утром их ждала длительная поездка и очередной концерт, а он в состоянии овоща. Оставалась надежда только на чудо-капельницу. - Тогда в туалет сходи. - Зачем? - Ты дурак? Тебе капельницу никогда не ставили? Тебе же через пятнадцать минут приспичит. Глеб недовольно закатил глаза. Не нравился ему Серафим, однако перечить уже не хотелось. Он быстро управился с делами и вернулся обратно, заняв свое коренное место. Серафим протер стол спиртовыми салфетками, помыл руки, обработал их и надел перчатки. Он открыл свой чемоданчик, в нос тут же ударил запах лекарств, и Глеб поморщился. Он с сожалением смотрел на свою левую руку, мысленно настраиваясь на экзекуцию. - Взять иглу потолще или потоньше? – спросил Серафим, доставая из пачки два катетера: синий и розовый. - Потоньше. - Но тем, что потолще, быстрее получится прокапаться. Не придется сидеть полночи. - Потоньше, - настоял Глеб. Серафим кивнул и выбрал синий катетер. Пожалел. - Не боишься иголок? А то вдруг упадешь в обморок. Я работал на практике в детской больнице, насмотрелся. - В детской больнице? – Глеб хмыкнул, наблюдая за тем, как иголка плавно и легко входит в его руку, принося неприятные ощущения, но не больше. – А я похож на ребенка, что ты примчался ко мне как Айболит? - Айболит зверей лечил, - Серафим нахмурился. – А я педиатр. А ординатура у меня была по анестезиологии и реаниматологии. - Не больно? - Нет. Курить только хочется. Глеб поделился этой информацией с Сидориным не просто так. Как только Серафим приклеил катетер пластырем, он тут же достал из кармана пачку сигарет, выцепил одну ртом и поджег ее. Викторов с наслаждением выпустил едкий дым прямо в потолок номера. Хорошо, что здесь можно было курить, не как в предыдущем отеле. Но его счастье длилось недолго: врач отобрал у него сигарету и тут же потушил ее об пепельницу. - Покуришь после процедуры. А пока лечись. Сима перекрыл катетер, а сам в это время развернул штатив и поставил на него пластиковую бутылочку с парацетамолом, быстро и ловко собирая систему. Конечно, стерильность в условиях гостиничного номера стремилась к нулю, но Серафим старался делать все, что в его силах: антисептик, перчатки, обработанные поверхности. Ловкие руки прокрутили колесико, проверили, что в пластиковой трубке нет воздуха и подключили капельницу к катетеру в вене. И все это время Глеб наблюдал за Сидориным, как завороженный. У него никто не было знакомых врачей. Капался он только в наркологичке, но там был не особо приветливый персонал: все злые, обиженные на жизнь. Иной раз даже катетеры не ставили, только и делали, что протыкали руки иголками. А тут его даже пожалели, установив катетер размером поменьше. Серафим оставил Глеба лечиться, а сам отлучился, обещав вернуться, чтобы наблюдать за состоянием своего пациента. И в это время музыкант подумал о том, что было бы неплохо закончить капельницу прямо сейчас. Например, покрутить колесико, чтобы жидкость лилась быстрее. Или вовсе сделать вид, что он отсидел процедуру и вылить лекарство. Но в какой-то момент ему стало совестно. Доктор Сидорин так старался поправить его здоровье, что он не мог пойти против двух систем: которую выработал Серафим и которая сейчас доставляла лекарство прямо в кровоток. Единственным развлечением Глеба был его телефон. Он отвечал всем на сообщения в Телеграмме, листал Ютуб. Но то, что ему стало гораздо легче, он заметил даже несмотря на полное погружение в социальные сети. Это было похоже на чудо. Он чувствовал, как выступал пот, принося с собой долгожданное охлаждение. Сначала прошла головная боль, затем спутанность сознания пропала, а еще через какое-то время похолодела кожа. Серафим все это время контролировал Глеба, глядя на него усталыми глазами. Вообще-то он тоже пережил перелет, концерт. Он тоже не спал и носился со всеми, разве что концерты не давал. В этом Викторов имел преимущество, чувствуя, как начали слипаться глаза. - Я думал поставить тебе еще капельницу с витаминами. Но, думаю, что этим мы займемся завтра, - подытожил Сидорин, рассоединяя систему, вынимая катетер, собирая мусор. Он с заботой приложил спиртовую салфетку к месту вкола иглы и согнул в локте руку Глеба. Тот уже не ворчал и не сопротивлялся. Ему действительно стало лучше. Контрольное измерение температуры – тридцать семь и девять. Это был хороший результат. Они никуда не торопились, позволяя градусам медленно и, главное безопасно, снижаться. - Теперь можно на перекур? - Теперь ты можешь делать все, что угодно, - Серафим прибрался и зевнул. Была поздняя ночь, ему следовало лечь спать, если он сам не хотел истощить свой организм и разболеться. Глеб улыбнулся. Он схватил сигареты и зажигалку и выбежал на балкон. Но вскоре ему пришлось вернуться. Сима строгим голосом напомнил ему, что не следует бегать курить в одной футболке. Пришлось накинуть куртку. И вместе с этим Глебу в голову пришла одна мысль. - Ты куришь? – спросил он у Сидорина, тот кивнул. – Пойдем вместе покурим. Я угощаю. Теперь у Глеба появился свой личный врач.