Армагеддон Сосновского

Если бы это была сказка или ромком, Антон проснулся бы идеально выспавшимся и довольным. Но он просыпается с ноющей шеей и затёкшими конечностями. Радостный гул снаружи палатки и отсутствие Арсения внутри оповещают о том, что большая часть лагеря уже встала и активно готовится выдвигаться. Антон прижимает к себе полотенце, лелея воспоминания о сне, в котором он поджаривал куриное бедро и хлебушек с лучком, чтобы сделать какие-то секси бутерброды. Ближайшие секси бутерброды светят ему нескоро. Хотя можно, конечно, помечтать, что кто-то из сокомандников встал пораньше, обошёл школу, нашёл секретный бункер, обклеенный вырезками из газет, и теперь их миссия выполнена, и они вот-вот вернутся домой… Но, высунув голову из палатки, Антон сразу же ловит обрывки диалога: — …надежда была на кабинет информатики, но там тоже всё вынесли. — И никаких объявлений, никаких записок? — Нет! Вообще ничего, только глобус в кабинете географии нашли. — А чё на глобусе? — Там без стран, чисто рельеф. Видимо, заебались перепечатывать карты с разными границами стран постоянно. На этом моменте Антон всё-таки выползает из палатки и оглядывается, пытаясь оценить, на каком этапе находится сбор лагеря. Кто-то завтракает, кто-то уже складывает палатку. На секунду в груди неприятно колет от мысли, что сейчас снова шуровать хер знает куда без нормальных привалов. Но отпускает — теперь, без костюмов, в безопасной зоне идти будет проще. Можно будет и дышать, и воду пить, и с людьми поговорить нормально. Кстати, о людях. Оглядев спортзал, Антон находит Арсения в углу помогающим Гаусу запихивать его палатку в рюкзак. Словно почувствовав на себе взгляд, Арсений поднимает голову и бросается этим взглядом обратно в Антона — так резко, что тот вздрагивает. Так, надо отвернуться, сделать вид, что не смотрел, а то сейчас прилетит очередным доёбом: спал не так, храпел, пинался… Но Арсений не доёбывается. Он Антону не улыбается, конечно, но легонько кивает, мол, отмечает, что тот проснулся. И всё. Шастун остаётся стоять на месте, потрясённый этим невиданным жестом дружелюбия, пока кто-то не суёт ему в руки завтрак: очередную жижу в пакетике и стакан растворимого кофе три-в-одном. Он автоматически суёт в рот кончик упаковки и закашливается, когда вместо фруктового пюре рот наполняет паштет. — Сегодня паштет, — своевременно уточняет Горох. Пока Антон запивает странный на вкус паштет странным на вкус кофе, рядом вырастает ещё одна фигура. — Чё по телефонам, получилось чё-то? — интересуется Стас, хлопая Антона по спине так, что Шастун чувствует себя бабушкиным ковром зимой на турнике. — Да! Нет. А? — Антон наконец-то переводит взгляд с Арсения на ближний план. — Ну ты там вчера пару телефонов нашёл, я думал, может, получилось их как-то включить. Телефоны Антон и правда нашёл — вертел их в руках, пытаясь понять, как они работают, думал поближе посмотреть на привале, но из головы вылетело. Возможно, это его так опьянил свежий воздух и возможность посрать. — Щас, щас. Он лезет в карман сумки, куда закинул два кирпича и одну вроде бы раскладушку, и всю эту россыпь технологий предъявляет Стасу: — Смотри, какая тема, короче. Я думал, их получится включить, если зарядить, но… куда? — Что «куда»? — удивлённо хлопает глазами Стас. — Куда заряжать? Смотри, ни одной дырки, сплошной монолит. Я думаю, они полностью перешли на всё беспроводное. — А у тебя нет беспроводной зарядки? — не теряет надежды Станислав Можно Просто Стас. Антон грустно отмахивается: — Да даже если бы и была, вряд ли бы она подошла к девайсам из будущего. В этих крохах, наверное, напряжение и ёмкость, которые нам и не снились, а данных — петабайты. — Петабайты кэша вайбера, — мечтательно вздыхает Горох на фоне. — Ну и вот, — заканчивает своё объяснение Антон. — По-хорошему их можно разобрать, подсоединить к сети и включить, наверное, но у меня с собой инструментов нет. Чемоданчик Антона, куда он успел бегло заглянуть, и правда включает в себя только брутального вида ноутбук и какие-то провода, половину из которых Антон в жизни не видел. Он подозревает, что они с проводами разминулись лет на тридцать, только вот вопрос ещё, в какую сторону. Вообще, сложно не чувствовать себя бесполезным, будучи «специалистом по цифровой технике» посреди жёстко цифрового мира, в котором тебе всё незнакомо. В технике из прошлого он ещё разберётся. Но техника из будущего? Простите, извините. Закончив с не особо аппетитным завтраком, Антон отправляется собирать (полу)собственную палатку и в этот момент понимает, что имеет очень смутное представление о её конструкции — собирал-то не он. Тем не менее, кажется, что это что-то навроде правила «я готовил, ты моешь посуду». Если Арсений мучился со сборкой, меньшее, что может сделать его партнёр по палатке — помочь с разборкой. Но стоит Антону начать примериваться к палатке, как за спиной слышатся торопливые шаги и взволнованный голос: — Не-не-не, не надо! Оставь мне! А то ещё и без этой палатки останемся твоими усилиями. Вот, Недовольный Мудак заступил на смену, отлично. Не надо хотя бы будет искать подвох в его внезапном дружелюбии. Впрочем, даже в том, как Арсений мягко отстраняет Антона от палатки и всучает ему полотенце и спальник в качестве альтернативного развлечения, уже нет той агрессии, которая была в нём вчера. Выспался, что ли? Или поел? Или таблетку от вредности выпил? Антон внимательно наблюдает за ним, сворачивая своё полотенце — с подозрением, не как за объектом воздыхания. Ему не пятнадцать, чтобы совместный сон с кем-то будил в нём странные мысли и желание непроизвольно хихикать. Пока что он к Арсению чувствует только настороженность и лёгкую благодарность за то, что тот не задушил его во сне подушкой и не дал умереть от холода. Кстати, об этом. — Это самое… — бубнит Антон, пересворачивая спальник уже в третий раз, потому что первые два оказались недостаточно тугими, чтобы он влез в чехол. — Сорян, что ночью так получилось. — Ничего страшного, — кидает в ответ Арсений, даже не оборачиваясь. — Я не думал, что будет так холодно, и не планировал залезать к тебе в… — Ничего. Страшного, — уже злее чеканит Арсений. Гос-споди. Ладно. Не умеет принимать извинения и не надо. Больше Антон не пытается завязать диалог — ему достаточно уже того, что уровень враждебности Арсения упал до минимального. В друзья к нему никто не набивается. По лицам окружающих видно, что никто особо не хочет сниматься с лагеря, но все продолжают собираться. Костюмы химзащиты отправляются в дополнительные чехлы, фляжки наполняются водой из бутылок, и спортзал потихоньку превращается из палаточного городка обратно просто в спортзал. На улицу выходят с опаской, но воздух там такой же чистый, а радиоактивные осадки не торопятся падать с небес. В общем — жить можно. Только почему-то никто этим не пользуется, все умерли. Антон поднимает лицо навстречу еле греющему солнцу — оно точно такое же, как солнце дома, даже и не скажешь, что оно освещает безлюдную серую пустыню. — Знаешь, чё думаю, — Максим оказывается рядом так неожиданно, что Антон вздрагивает. Вздрагивает и осматривается — к нему ли обращаются. И только убедившись, что Максим, задрав голову, смотрит прямо на него, уточняет: — Ась? — Ты же вчера про «Last of Us» говорил, так? — у Максима взгляд цепкий и серьёзный, как будто он судьбы мира тут обсуждает, а не видеоигры или сериалы. — Было дело, — соглашается Антон. Максим продолжает: — Я всё думаю… ну в смысле, ты когда сказал, я подумал, и вот всё это время я иду и жду повода показать себя в деле. А его всё нет. Сечёшь? — Не очень, — признаётся Антон. — Картинку там помнишь? А если вокруг посмотреть? Найди десять отличий. Господи, да куда он ведёт так путанно? — Зомбаков нет, — послушно начинает перечислять Шастун. — Педро Паскаля нет… — Зелени нет! — торопливо подсказывает Заяц. — Ни деревца, ни цветочка! Ах вот, к чему он вёл! Что ему как биологу тут делать нечего. Ясно теперь. — Мда, нехило они жахнули, должно быть, — печально вздыхает Антон. Но Максим бодро мотает головой: — Не-не-не. Не жахнули. Не в этом дело. Совсем не в этом. Шастун нервно сглатывает. Ощущение, что есть что-то большое и важное, что они могли не заметить, ему вот совсем не импонирует. — А в чём? — осторожно интересуется он, надеясь, что голос не дрожит. — Посмотри по сторонам, — подмигивает Макс. — Бетон. Всё в бетоне. Растения не просто погибли при взрыве. Они и до этого здесь не росли. Только теперь, когда он это сформулировал, Антон наконец понимает, чем эти улицы неуловимо отличались от тех, которые он помнил. Дело было не в новых зданиях, не в расширенных дорогах, не в другом стиле. Все скверы, палисадники, клумбы, которые он помнил, пропали. На месте парков — площади, фонтаны, скамейки, но ни одного куска открытой земли, ни одной возможности для самого несчастного деревца пустить корни. — Вот тебе и киберпанк, — ворчит идущий чуть впереди Дима. — Неон и металл, и никакой зелени. Как-то так я себе две тысячи семьдесят седьмой и представлял, собственно. Макс трёт подбородок, а затем качает головой: — Я не думаю, что люди отказались от озеленения городов добровольно. — Деревья — это красиво, — встревает Олеся. — И полезно. Они кислород вырабатывают. — Ну по кислороду там водоросли больше тащат, — осторожно поправляет её Макс. — Но, по сути, да, человечество всегда пыталось как-то украшать свою жизнь растениями, не было такого, чтобы вот строго камень и металл. Правильно я говорю, Арсений Сергеич? Ой блядь, он ещё и Арсений Сергеич, не охуел ли он, а? — Честно говоря, понятия не имею, — внезапно смеётся Арсений. — Я историю клумб не изучал. Но как минимум сады и огороды всегда были рядом с жильём человека, чисто с практической точки зрения. — Мож они перешли на эту, микрозелень? — предполагает Дима. — Ну это, искусственно на стеллажах всё выращивают когда. — Гидропонику, — подсказывает Стас. — Во, да. Или вообще всё синтезируют и нужда в огородах пропала. — Да причём тут огороды? — не понимает Антон. — Начинали же с того, что парков нет. Макс поднимает палец вверх: — Моя теория: коммунальным службам стало лень за ними ухаживать, и они всё закатали в асфальт. Дёшево и сердито. Антон сам не знает, во что ему верится больше — в лучшее в людях, в стремление к красоте и любовь к природе, или в победу лени, коррупции и бюрократии. Насколько карикатурными злодеями должны быть те, кто решил избавиться от всех растений в городах без веской причины? Хочется верить, что причина эта была. С тоской вглядываясь в детскую площадку между домами, Антон вздыхает. Выглядит она ужасно футуристично, но вместе с тем ужасно печально. Сложно радоваться жизни на такой блёклой безжизненной горке, на таких унылых турниках. Хоть бы украсили как-то, а то единственный элемент декора — это птичка на крыше выцветшего кремля, видимо, флюгер… Флюгер поворачивает голову, смотрит прямо на Антона одним круглым глазом и переминается с ноги на ноги. А! Птица! Это настоящая птица! Антон в панике оборачивается, чтобы увидеть смотрит ли кто-то ещё в сторону площадки, но понимает, что остальная группа уже ушла вперёд. А когда он снова возвращается взглядом к птице, никакой птицы на крыше детского кремля уже нет. Показалось, что ли? Они за вчерашний день не увидели ни одного намёка на флору или фауну, вряд ли среди целой толпы учёных Антон будет тем, кто обнаружил что-то, что никто больше не заметил. Да и что птице делать тут? Голуби и воробьи тусили в городах, пока там были люди — даже если какая-то жизнь где-то и осталась (хочется верить, конечно), пернатым ловить тут нечего. Да, показалось, наверное. Антон сверлит взглядом детскую площадку, пока она не исчезает из вида, но так и не набирается храбрости сказать, что, возможно, что-то увидел. Может, и не видел он ничего. Может, это всё галлюцинации. Тем не менее, Антон ловит себя на том, что, когда глазеет по сторонам, вместо вывесок и зданий высматривает ту самую птицу. Или какую-нибудь другую птицу. Не принципиально. С вывесками и так справляются остальные — идут и вслух читают всё, что поддаётся чтению. Над большинством дверей висят цифровые табло, но заведения побольше побогаче могли позволить себе неоновую вывеску с настоящими словами или красноречивое изображение товара. — Парикмахерская «Стрижка», — читает Олеся. — Додо Пицца, — читает Шевелев. — «Отпускница», товары для отдыха, — читает Горох. Антон останавливается и поднимает голову: — Стой, что? — Товары… для отдыха… — растерянно повторяет Серёжа. — Ты… ты гамак захотел? Ха, если бы он знал, как им с Арсением пришлось спать сегодня ночью, не шутил бы так. Гамак и правда был бы лучше, чем… чем вот это безобразие, чем бы оно ни было. — Ну может, там есть штуки для туризма? — предполагает Антон не очень уверенно. — Мы могли бы, ну… заглянуть? Вот где не иметь командира неудобно. Будь у них чёткий лидер, можно было бы обратиться к нему и получить ответ: да — да, нет — нет. А так все только замедляются вразнобой и переглядываются, не решаясь что-то сказать за или против. — Пошли, давай, — Арсений первый сворачивает на тротуар к магазину «Отпускница», и Антон почти успевает проникнуться к нему благодарностью, прежде чем вспоминает, что найти второй спальник в интересах самого Арсения. Дверь в магазин предсказуемо оказывается заперта, но пока Антон, приложив ладони к грязному стеклу, пытается рассмотреть, есть ли там что-то внутри, тот Серёжа, который обычно даёт пиздов крысам, даёт пиздов двери. Она жалобно трещит и пропускает искателей приключений внутрь, лишь бы избежать дальнейшего насилия. — Не очень надёжно, — фыркает Максим. — Наверное, тут были магнитные замки и всякое такое, — предполагает Маша, гладя дверной косяк. — А это мы так, шпингалет сломали, на который дверь закрывали, чтобы в туалет отойти. Внутри магазина «Отпускница» так пыльно, что Антон начинает кашлять практически с порога. Внутри на удивление вынесли не всё: на ровных рядах вешалок ещё висят выцветшие, э-э… купальники, наверное? Больше похоже на поводки для собак или эти, портупеи. — Оно же ничего не закрывает, — с ужасом шепчет Стас, подцепляя паутину из ремешочков, натянутых на картонную фигуру женщины. — Так это специально, чтобы узор был от загара, — разъясняет ему Олеся таким тоном, словно это в школе проходят, и стыдно такое не знать. — Надеваешь на купальник, а эти штуки сверху. Помимо странных штук для загара магазин «Отпускница» радует шляпами, пляжными зонтиками и надувными кругами. Наверное, основатели этого бизнеса не рассчитывали на отпускниц, которые предпочитают активный отдых, потому что никаких спальников и палаток тут не находится. Самое близкое к тому, что можно было бы использовать для сна — это пляжное покрывало с косоглазым тигром, который так смотрит на Антона то правым, то левым глазом попеременно, что не взять его не получается, руки сами тянутся. В отличие от лёгкого и технологичного спальника, покрывало не хочет сворачиваться в компактный рулон (и кто его такое должен был в отпуск с собой повезти?), поэтому Антону приходится запихнуть его в уродливую розово-оранжевую пляжную сумку. Он и так похож на незадачливого туриста с этим своим чемоданом электроники, вещмешком с костюмом химзащиты, а теперь ещё и этой безвкусной пляжной сумкой. — Бэбигёрл, — почему-то говорит Маша, глядя на него, и улыбается. Антон хлопает глазами: — Чего? — На сумке у тебя стразами выложено: бэбигёрл. Чёрт бы побрал эту моду будущего, что это за китч? Отсылка на пятидесятые, которые отсылают на тридцатые, которые отсылают на десятые? — Так тебя и буду называть, — Арсений вырастает не пойми откуда с ластами в руках. — А то имена-фамилии запоминать сложно, а бэбигёрл… — Ан-тон, — чеканит Антон. — Антон Андреевич Шастун. Антоха. Тоха. Шаст. — Тоша? — подсказывает Олеся. — М-м, Тоша или Бэбигёрл, я запомню, — щурится Арсений. Необъяснимым образом он сегодня и меньше мудак, чем вчера, и больше. — Хорошо, — принимает правила игры Антон. — А ты… а ты тогда будешь… м-м… — Мальчики, потом себе нежные прозвища выберете, — раздаётся голос Серёжи Грозы Тараканов (надо, что ли, узнать его фамилию) из угла торгового зала. — Лучше гляньте, что тут, это какие-то лекарства? — Да какие лекарства в магазине для отпуска, наверное, солнцезащитный крем и алка-зельцер, — отмахивается Арсений, но Антон ещё издалека видит, что тюбики в стеклянном шкафчике и правда больше похожи на аптечные. Протерев грязное стекло рукавом, он присматривается к ассортименту: гигапантенол, антигистаминные, заживляющие плёнки и повязки для ожогов… — Чёт быть отпускницей в будущем как-то опасненько, не находите? — нервно хихикает Серёжа. Антон хмурится. Ну допустим, иметь с собой что-то от аллергии, когда путешествуешь в экзотические страны — не такая плохая идея, но ожоги? Неужели, всего за пятьдесят лет солнце так охуело, что получение загара стало настолько опасным мероприятием? Это из-за озонового слоя, да? Наверняка из-за него. Почему тогда они пока обошлись без ожогов — повезло с пасмурной погодой? Если полюса не поменялись местами, и климат Земли не перевернулся с ног на голову, сейчас, судя по температуре, что-то вроде ранней осени. Наверное, пик опасности уже миновал, но, возможно, им всё ещё стоит бояться солнца? Приятно видеть, что к этой идее приходят синхронно и остальные члены группы: доктор Позов сгребает наверняка просроченные мази от ожогов в свою сумку, а Олеся хватает с витрины широкополую соломенную шляпу, чтобы скрыться от смертоносного ультрафиолета. Или чтобы было красиво. Кто знает. — Слушайте, ну это уже что-то, — с надеждой в голосе заключает Гаус, когда группа выбирается обратно на свежий воздух. — Может, если тут столько всего осталось, нам и в других магазинах повезёт что-то найти? Его умозаключение, хоть и не лишено логики, на практике оказывается слишком оптимистичным. Видимо, какой-то уровень паники в городе всё же был, потому что всё, что могло быть использовано для выживания, оказывается давно сметено с полок. Совершенно пустым прилавком встречает их гастроном, ничего полезного не находится в аптеке и в магазине инструментов. Только некоторое количество коротких ничего не прикрывающих кофточек грустно болтается на вешалках в каком-то магазине одежды. Сначала идут всей толпой зигзагами, а потом догадываются разделиться и просто прочёсывают обе стороны улицы параллельно. С находками туго — помещения, где ещё хоть что-то осталось, попадаются редко. Зато всё чаще начинают попадаться трупы. В основном это высушенные и истлевшие тела, мало похожие на людей и больше напоминающие декорации к хэллоуину, но Антон всё равно старается смотреть на них как можно меньше. Смотреть всё-таки приходится — когда он ищет их телефоны, всё такие же гладкие, гибкие, без портов. Ищет и бумажники, но не находит ни у кого: вероятно, это прекрасное общество будущего избавилось не только от налички, но и от карточек или бумажных документов. Всё цифровое — надёжно защищённое, систематизированное, забэкапленное… и абсолютно потерянное. Антон догадывается, что его мечте найти какой-нибудь дневник, газету или хотя бы листовку сбыться не суждено. Учебник истории ещё хорошо было бы. Чьи-нибудь мемуары. Хоть что-нибудь! Но остаётся только пытаться подключиться к компьютерам на кассах магазинов и каждый раз спотыкаться о то, что ни один из имеющихся у Антона проводов не может соединить его древний по местным меркам ноутбук с тоненьким моноблоком. У большинства из них тоже никаких портов нет всё равно. Чёртовы беспроводные технологии! Какое же всё тут бесполезное без электричества. Неужели никто об этом не подумал, когда выстраивалась эта полностью цифровая система? Когда Антон выходит на улицу из очередного разочаровывающе пустого цветочного магазина (интересно, где выращивают цветы в городе без клумб?), он понимает, что неимоверно хочет курить. Но никто об этом, конечно, не подумал, отправляя его сюда. Или это он сам в анкете соврал, что не имеет вредных привычек? — Забейте на тряпки, ищите воду, — повторяет Маша в пятый, наверное, раз, скорее от волнения, чем потому что искренне верит, что её не слышат. Все понимают, что вода скоро закончится, но пока им не встретилось ни одного водоёма: все фонтаны были суше поверхности Марса, а прудики в парках оказались заасфальтированы вместе с самими парками. Если бы у них была карта, можно было бы специально идти куда-то к реке, но идут они по большей части по памяти и постоянно напарываются на то, что за последние полсотни лет многие районы перестроили почти полностью. Антон тоскливо смотрит на гигантскую многоэтажную парковку там, где, он уверен, раньше был красивый парк. И что вот, это того стоило? Какая-то уродливая башня из стекла и металла, где из украшений только жалкая фигурка птицы над въездом. Так, стоп. Опять эта птица! Шастун подхватывает свои многочисленные сумки и без объяснений припускает вперёд. Если ему удастся её разглядеть, показать остальным, он докажет себе, что это была не галлюцинация! Здесь есть жизнь, а значит и еда с водой должны быть! Только по тому, как быстро и как сильно он запыхался, Антон понимает, что бежит в гору. Парковка приближается, птица видит сумасшедшего, бегущего к ней с кучей баулов, и решает на всякий случай свинтить. Что ж, разумно, но Антон, наученный горьким опытом, не собирается сводить с неё взгляд. Он сопит и пыхтит, но упрямо бежит вперёд, огибая гигантскую парковку, словно верит, что сможет догнать отчаянно улетающее существо с крыльями. Только когда в груди начинает щемить, а в боку колоть, Антон сдаётся и позволяет себе остановиться. Он пытается отдышаться, опустив руки на колени и жадно хватая ртом воздух, но сердце колотится как бешеное и отказывается замедляться обратно. За спиной раздаются обеспокоенные голоса и звук шагов. Кажется, он всех перепугал, когда сорвался с места без объяснений, и теперь коллеги по спасению мира точно будут считать его сумасшедшим. Поэтому в попытке объясниться Антон вытягивает руку, указывая куда-то в сторону, где, возможно, ещё можно разглядеть птичий силуэт. — Там… — хрипит он между жадными вдохами. — Там… была… — О господи, что это? — неожиданно раздаётся рядом голос Гороха, а потом всё тонет в общем гомоне. — Вы тоже это видите? — Это мираж? Или это по-настоящему? — Как это может быть по-настоящему? — Да это же из этого, аниме, как его… — Атака титанов. — Атака титанов, да. Вместо того чтобы успокоиться, сердце снова набирает обороты. Антон разгибается и поднимает голову, чтобы посмотреть туда, куда в едином порыве уставился каждый до единого член его группы. Там, вдалеке, за домами у самого горизонта в сизой дымке виднеется опоясывающая город огромная, циклопическая стена.