Растопи моё сердце, Чонгук.

Вечером планировался большой пир в честь победы надо одним из западных королевств, отныне его уже не существует, там стоят флаги с северным гербом. Это великая победа, весть о которой разлетится по всем уголкам мира. Тэхен отправляется в купальню, отпуская Чонгука. Ему хотелось поскорее смыть с себя чужую кровь, пот и грязь, что присуща после войны и он позволил себе сделать полное омовение, чтобы перед своими воинами предстать в лучшем свете, не смотря на то, что каким бы талантливым кхал воином не был, от пары царапин все равно не смог уберечь себя, но то и лучше, очередная отметка, что говорит о победе. Вряд ли запад или другие королевства так легко пропустят это событие мимо ушей, возможно, на северян снова решат напасть, но об этом Кхал будет думать завтра, сегодня они должны воспеть всех выживших и почтить погибших в честном бою. Южанин прихорашивается перед зеркалом, он надел сегодня черные одежды в цвет тех, которые носит его супруг. Долго собирался, даже обтер кожу приятно пахнущими маслами. В его груди теплится влюбленность, которую он перестал отрицать. Чонгук хотел поскорее сесть рядом с кхалом за стол, соскучился даже за время, пока его не было. Без Тэхена в замке словно было пусто. Тэхен не собирает волосы совсем, оставляя длинные пряди спадать на плечи, отчего часто приходится заправлять их за ухо. Он неизменно надевает доспехи, берет свой меч и вешает кулон с белым волком на шею, который надевал лишь на особые случаи. Чонгук уже ждал его на законном месте рядом с супругом во главе стола и кхал улыбается. Стол ломится от количества яств и алкоголя, воины пьют за победу, за короля, за непобедимый север, громко бились кружками и смеялись. Чонгуку становилось неуютно в окружении кучи выпивших мужчин. И самое неприятное, что Тэхен сейчас от них почти не отличался. Но тормозить короля Тормунд бы не стал, он понимает, как важно отметить такую победу, потому просто сидит рядом, молчит и жует слишком соленый кусок мяса. Тэхен пьет бокал за бокалом, громко обсуждая победу, смеется с шуток, что сегодня он точно должен оплодотворить весь свой гарем и лишь добавляет, что сначала пусть ему альфу родит Чонгук, укладывая свою ладонь на бедро своего мужа. Киму было привычно шутить про то, как много и как долго он будет с кем-то спать, про бесчисленное количество бастардов на родных землях от его наложников, но он понимал, что это их варварский юмор, которого, кажется, супруг не оценил, потому что на любой громкий возглас и смех, Чонгук все больше становился похожим на тень, а Тэхен сначала хоть и пытался прочесть на чужом лице хоть что-то, сейчас же окончательно перестал обращать внимание. Чонгук юмор действительно совсем не оценил. Мысль о том, что опять о нем говорят, как о подстилке, сильно била по гордости и чувствам, что начинали появляться в нежном сердце. Он ведь хочет не так, думал даже, что готов доверить свое тело, но при других обстоятельствах. Не в момент, когда его супруг надрался до такой степени. Прикосновения снова были неприятны, напоминали день, когда была их свадьба, словно все повторялось. Пир не стихал до утра, но Тэхену не хотелось оставаться рядом с воинами. Он Чонгука за руку выводит из зала, а после к талии его теми же ладонями льнет, пока его люди со свистом провожают пару, желая сегодня зачать ребенка. Те же картинки, те же жадные руки, которые пытаются изучить тело юноши, но Чонгук отталкивает, они даже до покоев короля не дошли. Он замахивается даже, чтобы оставить пощечину, но останавливается. Не может. Ему в этот раз не страшно, а просто обидно до слез. Тэхен пил алкоголь безбожно, надеясь разделить ложе с супругом, чье сердце к нему теплело, да и сам кхал не заметил, как к юноше с юга проникся. Желание овладеть омегой словно застилало глаза, как же сильно ему хотелось ощутить нежную кожу под своими пальцами и как сильно его ранил отказ, при том, совсем не ясно было, что снова кхал делает не так. Альфа хмурится, чувствуя, как чужие руки его отталкивают, заставляя губы, шею изучавшие оторваться от столь полюбившегося занятия, он на замахнувшуюся на него руку смотрит и совсем перестает понимать омегу. — Ты ни черта не соображаешь, иди проспись, — не думал юноша, что праздник в честь победы закончится так. Все словно в момент разбивается на осколки, которые больно ранят. Гук толкает альфу и сбегает. Это не тот мужчина, в которого он влюблен. Чонгук в своих покоях скрывается, громко дверью хлопает и падает на кровать, прижимая к себе подушку. Ему все равно, что последует за его отказом, радость от чужого возвращения сменяется тем осознанием, что отношение самого кхала к нему не изменилось, оно точно такое же, каким было в день свадьбы. — Кажется, ты не понимаешь, что мы с тобой в браке и мне положена чертова брачная ночь. Скажи, сколько я еще должен ждать твоей милости? — Бросает раздраженно Тэхен, видя, как силуэт мальчишки удаляется. Да и плевать, хочет дальше строить из себя недотрогу — его дело. Кхал подзывает к себе прислугу и просит направить Донхена в свои покои, тот омега более покладистым будет. Тэхен ведь и вправду не понимал, что делает не так, Чонгук открывался ему, даже первый пришел, чтобы одарить поцелуем, когда тот вернулся с поля боя и сейчас так себя повести по отношению к кхалу? Немыслимая дерзость. Донхена приводят быстро и тот торопится на колени пасть, чтобы ублажить своего господина, искренне наслаждаясь, когда ему давали касаться израненного тела. Только вот Тэхен совсем на юношу, что развязно под ним стонет, каждую его прихоть выполняя, не смотрит. Лишь лицо мужа перед глазами представляет, упиваясь своими фантазиями.