***
Всю оставшуюся дорогу до лагеря, Эва помнила смутно. Знала лишь то, что они с Тизианом пошли по одному пути, в то время как Амен с Косеем по другому. Честно? Девушке более не было страшно. После всего пережитого, она поняла, что смысла ей оставаться тут, среди живых не было, ибо по сути никому она не была нужна… Так по крайней мере думала Эвтида, до тех пор, пока Тизиан, что тащил девушку за собой не обмолвился: — Вечно умудряешься попасть в неприятность. Честно думал, что после того как Амен обеспечит тебя крышей над головой и едой, ты станешь взрослее и мудрее. Как только признание сорвалось с уст охотника, Эва невольно остановилась. Прижимая белый платок, который дал ей Тизиан к окровавленной губе, девушка не сводя пристального взгляда мужчины, спросила: — Мой побег, был спланирован Аменом, не так ли? Не дожидаясь ответа от охотника, Эва, которая и без этого все поняла невольно усмехнулась. Исфет, и как она быть так слепа? Ослабленные верёвки, охотники, что не могли поймать слабую шезму и госпожа Шарифа, что так удачно была благодарна черномагам… Он спас меня от казни, — с удивлением осознала она, правда не понимая почему. — Идём, — властно велел Тизиан, после чего взяв удивлённую девушку за руку, повлёк за собой в лагерь, — Прикрой голову и опусти её вниз, — велел охотник, достав из своей сумки длинную шёлковую шаль. Спрашивать зачем, Эвтида не стала, ибо и без слов прекрасно поняла, что Амен не хотел, чтобы жители лагеря знали, что она здесь. Он не желает мне смерти, — забилось сердце. Исфет. И почему ее радует одна мысль о том, что Амен спас её? Что он желал уберечь и даже велел женщине придумать историю, ради которой она имела бы крышу над головой. — Сиди тихо, — строго произнёс охотник, стоило им переступить порог дома Эпистата, — И даже не вздумай бежать, в этот раз погоня будет настоящей…***
Пятый, седьмой, десятый… Какой по счёту круг она совершила по комнате, девушка и сама не знала, да и по правде говоря и знать не хотела, ибо все мысли крутились вокруг Амена. Эвтида, которая за все это время не переставала думать о мужчине, сейчас гадала по какой причине он сохранил ей жизнь? Мысленный поток Эвы был прерван, звуком открывающейся двери. Прекратив блуждать по комнате, девушка ожидала появления Амена. Тот же в свою очередь не заставил себя долго ждать. С оскалом на устах, в дом вошел Эпистат, все лицо, руки, и одежда которого были испачканы кровью. Едва увидев Амена, Эва, невольно увела взгляд. Это было чересчур… Даже для неё… Не верится, что Амен, который недавно заботился о ней, велел принести еду, говорил о защите, это тот же человек, что и стоял напротив неё. Кто же получается Амен? Верный, справедливый охотник? Или же жестокий монстр, получающий удовольствие от истязания врагов? — Ты убил его? — сорвалось с уст девушки, прежде чем она успела себя остановить. — Нет, — коротко ответил Амен, изучая глазами Эву, — Однако сделал так, чтобы этот мерзавец больше никогда не смел издеваться над женщинами. От услышанного глаза девушки полезли на лоб. — Ты его…? — Лишил мужского достоинства, — без тени сожаления, произнёс Амен, от признания которого холодок прошёлся по телу. Конечно же Эва не жалела Косея и в глубине души радовалась, что более ни одна девушка от его рук не пострадает, однако с каким видом говорил это Эпистат пугало девушку до дрожи. Амен был подобно хищнику, что едва почуяв запах крови никак не мог остановиться. Она была уверена, что одной кастрацией дело не обошлось, иначе не было столько крови на Амене… — Жалеешь его? — с издёвкой спросил Амен, который на самом деле поник от взгляда Эвы. Глаза Эвтиды, что были полны страха и разочарования терзали его сердце и душу. — Нет, но… — Ты боишься меня, — как факт проговорил Амен, горько усмехнувшись. Затем вновь надев маску безразличия добавил, — Потому я говорил тебе, Неферут, не торопиться. Я знал, что испугаешься. Не примешь мою сущность. — Не торопиться? — будто осмелев спросила Эва, которая была уверенна, в том, что сегодня Амен её не тронет, — Не ты ли мне дал выбор: либо смерть, либо жизнь с тобой? Он знал, что девушка спросит об этом. Ждал и в то же время боялся этого вопроса, ведь как бы он объяснил свою ошибку? Как заявил, что поддавшись эмоциям захотел насильно сделать своею? А потом, очнувшись от дурмана, возненавидел себя за подобный шантаж. — Время близится к рассвету, — проигнорировав вопрос Эвы, произнёс Эпистат, затем подойдя к своему столу, открыл один из ящиков и под удивлённым взглядом девушки, достал и бросил на стол мешок с множеством золотых монет, — Ты должна покинуть лагерь до пробуждения его обитателей. Возьми это с собой, — указал мужчина на деньги, — И иди! Исфет! Одним лишь Богам было известно чего стоило Амену произнести эти слова. Как же он желал не отпускать Эвтиду. Хотел заключить в свои объятия, ну, а после прошептать на ухо все то, что он хотел сделать с ней… Однако, увы, страх в глазах любимой, не позволял ему сделать Эву своей. — Мне не нужны Ваши деньги, — демонстративно перейдя на «Вы», заявила Эва, вызвав лишь усмешку у Амена. — Неужели? — скрестив руки на груди спросил Эпистат, в душе которого творился хаос. Он до сих пор места себе не находил оттого, что если бы не упорство Эвы, то этот урод надругался бы над ней. Эпистат, что против своей воли любил девушку, боялся отпускать её на свободу, однако, иначе не мог. — И как ты собираешься жить. Где и на что, Эва? — продолжил говорить Эпистат, злясь на девушку. Почему она была так упёрта? К чему эта строптивость? — Не знаю, — опустив глаза, произнесла Эвтида, — Однако, поверьте мне, придумаю. — Будешь вновь заниматься чёрной магией? — гневно спросил Эпистат, злость которого нарастала, — Или быть может начнёшь торговать телом? Как же он был зол на Эвтиду! Знал ведь, что за душой ничего и никого не было. Так, почему же отказывала в деньгах? Неужто брезговала именно его денег? — Возможно, — печально улыбнувшись, ответила Эва, после чего развернулась и направилась в сторону выхода. Чем больше девушка отдалялась, тем сильнее сжималось сердце Эпистата. И он не выдержав, поддался зову чувств и окликнул девушку. — Эва, — злясь на самого себя за слабость, проговорил Амен. Услышав собственное имя, девушка остановилась, и хотела было обернуться, как вдруг острая боль пронзила ногу. Вскрикнув, она опустила глаза вниз и тут же ужаснулась увидев… — Змея, — прошептала она, наблюдая как чёрного цвета хладнокровное, укусив, быстро уползло куда — то. Не прошло и секунды, как Амен оказался возле девушки. — Как она выглядела? — тяжело дыша, спросил Эпистат, опасаясь того, что змея была ядовита. Открыв было рот, девушка хотела описать змею, однако почувствовав как язык онемел, со слезами на глазах посмотрела на Эпистата. Этого взгляда была достаточно для того, чтобы Амен выругавшись, быстро подхватил Эву на руки и усадил на стол. — Не шевелись! — властно проговорил мужчина, после чего не теряя времени, поднял красную и уже опухшую ногу Эвтиды, и сделав легкий надрез острым кинжалом, на месте где был укус, принялся высасывать яд. — Эва! Не закрывай глаза! Слышишь! — велел Эпистат, каждая клеточка которого боялась за девушку, — Эва! — повысив голос, взмолился Амен, видя как очи девушки невольно закрываются. Когда же, потеряв сознание, несчастная рухнула на спину, перепуганный Эпистат бросился к двери. Отворив её, Амен нашёл глазами Тизиана, что сторожил возле дома, и буквально прокричал: — Освобождай лекаря от оков! И притащи сюда! Живо!***
Некоторое время спустя Стоя напротив кровати, где лежала без сознания Эвтида, Ливий, что эти две недели провёл в пыточной, в качестве узника, с болью глядел на неё. Слава Богам, Эпистат не пытал его, а лишь держал связанным, желая после завершения всех дел, отправиться в столицу и потребовать суда у фараона над Ливием. За то, что тот осмелился напасть на Верховного Эпистата. Правда, все изменилось вмиг, когда запыхавшийся Тизиан отворил дверь пыточной и развязывая его заявил, что Эве нужна помощь. Первой мыслью Ливия было удивление, ибо эти две недели он оплакивал шезму, что сумела затронуть струны его души, однако потом, едва узнав, что случилось, он забыв даже о вражде с Аменом бросился спасать Эву. — Ты верно сделал, яда в организме больше нет, — обратился лекарь, к Эпистату, что с каменным лицом стоял возле Эвтиды, и лишь по глазам Амена можно было понять, как сильно отчаяние охватывает его сердце. «Он боится за неё», — с удивлением отметил Ливий, окончательно убедившись, что Эва поселилась не только в его, но и сердце Амена. — Почему жар тогда не спадает? — гневно спросил Амен, положив ладонь на лоб Эвы. — Яд был довольно опасным и тут воздействовал на организм, однако, из-за того был вовремя устранён, Эва осталась жива, — спокойно все разъяснил Ливий, будто между ними не было неприязни и ненависти. Удивительно… Действительно общая беда может сплотить. В их же случае, они оба любили и боялись за жизнь Эвы… — Жар спал, — облегченно выдохнув, заявил Ливий, стоило Эпистату войти в комнату, — Опасность миновала. Сам того не замечая, Эпистат искренне улыбнулся. Одна мысль, о том, что Эва будет жить, пробуждала в нем силу! — Нужно поговорить, — коротко заявил Эпистат, после чего вышел из покоев, где постепенно поправлялась Эва. Неужто вновь запрет в пыточной?, — едко усмехнулся лекарь, и последовал за Аменом. Стоило мужчинам остаться наедине друг с другом, как настигла неловкая тишина. Ливий молча ждал Амена, тот же будто не решался заговорить. Идея, которая пришла в голову Эпистата была губительна для его души и сердца, однако… — Я готов снять с тебя все обвинения, если ты возьмёшь Эву в качестве своего ассистента, и обеспечишь её всем. Проще говоря не дашь пойти по рукам. Сказать, что лекарь был удивлён, значит ничего не сказать. Приоткрыв рот, Ливий даже не знал, что и ответить. Он конечно же был за, и ни за что бы не разрешил Эве скитаться и голодать, однако его удивил тот факт, что Амен предложил это, ведь… — Ты любишь ее, — произнёс Эпистат, ещё больше удивив Ливия. — Как и ты, — осмелившись ответил лекарь, на что Амен лишь горько усмехнувшись произнёс: — Жаль, только не взаимно. Она не хочет ни быть со мной, ни принимать мою помощь. К тебе же Эву всегда тянуло, потому… — Я позабочусь о ней! — уверенно заявил лекарь, в глазах которого Эпистат значительно вырос. Ливий считал его самовлюблённым тираном, с нотками собственника, однако видя, как Амен через боль отпустил любимую к сопернику, зная, что с Ливием, Эве будет легче, лекарь готов был пожать руку Эпистату и высказать ему своё почтение. Да только выходило это слишком… — Мои дела здесь закончились, — многозначительно заявил Амен, давая понять, что со всеми (почти) черномагами он покончил, — Потому утром меня и моих людей тут не будет. — Я же с Эвой останусь тут, ибо хворь ещё не побеждена, — докончил за него мысль Ливий, на что Амен лишь слабо кивнул. Глубоко вздохнув, Ливий все же не выдержав протянул руку Эпистату, на что тот, на удивление ответил. Пожав крепко руку соперника, Эпистат безмолвно вернулся в комнату Эвтиды. Ливий же зная, что Амен хочет попрощаться не стал мешать…***
Как только дверь за Эпистатом закрылась, он сняв маску безразличия, направился к девушке, лицо которой вновь принимало свежий вид, и лишь разбитая губа, портила всю красоту Эвтиды. Мысленно выругавшись, Амен, который считал, что мало наказал Косея, отбросив ненавистные эмоции, присел на корточки возле Эвы, и впервые стал так близко и без страха быть пойманным изучать глазами любимую. Она была так нежна, мила, невинна, и в то же время дерзка, строптива и колка на язык. Эвтида сочетала в себе не сочетаемое, потому и смогла зацепить Эпистата. За свою жизнь, Амен ещё никогда прежде не испытывал таких чувств! Он буквально горел от любви, не было и дня, чтобы Эпистат не думал о своём черномаге, точно также как и не было ни минуты, чтобы Амен не желал назвать Эвтиду своей. Она была его наваждением, проклятием и любовью. Исфет, Эпистат все бы отдал, чтобы Эва ответила ему взаимностью. Чтобы взглянула на него с любовью, а не со страхом в глазах… Видимо лишь в моих снах, ты будешь желать, стать моею, шезму, — печально улыбнувшись, подумал Амен, после чего подняв руку, едва ощутимо провёл по лицу красавицы. Нежно проведя по щеке, Амен кончиками пальцев коснулся раны на губе. — Прощай, моя непокорная Неферут, — невольно произнёс Эпистат это вслух, после чего оставив легкий, едва ощутимый поцелуй на щеке Эвтиды, ушёл, в глубине души надеясь, что когда — нибудь их пути вновь соединятся…