Притворись моим парнем

Подъехав к своему дому, он заглушил двигатель и выпрыгнул из автомобиля до того, как я смогла его остановить. Когда он добежал до двери с моей стороны и открыл ее, я сказала: – Извини, но хочу тебе напомнить, что меня нужно отвезти домой. – Ох. – Он осмотрел улицу, будто надеялся увидеть ждущую меня машину. – Тебя привезла моя сестра? – Да. – Она такая хитрая. – Да, так и есть. – Я осталась сидеть в его машине, ожидая, что он захлопнет дверь и вернется на водительское место. Этого не случилось. Итер провел рукой по волосам и кивнул на дом: – Тебя нужно отвезти прямо сейчас? Моя сестра потребует отчета. Держу пари, ты дашь более полный. Часы на приборной панели показывали десять часов вечера. В моем распоряжении было еще два часа до комендантского часа. – Хорошо, конечно. Мы прошли по тропинке до входной двери, и Итер открыл ее и пропустил меня вперед. Сидевшая на диване в гостиной Люмин играла в портативную приставку, но быстро выключила её и оглядела нас: – Итак? Итер приобнял меня одной рукой: – Ты будешь рада узнать, что сегодня мы многих ввели в заблуждение, а ревность так и витала в воздухе. Не знаю, кто больше всего вводил в заблуждение или кто ревновал больше всех, но Фурина сделала все, что тебе обещала. Люм повернулась ко мне: – Хорошо, теперь я хочу слышать, что именно произошло. А не это неясное дерьмо. В этот момент в гостиную стремительно вошла женщина. Ее белая рубашка была испачкана пятнами краски, а белые волосы с окрашенными в зелёный кончиками были собраны в свободный пучок, удерживаесый карандашом. Множество непослушных прядей выбились из прически, как будто женщина побывала на сильном ветру. – Итер, значит, мне твой голос не послышался. Мне требуется твое лицо. – Мам, я здесь с подругой. – Итер показал на меня. Она улыбнулась мне: – Не понимаю, как это может помешать. Можешь взять ее с собой. Люмин встала и последовала за мамой, которая уже шла по коридору, не дожидаясь ответа. – Спорить бесполезно, – сказал Итер. – Она всегда выигрывает. Он повел меня по коридору и завернул за угол. В огромной комнате с двустворчатыми дверьми и полами из твердой древесины находилось множество картин. Законченные висели на стенах, некоторые наполовину написанные стояли на мольбертах, а другие незаконченные работы вместе с еще чистыми холстами – на полу у стен. Под один из мольбертов с холстом был засунут большой лист с пятнами краски на нем, который выглядел так, будто кто-то оставил его, бросив работу как минимум на половине. Мы прошли в комнату. – Кстати, мам, это Фурина. – Ох, извини, где мои манеры? – Она протянула мне руку. – Я Нахида. Извини, что отобрала у тебя этого парня, но мне нужно его великолепное лицо. Только не говори мне, что это лицо не вдохновляет на творчество. Итер и Люмин закатили глаза. – Она говорит так каждый раз, когда притаскивает нас сюда, а затем творит вот такое. – Он показал на «лицо» полунасекомого-полузебры, разделенное пополам стеблем распустившегося цветка. – Надеюсь, не мое лицо вдохновило на такое. – Вообще-то, твое, – сказала его мама. – Просто здесь она остается наедине с собой, – заметила Люм. – Мои дети насмехаются надо мной, но они мои музы. – Нахида оглядела меня: – Думаю, ты тоже могла бы стать моей музой. У тебя потрясающие черты лица. – Не позволяй ей провести тебя, – предупредила Люмин. – Скорее всего, она хочет нарисовать кости, пока смотрит на тебя. Возможно, кости динозавра или кого-то еще. Нахиду, казалось, не обидела шутка дочери. Она просто посмеялась и начала рисовать, Итер сел на стул напротив нее. По тому, как она рассматривала его, казалось, что он находится здесь в качестве модели, но я могла видеть рабочий холст, и на нем определенно был не Итер. Люмин посмотрела на меня: – Выкладывай. Расскажи мне все, что сегодня случилось. Я посмотрела на их маму, не уверенная, что хотела признаваться при ней в своей лжи. – Мама уже знает, – сказала блондинка. – И хоть этого не одобряет, она может понять, почему это необходимо нашим незрелым мозгам. – Ты неправильно меня цитируешь, Люмин. Я сказала, что месть – продукт неверно направленных эмоций, но касаемо Ке Цин у меня тоже есть несколько эмоций. – Ты не сказала неверно направленные, – громко возразила Люм. – Более того, я помню, что ты употребила определение незрелые. – Может, я сказала недостаточно развитые? – То же самое, – произнесли одновременно близнецы. Нахида наложила на холст темно-синюю краску широким мазком прямо под изогнутым пурпурным глазом, который уже был нарисован. – Я хочу сказать, что месть никогда не является ответом. – Да, да. – Люм махнула маме рукой, а потом повернулась ко мне: – Итак, расскажи нам о мести. Я посмотрела на ее маму и задалась вопросом, расстроена ли та этой перепалкой. Ее, казалось, это совсем не заботило. – Хорошо, Ке Цин была там с Кадзухой. – Я это знала! – воскликнула Люм. – Они все еще вместе, да? Я кивнула. – Но ты была права. Она к тому же хотела захомутать Итера. – Не хотела, – возразил парень. – Тогда почему она тебя обнимала, сидела так близко и клала руку тебе на ногу? - Она клала руку тебе на ногу? – Выражение лица Люмин стало строгим. – Она так сделала? – удивился Итер. – Ох, пожалуйста, – скривилась Люм. – Ты знаешь, что она сделала. Не пытайся строить из себя невинного, Итер. И возможно, тебе это понравилось. Итер просто встретился с ней глазами со спокойным выражением на лице, на котором невозможно было ничего прочитать. – Поэтому, пожалуйста, скажи мне, что ты ей отомстила, – сказала Люмин, переводя взгляд на меня. – Мы держались за руки и обнимались. Танцевали. – И Фурина запрыгнула на меня, – прибавил Итер. Я ахнула. Его мама повернулась ко мне. – Я не прыгала… намеренно. Это произошло спонтанно. Я не собиралась тебя валить. – Скажи мне, что Кека это видела, – с улыбкой попросила Люм. – Видела. Люмин покружилась на месте, разведя руки в стороны, затем схватила меня за плечи и потрясла: – Ты потрясающая. Месть потрясающая. Нахида покашляла. – Потому что у меня очень, очень незрелый мозг, – добавила Люм. – Завтра мы все станем лучше, – заключила Нахида, и это было похоже на то, что сказал Итер ранее. Я поймала его взгляд, и он кивнул. Лучше. Из-за того, как они оба об этом говорили, мне хотелось плакать.