***
Гермиона сидела над своей тарелкой уже тридцать минут. На посеребрённом блюде ромбом был выложен тост с глазуньей прямо по центру. Это вызывало тошноту, а не аппетит. Её руки были сложены на бёдрах: влажные пальцы перебирали широко прошитый подол юбки. Грейнджер теребила двойной шов, пытаясь сконцентрироваться на какой-то одной мысли. Прошло семь дней. Эта мысль крутилась с самого утра. Она была самой громкой из всех. Самой важной, вероятно. Сто восемьдесят часов, если быть точнее. Тело исцелилось почти полностью, учитывая, что крылья мотыльков приносили ей боль теперь только в кошмарах. Она не ощущала их шевеление в груди, а горло уже давно перестало саднить от постоянного кашля. Всё было почти хорошо. Почти. Отсутствие желания делать хоть что-то оказалось большей пыткой, чем физические увечья от мифической болезни. Отсутствие желания поднимать взгляд и ощущать хоть что-нибудь оказалось ещё большей болью, чем раны в лёгких. Гермиона вздохнула и выпрямилась. Тихо сглотнула и взяла в руки приборы. На автомате отрезала слишком маленький кусочек тоста и отправила его в рот, медленно пережёвывая. Хрустящая корочка ломалась под давлением её зубов точно так, как ломалась Гермиона под давлением тех слов, которые она боялась вспоминать. Они ходили за ней тенью, видением, нагоняя по пятам за каждым поворотом. — Гермиона… Она винила себя за страх перед этими словами, но принять их истину не могла. Наверное, это было выше её сил. С той ночи в библиотеке они ни разу не пересеклись. Грейнджер была этому рада. Была, потому что прекрасно понимала: мотыльки не дадут ей ещё одного шанса, если Малфой вновь окажется рядом. — Гермиона… Тост вновь захрустел на зубах, а Грейнджер не сводила глаз с ярко-оранжевого желтка по центру. — Гермиона. Она подняла взгляд, вновь погружаясь в гул происходящего вокруг. Всё это время ей казалось, будто вокруг никого нет. Ведь так и должно было быть. Она пришла на завтрак раньше всех, столы ещё были пусты, а теперь вокруг сновало огромное количество студентов. Сглотнув пережёванный хлеб, она обратила взгляд на Гарри, сидящего напротив. Он, кажется, что-то спрашивал, потому что его брови были подняты, а в глазах читался вопрос. — М? — Я спросил, в порядке ли ты. Ты сидишь над холодным тостом уже десять минут. — Десять минут? — тупо переспросила она. — Может, больше, — он нахмурился, заподазривая неладное. — Я пришёл сюда десять минут назад, потому и предположил, что… — А, — Гермиона облизала губы, вновь опуская голову. — Нет, я… Аппетита нет и я… — Гермиона, — вновь окликнул её Гарри. — Что-то не так? Это как-то связано с… — не говори. Умоляю, не нужно. — Малфоем? Она дёрнулась. Еле заметно, но Поттер заметил. — Что у вас… — Ничего, — отрезала Гермиона. — Я в порядке, Гарри. И нет, это никак не связано с… ним. Она часто заморгала. Глазунья превратилась в сплошное жёлтое пятно на её тарелке. Пустое безразличие вдруг резко начало наполняться отчаянием. — Нас вообще вряд ли что-то и когда-то будет связывать, — печаль лилась из неё. Нужно было взять себя в руки. Гермиона вдохнула поглубже, но не получив ожидаемого, просто расслабила плечи. Она была абсолютной трусихой, ведь боялась признаться друзьям в том, что больна. Подняв голову, она споткнулась об изучающий взгляд Гарри и что-то внутри колыхнулось от несправедливости, которой она сполна одаривала лучшего друга. Ведь в любом из возможных случаев, ему следовало знать её секрет. Она слабо улыбнулась ему, преподнося мнимое подтверждение своих слов. Она пыталась доказать этим жестом, что сказанное не ранит её сердце так сильно, и надеялась, что Гарри поверит. Он напрягся всем телом, переваливаясь через стол, чтобы быть ближе к Грейнджер. — Гермиона, пожалуйста, если ты… — Всё, Гарри, — прозвучало сбоку недовольным голосом, — вычёркивай меня, ради Годрика, из списка команды, потому что я так больше не могу. Это слишком! Я могу не справиться! — Рон приземлился на лавку возле Гермионы, сразу упираясь лицом в ладони. Он громко и тяжело дышал, будто только что бежал по коридору. Грейнджер снова повернулась к Гарри, без слов говоря, что их разговор окончен. Он вздохнул и обратился к Рону: — Что случилось? Рон задышал ещё быстрее. — Я не хочу быть вратарём! Это слишком сложно и… — Ты сбрендил? — перебил его Гарри. — Ты уже утверждён, Рон. Нельзя так просто взять и уйти из команды, тем более матч со Слизерином уже в конце недели! — Но, Гарри, — жалобно начал Рон. В его глаза читался откровенный страх. — Я… Они… — он перевёл взгляд куда-то в сторону слизеринского стола. Гермиона туда не смотрела. — А вдруг… — Рон, — Гарри вздохнул и сжал переносицу большим и указательным пальцем. — Тебе пора научиться брать ответственность за свои решения. Ты хотел в команду и прошёл отборочные. Ты справишься! — Но если мы проиграем из-за меня? — потухшим голосом протянул Уизли. — Тогда бери ответственность и за то, что ты ошибся в своём решении! — грозно выдал Гарри, не выдержав этого представления. Он встал из-за стола в тот момент, когда к нему подошла Джинни, чтобы сесть рядом. Поттер вихрем промчался мимо неё, моментально оказываясь у выхода из Большого Зала, где аккурат в дверном проёме столкнулся с Паркинсон, выходящей из-за угла. Гермиона, обрабатывая только что услышанную фразу, которая острым лезвием резанула по сердцу, едва заметила, как между её другом и человеком, в которого он влетел, произошло что-то абсолютно сверхъестественное.***
Сегодня Гермиона первая пришла в класс, занимая место за столом, где всегда сидела вместе с Гарри, Роном и Кэти Белл. Она сидела, упершись на локти и согнув одну ногу на стуле, и листала учебник. Этой ночью впервые за последние дни она почувствовала шевеление в лёгких. Срок, который дали ей мотыльки, подходил к концу. Вскоре они вновь потребуют дозу, которая окажется гораздо больше предыдущей. И Грейнджер не была уверена, что сможет её получить. Указательным пальцем она поправила высокую узкую горловину чёрного свитера, в попытках ослабить давление резинки на горло, когда услышала разговоры студентов за дверью. Заправив выбившуюся из высокого хвоста прядь, она закрыла учебник и вздохнула. Сдвоенные пары со Слизерином теперь казались не просто раздражающими, а смертельно опасными. В буквальном смысле. Дверь открылась, и куча студентов повалила внутрь. Ей нужно было просто пережить эту пару. Гермиона предусмотрительно села спиной к столу, где сидел он, в надежде, что соблазн встретиться с ним взглядом будет слабее. Прошлой ночью она порядком устала заставлять себя перестать думать о его глазах, запахе или губах. Понадобилось слишком много времени, чтобы приказать себе не вспоминать. И не надеяться. А болезнь заставляла. Надежда возрождалась вместе с расправляющимися крыльями синих мотыльков. Тщетная надежда, пророчащая слишком мучительную гибель. Гермиона сильно выпрямила спину, поворачиваясь через плечо и наблюдая, как её однокурсники занимают свои места. Её стол всё ещё пустовал, а Гарри и Рона не было видно. Сканировать весь класс Грейнджер не собиралась, потому вновь повернулась и уткнулась взглядом в обложку учебника по Зельеварению. — Очень хорошо, — прозвучал за спиной голос Слизнорта. — Доброе утро, — он прошёл в центр класса, обводя все столы глазами. Гермиона напряглась и вновь кинула взгляд через плечо на входную дверь. Та была закрыта. — Мисс Грейнджер. Она дёрнулась, поворачиваясь к профессору. — Сегодня я попрошу вас занять пустующее место за другим столом, чтобы вы смогли выполнить запланированную лабораторную работу. Ваши коллеги сегодня освобождены от урока в связи с предстоящей игрой, потому, м, прошу вас, пересядьте сюда, — он указал ладонью на стол, пока молекулы воздуха разрывали её альвеолы. Всё внутри похолодело. Это какая-то шутка? Гермиона сглотнула, наблюдая, как Слизнорт выжидающе выгнул бровь. — Поторопитесь, мисс Грейнджер. Ей стало плохо. Ровно настолько, чтобы лицо побледнело, а ладони вмиг вспотели. Во рту стало слишком сухо, глаза запекли. Трясущимися руками она взяла со стола учебник и встала с высокого стула, опуская взгляд в пол. Сняла с крючка свою сумку и на ватных ногах пошла к единственному столу, где всегда пустовало одно место. — Ещё пару таких раз и Грейнджер станет нашей постоянной соседкой по парте, — пошутил Тео, но не вызвал ни одной улыбки. Гермиона в этом была уверена, потому что звенящая тишина слишком сильно резала слух. — Превосходно, — прозвучал голос профессора, когда она наконец села на стул. Чёртово дежавю. Гермиона сжала губы и раскрыла учебник, отсчитывая нужную страницу. Она держалась, не позволяя глазам улавливать посторонние движения. Грейнджер концентрировалась только на тексте или на том, что говорил Слизнорт. Кажется, он вещал что-то о целебных свойствах яда болиголова. — Данное зелье очень сложно достать, но, уверяю вас, возможно. Яд болиголова, как правило, добывают экстракцией из молодых корней. Сперва их замачивают в спиртовой настойке, выдерживая три лунных ночи, а после высушивают и перетирают в порошок, — Слизнорт взял в руки небольшую ступку, демонстрируя сказанное. — Через этот порошок в дальнейшем пропускают отвар на основе полыни с добавлением слезы феникса. Зелье выходит необычайно дорогостоящим, но благодаря своим свойствам способно предотвращать даже самые губительные последствия применения или перенесения тёмной магии. Также, — он выставил указательный палец вверх, — есть вероятность, что искусно приготовленное зелье на основе яда болиголова может излечивать и мифические болезни, — он хмыкнул, складывая руки на груди. Гермиона подняла на него взгляд. — Но, увы, пока это научно не доказано. Зелье сравнительно молодо, а потому должного количества экспериментов ещё не было проведено, — он добродушно вздохнул, поворачиваясь к своему столу. — Что ж, сегодняшней вашей задачей будет повторить методику получения нужного вещества путём экстракции. Необходимую информацию вы сможете найти в конце первого раздела, на задание у вас есть сорок минут, приступайте. Слизнорт ещё раз обвёл внимательным взглядом класс, после хмыкнул и уселся за свой стол, наклоняясь к своим записям. Он почти чиркнул кончиком носа по пергаментам. Гермиона ещё мгновение изучала его, прежде чем вновь вернуть внимание к заданию. В лёгких защекотало. Она тихо прочистила горло, надеясь, что это поможет угомонить растущее ощущение, но рука уже взметнулась к груди. Гермиона надавила пальцами немного выше диафрагмы и вдохнула поглубже. Не обращая внимания на происходящее вокруг и не отрывая взгляда от каменной кладки на полу, она зашла в подсобку за нужными ингредиентами. Руки всё ещё мелко дрожали. Не ясно точно почему: из-за волнения или рецидива? Грейнджер не могла понять. Сжав пальцы на пузырьке с корнями полыни, она вернулась к столу. Нотт рядом копошился, параллельно делая записи в тетради и выполняя практическую часть, пока Гермиона поступала по-другому. Ей было гораздо удобнее сначала выполнить задание и только потом записать полученные результаты в журнал. Так делала не одна она. Столы были катастрофически маленькими для того, чтобы она смогла не обращать на него внимание. Малфой закатал рукава рубашки и теперь его кисти мелькали перед опущенным лицом Грейнджер. Он будто специально расставил все принадлежности подальше от себя и теперь рождал внутри Гермионы не только боль, но и раздражение. Хотя его предельная честность, звучавшая между книжными стеллажами, и заставила её тонуть в глубоком отчаянии, Грейнджер всё ещё пыталась найти в себе ту часть, которая могла бы противостоять этому удушающему чувству. Эта часть, вероятно, целиком и полностью состояла из бескрайнего гриффиндорского возмущения. Тревога, рождающаяся из-за трепыхания крыльев, спешно сменялась недовольством от его действий. Неужели ему было недостаточно того, что он уже с ней сделал? Гермиона, озабоченная собственным раздражением, не заметила, как её плавные и аккуратные движения превратились в резкие и грубые. Нарастающий гнев на Малфоя и его слова мешался с усиливающимся ощущением жжения в груди. Жар между рёбрами был новшеством. Грейнджер слабо откашлялась. От этого стало только хуже. В попытках избавиться от настигшего её приступа, она принялась с силой толочь иссушенные корни полыни. Она тяжело дышала, на лбу выступила влага. Всё вокруг зарябило. Она словно в забвении наблюдала за происходящим вокруг. Взгляд медленно скользил от ступки к середине стола, оттуда к рукам Малфоя. К его длинным пальцам и крепким, но аккуратным запястьям. Гермиона проследила за толстой веной, тянущейся туда, где начинался закатанный рукав. Она сглотнула. Оказывается, семь дней — приличный срок, чтобы успеть забыть, каково это: страдать от боли и невозможности себе помочь. Но теперь грёбаные мотыльки требовали большего. Грейнджер пыталась совладать с собой. Правда, пыталась. Но взгляд сам скользнул выше — и вот она снова тонет в его чернеющих зрачках. Он смотрел прямо на неё. Не моргая. Его челюсти были сжаты, и на мгновение Гермионе показалось, что на его лице читалось участие. Возможно, он заметил, увидел, что с ней. Грейнджер вдохнула. Лицо горело так же сильно, как горели лёгкие внутри. Она почти пошевелилась, почти сорвалась с места, чтобы просто пройти мимо и задеть его хоть кончиком пальца. Но застыла. Её прижало к полу его безразличие, скользнувшее вслед за его опущенным взглядом. Малфой просто отвернулся, будто не видел и не ощущал того, что с ней происходило. Она заморгала. По щекам полилось что-то горячее. — Гермиона? Ты в порядке? — прозвучало сбоку. Грейнджер просто повернула голову на звук. Взгляд Тео метался по её лицу. — Ты выглядишь… Мерлин, может, тебе нужно к мадам Помфри? Она медленно покачала головой. Разомкнула сухие губы, хмуря брови от неприятного ощущения. И хрипловато сказала: — Мадам Помфри мне не поможет. Тео непонимающе нахмурился. — Да ладно тебе, — аккуратно сказал он, делая шаг ближе. — Уверен, у неё найдётся… — Не найдётся, — так же хрипло продолжила она. Гермиона вновь повернулась к Малфою, но наткнулась лишь на опущенную голову и размеренные отстранённые движения. Он делал записи в тетради. — Не найдётся ничего, что помогло бы мне, — еле слышно закончила она, отворачиваясь. Грейнджер услышала, как скрипнуло перо.***
Dynasty — MIIA
С каждым днём становилось всё хуже. Гермиона вовсе перестала есть. Просто потому, что это было до ужаса сложно. Любое шевеление внутри вызывало дикий кашель, а саднящее горло не позволяло даже сделать глоток воды без боли. Хотелось исчезнуть. И Грейнджер это практически удавалось. Она мастерски скрывалась ото всех, слоняясь по пустым коридорам, приходя на завтрак раньше всех и позже всех на ужин. Ей практически удавалось не привлекать ненужного внимания со стороны друзей, которые до сегодняшнего дня были заняты предстоящим матчем по квиддичу. Гермиона наклонилась над раковиной в женской уборной, сдавливая пальцами края раковины. Её живот содрогался в спазмах, мышцы судорожно сжимались и разжимались, в попытках прекратить бушующую внутри агонию. Грейнджер зажмурилась. Шум стекающей в канализацию воды позволял мыслям метаться в сознании немного медленнее. Гермионе удалось выскользнуть из гостиной, где её факультет вовсю праздновал победу на матче. Рон был в центре всеобщего внимания, потому едва ли обратил внимание на исчезновение подруги. А Гарри… Наверное, Гермиона была плохой подругой, потому что прямо сейчас она могла думать только о боли, поглощающей её тело. Грейнджер чувствовала. Чувствовала, что ей осталось недолго. Гордость не позволяла ей сорваться с места в поисках Малфоя. Хотя болезнь нашёптывала ей обратное, Гермиона, сцепив зубы, противилась. Если она и умрёт от болезни невзаимной любви, то только в полном одиночестве. Было сложно дышать. Она расстегнула молнию водолазки на горле. Пальцы дрожали, а горло сдавливало от подступающих слёз. Тремор распространялся по всему телу, а ноги практически не держали. Мысли о Малфое и его безразличии причиняли неимоверную боль. Они рождали тысячи новых куколок по всему телу. Теперь эти твари трепетали своими крыльями не только в лёгких. Гермиона ощущала их повсюду. Она сжалась и захрипела, низко опуская голову. Желудок скрутило и Грейнджер стошнило. Несколько куколок, орошённых кровью, вышли вместе с остатками зелья. Её ломало всю. От головы до кончиков пальцев. Казалось, конец был ещё ближе. Гермиона попыталась вдохнуть тяжёлый воздух, витающий вокруг, мешающийся с паром от стекающей горячей воды. Вдох стал поперёк горла, царапая слизистую. Она вновь закашлялась. Сегодня она приняла уже четыре пузырька с обезболивающим зельем. В коробочке оставалось ещё столько же. Гермиона подняла лицо, всматриваясь в своё отражение в зеркале. Могла ли она что-то сделать, чтобы всё это прекратилось? Было ли ей под силу принять решение, способное закончить этот Ад? Шмыгнув носом, она выпрямилась, кривясь от стреляющей боли в груди, и выключила воду. Мокрыми ладонями провела по лицу, растирая тушь по щекам. Ещё четыре и, возможно, это сможет ей помочь. Гермиона вышла из уборной, направляясь к гостиной. Возле портрета было слишком много людей, чтобы кто-то заметил её, еле стоящую на ногах. Прошло по меньшей мере минут двадцать, прежде чем ей удалось добраться до лестниц, ведущих в спальню. Держась трясущейся рукой за стену, она доплелась до двери в спальню и ввалилась внутрь, практически ползя к прикроватной тумбочке. Выступившие слёзы душили её, но пальцы уже нащупали округлую ручку. Грейнджер дёрнула ящик на себя, усаживаясь около кровати. На днище показалась почти пустая коробка. Каждый орган кололо и тянуло. Сил совсем не оставалось. Гермиона всхлипнула, не веря в то, что собиралась сделать. Прижав тыльную сторону ладони ко рту, она заплакала громче, давясь рыданиями и кашлем. Неужели не будет ни одного последнего шанса? Прислонив запястья к глазам и сильно надавливая ими на веки, Гермиона откинула голову на кровать и заныла. Прошло… Она не знала, сколько прошло. Но слёзы на щеках почти высохли, пока беззвучные рыдания покидали её грудную клетку. Гермиона облизала губы и сцепила зубы. Прикрыв веки, она потянулась рукой к ящику, но не рассчитала и опрокинула коробку с пузырьками. Грейнджер наощупь выбрала один из них и достала. Прищурилась, рассматривая флакончик. И усмехнулась. Жизнь мастерски насмехалась над ней. В трясущейся ладони лежал Феликс Фелицис. В желтоватом свете свечей он казался золотистым. Гермиона вертела его в пальцах, а глаза снова начинало печь. — Это мой последний шанс, да? — больным шёпотом в темноту. Она решалась долгих несколько секунд, прежде чем выдернуть пробку и опрокинуть всё содержимое в рот.***
Это походило на эффект от наркотиков. За действием Феликса Гермиона практически не ощущала боли. Она будто ушла на второй план, иногда появляясь в качестве второстепенного героя её маленького спектакля. Растерев потёкшую тушь, Грейнджер смогла подняться на ноги и выйти из гостиной. Там было темно и гудела музыка. Всем было не до неё. Гермионе тоже было плевать на всех. Она целенаправленно шла куда-то вперёд, и с каждым метром её шаг становился всё твёрже. Тело всё ещё мелко подрагивало, но было терпимо. В голове мелькал образ Малфоя. В его чёрной толстовке и низко сидящих джинсах. Спустя несколько минут Гермиона добралась до третьего этажа, мысленно задавая себе вопрос, какого чёрта здесь делает, но ответ пришёл сам по себе, когда в конце коридора открылась дверь. Грейнджер коротко вдохнула, наблюдая, как нахмурившийся Малфой о чём-то говорит с Забини. Они стояли на балконе, кажется, уже докуривая сигареты. Гермиона сделала шаг. И ещё один. И ещё. Феликс вёл её за руку прямо к причине её скорой гибели. Оказавшись около двери, она замерла. Две пары глаз уставились прямо на неё. Она глубоко дышала, но не от страха или волнения. В ней бурлило предвкушение. Несмотря на пережитое часом ранее в женском туалете, она, на удивление, чувствовала прилив бодрости. Будто её последним шансом было сделать то, на что раньше не хватало сил. Гермиона сглотнула, не сводя взгляда с Драко. Он стоял неподвижно, крутя в пальцах сигарету. Она тлела, в темноте светился сгорающий табак. — Сигаретку, Грейнджер? — усмехнулся Забини, протягивая ей пачку. Гермиона просто кивнула, протягивая к ней руку. — Не лучшая идея, — низко проговорил Драко, затягиваясь дымом, — в твоём случае, — ровно добавил он, опираясь поясницей о балюстраду. Она не послушала его, доставая из пачки сигарету. Подкурив её кончиком палочки, Грейнджер закашлялась, делая первую затяжку. — На Гриффиндоре совсем не учат курить, а? — засмеялся Забини, но вдруг замолчал. Гермиона расслабила прищуренные глаза и заметила, как Малфой дёрнул подбородком. На его немом языке это означало что-то вроде «Забини, свали». Забини так и сделал. Цокнув языком, он потушил окурок о каменный балкон и вышел вон, напоследок оценив и Драко, и Гермиону внимательным взглядом. Они остались одни. Грейнджер подошла к перилам, опираясь на руки. Между её пальцами тлела сигарета. — Ты прав, это и правда не лучшая идея. Не для грёбаных бабочек в моих лёгких, — она говорила так спокойно, внутренне поражаясь сама себе. Сжав пальцами фильтр, она крутанула сигарету и выкинула с балкона. После развернулась к Малфою корпусом, теперь боком упираясь в балюстраду. От её фразы выражение лица Драко изменилось. Он нахмурился, сквозь тонкую кожу проступили острые линии его скул. — Как и прав в том, что не должен брать на себя ответственность за то, что я влюбилась именно в тебя. Малфой дёрнулся. Его взгляд метался по лицу Гермионы. Он откровенно не понимал, откуда в ней столько смелости, заявлять подобное ему в лицо. Грейнджер и сама не понимала. Она просто говорила. Слова лились изнутри сами по себе. Она сделала шаг к нему, поднимая голову, чтобы их глаза не отрывались друг от друга. — Но наберись смелости и ответь: ты действительно не хочешь или просто боишься последствий? — следующий шаг был крохотным, но решающим. — Последствий твоего неправильно сделанного выбора. Его кадык дёрнулся. Это был верный признак того, что Гермиона попала в цель. Малфой молчал, изучая её лицо. Грейнджер усмехнулась. Она с лёгкостью читала нужные ответы в его расширившихся зрачках. В его участившемся дыхании и напрягшихся мышцах груди и плеч. В его сжатых челюстях и играющих желваках.HEARTBEAT — Isabel LaRosa
Сейчас ей было так просто понимать язык его тела. Гермиона улыбнулась уголком рта и прильнула к нему, кладя ладони на его широкую грудь. Она приблизилась так сильно, что вновь смогла почувствовать его аромат. Её губы почти коснулись щетины на его подбородке, когда она прошептала: — Если кто из нас и эгоист, Малфой, так это ты, — её шёпот скользил по его шее, — а эгоисты привыкли брать то, что хотят, м? Не зависимо от последствий. Отпрянув, Гермиона потянулась к молнии на водолазке. Она тянула собачку почти до пупка, расстёгивая кофту. И больше не шевелилась. Она хотела, чтобы он сам сделал выбор. И взял за него грёбаную ответственность. Мотыльки забарабанили по лёгким, вызывая в Грейнджер лишь прилив возбуждения. Она приподняла подбородок, уверенная в своих действиях. Не сводила глаз с лица Драко, изучая его меняющиеся эмоции. Он облизал нижнюю губу, а после прикусил фильтр сигареты резцами, делая затяжку. Прищурился, рассматривая Гермиону сквозь пелену смога, решался. Он выпустил дым прямо на неё, а после выронил из пальцев сигарету на пол и схватил Грейнджер за щёки обеими руками. Носком кроссовка он наступил на тлеющий окурок. Драко не произнёс ни слова. Он молча врезался в неё своим ледяным, но жаждущим взглядом, теперь хватая за волосы на затылке и сильнее запрокидывая голову. Гермиона задержала дыхание, кладя ладони на его грудь и чуть сжимая пальцами ткань чёрной футболки. — С последствиями моего выбора придётся столкнуться тебе, Грейнджер, — прохрипел он, ещё сильнее натягивая её волосы. Гермиона слабо застонала. Он, как всегда, был прав. Грейнджер задрожала, когда почувствовала его руку, плавно двигающуюся на её талии. Драко рывком прижал Гермиону к себе и наклонился, обдавая её губы тёплым дыханием. Грейнджер чувствовала там тонкую ноту алкоголя. Вероятно, Слизерин по-своему отмечал поражение. Ещё несколько мгновений они находились в таком положении, пока Малфой не сдался окончательно, врезаясь в губы Гермионы грубым поцелуем. Он так крепко сжимал её волосы на затылке, что она не могла пошевелиться. Только открывала рот шире, встречая его мокрый язык и позволяя ему вылизывать её нёбо. Всё вокруг них рябило, искажалось. Реальность плыла, ускользала. Грейнджер дышала громче, хватаясь руками за его шею и руки, пока Малфой крепче сжимал её талию, отпечатывая на рёбрах синяки в виде собственных пальцев. И пока мотыльки оставляли свои следы изнутри, Драко метил её тело снаружи. Его поцелуи переместились на открытую шею. Грубые, жадные, злые. Он покусывал нежную кожу, запечатлевая на ней красноватые следы, пока Гермиона старательно держала себя на ногах. Это было чертовски сложно. Малфой заметил её неустойчивость и резко развернул Грейнджер спиной к балюстраде, усаживая её на перила. Теперь она во всех смыслах висела над пропастью. Его ладони остались на бёдрах: он пальцами изучал горячую кожу, проникая чуть выше подола юбки. Драко не спрашивал разрешения. Он его получил ещё в самом начале. Гортанно зарычав, он переместил ладонь с бедра на её грудь, слабо сжимая полушарие. Гермиона всхлипнула. Такие прикосновения были для неё в новинку. Хотя Феликс подстёгивал её решимость, отсутствие какого-либо опыта вынуждало её сомневаться. Драко остановился. — Что? — просто спросил он, не сводя с неё глаз. — Я… У меня никогда… Малфой усмехнулся. — Это ебучий флеш рояль в моей раздаче, — ядовито протянул он, но не вызвал в Грейнджер ожидаемой реакции. Она просто смотрела на него, ждала продолжения, даже если страх понемногу пускал импульсы по телу. Драко смягчился. — Будет больно, Грейнджер. Она сглотнула. — Мне не привыкать, — едва произнесла она, как уже вновь почувствовала его прохладные губы на своих. Драко терзал её рот, параллельно скользя руками по телу. Полностью расстегнув её водолазку, Малфой спустил её с плеч, оставляя в сгибе локтей. Гермиона шире расставила колени, обхватывая талию Драко ногами. В прошлый раз в этом положении он больно ранил её правдой. Грейнджер надеялась, что в этот раз он будет держать свой рот на замке. Если Феликс действительно дарил ей последний шанс, Гермионе хотелось бы, чтобы конец был безболезненным. Огладив внутреннюю часть её бедра, Драко скользнул дальше, касаясь влажной ластовицы обыкновенного хлопкового белья. Грейнджер громко выдохнула, сжимая ладони на плечах Малфоя. Она подняла голову, встречаясь с ним взглядами. Он не моргал, пока отодвигал бельё и проводил по складкам пальцем. Медленно, но уверенно скользил глубже, задевая особо чувствительные места. Гермиона выгнулась, словно дуга, когда он коснулся клитора, обводя его по кругу. Она зарделась от того, насколько мокрой уже была. — Тебе идёт возбуждение, Грейнджер, гораздо больше, чем… — он запнулся, остановив движение. Гермиона захныкала, почти пропустив его фразу мимо ушей. — Неважно, — прошептал Драко, наклоняясь к её лицу и вновь целуя её губы. Его длинные пальцы долго гладили влажные складки, пока кончик не упёрся в её тугой вход. Гермиона замерла. — Расслабься, — прохрипел он, толкая палец глубже. Мотыльки обрели новую силу. Теперь они ворошили каждую клетку, каждое нервное окончание. Грейнджер мелко задрожала, наслаждаясь скольжением руки Драко между её ног. Они стали грубее, резче. Малфой, ещё несколько раз сделав поступательные движение одним пальцем, добавил второй, растягивая для себя стенки её влагалища. Гермиона предполагала, что знание того, что он у неё будет первым, нежно гладило его достоинство. Драко наверняка возбуждала эта мысль, несмотря на прочие обстоятельства. Новые ощущения были странными, но не менее приятными. Она крепко держала его плечи, сильнее расставляя колени. Юбка задралась и теперь Гермиона могла видеть, как движется его рука. Как аккуратное запястье касается возбуждённого клитора. Его горячее дыхание мазнуло по её ушной раковине. Он был до одури возбуждён. Грейнджер перевела взгляд на его топорщащуюся ширинку. Громко сглотнула и подняла голову, спотыкаясь об его изучающий взгляд. Он последний раз толкнулся пальцами, а после с тихим звуком достал руку. Кожа блестела, Гермиона закусила губу. Малфой потянулся к заднему карману, доставая оттуда палочку. Он прошептал какое-то заклинание и внизу живота стало тепло. — Контрацептив, — просто объяснил он, бросая палочку на пол. Пока одной рукой он придерживал Грейнджер за бедро, другой принялся расстёгивать пуговицу и ширинку на своих джинсах. Справившись, он потянулся ладонями к резинке её трусов. Гермиона сглотнула, но приподнялась, немо разрешая ему продолжать. Когда преград между ними уже не было, Драко вдруг спросил: — Ты точно этого… — Просто сделай, — прошептала она, обхватывая его шею руками. — Просто сделай, иначе… — Гермиона не закончила фразу. Она почувствовала давление головки между ног и задержала дыхание. Проникновение было болезненным, но она вдруг выдохнула, почувствовав облегчение. Сама двинула бёдрами навстречу Драко, теперь одной рукой упираясь в перила. Нежные и аккуратные движение длились недолго. Вскоре они сменились грубыми быстрыми толчками, сопровождающимися громким дыханием и едва слышными стонами. Гермиона сжимала челюсти, упираясь лбом в ключицу Драко. Она вдыхала аромат его тела, представляя, будто всё это происходит по любви. Будто всё это не просто удачное стечение обстоятельств. Но это было именно так. И самым болезненным являлось то, что действие Феликса когда-то должно было закончиться.Butterfly — Christina Perri
Глаза вновь запекло от подступающих слёз. Это было ощущение подкрадывающегося эпилога без счастливого конца. Драко крепче сжал Гермиону, последний раз проникая глубоко в неё. Он кончал, хрипло дыша ей в шею. После отстранился, аккуратно выскальзывая, даже не смотря ей в глаза. Молча застегнул ширинку, поднял с пола свою палочку и нижнее бельё Гермионы. Его рука немного дрожала, когда он протягивал ей кусок влажного хлопка. Грейнджер сглотнула, ощущая новую волну трепета внутри. Мотыльки никуда не делись. Новые куколки не растворились, они продолжали расти. Они собирались убить её. Гермиона вдохнула и выпалила: — Скажи это. Малфой замер. — Скажи, умоляю, — прошептала она, опуская голову. По щекам текли горячие слёзы. — Я больше… я больше так не могу. — Грейнджер, — неверяще прохрипел Драко. — Скажи, — надавила она, поднимая голову. Злые слёзы лились ручьём. — Не будь трусом хотя бы в этом. — Нет… — он покачал головой, делая шаг назад. На лице Драко читался откровенный шок. — Нет, — повторил он, пытаясь убедить Гермиону. — Скажи, — вновь умоляла она. Аккуратно спрыгнув с перил, Грейнджер подошла к нему вплотную. — Меня ведь действительно уже ничего не спасёт, Драко. Поэтому, прошу, — она почти зарыдала, — прошу, просто скажи. — Я… — он приоткрыл рот, его глаза увлажнились. — Я… — Скажи, — снова прошептала она, беря его за руку и крепко сжимая трясущиеся пальцы. — Пожалуйста. Драко почти задохнулся новым вдохом, когда произнёс короткое и смертельное: — Я тебя не люблю. И вот тогда это произошло. Гермиона замерла, чувствуя, как все куколки разом стали превращаться в мотыльков с тёмно-синими крыльями. Она просто кивнула, кривя губы в благодарной улыбке. Лицо Малфоя побледнело. — Спасибо, — еле выдавила она, напоследок сжимая его руку. Гермиона уже хотела его отпустить, когда сознание взорвалось красочной вспышкой. Видением, в котором Драко целовал её во дворе Часовой башни. Она громко вдохнула воздух, задыхаясь от отчаяния. Это видение было их будущим. Если бы… если бы… Она всхлипнула, закрывая рот ладонью. Мотыльки рвались наружу, ломая её рёбра и терзая органы острыми, словно лезвие, крылышками. Гермиона сделала шаг от Драко. И ещё один. И ещё, оставляя его один на один с решением, но забирая последствия с собой. Она сорвалась на бег, пытаясь убежать от вселенской несправедливости. От собственной глупости. От удачи, которая обернулась для неё худшим кошмаром. Гермионе не так страшно было умереть, сколько было страшно лишиться того, что так отчаянно просило её сердце. Слёзы душили. Рвали душу на куски. Она добралась до Астрономической башни в считанные минуты, подбегая к ограждению и переваливаясь через тонкие перила. Хотелось закричать, но горло сжалось в спазме. Гермиона упала на колени, сильно наклонив голову. Она беззвучно рыдала, сжимая руки в кулаки. Лунный свет холодно обнимал за плечи, пока Грейнджер тряслась, словно осиновый лист. Она всхлипнула, когда почувствовала едва заметное шевеление на шее. Дрожащими пальцами Гермиона дотронулась до кожи и тихо вздохнула, когда оттуда выпорхнул мотылёк. Он махал своими крыльями, летя прямо к Луне. Гермиона приоткрыла рот. Шевеление чувствовалось по всему телу. И вскоре несколько мотыльков выпорхнули из её груди и щеки. Из рук и бёдер. Их были десятки, сотни, тысячи. Все они трепетали крыльями, стремясь к свету, пока Гермиона ловила ртом оставшиеся вдохи. Последний вырвался прямо из её разбитого сердца, и вдруг вся она рассыпалась миллионами синих мотыльков и теперь летела вверх, оставляя всю боль на холодном каменном полу Астрономической башни.***
Я не мог дышать. Моё тело оцепенело. В груди было так пусто и больно, что мне хотелось закричать. Я редко плакал, но теперь был готов разрыдаться на месте. Боль сковала меня по рукам и ногам, я не мог пошевелиться. Во рту было так сухо, а сердце тарабанило в грудной клетке с такой силой, что мне стало страшно. Очень страшно. Как я мог? Неужели я мог так поступить? Я с трудом возвращался в реальность. Мысли в голове всё ещё хаотично метались. Они выстраивались в неровные цепочки, а я надеялся, что у меня получится их сложить в единую картину. Эхо пережитого видения проносилось по моему телу жуткими волнами. Да, я всегда был эгоистом. И эта часть меня, как правило, всегда брала верх. Но моему эгоизму был предел. Я не позволял себе того, что могло сильно навредить или… убить. Так как же?.. Мои руки задрожали, когда я попытался пошевелиться. Всё, что я чувствовал сейчас, — это тепло её рук, крепко сжимающих мой рашгард. Грейнджер стояла так близко, как тогда на балконе. В несуществующей реальности, которую я видел буквально только что. Она прижималась ко мне в надежде, что я её не оттолкну. А я это сделал тогда, но теперь пытался понять, как жить дальше. Как исправить то, что ещё не случилось. Грейнджер была жива. Она стояла передо мной, жадно втягивая воздух, выглядела здоровой, хотя теперь я точно знал, как она чувствует себя на самом деле. Я спазматически сглотнул, не веря, что она могла это скрывать. Как ей это удавалось? Гермиона оказалась права: я действительно боялся последствий, потому что понятия не имел, как с ними справляться. По этой причине я так долго решался; так долго пытался признаться перед самим собой, что на самом деле я увидел в кабинке женского туалета. У меня не было хорошего учителя, ведь мой отец научил меня только сбегать от проблем, пряча голову в песок, как последний трус. Я сглотнул, опуская голову. Сейчас она стояла передо мной. Смотрела мне в глаза и боялась пошевелиться так же, как боялся я. Я подался вперёд. Едва заметно, чтобы дать ей понять, что теперь готов и хочу. И хотя она никогда не слышала от меня той ужасной фразы, я хотел доказать ей теперь, что на самом деле ошибался. Грейнджер вдруг резко вдохнула воздух через приоткрытый рот и облизала губу. Я знал этот жест. Я помнил его. Её руки крепче сжали мою форму, и я на мгновение поверил, что всё получилось. Но это было не так. Гермиона отшатнулась и в считанное мгновение обогнула меня, убегая. Я стоял, как вкопанный. Не понимал, что делать дальше. Стоял и тупил, пока не услышал голос Забини: — И хули ты стоишь? — рявкнул он, вытягивая руку в ту сторону, куда убежала Грейнджер. Я моментально пришёл в себя, бросая метлу и разворачиваясь. Она уже скрылась из виду, но я точно знал, куда она убежала. Я уже видел это. Я мчался за ней, гонимый непережитыми чувствами и несуществующими воспоминаниями. Поворот, ещё поворот — и вот я вижу вживую, как она сползает по стене, прижимая ладони к лицу. Что-то шепчет под нос, как шепчут дети желание на день рождения. — Грейнджер, — еле слышно выдавил я. Она дёрнулась, подскакивая на ноги. — Что ты тут делаешь? — трясущимся голосом. — Как ты нашёл меня? Мог ли я ответить на этот вопрос? Знал ли я ответ? Я сделал шаг к ней ближе, чтобы взять за руку. — Я просто… — Знал? Да. Знал. — Я шёл на зов твоих мотыльков.