Растопи моё сердце, Чонгук.

Чонгук смотрел на сына, он тихо напевал колыбельную, традиционную для южан, надеясь, что шум из коридора не разбудит Эйгона. Он был переполнен счастьем, словно наконец судьба его решила наградить за всё страдания, которые перенес цветок на севере. Тэхен знает, что его кхалиси его не отвергнет, словно знал северянина лучше всех, словно на интуитивном уровне чувствовал, что нужно сказать или сделать. Кхал к постели супруга подходит, смотря на бледную кожу ребенка и поджимает губы. Рядом с Айаном лишний вдох было сделать страшно, настолько меньше он новорожденных был, казалось, что в грубых руках правителя, он и вовсе может «сломаться», как фарфоровая кукла. Но песня стихает, когда в покои входит Тэхен, а Чон словно все понимает сразу, когда видит в его руках завернутого в шкуры новорожденного. Тот даже не плачет, словно вовсе не дышит, видно что недоношенный. И это точно омега. Чонгук сразу понимает, что Теон этого малыша бросил, не мог поступить иначе, ему нужен был только альфа, чтобы хоть как-то закрепить свой статус. — Он такой хрупкий, — тихо произносит, забирая ребенка из рук супруга, — ты придумал ему имя? Почему он так рано родился? Тэхен аккуратно передает ребенка на руки своему южному цветку, а после целует в лоб своего любимого. — Айан. Дарованный Богами. — Тэхен смотрит на Чонгука, что принимается кормить малыша. — У меня до сих пор в голове не укладывается, что Болтон настолько сошел с ума. То, что Теон не убил его, вспоров свой живот и вправду чудо. Видимо, слышал, что ты родил энигму и совсем отчаялся. Словно почувствовав запах молока, который шел от южанина, ребенок приоткрыл глаза и тихо захныкал. Чон свою сорочку приспускает, садится на постель. Он всегда был чутким, кажется, все понимал и принимал. И уже сейчас знал, что ему придется воспитать сразу двух детей. Гук прижимает к себе омегу, задумчиво смотрит на него, затем на Тэхена. — Мой король, я вижу, что ты переживаешь, — он к себе кхала подзывает, жестом просит сесть рядом, — но Юнги и я, мы сделаем всё, чтобы он выжил, окреп и в будущем стал тем, кто разобьет ещё не мало ваших холодных северных сердец. Кхал садится на постель к своему мужу, смотрит с благодарностью и всеобъемлющей любовью, которую только способен сам был дать, лишь брови иногда сводит, вспоминая россыпь проклятий Теона. — Уверен, что ты воспитаешь его самым достойным принцем. Спасибо тебе, цветок. — Мужчина губами касается родного плеча, с которого спадала сорочка. Хосок видит омегу на горизонте и не теряет попытки с ним поговорить, мол, это касается Чонгука и отваров, но мимо него просто прошли мимо, отчего Намджун присвистывает. Все же воин так и не отходил от Чонгуковых покоев все это время. — Хосок, при всем уважении, но, кажется, тебя отшили. — добавляет Намджун, когда двери в покои закрываются. И советник обещает себе, что получит расположение этого южанина во что бы то ни стало. В покои заходит Юнги, который Хосока словно игнорировал, зыркнул лишь на альфу, попросил дать пройти. — Это ж надо было додуматься доставать ребенка из вспоротого живота. Теон глупец, — с акцентом его ругань звучала даже забавно, — чудо, что оба выжили. Чонгук палец к губам прижимает, намекая на то, что Эйгон ещё спит, а в этой комнате стало слишком шумно. Да и Айан уже засыпал прямо во время вскармливания. Удивительно, как имена двух малышей подходили им. Тэхен оборачивается на голос вошедшего лекаря. — Возможно, для Теона было бы лучше умереть при родах. — Кхал челюсть до играющих желваков на щеках сжимает, но в руках себя держит, чтобы не тревожить свою семью. — Спасибо Всеотцу, что мои сыновья живы. Это правда чудо. — Кхал проводит взглядом по Эйгону и Айану. — Нужно укреплять замок и стены. А так же заключить союзы с остальными королевствами… В ближайший год, нам нельзя допустить воин. Хосок уходит от покоев, чтобы пройти в библиотеку, найти дотракийские книги, что говорят о южанинах и нравах омег тамошних, кажется, северный советник так просто не отступит.