Апноэ

— Откуда будешь? Я на пару секунд замялась, делая очередной глоток коктейля. Тогда мне уже и начало казаться, что всё выходит из-под моего контроля. — Я родилась и выросла здесь. — робко ответила я и потянулась за новой сигаретой. Однако Валера не дал мне этого сделать и достал свою сигарету. Он поднёс свою руку к моему лицу, я хотела отпрянуть, но побоялась, что так будет только хуже, и потому смиренно, вся визжа внутри себя от ужаса и злости, ожидала того, что он сделает. Его пальцы скользнули по моим губам, чуть приоткрыв мне рот, и меж губ он просунул мне сигарету. Я тут же сжала челюсть, чуть ли не раскусив случайно фильтр. На согнутой руке он зажёг пламя и снова дал подкурить. Сделав робкую затяжку, я отвела взгляд в сторону. Хотелось рыдать. Хотелось сбежать. Всё моё тело горело синим пламенем, а внутри, прямо из живота, доносились всплески ужасно сильной боли. Мне просто уже даже на физическом уровне было плохо от нахождения рядом с ним. Но почему-то я продолжала стоять и улыбаться, вероятно, слишком напуганная и загнанная в угол своей же тупостью. Ну как можно было пойти сюда одной? На мне не было ни прослушки, ни любого иного способа позвать на помощь. Я собственными же руками загнала себя в тупик в бесконечном лабиринте страданий, откуда выход, очевидно, лишь один, и это — смерть. Турбо мило улыбался мне, словно я его забавляла. Словно я была диким зверем в цирке, а он — лишь зрителем, аплодирующим стоя каждому моему напуганному и травмированному действию. Я заставляла его смеяться. И страшнее всего было то, что смеялся он вполне искренне. Омерзительно. Омерзительно! — Сколько лет? — Двадцать два. — войдя в раж и словно бы окончательно спятив ко всем чертям, отвечала я. — А тебе? — А мы уже и на «ты» перешли? — язвительно улыбнулся тот. — Без двух лет три десятка, выходит. Староват? Я промолчала. Всё сходилось. Моему брату было бы как раз столько же. Было бы, если б Турбо его не убил. Самым трудном было не заплакать, хотя этого мне безумно, как никогда прежде, хотелось. Он заказал ещё коктейль. К своему ужасу и шоку я осознала, что допила свой второй бокал Маргариты. Сознание начинало мутнеть, и свет перед глазами словно бы мерк. Я была слаба, глупа и так наивна. Позволила ему окружить себя. Позволила ему взять игру в свои руки. Я проигрывала по всем счетам и не знала, как вернуть себе контроль над ситуацией или, ну хотя бы для начала, над собственным телом и разумом. Я была словно в трансе. Его голос, то, как и что он говорил — всё это медленно, но верно сводило меня с ума. С каждой секунды я чувствовала себя всё более и более одурманенной, и дело было далеко не только в алкоголе. Он каким-то неведомым мне образом заставлял меня чувствовать себя глупой и жалкой. Слабой. Покинутой. Брошенной. И снова глупой. И вдруг к нам подошёл один из незнакомцев, что прежде стоял всё время поодаль и лишь молча наблюдал за происходящим. Шепнув Турбо что-то на ухо, тот быстро потянулся за чем-то в карман, и я даже не успела среагировать и осознать, что произошло, прежде чем раздался ужасный грохот — грохот откуда-то сверху. Скрипнул потолок, что-то тяжёлое упало, и кусок побелки упал прямо мне на плечо, сразу же разбившись и оставив на моём платье белый след. Турбо дëрнулся и, посмотрев в сторону входной двери, вдруг резко оттолкнул меня за барную стойку, а сам достал пистолет и вместе с охранником бросился к двери. Я пряталась за барной стойкой и не верила своим глазам. История повторялось. Но только теперь мне уже было нечего терять. Бросив взгляд в сторону своего информатора, что стоял у стойки, я уже хотела было подозвать его — он был нам всё ещё полезен, но тут двери в зал резко открылись, и раздался выстрел. Выстрел куда-то рядом со мной. На пару мгновений я подумала, что уже мертва. А потом услышала, как что-то ударилось о стойку и скатилось на пол с нечеловеческим вскриком. Это был информатор. И к моменту, когда я это поняла, он уже был мёртв. А поняла я это по тому, что на моей щеке и шее была размазана кровь — кровь из его простреленной насквозь головы. Смесь серого вещества на моих руках… Я сжалась в клубок, клубок боли и ужаса, и из последних сил продолжала шептать себе под нос слова, вернее, мольбы о пощаде, словно бы действительно в этот момент верила, что это способно помочь. Началась перестрелка. В зал вбежало несколько человек. Двое были убиты сразу же. Затем попадали и те, кто был в комнате с самого начала. Всё происходило так быстро, что я едва успевала осознавать, кто ещё жив, а кто — уже нет. Чья кровь разливается по полу, чьи мозги на барной стойке и… На моей щеке. Попытавшись вытереться, я лишь размазала кровь по лицу. Она неприятно стягивала кожу, но была ещё тёплой, даже горячей, и это наводило ещё больший ужас. Вдруг наступила тишина. Осторожно выглянув, я обвела весь зал взглядом: в самом центре на коленях стоял Турбо, весь вымазанный в крови. С пистолетом у виска. Незнакомец что-то ему говорил, а тот смотрел в пол. Он не знал, что я ещё жива. И вряд ли бы стал вообще надеяться на меня, как на потенциальное спасение. И потому лишь молча стоял, зажав руки за головой. О чем он думал? Что творилось у него в голове? — Как ты мог привести сюда ментов?! — рявкнул незнакомец, ударив дулом пистолета Турбо по лицу. Его губы были разбиты, а из рассечения на скуле сочилась кровь. — Как ты мог не знать, что твой человек им помогает?! Моё сердце словно бы перестало биться. Он знает? Знает, что это я? Или просто говорит о том, что его человек стал информатором? Черт. В любом случае мне конец. Вот и всё. Точно. Конец! — Ты постарел, — человек с оружием, не сводя прицела с головы Валеры, начал обходить его кругами, — стал несобранным. А знаешь столько, что можно всю группу засадить. Щелчок перезарядки. И снова удар металлической ручкой по лицу, на этот раз, в нос. Турбо резко выдохнул и сплюнул кровь. — Прости, брат, конечно, но сам в своё время поступил бы так же… Во мне всё смешалось. С одной стороны, сейчас свершится то, о чем я мечтала все эти мучительно долгие годы. А с другой, я понимала, что умру сразу же следом за ним. К тому же, я хотела убить его своими руками. А не руками какого-то незнакомого придурка, так ещё и ценой своей собственной жизни. У меня не было время на размышления. Заметив под стойкой, в паре сантиметров от себя баллон огнетушителя, я схватила его и бросилась вперёд. Я преодолела несколько метров ща долю мгновений и, подбежав со спины, со всей силы, размахнувшись, ударила человека с пистолетом по голове. От неожиданности тот даже не сразу рухнул, а когда упал, я ударила ещё раз. И ещё. Я потеряла контроль. И больше себе тогда уже не принадлежала. Я била снова и снова, пока полностью не размозжила ему лицо. Пока его голова не начала уже больше походить на фарш из костей и рубленного мяса, чем на человеческое лицо. И лишь тогда, выбившись из сил, я отбросила огнетушитель в сторону и, замерев, уставилась на Турбо. Он стоял на коленях, с невероятным интересом и даже ужасом наблюдая за всем, что делала я. Резко подскочив на ноги, он оглядел всю комнату, но кроме нас в живых уже никого не осталось. Он схватил меня за локоть и притянул к себе так резко и сильно, что я даже почувствовала боль. И тогда я почувствовала привкус крови на своих губах и поняла, что, когда он меня оттолкнул, я сильно ударилась губами об угол барной стойки. — Ты спасла меня. — прошептал Валера, смотря мне прямо в глаза. — А теперь нам надо валить отсюда. Быстро! Задыхаясь от боли и шока, я кивнула, и мы бросились к другой двери. Поднявшись по лестнице, мы сразу оказались уже почти на свободе. Оставалось лишь выбить люк и вылезти на улицу. Этим Турбо и занялся. Он подсадил меня и помог выбраться. Я хваталась голыми руками, разрезая кожу о грубый обледенелый снег. Он вылез следом. Я не чувствовала ни холода, ни боли. Лишь страх. Бежать. Бежать. Бежать! Турбо взял меня за руку, и мы побежали по сугробам в лес. Ветки ломались о наши лица и тела, оставляя всё новые и новые раны, но нам уже было плевать. Мы лишь хотели выжить. Лишь это имело значение, и ничего больше. Я не чувствовала усталости. Казалось, что мы бежали целую вечность. И вот лес закончился, мы оказались на обочине дороги. Выставив руку, Турбо начал пытаться поймать попутку. Кивнув, я присоединилась к этому занятию. Сердце бешено стучало, наровя и вовсе выпрыгнуть из груди, пробив все рёбра и выломав себе путь на волю. Я не замечала даже того, что плачу. Слезы катились сами собой. Слезы усталости и боли, которых я умом то не замечала. Но они были. И было горячо. Лишь это меня грело. Я тряслась на морозе в одном лишь лёгком тонком платье. И вот очередная машина проносится мимо, окатывая нас грязью и слякотью. — Блять! — вскрикнула я, ударив ногой о снег так, что тот разлетелся по сторонам вместе с той же грязью вдоль дороги. — Держи, надевай. Турбо снял с себя и пиджак и накинул мне на плечи. Я тут же в него укуталась, и стало немного полегче дышать. В груди болело тупой глухой болью. Я не могла из-за этого сделать полноценный вдох. И начинала уже просто задыхаться от паники. Тогда свершилось чудо: остановился небольшой грузовик, в кабину которого мы тут же и забрались. Турбо одним лишь взглядом дал понять водителю, что тому сейчас лучше бы помалкивать, и любой вопрос может окончиться для него чем-то действительно плохим. И тот, стараясь не разглядывать нас, чтобы не вызвать злости, вдавил педаль газа, и мы понеслись прочь. Очень скоро я незаметно для себя отключилась, упав головой на плечо Турбо. И мы неслись в неизвестность, а я спала на плече человека, которого ненавидела всю свою сознательную жизнь. — Вставай, Ев, вставай. Голос Димы вырвал меня из сна. А, открыв глаза, я обнаружила себя в кабине грузовика и поняла, что то был голос вовсе не Димы. Тут же придя в себя, я вздрогнула и оглянулась. Водителя не было, а дверь осталась открытой, и снизу, протянув руку, меня звал Турбо. Мне вернулась вся та боль, что была заглушена шоком. Ужасные детали и картины вчерашнего дня электрическим током пронизали каждый нерв моего бедного, измученного тела. Стоял рассвет. Было по-ночному холодно, но на востоке небо уже начинало светлеть и гореть персиково-янтарными всплесками облаков и солнца. Сжав челюсть, провожу рукой по щеке и случайно касаюсь всех ран и ссадин, от чего вновь болезненно корчусь. И, натянув на себя полностью пиджак, спускаюсь с помощью парня вниз, на снег. — Где водитель? — Ушёл. — пожал плечами Турбо, невольно ухмыльнувшись. — Нам пора. Осталось недолго, но дальше идти придётся пешком. Он шёл впереди, а я следом. Брели по засыпанной снегом узкой лесной тропинке меж стволом берёз и сосен. Снег заваливался мне в сапоги, и я вымокла вся насквозь. Боль усиливалась с каждым шагом. Усталость не имела предела. Я едва уже могла дышать, когда мы наконец добрались до финальной точки. Я не знала, куда мы идём. И, честно, уже было плевать. Голова вообще не соображала, и я пустила всё на самотёк, мол, будь, что будет. Подчинилась, легла в воду и поплыла по течению, уже не боясь захлебнуться. Куда уж мне? Разве хуже может стать? Может, конечно, но это уже маловероятно. Я сдалась. И подчинилась врагу всей своей жизни. Позволила ему решать моб судьбу. Да, будь, что будет. Нашей целью был заброшенный ветхий домик в лесной глуши. Наполовину поросший мхом и лианами дикого винограда. Весь прогнувшийся под весом снега и обледенелый. Но окна были в исправном состоянии, как и стены, по крайней, с внешней стороны. Турбо откопал в снегу у порога ключи, открыл дверь и вошёл осторожно внутрь, и я проследовала за ним. Дом оказался внутри куда более живым и вполне себе даже сносным. Я села на кровать, поджав колени к груди, Турбо куда-то ушёл, и я осталась одна. Смотрела в одну точку. Перед глазами срова и снова были те секунды, что я мозжила огнетушителем голову того незнакомца. Это не было самообороной. Это было убийством. Жестоким и абсолютно излишним. Я могла бы его пристрелить. Но просто не могла остановиться. И била. Снова, снова и снова. Кто я теперь? Что я теперь? Что произошло? Турбо вернулся с небольшим пакетом аптечки и тарелкой, наполненной почти до краёв водой со снегом. Придвинув табурет к кровати, он сёл напротив меня и разложил всё найденное по правый бок от себя. Он протянул руку, и я машинально отстранилась, но тут же снова расслабилась. Если б он хотел моей смерти, то я бы уже давно была мертва. Я потеряла свою сумку. С пистолетом. Черт… Валера обмакнул марлевую тряпочку в миску с ледяной водой, накапал поверх перекиси водорода и начал осторожно, удивительно нежно и бережно, обрабатывать раны на моём лице. Всё это время я смотрела на него в упор, глаза в глаза, а он делал вид, будто бы этого не замечает. Я чувствовала омерзительно. И даже не из-за него, а из-за себя. Что же я натворила…? — Я убила его. — содрогаясь, проскулила я, и глаза наполнились влагой, скрыть которую и не разрыдаться мне удалось с великим трудом. — Я превратила его лица… В месиво. В кашу… — Да, это было эффектно. — сухо процедил он. — Понимаю, но со временем привыкаешь. И становится легче. — он наклеил пластырь на самую большое рассечение на моей щеке и начал обрабатывать другие, более мелкие ранки. — Тебе легко говорить, — я обессиленно вздохнула и уже даже не вздрагивала от боли. Он был очень нежен, так что я её почти и не чувствовала. К своему огромному удивлению. — Ты столько людей убил… Турбо на какое-то время замер: замерла и его рука с тряпкой на моей шее. Опустив марлю в уже окрашенную в алый воду в миске, он вернулся к своему занятию и тяжело вздохнул. — Честно… Убивал лишь однажды. — Расскажи. Его лицо впервые выразило понятные мнп человеческие эмоции. Ему было… Неприятно об этом говорить? Я посмотрела ему прямо в глаза, и он тоже поднял взгляд на меня. На мгновения, что мы сидели друг перед другом, воцарилась звенящая в ушах тишина. Что-то внутри меня дрогнуло. Но не от боли. Странный холодок в животе. Словно бы голод. Но с тошнотой. Похожий на зуд. Зуд в месте, до которого не добраться. Облизнув разбитые и потрескавшиеся на морозе губы, Турбо мнова отвёл взгляд и продолжил смывать с моего лица кровь. И не только мою. — Лет десять назад я не был таким, как сейчас. Ну, ты понимаешь, о чем я. Меня били, меня грабили, меня дразнили. И всё одноклассники. Я был слабым и безответным. Он говорил тихо и медленно, так что мне приходилось даже напрягаться, чтобы разобрать каждое его слово правильно. — Однажды за меня вступился паренёк из параллели. Мы подружились. Он привёл меня в свою компанию. Со временем мы стали лучшими друзьями, а наша компания переросла в полноценную преступную группировку. И тут он замолчал. Было видно, что ему было больно и неприятно продолжать свой рассказ, но он всё же сдался и снова заговорил, ещё более тихо и даже несколько с надрывом в печаль. Адскую печаль. Я даже не сразу поверила, что это было искренне: однако не ошиблась. Ему действительно было больно. От былого страха перед ним не осталось и следа. Он напоминал раненное дикое животное, оставшееся без еды, воды и собратьев. Загнанный в угол охотником, словно оленёнок бэмби. Оставшийся совершенно один. Никогда бы не смогла себе представить, что он способен смотреть так печально и покинуто. Никогда бы не поверила прежде, что он способен чувствовать боль. — У меня была сестра. На полтора года старше. Однажды я привёл этого своего друга к нам домой, и понеслось. Он влюбился по уши, а она на него даже смотреть не хотела. Из-за разницы в возрасте, должно быть, или просто не понравился чем-то — этого уж мне было знать не положено. Он говорил, что любит её. А она умоляла меня поменьше водить его к нам домой, чтобы тот не надоедал ей. Она ходила на уроки по скрипке. Играла очень красиво, с душой. Казалось, что пела через струны и смычок. Я никогда не слышал музыки прекрасней то, что сходила у неё с рук. Она была очень красивой. Носила платья. Была нежной, ласковой, внимательной. Ей должно было исполниться семнадцать. Он сделал паузу. Достав сигарету, закурил и предложил мне тоже, на что я не смогла отказаться. Мы выкурили по сигарете, и, потушив бычок о край стола, Валера продолжил говорить. — Она возвращалась поздним вечером со скрипки. Мой лучший друг решил признаться ей в своих чувствах в тот день. А она ему, видимо, отказала и высказала всё, что о нём думала. В тот вечер он изнасиловал её. А потом убил. И снова изнасиловал, но уже её бездыханный труп. Её нашли меж гаражей, рядом с пустырем. На окраине города. Она умерла в одиночестве и страхе. А мой… Друг… Он даже не стал ничего скрывать, видимо, обезумев от чувства безнаказанности и вседозволенности. Турбо закатал рукав моего платья и начал протирать уже спиртом мелкие ранки и чужую кровь. Его голос едва ли не дрожал. — Я подкараулил с ребятами его однажды. Он шёл со своей младшей сестрой. Её мы трогать, конечно, не стали. Но его я убил. Ко-нец. Сжав челюсть, он выбросил использанную марлю и снова поднял вжгляд на меня. — Я убил своего лучшего друга. Забил кулаками насмерть. Проломил череп. На глазах у его маленькой сестры. А ты тут ноешь из-за какого-то незнакомого тебе ублюдка? Ты серьёзно? — Прости. — на моих глазах были слезы, и я уже буквально шептала слова сквозь боль и отчаяние. — Прости меня, пожалуйста. — Тебе не за что извиняться. Он пожал плечами. Он не знал. Он не знал, кто я. Он не знал ничего. Закончив, он расстегнул свою рубашку и снял её. Следующий час я обрабатывала уже его раны. Мы сидели в полнейшей тишине. Я не могла ни о чем думать. Не могла собраться с мыслями. Я умерла. Взяла и умерла. Меня больше не было здесь. Когда всё закончилось, Турбо выдал мне сменную одежду: старый растянутый тёмно-коричневый свитер, не колючий, но очень тёплый, большие мне в талии джинсы и свою куртку со времён, очевидно, школы. Оделся и сам. Мы покурили в последний раз и в гробовом молчании вышли из дома. На улице уже было совсем светло. Он ëжился на холоде, потирая замёрзшие руки, и смотрел на меня. — Тебе прямо. — он указал рукой за мою спину. — Выйдешь к автобусной остановке, там сядешь на любой и за час—полтора доберешься до города. Советую взять больничный и отлежаться пару деньков. Но это уже как посчитаешь нужным, я всё же не врач. — А ты? — я смотрела ему прямо в глаза. И они казались уже не такими уж и устрашающе пустыми. Я видела в них долю красоты. И, что самое удивительное, отголоски человечности и… Тепла. — Куда ты пойдёшь? — За меня не волнуйся. — заулыбался вдруг он. — Ты спасла меня, а дальше уж я сам разберусь. Турбо протянул мне руку, и я пожала её, вот только, собираясь её отпустить, я не смогла. Он осторожно сжал мою ладонь и сделал шаг навстречу, сократив расстояние между нами до минимального. Он прислонился губами к моему уху и начал шептать, всё это время не отпуская моей руки. — Я был у вас дома, Ев. — он сделал небольшую паузу, дав мне чуть ли не потерять сознание от страха и неожиданности. — Я бы никогда не спутал твои глаза с чьими-то ещё. Он отпустил мою руку, а кончиком носа провёл линию от моего уха по щеке до самых губ. И резко отстранился, заулыбавшись. Я смотрела ему прямо в глаза и уже была не в силах скрывать весь тот ужас, что испытывала в эти мгновения. Турбо сделал шаг назад, развернулся и медленно поплелся прочь. Я смотрела ему вслед ещё около минуты, а потом, когда его силуэт растворился среди стволов деревьев, развернулась и побежала без оглядки на шум машин и дороги. Я бежала без остановки. И глотала слезы. Меня трясло. Но я не останавливалась. Добравшись до остановки, я села в первый попавшийся автобус, заняла место рядом с водителем и всю дорогу смотрела в окно, боясь, что он решит ещё все-таки вернуться. Ближе к обеду я уже была в городе. Пересела на другой автобус, который и привёз меня до дома. Уже стемнело, когда я открыла подъезд и поплелась по ступенькам на свой этаж. Открыла дверь, сбросила с себя куртку. Не видя перед собой ничего, стянула с себя джинсы и осталась лишь в свитере. Шла босиком, полуголая, по паркету. Не чувствуя ничего, кроме полнейшего отчаяния. Дима тут же проснулся. Я залезла под одеяло, укрылась им с головой и отвернулась к нему спиной. Он молча обнял меня, очень крепко, и мы лежали так ещё около часа. Не произнося ни единого слова. Он понимал, что сейчас я не в состоянии. Он понимал, что я не отвечу честно. И предпочёл лжи полное молчание и неизвестность. Когда он уснул и засопел у меня над ухом, я осторожно вылезла и прошмыгнула на балкон. Загораоись фонари, на город спускалась ночь. Я села, закурила. И, закрыв рот рукой, вдруг начала выть и рыдать до истошных вскриков. Истерика, какой ещё никогда не случалось прежде. Я кричала в пустоту, пока не закончились сигареты, и я полностью не выбилась из сил. Вся замёрзшая, вся в слезах, слюне, я вернулась в квартиру. Легла в гостиной на диван, свернувшись клубком. Потянула на себя плед, включила телевизор без звука и смотрела ночные эфиры новостей—итогов дня. Я просидела так ещё около получаса. А потом уснула. Уснула, рыдая. Он меня убил.