***
Змеиная нора, как аспиды называют место общего сбора, расположилась в самом сердце столицы, прекрасно сосуществуя рядом с врагом, который ищет змей везде, но только не у себя под носом. Со стороны нора выглядит, как обычное трехэтажное белое здание, коих в районе немало, поэтому не выделяется на общем фоне, оставаясь незамеченным. Черный джип подъезжает к норе, останавливаясь у парадных дверей. Охранник почтительно опускает голову, пропуская Чонгука внутрь и закрывая за ним массивную дверь. Альфа поднимается на второй этаж, распахивая двери в просторный зал с рядами стульев, где уже восседают в ожидании важные члены аспида. Сегодняшний день отличается от всего, что здесь происходит обычно. День скорби, смерть лидера. Обычно дикие и неконтролируемые аспиды, утопающие во всевозможных грехах, сейчас серьезны и задумчивы, а в глазах каждого поблескивают искры злости; все жаждут отмщения, расправы за случившееся. Они синхронно поднимаются со своих мест и склоняют головы, когда Чонгук входит в зал. Звуки шагов по деревянному полу эхом отражаются от высоких стен. — Вольно, — бесцветным голосом бросает Чонгук в своей привычной армейской форме. Что-то в нем укоренилось и исчезать не собирается, а змеи к солдатским замашкам лидера давно привыкли. Они заметно расслабляются, садясь поудобнее и наблюдая за лидером, ожидая его речей. Чонгук снимает плащ и закидывает на спинку кресла, а сам присаживается на краю стола, закатав рукава черной рубашки и ослабляя удушающий галстук на шее. — Я не буду говорить о том, каким великим лидером был Бан Джехван, — начинает Чон, скользя нечитаемым взглядом от одного аспида к другому. В полной тишине голос альфы звучит слишком грозно, с явными стальными нотками и едва различимым раздражением. Змеи могут быть уверены, что Мираи так же зол из-за случившегося, как и все они. — Мы все это и так знаем, — его взгляд на секунду останавливается на омеге со светло-голубыми волосами и алой банданой, перекрывающей лоб. Тот сидит почти в первых рядах, скрестив руки на груди и со скучающим лицом выслушивая тираду лидера. — Расправа себя ждать не заставит, — продолжает Чон, отрывая взгляд от омеги. — Завтра многоуважаемые персоны нашей любимой столицы пойдут духовно просвещаться. Почему бы и нам не сходить? — спрашивает Чонгук, вопросительно подняв брови. Его губы трогает легкая улыбка, напоминающая оскал дикого зверя, а в черных глазах вспыхивают алые огоньки. Змеи переглядываются, согласно кивая и поддакивая лидеру. Чонгук усмехается, обведя нижнюю губу кончиком языка и довольно наблюдая за своими людьми. Они от порции крови никогда не откажутся. — Мы отправимся в театр «Конивар» завтра вечером, — объявляет Чонгук, вновь принимая непроницаемое выражение лица. Мираи расхаживает перед аспидами, раскрывая детали плана, который был придуман по дороге от кладбища к змеиной норе, и все внимательно слушают, принимая указания, коротко кивая и согласовывая конкретные моменты друг с другом. С лидером спорить никто не собирается, его приказы всегда выполняются беспрекословно. В его четко изложенном плане нет изъянов и нестыковок, и на первый взгляд план кажется даже слишком простым, но верным и действенным. Альфа говорит уверенно, не выказывая лишних эмоций, добавляя уточнения и раздавая указания определенным змеям. На раскрытие плана и выдачу приказов уходит около часа. — Мы отомстим за нашего Лидера. Заставим Главу жалеть о своих поступках, — заключает Чонгук. — Все свободны, — машет рукой в сторону выхода и вновь присаживается на краю стола, наблюдая за покидающими зал аспидами. Парнишка с голубыми волосами идет рядом с красноволосым альфой, о чем-то переговариваясь и приближаясь к выходу одним из последних. Внезапно в зале раздается выстрел, и все, кто еще в нем находятся, резко останавливаются. Омега с голубыми волосами равнодушно глядит на стену перед собой, где зияет маленькое отверстие от пули, что мгновением ранее пролетела мимо его глаз, и медленно поворачивает голову к лидеру, стоящему с вытянутой рукой, в которой тот держит пистолет. На губах отражается ядовитая усмешка. — Попрошу вас задержаться, — останавливает Чонгук, опуская пистолет на стол и склоняя голову вбок. — Иди без меня, Хосок, — негромко говорит омега красноволосому альфе, не отрывая от глаз Чонгука взгляда. Один из оставшихся аспидов гадко ухмыляется себе под нос, толкая язык за щеку и выходя из зала. Хосок лишь поджимает тонкие губы, разворачиваясь и уходя следом за остальными, закрыв за собой тяжелые двери. Пустой зал окутывает густая тишина. Сдавливающая, съедающая. Омега, постояв на месте еще пару секунд, медленно, с кошачьей грацией движется в сторону лидера, беззвучно ступая по деревянным половицам. — Для меня есть особое поручение? — спрашивает он низким хриплым голосом, едва заметно улыбаясь уголком губ. — О, чертовски важное, оно под силу только тебе, Юнги, — отвечает Чонгук, сжирая омегу изголодавшимся взглядом, в котором искры пляшут все быстрее и ярче с каждым шагом Юнги. Тот медлит, дразнит, проводя розовым язычком по сухим губам, подходит еще ближе, останавливаясь в метре от Чонгука. Альфа делает шаг навстречу, нависая над маленьким омегой, что смотрит в черные глаза с вызовом, вскинув голову вверх. Чонгук втягивает ноздрями аромат корицы и апельсина, прикрывая глаза и касаясь кончиком носа гладкой кожи на молочной шее. Юнги замирает, словно жертва в плену зверя, даже дышать перестает. Чонгук его загнал в угол, перекрыв все пути отхода, но омега и не собирается бежать. Чонгук впивается зубами в нежную кожу шеи, вырывая из омеги хриплый стон, и сжимает пальцами тонкую талию, зажимая хрупкое тело между собой и столом. Юнги вцепляется пальцами в рубашку Чона, притягивая ближе к себе и скользя губами по линии челюсти альфы. Ладонь Чонгука змеей сползает вниз по спине омеги, останавливаясь на заднице. Омега издает тихий стон, когда крепкая ладонь альфы грубо хватает за ягодицу. Он начинает дышать все тяжелее, ощущая подступающую волну возбуждения. Чонгук нависает над ним величественной статуей, богом, которому омега сейчас молиться готов, потому что прикосновения альфы сжигают кожу, пускают по ней разряды все большего желания. Он откидывает голову назад, открывая шею и подставляя для новых укусов поверх тех, что еще оставались с прошлого раза с Чонгуком. — Вы так скорбите, мой лидер? — хрипло шепчет Юнги, заглядывая в черные, с искрами животного желания глаза напротив. Он облизывает кровавые губы, тревожа свежие раны. — Моя скорбь бесконечна, каждый справляется, как может, Юнги, — отвечает Чонгук, обводя припухшие губы большим пальцем и грубо давя. Юнги подавляет рвущееся шипение и обхватывает губами палец, обсасывая его, как самый вкусный леденец на свете, при этом глядя в глаза, дразня и щекоча грубую кожу пальца юрким шершавым язычком. Чонгук с каждой секундой все сильнее распаляется, накаляясь до предела. Юнги провоцирует и умело играет, подставляясь. Чон вырывает палец изо рта омеги и, легко подхватив худое тело, усаживает Юнги на стол. Омега сразу раздвигает ноги, притягивая к себе Чонгука, что жадным поцелуем впивается в губы парня, быстро расстегивая пуговицы на черной рубашке. Чонгук целует настойчиво и несдержанно, яростно сдирает с омеги одежду, спускается ниже и губами обводит острые ключицы, кусает, оставляет алые цветы на фарфоровой коже. Юнги перед ним обнаженный, тяжело дышит и смотрит темными от возбуждения глазами, белоснежная кожа покрылась мелкой испариной, а на щеках легкий румянец. Он призывно лижет губы и тянется к ширинке Чонгука. Альфа стоит над ним, наблюдая как омега быстро справляется с ремнем и расстегивает ширинку. Тот слезает со стола, вставая перед Чоном на колени и высвобождая возбужденный член альфы из боксеров. Юнги впивается короткими коготками в бока Чонгука, обводя кончиком языка истекающую смазкой головку. Чонгук закусывает губу и сжимает в кулаке небесно-голубые волосы парня. Юнги работает языком умело, вырывает из альфы новые несдерживаемые вздохи, обхватывает влажными покрасневшими губами головку и посасывает, вылизывает, пошло причмокивая и поглядывая снизу вверх на Чонгука, словно надеясь на удовлетворение в его глазах. Он вбирает глубже, обводя языком немалого размера член с выступающими сквозь тонкую кожу венками. Чонгук давит на затылок омеги и толкается навстречу, устанавливая собственный темп. Альфа не пытается быть нежным. Он двигается грубо и глубоко, не растрачиваясь на лишнюю и ненужную им обоим ласку. Юнги расслабляет глотку, позволяя члену проникать дальше. Чонгук рычит, стиснув зубы, и отстраняется, вытащив член изо рта омеги. От головки к губам Юнги протягивается тонкая нить слюны, и омега тут же облизывается, разрывая ее. Чонгук вновь подхватывает омегу, укладывая голой спиной на прохладный стол, и грубым движением разводит худые ноги. Юнги тяжело дышит, глядя на альфу из-под полуопущенных ресниц и слегка приподнимая ягодицы. Собственный член стоит и истекает смазкой, желая разрядки, Юнги тянется к нему пальцами, но Чонгук перехватывает его руки и заводит над головой, крепко сжимая тонкие запястья. Омега кричит на весь зал, когда в него врывается большой твердый член. Чонгук на подготовку времени не тратит — с Юнги в этом нет необходимости. Несмотря на это, омега ощущает короткую боль от размеров, к которым не привыкнуть, но затем сразу же толкается навстречу, приподнимая бедра. Чонгук быстро набирает темп, грубыми толчками вбиваясь в податливое тело. Он сжимает пальцами бока омеги, оставляя на них болезненные краснеющие отметины. Юнги обхватывает ногами талию альфы, притягивая ближе к себе и двигаясь навстречу. Чонгук трахает грубо и быстро, выбивая из омеги весь кислород. Под ним — разгоряченный и влажный Юнги, под пальцами молочная гладкая кожа, а перед глазами образы совсем иные. Сладкие и приятные, соблазнительные и манящие, близкие, но чертовски далекие, недосягаемые для грубых рук Чона, для губ, что горят в желании исследовать каждый миллиметр медовой кожи. Запрещенный момент, возмутительно неправильный, но притягивающий. Чонгук нагибается, настойчивым поцелуем накрывая приоткрытые губы Юнги, двигается внутри него размашисто, вгоняя член глубже, проглатывая каждый глухой стон. Омега цепляется пальцами за крепкую спину, царапая ногтями гигантскую чернильную змею, и выгибается как кошка, сжимается вокруг члена, жмурясь. Движения Чонгука болезненно-приятные, слишком грубые, слишком неконтролируемые, а губы слишком требовательные. Юнги чувствует, как из уголков глаз горячие слезы скатываются, исчезая в голубых волосах. Спустя еще пару грубых толчков, Юнги изливается, забрызгав свой живот спермой, так и не прикоснувшись к себе. Он запускает пальцы в черные волосы Чонгука, притягивая к себе и вновь целуя. Альфа покусывает мягкие губы, оттягивая и посасывая. Юнги расслабляется и двигается навстречу, сладко постанывая. Чонгук кончает, заполняя омегу своим теплым семенем, и покидает его тело, тяжело дыша. Юнги приподнимается на локтях, расплывшись в улыбке и склонив голову набок. — Я помог моему лидеру? — спрашивает он, закусив губу и разглядывая альфу. Чонгук нагибается к нему, крепко сжав пальцами подбородок и сжигая своими черными глазами. — Конечно, как и всегда, — шепчет Чонгук, ухмыльнувшись и грубо выпустив подбородок омеги из хватки. Он достает пачку сигарет из кармана брюк, что лежат на полу, и прикуривает, присаживаясь за стол, на котором сидит все еще обнаженный Юнги. Омега подползает ближе к альфе и залезает на крепкие колени, чуть раздвинув их в стороны. Чонгук окидывает его равнодушным взглядом и выпускает дым вверх. — Ты такая дрянь, Мин Юнги, — бросает он, хмыкнув. Юнги лишь улыбается, наклоняясь к альфе и забирая из его пальцев сигарету. Он делает затяжку и присаживается перед Чоном, откинув голову и дав дыму выход из легких через красные от грубых поцелуев, лениво приоткрытые губы. — Ох, разве тебе не нравится? — спрашивает он, вертя в пальцах сигарету и с интересом ее разглядывая, затем переводит вопросительный взгляд на Чонгука. — Таких, как ты, сучек, драть только так, — говорит альфа, приблизившись к губам Юнги и забирая сигарету. Омега улыбается и сладко шепчет: — Так отдери. Еще раз. Чонгук поднимается с места, зажав меж губ сигарету. Юнги встает на четвереньки, призывно выпятив задницу, которую тут же обжигает резкий шлепок. На копчике у омеги — небольшого размера тату в виде символики аспида, как и у Чонгука под сердцем, на ребрах. Как и у каждого аспида. Из покрасневшей дырочки плавно льется сперма вперемешку со смазкой, стекая по бедру и капая на блестящий стол. Чонгук проводит большим пальцем меж ягодиц омеги, размазывая сперму и вызывая у парня протяжный стон. Юнги выгибается, утыкаясь лбом в свой согнутый локоть, когда Чонгук с новой силой врывается в его тело. По залу разносятся громкие стоны, смешивающиеся со шлепками влажных горячих тел.***
Большой зал театра, полный зрителей из высшего сословия и политиков, тонет в тишине и приглушенном свете. Люди внимательно, с долей восторга в глазах наблюдают за спектаклем на большой широкой сцене. Некоторые альфы, пришедшие в компании своих культурных омег, скучающе смотрят на артистов, не пытаясь уловить сути происходящего. Яркий луч освещает кругом главного героя, который мастерски изображает трагедию на своем лице. Он подходит к краю сцены и куда-то задумчиво вглядывается, произнося заученный сценарий, затем, печально вздыхая, отходит, опуская голову и прикладывая ладонь к разбитому сердцу. Кто-то из зрителей тяжело вздыхает, сочувствуя герою, кто-то тихонько пускает слезы, а кто-то скучающе закатывает глаза. Второй акт подходит к концу, алый занавес опускается, и зрители выдыхают, переваривая увиденное и услышанное, негромко обмениваясь мнениями по поводу происходящего, комментируя сюжет и героев. К началу третьего, заключительного акта, свет в зале вновь гаснет, а белый луч падает на сцену, где медленно поднимается занавес. На балконах и партере повисает тишина, все замирают в предвкушении, буквально затаив дыхание. Музыка не следует. Вместо этого по залу проносятся слишком громкие в наставшей тишине шаги по сцене. В центре белого светового круга стоит сам Мираи, держащий в одной руке отрубленную и истекающую густой кровью голову актера, что совсем недавно завершал второй акт своей душещипательной речью. В другой руке Мираи сжимает рукоять черной катаны, по лезвию которой стекают багровые капли, пачкая светлый деревянный пол сцены. Альфа, как и всегда, в черной маске. Одетый в белоснежную рубашку под черным пиджаком в мелкую, едва заметную на свету клеточку, и черные, обтягивающие крепкие бедра, брюки. На рубашке уже красуются маленькие алые кружочки, стремительно расплываясь. Когда зрители видят человека, стоящего в центре сцены, по залу проходится гул. Испуганные вздохи, глаза, стремительно наполняющиеся ужасом и паникой, руки, прижимающиеся к губам, чтобы подавить рвущийся наружу истерический крик. Губы Мираи расплываются в удовлетворенной улыбке. Публика его принимает, как следует, как подобает. Он поднимает вверх руку, держащую голову за белые волосы, и заговаривает громко, чтобы каждый услышал: — Быть или не быть, господа? — спрашивает Мираи наигранно задумчивым голосом, оглядывая запуганных зрителей. — Разве не это — прекрасное завершение великой трагедии? Некоторые зрители встают со своих мест по всему залу, поднимая оружие и направляя на сидящих. Чонгук восхищенно улыбается, наблюдая еще больший ужас на лицах жертв, не подозревавших, что все это время они сидели рядом с ядовитыми аспидами, с жестокими убийцами, что пришли по их душу. Юнги держит в руке М4, направленный на коренастого альфу, что сидит перед ним, замерев и подняв руки в сдающемся жесте. Омега поправляет узорчатую бабочку на своей шее, не сводя прицела со лба мужчины. Тот смотрит с легким восхищением, мысленно удивляясь хрупкости и утонченности этого опасного создания, похожего на ангела. Длинная серебряная сережка в ухе поблескивает, слегка покачиваясь в стороны от каждого движения. Альфа на миг забывает о страхе, так и застыв с поднятыми руками и взглядом, устремленным на змея-искусителя, на прекрасного и последнего человека в своей жизни. Юнги лишь ухмыляется и наклоняется к мужчине, легко, почти невесомо касаясь губами чужих сухих и едва дрожащих. Альфа прикрывает глаза, сосредоточиваясь на сладких губах омеги, но прикосновение исчезает, оставляя после себя холодок. Неподалеку стоит Хосок, прожигая Юнги ледяным взглядом. Он резко поднимает пистолет и выстреливает, как только омега отрывается от чужих губ. Багровые брызги от простреленной головы окрашивают белоснежную рубашку Юнги. Тот глядит в сторону Хосока с возмущением и осуждением, склоняя голову к плечу. Альфа отворачивается, держа в обеих руках пистолеты. Его темный пиджак переливается золотом на приглушенном свету; Хосок сияет, как высшее божество, равнодушным взглядом окидывая своих будущих жертв. Алая челка, прикрывшая один глаз, только придает ему привлекательной опасности. Он стреляет четко и уверенно, точно зная, куда метить. Альфа одним точным выстрелом выбивает коленную чашечку жертвы, чтобы подкосить. Та отчаянно ползет подальше, пытаясь спастись, а Хосок неторопливо идет сзади, давя ботинком на спину и прижимая к полу. Один удар — и жертва замирает окончательно, утопая в море собственной крови. В зале начинается ад, праздник крови и смерти. Люди истошно кричат, пытаются выбраться, чуть ли не по головам друг друга карабкаясь к священному выходу. Кому-то удается бежать, но в дверях их встречают новые аспиды. Людей убивают, простреливают, протыкают, забивают ногами. Они кричат, просят пощады, помощи, рыдают и валятся на колени перед врагом без сил, без жизни. Юнги без промедления и колебаний стреляет в людей. Он порхает по залу легко, как бабочка, даря свой поцелуй смерти каждой жертве, как последний подарок и благословение. Омега кружит в собственном танце, сталкиваясь с Хосоком спиной к спине. Они разворачиваются друг к другу лицом почти синхронно, стреляя через плечи друг друга. Сжигают друг друга взглядами, полными крови и жажды. Расходятся так же быстро, как и сталкиваются, продолжая танец порознь. Мираи наблюдает со сцены с немым восторгом, улыбается и облизывает пересохшие губы с привкусом крови. Отбросив отрубленную голову в сторону, Чонгук спускается со сцены, вскинув катану и присоединяясь к своим людям. Острое лезвие легко проникает в плоть, словно разрезает масло, разрывает внутренности. Люди с запечатленным ужасом глядят в глаза своему палачу, проводнику на тот свет. Мольба о сохранении жизни — песня для его ушей, молитва, адресованная ему, богу. Из уголка губ струйкой вытекает кровь, скатываясь вниз и окрашивая багровым дорогие украшения на шее. Чонгук вынимает катану из угасающего тела и толкает его ногой, от чего то мешком падает на кровавый пол. Змеям нравится наблюдать, как жертва корчится в конвульсиях, медленно умирая от дозы введенного в организм яда. Змеям нравится рвать глотки зубами, кольцом обвивать жертву и душить, пока последние крупицы воздуха не покинут синеющее без жизни тело. Змеям нравится ощущать на коже тепло свежей крови, чувствовать металлический привкус на языке. Змеям нравится убивать. Мираи пробирается через усеянный трупами пол, стряхнув с катаны кровь, брызнувшую алой дорожкой. В зале театра «Конивар» наступает мертвая тишина, пропитавшаяся металлом и порохом, криками, что еще призрачно витают в воздухе. Аспиды опускают свое оружие и утихают, наслаждаясь зрелищем, совершенным собственноручно. — Прекрасно, Главе понравится такой удар по спонсорам, — нарушает тишину Чонгук, удовлетворенно оглядывая тела, разбросанные вокруг него. — Это подкосит его. Наш долг исполнен.***
Тэхен обходит пациентов на вечерней проверке и устало плетется к своему кабинету, на ходу снимая с шеи стетоскоп и сворачивая. Внутри пустота, оставшаяся после встречи с братом. Тэхен даже думать боится, вспоминать ужасающие слова Чонгука, навсегда перечеркнувшие о брате все лучшие представления. Он снова проливал слезы и боролся с периодически накатывающими истериками в одиночестве. Нового Чонгука принять трудно, почти невозможно. Тэхен больше не понимает, что чувствует, хорошее и плохое внутри него смешались, создавая что-то непонятное, мерзкое. Он скучает по объявившемуся брату, но это тут же омрачается разочарованием, болью и разбитыми надеждами. Чонгук был все это время рядом, постоянно мелькал по всем каналам страны, блистая своей темной, чудовищной стороной. Как смешно, что именно этого человека в маске он ненавидел и винил в смерти родных людей. Тэхен все еще надеется, что это какая-то шутка. В детстве Чонгук любил шутить над младшим братом, иногда делая это довольно жестко, отчего омега пугался совсем не на шутку. Вот только в такие моменты Чонгук беззаботно смеялся и прижимал к себе братика, успокаивающе шепча, что это просто глупая шутка. А сейчас шутка? Сейчас Чонгук скажет, что в такие глупости не стоит верить? Тэхен устало вздыхает, потерев переносицу и сунув стетоскоп в карман халата. Хочется отбросить назойливые мысли подальше и поехать, наконец, домой, к теплой мягкой постели. Очередной тяжелый день выжал из Тэхена все соки. Он подходит к своему кабинету, когда замечает Чимина, сидящего на скамейке в коридоре с опущенной головой. На лице альфы застыла маска глубокой задумчивости. Тэхен не сомневается, что в голове у Чимина светлых мыслей в такие моменты бывает мало. Годы на войне отпечатались в каждой клеточке его существа. Такое не пройдет бесследно. Чимина оно поглотило. Пак, услышав шаги идущего к кабинету Тэхена, тут же подскакивает, тепло улыбаясь. Морщины на лице разглаживаются, а глаза наполняются светом. — Привет, Тэ, — он подходит к Тэхену, мягко обнимает за талию и целует в плечо. Тэхен слабо улыбается и оставляет на щеке альфы невесомый поцелуй. — Ты все это время тут сидел? Зашел бы в кабинет, — говорит Тэхен, хмурясь. — Он заперт, Тэхен, — посмеивается альфа, подходя к кабинету и дергая ручку для подтверждения своих слов. — Ох, точно, я забыл, что закрыл его, — Тэхен мотает головой и достает из кармана ключ, отпирая дверь. — Совсем из головы вылетело, прости. Ты долго ждал? — Минут двадцать, — пожимает плечами Чимин, входя внутрь вслед за омегой и закрывая за собой дверь. Тэхен снимает халат, вешает его на вешалку у двери и поправляет мягкий кремовый свитер. Чимин, соскучившись за пару дней разлуки, подходит сзади, обвивает тонкую талию омеги руками и притягивает к себе. Тэхен сначала напрягается, жмурясь и прикусывая губу, но приятный аромат цитрусов заботливо окутывает собою, успокаивая, отчего омега расслабляется, накрывая крепкие руки альфы своими. В этих объятиях ему слишком хорошо. Они у Тэхена с безопасностью ассоциируются. — Я соскучился, Тэ, — шепчет альфа, щекоча дыханием кожу за ухом омеги. Тэхен разворачивается в кольце его рук, обвивает крепкую шею руками и прижимается ближе. Такой теплый и родной Чимин вызывает улыбку, несмотря на внутреннее состояние и усталость от долгой напряженной работы. Альфа улыбается в ответ, глядя в глаза Тэхена и утыкаясь лбом в его лоб. Руки соскальзывают на поясницу и слегка давят, притягивая ближе. Тэхен прикрывает глаза, зарываясь длинными пальцами в угольные волосы и накрывая губы Чимина нежным поцелуем. Альфа сразу же берет инициативу на себя, двигаясь плавно, но настойчиво, мягко покусывая сладкие губы и проникая языком в приоткрытый рот омеги. Тэхен льнет ближе, прижимаясь к крепкой груди Чимина и слегка сжимая меж пальцев короткие волосы на его затылке. Он отвечает охотно, слегка оттягивая пухлую губу и вновь углубляя поцелуй. Руки Чимина на пояснице сжимают крепче, боясь выпустить. Тэхен чуть отстраняется, вбирая в легкие недостающий кислород, и вновь прижимается губами к губам альфы. Прижимаясь друг к другу и утопая в сладком поцелуе, они не сразу замечают, как открывается дверь кабинета. В проеме стоит Чонгук. Тэхен, уловив пугающий знакомый запах крови и пороха, резко отпрыгивает от Чимина, в шоке смотря на неожиданно появившегося брата. Своим внезапным появлением он снова напоминает фантом, только напряжение, исходящее от него, слишком ощутимо, слишком реально. У Чонгука челюсти стиснуты, на лице желваки играют, а глаза горят синим пламенем, которым он сжигает удивленного и не верящего своим глазам Чимина. — Чон… — мямлит Пак, уставившись на альфу так же, как Тэхен, когда впервые увидел брата спустя два года. Договорить он не успевает. Чонгук грубо припечатывает его спиной к стене, сжав в пальцах ткань футболки. — Попрошу не прикасаться к моему брату, — рычит Чонгук, топя Пака в черноте своих горящих от злости глаз. — Чонгук! Отпусти его! — кричит Тэхен, цепляясь за руку брата и пытаясь его оттащить от Чимина. — Перестань, Гук, пожалуйста. Чонгук не сразу, совершенно неохотно выпускает альфу из хватки, только бы брат не поднимал шум своими криками. Злость внутри бурлит, как лава, норовя вырваться в любую секунду. От взъерошенного Тэхена с покрасневшими щеками и припухшими губами она только сильнее бушует. Чимин отлипает от стены и все еще шокировано глядит на старшего Чона, никак не веря в реальность происходящего. — Как так? Ты ведь тогда… — говорит он негромко, теряя уверенность в своих словах и растерянно разглядывая Чонгука. — Иисус воскрес, Чимин, — Чонгук разводит руки в стороны, бросив на Пака уничтожающий взгляд. — Какого черта здесь происходит? — Чонгук… — Тэхен осторожно подходит ближе к горящему от злости брату, боясь, что тот попытается наброситься на Чимина снова. — Помолчи, Тэхен, — резко обрывает Чонгук стальным голосом, вновь устремляя взгляд на Пака. — Еще раз коснешься его, и я… — Чон Чонгук! — Тэхен встает между альфами, зло смотря на брата и упираясь ладонями в его грудь, когда тот пытается сделать шаг вперед, не обращая внимания на маленькую преграду на своем пути. — Хватит, прошу тебя. — Ты едешь со мной, — бросает Чонгук, не терпя возражений. — Сейчас. — Что… Куда? Нет, — Тэхен растерянно качает головой, смотря на брата. — Не заставляй меня повторять, — снова рычит альфа, хватая омегу за запястье. — Он не хочет с тобой ехать, Чонгук, — грубым тоном вмешивается Чимин, вступаясь за омегу. — Оставь его. — Не стоит тебе лезть, Пак, это семейное дело, правда, Тэхен-и? — спрашивает Чон, с прищуром смотря на напуганного брата. Тэхен как под гипнозом согласно кивает, с сожалением глянув на Чимина. Не стоит сопротивляться и усложнять ситуацию. Тэхен пытается себя убедить, что это всего лишь его брат, но выходит с трудом. Чонгук с ним таким никогда не был, никогда так не разговаривал, никогда не выходил из себя настолько и точно никогда не причинял боли своему младшему брату. Омега глядит на свое запястье, до боли сжатое в руке Чонгука, и закусывает губу, чтобы не расплакаться. От боли, от заполнившей сердце обиды. Реальность вновь и вновь наносит удары, не позволяя забыть, насколько она жестока и ужасна теперь. Он позволяет Чонгуку увести себя, попутно прихватив пальто. Чимин остается где-то позади, не способный как-то повлиять и помочь. Но ведь… Чонгук его брат. И когда-то близкий друг Пака. Что случилось сейчас? Чонгук зажимает меж губ сигарету, открывая дверь бмв с пассажирской стороны и приглашая Тэхена сесть. Омега, на миг замешкавшись, залезает в салон, недоверчиво оглядывая все внутри. Дверца захлопывается с его стороны, а затем и со стороны водителя, когда Чонгук садится за руль, заводя двигатель и покидая территорию больницы. Омега вжимается спиной в сиденье, смотря перед собой и давя кашель от сигаретного дыма, заполнившего салон автомобиля. — Куда мы едем? — тихо спрашивает Тэхен, посмотрев на брата. — Домой, — отвечает Чонгук, даже не взглянув на омегу и выруливая на главную дорогу, освещенную желтым светом многочисленных фар летящих навстречу машин.