То, как мы живем

POV Пит       Китнисс скорее вгонит себе нож в глаз, чем признается, что любит меня. Жить, осознавая этот факт, трудно, но мне приходится. Я смиряюсь, потому что знаю причину. Она боится. Боится не пережить еще одной потери.       Смерть Прим буквально ввела Китнисс в анабиоз, почти лишила желания жить. Силы к существованию она находила только в возможности отомстить Сноу и морфлинге. Помню, что даже мои яростные речи во время голосования не призвали ее на светлую сторону. В тот момент она сгорала заживо и была готова покончить с жизнью сразу после того, как дело будет сделано.       Сейчас все это в прошлом, пусть и недалеком. Мы пережили восстание, гибель родных и друзей, мы научились справляться с кошмарами. Но ни она, ни я, не выдержим потери друг друга.       Каждую одинокую ночь мне страшно от мысли, что Китнисс решит исчезнуть. Я знаю, что она не совершит непоправимого, ведь на примере родителей видела то, в какое отчаяние приходит человек, потерявший любимого. Она не покинет меня, потому что знает цену. Однако я не перестаю проверять, жива ли она и дышит ли она, когда спит в своей комнате.       Тревога не отпускает меня и сегодня. Лежа в постели, я отчаянно пытаюсь погрузиться в сон. Чувствую, что от решения встать и начать ходить из стороны в сторону меня отделяют всего лишь несколько незначительных минут.       Ночь так темна, а Китнисс одна, наедине со своими ужасами. Я зря отказал ей так резко. Наверняка, оказавшись в постели, я бы смог уговорить ее подождать еще немного, а теперь она расстроена настолько, что скорее бросит в меня какую-нибудь вазу, чем пустит в кровать.       Не могу сдержать отчаянного вздоха.       Китнисс так резка и эгоистична, когда дело касается ее желаний. Вряд ли какая-то сила сможет остановить эту девушку, если ей на самом деле чего-то захочется. В этом наше большое различие. Я умею ждать, просчитывать будущие ходы. Она же о последствиях не думает, рубит с плеча и идет напролом, как безумная.       На ночь глядя не хочу задумываться о ее одержимости сексом. Это не приведет ни к чему хорошему.       И все-таки, откуда у Китнисс такая жгучая потребность в нем? Не интересовалась же никогда.       — Вот черт… — раздраженно пробурчал я и перевернулся на бок.       Конечно же, Китнисс задумывалась об этом. Вряд ли ей очень понятны такие ощущения, как влечение и возбуждение. Но она никогда не скрывала, если ей чересчур нравилось обнимать меня или целовать. Впервые такое случилось задолго до моего возвращения в 12-й, до восстания, до плена… В туре победителей. Я почувствовал это еще тогда. В поезде Китнисс подолгу не могла уснуть, ворочалась, возилась под одеялом, как жук. Я, во избежание недопонимания, игнорировал эротический контекст, но если взглянуть на тот период с новой точки зрения, все становится более ясным.       Сна ни в одном глазу. Я не могу перестать прокручивать в голове все ночи, что мы провели вместе. Каждый жест Китнисс, каждый ее томный вздох теперь воспринимаются иначе.       Все-таки мы одинаковы. Наши цели схожи. Только подход отличается. Китнисс, очевидно, слишком чистая, чтобы беззастенчиво показать свои желания. Она хочет, чтобы я понял ее раньше, чем она сама сделает это. Она хочет, чтобы я опередил ее. Я же… Мне просто нужно сделать все правильно.       Признаться честно, я не ожидал, что Китнисс придет ко мне. Гнев — меньшее, что, по моему мнению, девушка могла испытывать после разговора в коридоре. Однако, заметив свет масляной лампы в проеме двери, я подумал, что мог ошибиться.       Сделав вид, что сплю, я замер в ожидании. Не хочу реагировать на ее появление раньше времени, ведь могу только догадываться, какие мысли посещают ее темную голову среди ночи.       Когда она вот так прокрадывается ко мне в спальню, когда ложится рядом и уверенно накрывает наши тела одеялом, я в замешательстве. Остается только перевернуться на спину, поддаться напору и приобнять деревянными, от волнения, руками.       Все повторяется. Думая, что знаю ее наизусть, я спотыкаюсь о те же грабли. Китнисс — моя загадка. Она каждый раз ведет себя непредсказуемо. И нет конца домыслам, вопросам и диссонансу.       Мысли мятым клубком катаются в голове: Зачем она пришла? Хочет снова попросить заняться сексом? Боится засыпать одна? Ей что-то надо?       Но мы лежим молча. Она ни о чем не просит и просто жмется к плечу. В Китнисс нет даже тени злости, которая, как я предполагал, могла бы присутствовать после ссоры. Ее глаза открыты. Я наблюдаю, как девичьи ресницы то медленно опускаются, то вновь поднимаются.       Я мягко касаюсь чужого плеча, потому что хочу проверить, правда ли то, что Китнисс смирилась с моим отказом на сегодня. Глупо с моей стороны, но я не вынесу, если снова ошибусь.       Девушка не реагирует. Спокойная, как ни в чем ни бывало, она продолжает мирно лежать рядом. Но я само недоверие. В голове уже стучало набатом: «Не верь, не верь ей.»       Я измотан сомнениями. Пустота вновь дает побеги в глубине моей души. Я не вижу простоты, в голове сумбур, а положиться можно только лишь на глупую игру, придуманную Финником. Я задам Китнисс этот вопрос. Задам единожды и больше не заикнусь.       — Ты меня любишь. Правда или не правда?       Уверенный на все сто, что Китнисс не способна признаться в чувствах, я был готов принять ее ответ. Мне все равно, даже если он отрицательный, ведь моей любви всегда хватало на двоих.        — Правда, — почти не раздумывая говорит Китнисс. И это невероятно.        Все тело, от головы до кончиков пальцев, пробирают мурашки. Я расплываюсь от спокойствия и все конечности в миг расслабляются. Я прижимаюсь щекой к ее затылку и выдыхаю все свои переживания.       Мои пальцы, которые до этого умиротворяюще касались плеча Китнисс, аккуратно скользнули под ткань рукава. В том месте у нее самые отчетливые рубцы от ожогов, но мне приятно гладить их, мечтая, что мои прикосновения могли бы излечить их или, хотя бы заставить девушку забыть о них.       В этот момент она поднимает на меня глаза и смотрит с некоторым укором. Мол, зачем ты трогаешь меня, если знаешь, к чему такое приведет. А я смотрю на нее, всем видом давая понять, что все прекрасно понимаю, а мои поступки последовательны.       Рукав задирается выше. Теперь я могу коснуться ключиц и мягкой кожи в сгибе руки. Наша битва взглядов продолжается. Китнисс сигналит, что ей нравится, но я не обязан потакать ее желаниям. Я отвечаю, что мне самому хочется.       Она обхватывает пальцами другую мою ладонь и крепко сжимает. Если бы ручка Китнисс была больше и сильнее, то наверняка она смогла бы вывихнуть мне кисть.       Я тоже волнуюсь, но не надо пытаться останавливать меня, — думаю я и переплетаю наши пальцы, выбирая любовь вместо войны.       Я отрываю голову от подушки, и мои губы тут же встречаются с ее. Это было так резко, что мы невольно стукнулись зубами. Момент для смеха не подходящий, но я не могу сдержаться.       — Ты хотела укусить меня? — спрашиваю я, запуская пальцы в густые темные волосы девушки. После косы они так красиво завивались.       — Нет, — Китнисс хмурится и проверяет свои зубы, видимо, опасаясь, что от такого удара они могли сломаться. — Было больно.       Тут уже я начал тревожиться. Усевшись на постели, я взял Китнисс за подбородок и приподнял лицо к свету. Некоторое время я осматривал ее рот на наличие ран и зубы на предмет скола, а когда убедился, что все в порядке, посмотрел в серые глаза.       — Твой прекрасный рот в целости и сохранности, — констатирую я на манер врача.       — Уверен? — серьезно спрашивает она.       Немного замешкавшись, я киваю.       — На все сто.       — А мне кажется нет, — Китнисс отводит глаза в сторону и начинает щипать себя за нижнюю губу. Потом ее взгляд возвращается ко мне, и я отчетливо вижу, что на ее хитрой физиономии ни тени беспокойства. Она со мной флиртует!       Удивление — только малая часть того спектра эмоций, которые я испытал в одночасье.       — Давай я проверю получше, — со всей серьезностью говорю я, кое-как запихнув нелепые смешки подальше. — А то, вдруг, — приблизившись к лицу Китнисс, я аккуратно беру ее за подбородок. — Рана глубокая.       Девушка невесомо кивает. Ей нравится затея, но я чувствую, как ее пальцы легонько подрагивают в моей руке. Волнуется, малышка.       Начинать с игры всегда легче. Она ни к чему нас не обяжет, но поможет, если в конце концов мы оба решим дойти до точки невозврата. Я действую мягко. Сначала много раз чмокаю Китнисс, а когда она слегка приоткрывает рот, осторожно прикусываю ее нижнюю губу. За последнее она толкает меня в грудь.       — Опять больно? — отклонившись назад, интересуюсь я. В этот момент девушка садится напротив. Видимо, лежать ей невмоготу.       — Нет, — устраиваясь удобнее, отвечает Китнисс. Она сосредоточенно поправляет вокруг себя одеяло, будто гнездится, проверяет, комфортно ли ее ногам. К чему она так напряженно готовится? — Просто хотела сесть.       Теперь, когда она возвращает взгляд ко мне, я вижу уже знакомое, воинственное выражение лица. Это и смешно, и горько. Я прикрываю кулаком непрошеную улыбку.       Эту решительную девушку не покорить и не успокоить одними только поцелуями. Наконец-то я понимаю.       — Твоя очередь, — сообщаю я, напустив на себя серьезный вид.       — Целовать?       — Да, — киваю я. — Прямо сейчас.       Китнисс, на самом деле, неисправима. После моих слов она подбирается: подтягивает плечи к шее, а потом расправляет их, выпячивая вперед грудь. Она вся из себя решительный воин, готовый бросится на амбразуру. Этакая амазонка, дорогу которой переходить себе дороже.       Уверенно положив руки мне на плечи, она приподнялась, чтобы иметь превосходство, и приблизилась для поцелуя. Я, в ответ, чуть приоткрыл рот, но словно вспомнив о чем-то важном, шумно вздохнул.       — Только не грызи меня, — предупреждаю я. Для пущей суровости мне только пальцем осталось пригрозить. — У меня губы обветрились.       Стоило сказать это, как вся спесь куда-то подевалась. Китнисс округлила глаза и нахмурила бровки, не понимая, о чем речь. То ли шутку не оценила, то ли вовсе не услышала…       Отличный момент для внезапного поцелуя.       — Я пошутил, — после короткого чмока в расслабленные девичьи губы, говорю я.       Хочется сгрести Китнисс в охапку, прижать к постели и никогда больше не отпускать. Ну почему Господь создал эту девушку такой невыносимо милой?       — То есть, я могу тебя покусать? — легко отпустив ситуацию, спросила Китнисс. Ее руки обвили мою шею, пальцы запутались во вьющихся светлых прядях.       — Конечно. Делай со мной что захочется.       На другую девушку эти слова сработали бы как спусковой крючок, но для Китнисс все иначе. Она невинная и чуткая. С ней это про доверие, а не про похоть.       — Я сделаю.       — Сделай…       Какое-то время мы бесцельно пялимся друг на друга. Хотя, я не уверен. Возможно, только у меня от взгляда в этот туманный омут пустеет в голове, а Китнисс все хорошенько просчитала и подбирает момент.       Я не выдерживаю битвы взглядов первым и порывисто чмокаю девушку в щеку. Из-за этого она встрепенулась, как птенчик, и мило хихикнула.       — Ты опередил меня, — шепнула Китнисс.       — Невозможно удержаться, когда ты так близко, — врать нет смысла. Я порабощен чувствами, поплыл и сошел с ума. Но мне все нравится, если это будет Китнисс. В ней не страшно даже раствориться.       — Тогда, — говорит она, жадно цепляясь за мою шею и одновременно склоняясь ниже. В последний момент между нашими лицами остается несколько миллиметров. — Не сдерживайся больше.       Сердце пропускает несколько ударов, прежде чем Китнисс действительно целует меня. Безбожно сладко и пылко. Так, что в моменте я готов разрыдаться от счастья и сразу умереть. Ее губы нежные, словно лепестки, и одновременно упрямые. Я хочу соперничать с ними, чтобы дать девушке то же прекрасное чувство, но таю, стоит горячему языку проникнуть в мой рот. Этот напор обескураживает, но я так хочу быть ближе, что даже мысли не допускаю о том, чтобы все прекратить.       — Пит… — жарко шепчет Китнисс. От ее голоса у меня начинает кружиться голова. Не соображая, я запускаю руку под ее футболку и касаюсь обнаженной кожи на спине. Девушка подрагивает всем телом, облокачивается на меня сильнее и льнет, крепко обнимая за шею. — Пит…