———
Гоголь проснулся ни свет ни заря, успев сбегать в магазин около дома, а затем приготовить ленивую яичницу. В конце концов, он бы солгал себе, если бы подумал, что аппетит пропал под давлением пагубных, скверных мыслей. Он постарался отогнать смутные предчувствия, и принялся за еду. Запихивая себе в рот крупный кусок и смотря взглядом в никуда, ему послышался голос… –Снова заедаешь стресс? Снова начались бесконечные попытки заполнить бесконечную пустоту? То твоё напускное поведение шута, то алкоголь, то наркотики, то Сигма, а теперь–еда? Яичница комом встала в горле, и чуть не вышла обратно ввиде рвоты. С усилием сглотнув её и сдерживая кашель, Николай задрожал. Это же просто галлюцинация? Ещё одна? Достоевский не стал бы так с ним… –Ты так охотно бросил свою цель и повёлся на простенькую уловку Сигмы. Всю послеотроческую жизнь боролся и шёл против всех, а сейчас легко свернул обратно, слабовольно сойдя со своего пути. Укоризненный тон сжал шею невидимой хваткой, мучительно перекрывая кислород. Дышать и впрямь стало труднее, а ноги застряслись и подкосились так, что Гоголь поднялся и опёрся о стол с одышкой, из последних сил сохраняя равновесие. Он хотел вскрикнуть — «Хватит!» — но получилось только открыть рот в беззвучном крике. Это конец? Так люди и сходят с ума? Безнадёжность охватила своими тисками тело, которое в это мгновение закоченело, как труп. –Я говорю истину, Николай. И я убью тебя, не важно когда, не важно где, но запомни–убью. Жизнь пронеслась перед глазами мгновенно, и реальность закружилась. Руки забились в треморе, скользая со стола, как с единственной опоры. Если это просто вымысел… Почему он влиял на физическое состояние?! А вдруг Достоевский действительно вернётся? Но это же бред сумашедшего, верно? Хотя… Кто Гоголь, если не псих? Варианты черезчур смелых действий предстали перед ним. Пойти убить кого–то, снова приблизить себя к свободе, достичь желаемого… Нет! Только не это, этого нельзя допустить! Не снова. Чьё–то касание ощутилось на плече. Николай отскочил, как ошпаренный, а затем понял, что это был Сигма. Вспоминая прошлую ночь стало стыдно и страшно. Кто кого обманывал? Клоун, который мог таким способом пытаться заполнить внутренние «потребности», как упомянул голос Фёдора, или руководитель казино, который мог просто его использовать? Но Сигма далеко не такой. Так почему?.. Возвращаясь к последнему, тот взволнованно спросил: –Гоголь, ты… Трясся только–что? Нет, погоди, ты и сейчас трясёшься. Коля заметно вздрогнул, обхватив себя руками. Он попытался создать иллюзию того, что всё нормально, и очень натянуто улыбнулся, но широко распахнутые глаза с застывшей в них паникой выдали его. –Не волнуйся, нет, я просто… Забудь. Сигма хотел что–то ответить, но пылинка залетела в его нос, и он громко чихнул. Паяц спохватился, придумав, за что зацепиться и сменить тему. –Ах, извини, у меня тут грязно. Я просто вечно забываю убраться, дурная ж моя голова… Он произнёс, невольно заикнувшись несколько раз. Нервный смешок, больше похожий на всхлип, сорвался с уст. –Ты поможешь мне убраться? Да, знаю, просить об этом–неуместно и нагло… Сигма, вопреки ожиданиям, спокойно улыбнулся. –Конечно, мне будет только в радость тебе помочь! Стыд за сомнения в его сторону уколол старшего, и он кивнул, пялясь куда угодно, но не на Сигму. –Чудесно, так что… Не будем медлить!———
Уборка шла слаженно, ибо двое сработались как надо. На это ушло практически полдня, ещё бы–протереть шкафы и полки от грязи и пылевых клубков, перебрать одежду и вещи, что–то из того отправить в стирку, потом уже развесить. Иногда, протирая пыль, их ладони нечаянно сталкивались. В такие моменты менеджер неловко, зажато улыбался, а Николай отводил взгляд. Сигма закончил пылесосить, как не странно, всё это занятие подняло ему настроение, и он, горя энтузиазмом, заявил: –Осталось помыть пол, и квартира будет сверкать, словно новая! Так дискомфортно было видеть эту улыбку. Верить в то, что это лишь обман не хотелось, но свобода… Как же свобода? Возможно, Гоголь действительно эгоист, который не способен любить, и поэтому выбрал путь свободы. Верно, зря он понадеялся на себя и преувеличил свои настоящие чувства. Управляющий небесного казино просто не понимает, как не понимали и другие. Жутко не хотелось делать ему больно. Сигма, легко перенимая и разделяя чужие эмоции, нахмурился с повисшим в воздухе напряжением. Меж бровей образовалась складка, и это напряжение словно заползло под кожу. –Николай, ты… как–то паршиво выглядишь. Я имел ввиду, что… Он осёкся, когда Гоголь поднял взгляд, и младший не смог понять, что в нём было. Это напрягло его и даже слегка напугало. –Да чё–то чувствую себя неважно. Я просто должен отдохнуть. Будто пытаясь убедить самого себя в этом, он попытался сохранить до тупости нелепую улыбку. Итак нечаянно выговорился вчера, раскрыв свои терзания, и это событие казалось позорным и неправильным. Интересно, если вернуть маску клоуна, то Сигма забудет всё? Даже… даже то, как они переспали? –Верно, тебе бы стоило. Попробуй подремать, а я пока поеду к себе, потом навещу Гончарова, ты же знаешь, он, должно быть, переживает не самое лучшее время. Но если ты хочешь, чтобы я остался… Ланиты менеджера внезапно зарделись, горя малиновым цветом. Тоже вспомнил, что ночью было? Жалеет, или наоборот? Коля слабо мотнул головой. –Нет, не надо. И, пожалуйста, не вини себя за то, что случилось. Я сам тебя попросил. Сигма непонимающе хлопнул глазами, а затем до него дошло, как и дошло до Николая, что именно он ляпнул сгоряча. Надо было держать язык за зубами, как раньше. Чёрт. –Нет, нет, Гоголь, погоди. Не извиняйся понапрасну, это мне следовало бы, я не хотел предаваться чувствам, и… Сигма смолк, заткнутый смущением. Несказанные слова застыли в груди, сдавленные и насильно оставленные там. Опять запутался. Почему выстраивать социальные отношения так сложно? Фокусник решил взять инициативу в свои руки, прекратив никудышный разговор, который едва не перешёл в изливание чувств: –Короче… Я пошёл спать. Давай, бывай. Что–то внутри Сигмы разбилось, когда тот наблюдал, как Гоголь исчез в проёме спальни. Постояв так немного, младший перестал клевать носом, и оделся, выйдя на улицу и предварительно взяв ключи Николая, лежащие на тумбочке. Слыша, как хлопнула входная дверь, белокурый юноша разочарованно выдохнул. Самым неприятным для него было раскрывать свою настоящую личность и чувства. Быть скованным настоящими переживаниями и ощущениями–вот, что было ему ненавистно. Он должен сбежать от всего. Влиться в новое общество, уйти куда–то, где его не знают. И не узнают никогда. Там он рано или поздно осуществит свою цель, и станет свободным от общества и от себя. Неважно, как, главное скрыться от Сигмы, который пытался понять его, но не так, как Фёдор: он ещё и искренне пытался помочь. И, конечно, скрыться от осуждения и галлюцинаций ввиде Достоевского. Вновь вспомнился, или прозвучал в реальности его голос: –У человеческого организма есть три реакции на опасность: нападение, окоченение, и бегство. Тишина опять возобновилась. Что, даже никакого упрёка? Так не могло продолжаться больше. Сон и умиротворение даже не думали приходить, зато на их место пришло уныние и страх будущего. Заставив себя подняться с кровати, Гоголь нашёл потрёпанный и старый рюкзак. Ноги опять подкосились, сгибаемые болезненной судорогой. Николай шикнул и опёрся о стену в ожидании, когда это пройдёт. На самом деле, он всю жизнь провёл в ожидании чего–то. Сначала любви и товарищества, потом понимания и просвета в своём бренном бытие, а затем уже освобождения от моральных рамок и любых отношений. Импульсивно закинув в рюкзак документы, деньги, телефон и первую попавшуюся одежду, шут был остановлен скользнувшимися сомнениями и здравыми мыслями. Зачем ему всё это? Почему он вынужден убегать от себя самого и искать новые попытки забыться? Что это за помутнение сейчас происходит? Встряхнув головой, Коля ощутил нарастающую панику дважды за день. А если Сигма вернётся раньше, и застанет его в подобном положении? Нельзя этого допустить. Если Гоголь покинет Йокогаму, всем будет лучше, ему тоже. Не стоит зацикливаться на том, что его здесь держит, правда? Не надо ограничивать себя, надо… надо успокоиться. Хаотично влетев на кухню, Николай стал рыться в аптечке. Давно он этого не делал. Голова болела, разумеется, будучи окутанной страхой, она не могла не подавать сигналы боли. Наконец выудив оттуда таблетки от панических атак, бессоницы и стресса, рука предательски дрогнула, роняя пластиковую баночку с хлипкой крышкой на пол. Серые таблетки–капсулы разлетелись по полу, закатываясь в разные места. Паяц ругнулся на нервах, переполненный чувствами. Он рухнул на пол, согнувшись, и загрёб ещё не укатившиеся таблетки в руки, а затем запихнул с дюжину в рот. Дозировку парень не помнил, ибо принимал их давно в попытке подавить свои эмоции, но зачем? Помнил только, что при большом количестве могли негативно повлиять на восприятие мира и «отключить» человека от реальности. Это то, что было нужно, это являлось спасением наяву. Ключи, должно быть, забрал Сигма, думая, что клоун никуда не уйдёт. Как бы не так. Всё равно сюда не хотелось возвращаться, поэтому загвоздки в этом не было. Напялив куртку на ходу, Николай выскочил на улицу и побежал в направлении единственного местного автовокзала. Там будет много народу, но теснота–далеко не проблема, главное, чтобы его не узнали. Людям вроде как больше не было дела до их организации, так что всё должно было быть в порядке. Да и Гоголь взял паспорт на поддельное имя, который когда–то ему отдал Достоевский с ехидной ухмылкой, мол: «для непредвиденных ситуаций». Колю бы настигло удивление, но именно сейчас успокоительные сработали по назначению. Новая будущая зависимость, новая попытка заполнить себя чем–то. На автовокзале действительно была толпа, которая позволила слиться с остальными и не привлечь внимание. Смотря опустелым взглядом на билет, упешно купленный пару минут назад, шут просто ждал, когда голос объявит посадку в город, в который очередь стояла меньше всего. Николаю было плевать, куда ехать, главное–подальше отсюда. Близилась ночь.———
Ключ провернулся дважды в замочной скважине, а затем открылась дверь. Сигма шагнул внутрь, опечаленный тем, что не обнаружил Ивана в его доме. Стоило бы поделиться переживаниями с Гоголем, и узнать заодно, стало ли ему лучше. Бесшумно, юнец скользнул в гостинную и осмотрелся. Он спросил в тишину: –Коля? Ты спишь? Открыв дверь в спальню, менеджер занервничал. Да где же его возлюбленный? Он бы не стал выходить проветрится, зная, что единственного ключа нет на месте, так? Если только… Обыскав всю квартиру, Сигма рухнул на колени. Николая нигде не было видно. Он потерял самое ценное вновь.