Апноэ

В моих руках баллон огнетушителя. И я вновь, раз за разом, ударяю им по голове человека с оружием. И вдруг меня пробирает дрожь, я понимаю, что это вовсе не незнакомец из того дома у пруда, а... Мой брат. Роняю огнетушитель и бросаюсь к нему, пытаясь вернуть к жизни. Умоляю проснуться. Но на моих руках кровь, я сижу в этой багровой луже и не могу пошевелиться от ужаса. Зажав уши руками, пытаюсь убедить себя, что это лишь сон. Снова и снова. Я кричу, пытаясь заглушить рёв нечеловеческих голос в своей голове, и плачу навзрыд. И вдруг наступает тишина. Открывая глаза, не вижу тела брата. Лишь кровь на моих руках напоминает о том, что происходило всего минуту назад. В зале никого нет. Абсолютная тишина. Пустой мрак. Кто-то кладёт руку мне на плечо, и я боюсь даже сделать вдох. Поворачиваю голову в бок и вижу Турбо. Он стоит, прижав пистолет к моему виску. Резким движением выбиваю пистолет из его рук, поднимаюсь на ноги и направляю пушку прямо на его голову. А он стоит и улыбается. Я кричу что-то едва ли внятное и, закрывая глаза, спускаю курок. Раз. Два. Три. Но он не двигается. И продолжает так неестественно и оттого пугающе улыбаться. Его чёрная рубашка заливается кровью, но тот ничего не чувствует. Он делает шаг ко мне, я стреляю вновь, и вновь ничего не происходит. Он приближается. Подойдя ко мне вплотную, он смотрит мне прямо в глаза. Я опускаю пистолет и роняю его на пол. Он высокий и сильный, и я чувствую себя такой омерзительно слабой и маленькой. Он резко хватает меня ладонями за щеки и, прижав к себе, целует. Я вздрагиваю от страха и боли, но хуже было то, что мне это почему-то понравилось. Я просыпаюсь вся в холодном поту и машинально ищу взглядом Диму. Он тихо посапывает рядом со мной, и я пытаюсь не разбудить его своим тяжёлым дыханием. Своим апноэ. Выйдя на балкон, закуриваю. Сигарету за сигаретой, пока не улетает вся пачка. Сжав её в кулаке, возвращаюсь обратно в постель. Ложусь на бок, лицом к лицу с Димой. Он на пару секунд просыпается, обнимает меня, и я чувствую, как по моим щекам начинают течь слезы. Я убила человека. Убила так, как этого совершенно не требовала ситуация. Что я натворила? Зачем я это сделала? Что на меня нашло, и почему я не могла остановиться? Позволив мраку окутать меня целиком, я плакала так долго, что в конце концов снова уснула. Мне больше ничего не снилось. И проснулась уже на рассвете. Дима ушёл на работу, и я осталась одна. Раны начинали затягиваться. Но боль никуда не делась. С той ночи в доме у озера прошёл месяц. И каждый день мне снится этот сон, словно бы на повторе заевшая пластинка, и постепенно сводит меня с ума. Я больше не знала, кто я. И, оказалось, не знала, кем был мой брат. Убица, насильник. В голове всё смешалось, но почему-то я верила Турбо. Я замечала агрессию в брате, замечала его отношение к своим ровесницам. И всё очень чётко складывалось в одну картину — именно ту, которую мне описал Валера. Я больше не могла его ненавидеть. Не могла ненавидеть и брата, конечно, ведь он был мёртв, и я всё равно продолжала его любить. Но цель, смысл моей жизни — он рухнул, исчез, оставив за собой лишь гноящуюся кровью пустоту в моей груди. Я часто думала о Турбо. О том, как он касался моих губ, когда подавал сигарету. Как смотрел на меня в упор. Он ведь сразу понял, кто я. Но почему-то всё равно делал вид, будто бы это не так. Я не понимала его. И эта неизвестность так маняще сильно влекла меня в эти мысли, и по телу пробегали табуном мурашки. Я часто вздрагивала от любых звуков. Оборачивалась, идя по улице. Мне мерещились силуэты незнакомцев среди темноты. И даже в собственной спальне, даже в объятиях Димы я не могла почувствовать себя в безопасности. Я осталась наедине с этой паранойей и страх. Страхом чего именно — не знала. Я боялась, что Турбо вернётся и убьёт меня. Ведь наверняка понимал, кем я работаю. Однако сильнее всего боялась, что он не придёт, и я больше никогда его не увижу. Он стал моей навязчивой мыслью, идеей. Я стала им одержима, сама того не заметив, и теряла рассудок каждый чертов день. Открыла новую пачку, выкурила половину, даже не вставая с кровати. Пыталась снова уснуть, не удалось. Поднявшись, прошла на кухню, где меня ждал завтрак от Димы. Аппетита не было от слова совсем, и я буквально силой запихивала еду себе в рот. Она казалась пресной и даже противной, хотя я знала, что Дима умеет и очень любит готовить. Я закрылась от него. Закрылась от единственной души, способной понять меня. Ну или хотя бы сделать вид, что понимает. Я не могла ему ничего рассказать. Даже под завесой тайны и опустив множество деталей. Я ни с кем не говорила о случившемся в ту ночь. На работе меня шарахались, словно боялись, что я развалюсь от любого их слова. Неужели я действительно выглядела настолько разбитой и мёртвой, что люди вокруг начали игнорировать? И вместе с тем следить. Я не могла плакать даже в туалете. Боялась, что кто-то подслушает, и это станет предлогом для моего отстранения. Я упорно делала вид, что всё в порядке, хотя сама распадалась на мельчайшие крупицы пепла. Я рассыпалась в золу и тлела из последних сил на глазах у сотен людей, что проходили ежедневно у моего носа. Жизнь неслась вперёд, а я застряла в одном моменте. Шло время, шли дни, недели, месяц, второй... Я оставалась всё там же. Близился день свадьбы. Я улыбалась, позволяя Диме всё планировать и делала вид, что хочу этого так же сильно, как он. Я улыбалась, а потом сбегала, якобы в магазин, а на самом деле забиралась на крышу соседнего дома и рыдала там по несколько часов к ряду, дрожа на морозе и совершенно не думая о том, что могла заболеть. Я убила человека. Я убила себя. Убила в себе всё, что делало меня собой. Мне больше не ради чего было жить. И тогда я всерьёз начала задумываться о возможности прикончить себя. Но я не могла, понятное дело, ведь ни Дима, ни отец, ни даже горе мать, не заслуживали такой утраты. Удивительно, но для них я так и оставалась по-прежнему весёлой, живой и жизнерадостной. Я умело отыгрывала роль счастливого человека, и лишь кошмары напоминали Диме о том, что я всё ещё больна. На приёме у психолога я не снимала эту маску. Улыбалась, шутила. На все вопросы отвечала позитивно и быстро, и хотя это вызывало у врача подозрения, я всё равно продолжала лгать. Ложь стала мной. Она заполнила всю мою душу, вытеснив собой всё живое и трепетное. Начала всё чаще гулять одна по ночам, пока Дима спал и ждал моего возвращения. Я знала, что ему больно, но было уже слишком поздно, чтобы поведать ему правду. Было слишком много всего, что стоило рассказать, но у меня не было сил, и потому я продолжала молчать. Я скучала по адреналину. Ведь только он и страх напоминали мне о том, что я всё ещё жива. Долго плакала на скамейке в парке, кутаясь в пальто, словно бы оно могло меня согреть. Казалось, я осталась совершенно одна. И лишь во сне мне становилось немного легче. Даже в кошмарах было не так больно и погано, как продолжать находиться в сознании. Я начала злоупотреблять своими транквилизаторами, чтобы спать, как можно чаще и дольше. И снова и снова Турбо в моих снах меня целовал. И я просыпалась вся в слезах и поту. Дрожала. До свадьбы оставалось менее недели. Дима весь ходил и прямо светился от счастья. А я всё чаще думала о том, насколько большую ошибку вот-вот совершу. Но пути назад уже не было. Ведь так? Ночью меня разбудил звонок с незнакомого номера. Сняв трубку, накинула халат, взяла сигареты, всё равно ведь проснулась, и вышла на балкон. — Кто это? — проговорила я, закуривая. В ответ лишь молчание. — Это шутка какая-то? В трубке раздался чей-то тяжёлый вздох. — Я на улице. — донеслось из телефона, и тут же кто-то завершил звонок. И тут же пришло сообщение с вибрацией. Неизвестный: «спустись, я жду». Я хотела лечь в кровать, бросить этот номер в чёрный список, обнять Диму и продолжить спать. Хотела очень сильно. Но почему-то вместо этого взяла из-под подушки свой пистолет, вышла в коридор, накинула свитер и пальто, натянула спортивные брюки и бесшумно закрыла за собой дверь. Пока я спускалась на лифте, меня трясло, как осиновый лист на ветру, и я чувствовала себя невероятно глупо. Спросонья не особо понимала, что происходит. Взглянула в зеркало. От ран не осталось практически ни следа. Расправила волосы, сжала челюсть. Женский голос озвучил прибытие на первый этаж. Сжимая пистолет в кармане пальто, я вышла из лифта и с трудом смогла открыть дверь подъезда. Было очень холодно. И я сначала никого не заметила. Лишь собираясь уходить, заметила боковым зрением силуэт на скамейке. — Ну привет. — ударил мне в уши знакомый голос. Турбо поднялся, бросив сигарету на асфальт и притоптав окурок кроссовком. Он сделал шаг ко мне, и я тут же вытащила пистолет из кармана и направила ему в грудь. Мой сон. Я сплю?! — Какие мы злые. — усмехнулся парень, подняв ладони к голове. И сделал ещё один шаг. — Ну стреляй. — его голос резко посерьёзнел. — Стреляй, ты же хочешь. Я вижу. — шаг, и нас разделяет уже не более метра. — Стреляй! Мои руки начали дрожать, и я опустила оружие. Меня снова трясло от холода и страха. — Мы ведь так похожи... Парень протянул ко мне руку и заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо. Я вздрогнула. Его рука была такой холодной. От него несло табаком и дымом. Я сжала челюсть и смотрела ему прямо в глаза. Я не видела в них ни агрессии, ни злости, ни малейшего страха. Ни единой понятной мне человеческой эмоции. Он сделал ещё один шаг, сократив дистанцию до минимальной. — Я сейчас уйду. — кивнул он. — Можешь пойти со мной. А можешь вернуться в постель к жениху и продолжить жить свою стереотипно идеальную и правильную жизнь. Почти коснувшись носом моих волос, он сделал шаг назад. — Тебе решать. Он развёл руками и попятился назад. — А если я убью тебя? — вскрикнула я сквозь накатившие слезы. Он улыбнулся. — Ты не убьешь меня. — донёсся сдавленный смех. — Не убила тогда, не убьешь и теперь. Секунды превратились в вечность. Он развернулся и начал отдаляться. Я стояла, не двигаясь и смотрела ему в спину. Я должна была вернуться. Сделав шаг назад, открываю дверь подъезда. Но застыла в проходе. Обернувшись, взглянула в его растворяющуюся по мраке ночи фигуру. Всё внутри сжималось от боли, а голоса в голове кричали в сотни раз громче и пронзительнее, чем обычно. Мои губы вздрогнули. Турбо остановился. И тоже обернулся. Я смотрела на него, а он — на меня. И моё сердце пропустило несколько ударов.