Любимый управляющий

— А ведь вчера еще так красиво лежал снег, — вздыхает Тома, стоя напротив окна в холле, где только-только вымыл полы от вчерашней грязи, что успели занести буквально каждый кто вернулся с улицы. Дождь прекратился только к утру. — Управляющий Тома, вас просит к себе срочно Господин Камисато, — тихий голос служанки заставляет Тому дернуться в её сторону и немного удивиться, но он тут же незамедлительно кивает и спешит к Аято. Его Господин менее чем через час должен быть на важной встрече в храме. — Я здесь, что-то ну… — Тома, ты же умеешь шить? Управляющего сначала застают врасплох странным вопросом, а затем и внешним видом, ведь Аято был одет лишь на половину. Он бросает Томе в руки новое кимоно, что было привезено ему на прошлой недели от портного. — Оно велико мне настолько, что я боюсь, одно неверное движение и мой вид сочтут в храме за домогательство к кому-то, — недовольно выдыхает Аято, не смущаясь перед Томой оголенных плеч и груди. На него смотрят молча с минуту, пытаясь запомнить этот прекрасный образ для самых сокровенных своих фантазий, признаться в которых блондин не хотел даже себе. — Ну так что, Тома? Не умеешь? Аято приближается ближе и парень тут же начинает кивать, прижимая к себе на автомате ткань кимоно. — Конечно, я все умею. Я сделаю. — От меня что-то нужно? Мерки? — Да, пожалуйста… покажите где оно вам велико. Это было очередное испытание, которое Тома стойко переносил, стоял перед Аято на коленях ради того, чтобы правильно отмерить нужное количество ткани, которое придется отрезать. Он только искренне не понимал как настолько сильно можно было напортачить и сшить наряд для столь уважаемого господина на три размера больше. — Прошу прощения, но мне еще нужно… вот тут приложить пояс, — увлекшись процессом, Тома доходит до пояса, который тоже не нравился Аято по ширине и хоть как-нибудь, но комиссар просил его сделать тоньше. Для этого Томе пришлось обхватить поясом талию господина, чтобы отметить место среза. Аято в этом положении оказался слишком близко, а его пристальный взгляд заставил Тому снова невольно покраснеть. И вспомнить, как вчера вечером его отблагодарили за «терпение»‎. И все же управляющий стойко выполнял свою работу, хоть она и заключалась в том, чтобы сейчас крепко обхватывать талию Аято, но, спасибо богам, через несколько плотных слоев ткани. — Вот так… Вам нравится? Тома отмечает восковым карандашом тонкую линию и поднимает ткань на уровень глаз Камисато. — А тебе нравится? Думаешь, мне подходит это кимоно? Аристократические тонкие пальцы Аято обхватывают ткань совсем рядом с местом, где её держал Тома. Он даже ощутил легкий холодок от чужой кожи и осмелился соприкоснуться руками, чтобы убедиться что мужчина ужасно холодный. — Вы замерзли, Господин? Зрачки комиссара едва заметно расширились. — Если только немного, но это не так важно сей… — Ваше здоровье важнее всего, Господин, прошу вас, наденьте что-то, — встревоженно заговорил Тома, снимая пояс с чужой талии. — Я совсем скоро надену это кимоно, ты же почти закончил, не так ли? — Да, но… Ваши руки ледяные, — Тома озирается по сторонам в поисках хоть чего-то теплого, но даже тратить время на приготовление чая ему бы не позволили. — Тогда, возьмите на время это, — уверенный, что это правильное решение, блондин передает Аято свой пиро Глаз Бога, тепло от которого никогда не иссякает. — Это же… Не та вещь, которую можно дать кому-то, чтобы тот согрелся. Это твоя сила, Тома, — на этот раз удивление на собственном лице у комиссара сдержать не получается. — Вы единственный, кому я могу это доверить, Господин Аято. Моя сила ничего не значит, если с помощью неё я не могу помочь дорогим мне людям. Он очень теплый, подержите его, пока я закончу с кимоно. Сложно было противиться этим щенячьим, полным любви и преданности глазам. На каких-то десять минут, не более, но Аято показалось, что в своих руках он сжимает целую жизнь. Глаз Бога в его руках приятно пульсировал и выделял тепло в огромном количестве, будто бы он залез в хорошо нагретое котацу. — Все готово, Господин, можно примерять. Аято наблюдает как Тома спешит к нему с подшитым кимоно в руках и ловит себя на мысли, что это уже слишком. Тома похож на верного пса, что принес хозяину в зубах палку, чтобы его за это похвалили, и от этого глупого сравнения Камисато то ли стыдно, то ли хочется сжать Тому в руках так же, как этот Глаз Бога. — Хороший мальчик, — тихо шепчет мужчина, неожиданно хватая блондина за талию и притягивая его к себе вплотную, желая ощутить и его тепло тоже. — Что вы… Кимоно, оно же помнется, — Тома в недоумении от действий Аято, а также в легкой панике от того, что нежная ткань одежды для господина сейчас частично зажата между ними и может пострадать. — Плевать. Знаешь, Тома, я осознал, насколько сильно нуждался в этом тепле. Хочется сжимать его и никогда… никогда не отпускать. Глаз Бога все это время был в свободной руке Аято, он держал его на весу и сейчас как любвеобильный кот, терся об него щекой, вызывая в Томе табун мурашек. Теперь то он точно понимает, что никогда не отпускать — это не про Глаз Бога. Хватка на его талии была стальная, а глаза господина смотрели так, будто Тома из его спальни никогда больше не выйдет. Добивающим ходом комиссар целует дар богов, не прекращая держать зрительный контакт с Томой. Чувство возбуждения спазмом сжимает все тело, блондин чувствует себя больным на голову, раз пребывает в восторге от подобного, а затем решается узнать, насколько же схож с ним Аято. Он обхватывает чужую руку с собственным артефактом и сжимает, чувствуя, на десять минут забытое, то невероятное тепло, исходящее от пиро. — Господин Камисато, вы продолжаете издеваться надо мной? Светлая бровь мужчины изгибается в легком недоумении. — Ваше отношение ко мне в последние дни… Что вы делаете? Я смущен и покорен вами, но не надо так больше шутить, умоляю. — Я похож на шутника, Тома? Хочешь знать, что я все это время делал? Аято чувствует раздражение, но скрывает это за легким смехом. Он возвращает Глаз Бога обратно Томе в карман и теперь уже двумя руками держит парня в своих объятиях, не позволяя отстраниться. Тома предвкушает и боится одновременно, он хочет знать о чувствах мужчины не меньше, чем жаждет открыть ему свои, но боится оказаться в дураках. — Я не могу оторвать взгляд от твоих эмоций, Тома. Все, что я делаю, это жажду увидеть твою искренность. Мне нравится когда ты паникуешь, боясь меня расстроить. Мне нравится как ты стойко терпишь мою ужасную еду. Нравится твое смущение, твое недоумение, твое желание в глазах, когда ты смотришь на меня без одежды… — Не правда, — вспыхивает Тома, пытаясь закрыться руками, но Аято ловит его ладонь и отводит в сторону, приближаясь к его лицу еще ближе. — Да? В этот момент блондин чувствует как собственные пальцы касаются идеально гладкой кожи на чужой груди и не может поверить в то, что Камисато сам её туда только что положил. Все слова застревают в горле, спасая Тому от словесного позора. Он знает, что Аято прав. Прав настолько точно, что уже было бесполезно говорить слова оправдания или отрицания. Тома наслаждался этим прикосновением к Господину, а еще тешился каждым сказанным им словом, хоть это и звучало немного... не здорово. Похоже, они оба немного озабочены друг другом. — Я в вас так давно влюблен, Господин, — сдается Тома, опуская голову на плечо Аято, чтобы хоть немного спрятаться от его пронизывающего взгляда. — Я знал это, но было интересно проверить, — мурлычет довольный собой Камисато, запуская пальцы в светлые пряди, что беспорядочно рассыпались на его плече. — Проверить сколько я выдержу? Бубнит беззлобно Тома, теперь подозревая что все, что происходило между ними, все странные действия и прикосновения, были спланированы Аято с целью вывести его на эмоции и признать собственные глубоко закопанные чувства. — Всего пару дней, Тома, мне казалось, тебе все нравилось, — мягкий шепот в красное ушко вызывает очередной табун приятных мурашек по телу Томы. Он в очередной раз пытается все отрицать, но теперь молча, покачивая головой. Аято тихо смеется, сжимая дорогого управляющего в своих объятиях еще крепче, и освобождает руку, чтобы приподнять голову Томы и заглянуть ему в глаза, светящиеся неверием и счастьем в этот момент. — И ваша еда не такая уж ужасная, Господин, — избегая прямого взгляда, Тома отводит глаза в сторону и впивается Аято в плечи, наслаждаясь объятиями как последним возможно хорошим явлением в его жизни. — Ты ужасный лгун, мой любимый управляющий, — шепот Камисато кажется самым мягким и соблазняющим одновременно, который вообще мог услышать Тома, и от этого в животе снова режутся крылья кристальных бабочек. — Какой? — Тебя интересует слово ужасный? Или все же любимый? Тома хочет взвыть волком от игр этого человека и той интонации, с которой он это все шепчет, нагло и бессовестно продолжая выводить его на забавные реакции. Но щеки блондина уже горят, а помимо спазмов он ощущает и твердость собственного возбуждения, поэтому хуже уже быть не должно. Тома не до конца уверен, он об этом мало думает, когда обхватывает шею Господина и припадает к его на секунду открывшимся в удивлении губам. То ли Аято правда не ожидал, что Тома решится поцеловать его первым, то ли специально провоцировал, держа слишком близко, но не давая желаемого. Их первый неловкий поцелуй с инициативы блондина быстро перерастает в глубокий и жаркий благодаря напору Аято, что держался сам из последних сил все это время. Перешитое и всеми забытое кимоно полностью оказывается на полу, потому что Томе было необходимо быть ближе, как можно ближе к объекту своего обожания и желания, в чем Аято его прекрасно поддерживал. Прерывает этот самый приятный момент в их жизни стук в дверь и громкий голос служанки: — Господин, экипаж для вашего сопровождение в храм Наруками уже прибыл. Тома отскакивает от Аято перепуганным птенцом и тут же начинает собирать упавшее на пол одеяние хозяина. — Я думал эта поездка в храм была тоже частью вашего плана, — пытаясь унять дикое сердцебиение и жар, Тома принялся одевать не менее расстроенного, что их прервали, Аято, который, в отличие от парня, не скрывал своего разочарования. — К сожалению, госпожа Яэ действительно ждет меня сегодня в храме для обсуждения предстоящего праздника. Однако кимоно я специально заказал на три размера больше, — изящно хихикнув в рукав, Аято с любовью теперь наблюдал как вспыхивает от возмущения Тома, затягивая пояс вокруг талии господина. Мужчина айкнул, ощутив, как его старательный управляющий приложил излишне много силы для этой цели. — Ох, прошу прощения, — нисколько не раскаиваясь, кланяется в извинениях Тома. — Я правда должен сейчас уехать, но, надеюсь, по возвращении найду тебя здесь, а не в порту на Мондштадтском корабле. — Вы думаете я сбегу? Тома не мог не удивиться, что в его преданности засомневались. — Только потому что будешь слишком смущен для того, чтобы еще раз посмотреть мне в глаза после этого, — удачное стечение обстоятельств предоставляет возможность Аято сейчас опрокинуть Тому прямо на позади него стоящую кровать и встать коленом между его ног. Блондин едва сдерживает вскрик от неожиданности, но находясь рядом с Камисато, не чувствует и грамма сомнения или опасения за себя и свою жизнь, поэтому так легко поддается и не сопротивляется. В противном случае реакция тела была бы незамедлительной, и ничего подобного Аято бы не сделал. Прекрасно понимая это, комиссар еще больше тешится этой мыслью и тем абсолютным доверием, что между ними выстроилось за эти годы. — Я должен буду вас дождаться хотя бы для того, чтобы поменяться с вами местами в отместку, — несмотря на неугасающее смущение, Тома ведет себя смелее и даже не прячет глаз, но вид господина, нависающего над ним в непозволительной близости, будоражит фантазию и возвращает немного притихшее возбуждение. — Вот как, — чрезмерно удовлетворенный Аято расплывается в хищной ухмылке, напоминая Томе сейчас настоящую кицунэ и этот восхитительный образ белоснежной лисы кажется парню вторым самым прекрасным явлением, после настоящей внешности Аято. Они скрепляют свое обещание обязательно встретиться здесь, в этом самом положении, нежным поцелуем, и хотя он был куда более быстрым чем их первый, Камисато едва удержался от мысли послать всех к черту и остаться здесь со своим любимым управляющим.