The Blade of Frontiers

Уилл не смог бы припомнить, с чего именно начался этот разговор, но в какой-то момент он обнаружил себя и Астариона около костра, увлеченно перечисляющих друг другу то, что они больше всего ценят во Вратах Балдура — таверны и выпивку, в основном. То, что они находили в разоренных деревнях и караванах, пить без содрогания было невозможно и они с удовольствием предавались воспоминаниям о лучших временах. — Слушая вас, можно подумать, что Врата Балдура — рай на земле и там нет абсолютно ничего, что хоть немного раздражало бы, — Шедоухарт прервала эту идиллию без сожалений. Что же, ее наблюдательности оставалось только позавидовать — они действительно говорили только о хорошем, хотя город всегда был далек от идеала. — Павлины, — спустя несколько секунд неловкого молчания, мрачно проговорил Уилл. — Ненавижу павлинов. — Извини? — вопросительно протянул Астарион. Он, должно быть, принял это за очередной раунд обмена колкостями, поскольку несколько дней назад Уилл обозвал его павлином, потому что тот задержал выход из лагеря на полчаса, примеряя новый дуплет. — На этот раз я говорю буквально, — отмахнулся от него Уилл и повернулся к Шедоухарт. Он не мог упустить случая покрасоваться перед хорошенькой девушкой, даже если она из таких, кто может поджарить его до золотистой корочки. Особенно, если она из таких. — Павлины, Шедоухарт. Ты не представляешь, сколько этих птиц в Верхнем городе! Закон запрещает проводить за ворота животное размером больше павлина, поскольку места на улицах не так уж много. Но ничто не может остановить дворян, когда они хотят блеснуть перед соседями, а торговцев — когда они хотят подзаработать. Так что если кто-то привозит из Чульта ездового ящера и желает проехаться на нем к своему имению, он покупает также здоровенного павлина и ведет его вслед, чтобы продемонстрировать, что между кончиком клюва и кончиком хвоста птицы гость из Чульта вполне помещается. Уилл оглядел лагерь, чтобы убедиться, что поблизости нет Халсина, а затем понизил голос и продолжил с самодовольной улыбкой: — Когда я был мальчишкой, особым шиком считалось увязаться за процессией, схватить птицу за клюв, чтобы не шумела, и повыдергивать все перья из хвоста, да так, чтобы ни хозяин, ни его охрана этого не заметили. А потом всем вместе смотреть на то, как люди на улицах потешаются над важным лицом спереди и голым гузлом сзади. История определенно не впечатлила жрицу Шар, она скривила губы и уточнила: — Ты хочешь сказать, тебя за это не наказывали? — Кхм, — Уилл внезапно почувствовал себя неловко. Шедоухарт и Астарион, оба пришли оттуда, где жестокие наказания были частью жизни, а вот он... — Нет. Его не наказывали. Закон во Вратах Балдура всегда на стороне таких, как он. Отпрыск дворянского рода отделается лишь штрафом, который вполне по карману его родителям, в то время как простолюдин будет высечен плетьми и брошен в тюрьму, где вполне может умереть от ран. Уилл не задумывался об этом до определенного возраста. В конце концов, он родился с правильной стороны стены. Когда тебе тринадцать лет, ничто на свете не кажется слишком серьезным. Так что когда за очередного ощипанного петуха мальчишек схватила стража, Уилл и подумать не мог, что их ждет что-то страшнее, чем выговор дома, как его самого. Но на следующий день на улицу вернулись только те, кто жил в Верхнем городе, мальчишки из Нижнего не пришли. Он увидел лишь одного из них через много лет — просящим милостыню во Внешнем городе. Тот был скрючен, точно старик, хотя они с Уиллом были одного возраста, но взгляд зеленых глаз, в котором больше не было и тени прежнего озорства не узнать было невозможно. Палачи переусердствовали, наказывая мальчишку, и разорванные мышцы спины срослись так, как срослись. Денег на заклинание регенерации у него явно не было, то, что он вообще выжил, казалось чудом. В то время Уилл уже был не в ладах с отцом и все, чем он смог помочь — это пара золотых. Парень не узнал его, и Уилл так и не нашел в себе сил назвать ему свое имя. Эти люди ничем не отличались от него, они не заслужили такой судьбы. Таких во Вратах Балдура тысячи — их жизни не стоят и пера из хвоста чьей-то птицы. Никто не вступится за них: у них нет ни власти, ни денег. Тогда Уилл впервые подумал, что если уж он все равно не может стать гордостью своего отца, возможно, он может стать гордостью Врат… Спустя еще несколько лет ему это удалось. И он очень хотел бы забыть, каким образом. — Ненавижу павлинов, — бездумно повторил он и потянулся за бутылкой.