***
Чонгук подцепляет пальцем ручку белоснежной фарфоровой чашки и подносит к губам, делая короткий глоток клубящегося паром черного чая. В наслаждении прикрыв глаза, альфа довольно мычит и слабо улыбается. — Изысканный вкус, ты согласен, свет мой? — спрашивает он, подняв взгляд на сидящего напротив Юнги. Омега тепло улыбается в ответ и согласно кивает, ставя свою чашку на блюдце и отправляя в рот кусочек шоколадного чизкейка. Вокруг царит спокойная и приятная атмосфера, сопровождаемая тихой и ненавязчивой классикой, ласкающей слух. Это наполовину открытое заведение элитного ресторана с дивным видом на живую природу. Место, отрезанное от внешнего мира. Оно напоминает райский уголок, доступ в который имеется только у единиц из элиты столицы. В ресторане все выдержано в светлых тонах, среди которых преобладает мягкий молочный оттенок. В просторном зале с резными колоннами, больше напоминающем веранду, расставлены небольшие круглые столики с удобными белоснежными креслами. Между столиками неторопливо кружат официанты, принимая заказы и исполняя любые пожелания своих постоянных посетителей, что завтракают здесь каждое утро, наслаждаясь видами природы, непринужденным общением и приятной музыкой. Перед рестораном раскинулся огромный райский сад, в котором есть небольшой зеленый лабиринт, уютные беседки и даже искусственное озеро. Чонгук ставит свою чашку и, скользнув быстрым сканирующим взглядом по драгоценным посетителям райского сада, которых он прежде изучил вдоль и поперек, отворачивается, с романтичной задумчивостью смотря на поблескивающее в серебристом свете дня озеро. — Такое дивное место. Жаль, мы с тобой раньше здесь не бывали, — говорит Мираи, поворачивая голову к Юнги. — Но теперь-то будем, душа моя? — Конечно, любимый, здесь просто волшебно, — восхищенно выдыхает омега и улыбается шире, смотря альфе в глаза. Чонгук тянется к Юнги и берет его ладонь в свою, поглаживая большим пальцем по тыльной стороне заботливо, нежно. В этих притворных влюбленных взглядах пылает искренняя любовь, но не к друг другу — к крови. Оба видят ее на дне зрачков. Она замаскировалась, скрывшись за скользкой ложью, за любовью двух сердец. За красивой игрой, которой все вокруг слишком откровенно завидуют. Мираи оставляет на ладони омеги легкий поцелуй, заставляя того смущенно хихикнуть и опустить глаза, и убирает руку, поправляя полы своего черного пиджака, под которым скрыт пистолет. На губах — счастливые улыбки, отражающиеся искрами в сияющих глазах, а под столиком — штурмовая винтовка HK G36 Чонгука и любимый омегой M4. Чонгук откидывается на спинку кресла и подзывает официанта, что мгновенно реагирует и уже через пару секунд оказывается перед столиком уважаемых гостей. На губах лучезарная улыбка, он весь светится. И каждый здесь такой — готовый на все, чего только потребует душа элиты. Захотят его самого — разложит себя на столе, подаст, как лучшее блюдо. Желаниям элитного слоя общества предела нет. Им перечить нельзя. Уже спустя две минуты Чонгук потягивает из хрустального бокала красное вино, наслаждаясь его терпким и насыщенным вкусом, и рассказывает Юнги, который оценивает его впервые, о достоинствах сорта каберне совиньон. Чай ему наскучил. Он упивается спектаклем, упивается игрой и вниманием окружающих, что замечают красивую супружескую пару, которую прежде в этом ресторане не встречали. Люди заинтересовываются и кидают оценивающие взгляды. Где-то мелькает зависть, где-то желание, где-то и вовсе злость. Они совершенны, незабываемы и неповторимы. Чонгук выглядит, как греческий бог, пришедший к ним прямиком из мифов. Лоб сбоку приоткрыт пробором, черные волосы идеально уложены, в ухе поблескивает серебряное колечко, а на запястье — самые лучшие швейцарские часы. Он притягивает жадные взгляды омег и сам это прекрасно знает. Его хотят, его желают. Притворные шлюхи, что продали бы свою семью за богатства и за такого альфу рядом. Их гнилые души обнажаются, когда они смотрят на Мираи. Но сам он смотрит только на того, кто сидит напротив. У Юнги взгляд стервозный, равнодушно-отталкивающий. Ему завидуют. Омеги мечтают оказаться на его месте, а альфы — над ним. Юнги чувствует на себе каждый голодный взгляд, раздевающий прямо на виду у рядом сидящих супругов. Ненасытные животные. Это светлое и чистое место грязи полно. Юнги окидывает зал скучающим взглядом и делает короткий глоток вина, скользнув кончиком языка по губам. Тонкими изящными пальцами он поправляет свою кремовую блузку из натурального китайского шелка и сталкивается взглядом с сидящим неподалеку омегой, что сверлит его взглядом почти все то время, что они находятся в ресторане. Эти серо-зеленые глаза словно пытаются выжечь в омеге дыру, расплавить. Но Юнги спокоен и расслаблен. Он терпеливо ждет момента, сигнала, и отворачивается к Чонгуку, устремляя на него полный восхищения и сопливой влюбленности взгляд, проглатывая каждое ложью пропитанное слово лидера. Этот спектакль ему до безумия нравится. Они с Чонгуком в нем лучшие актеры. — Ты помнишь ту книгу… — задумчиво хмурит брови Мираи. — Кажется, называлась она «Наш последний завтрак», — словно вспомнив, кивает сам себе альфа. — Помнишь, как эта вещь заставила прослезиться даже меня? — спрашивает у Юнги Чонгук, закинув ногу на ногу и постукивая пальцами по краю столика. В маленьком незаметном наушнике в ухе альфы слышится сосредоточенный голос Хосока, приказывающий змеям начинать операцию. — Развязка была непредсказуема. Я до сих пор удивлен и до глубины души восхищен. — Автор описал чувства так красочно, душераздирающе сильно, — согласно кивнув, говорит Юнги и плавно опускает одну руку под стол, обхватывая пальцами рукоять своего автомата. — Я с удовольствием перечитал бы, вот только книга на разок. — Именно так, — улыбается Чонгук уголком губ, делая последний глоток вина. Он уже слышит, как ползут змеи, приближаясь все быстрее и быстрее. Как жаждут вонзить свой яд в и без того пропитанные им тела. — Печальная история, конечно, — с искренней грустью в неисчезающей улыбке говорит Мираи и поднимается со своего места с тяжелым вздохом. В одной руке опущенная винтовка, а в другой зажата черная маска. — Спойлер, — громче говорит альфа, привлекая внимание людей, в чьих глазах недоумение за секунду сменяется шоком и ужасом. — Вы все в ней сдохнете. И вот он, тот самый момент, ради которого Чонгук готов играть хоть вечность. Крики вперемешку со стрельбой заполняют слух, заглушая музыку, а девственно-белое окрашивается насыщенно-алым. Чонгук довольно скалится и натягивает на голову маску, чтобы уберечь свою личность от тех, кто может успеть запечатлеть образ своей смерти. Хосок врывается в зал ресторана с вытянутыми в обеих руках пистолетами, сразу же отстреливая кричащих и разбегающихся кто куда людей, а следом за ним вбегают около пятнадцати змей, расползаясь по залу и отбирая жизни. Руки Хосока поблескивают от свежей крови тех, кого он уже убил. Она впиталась в маску и густыми каплями стекает по крепкой шее к горлу водолазки. Змеи бесшумно расправились с охраной элиты снаружи и ждали сигнала от Мираи. Хосок сразу же встречается взглядом с лидером и, коротко кивнув, отворачивается, принимаясь за убийства. Никто не выживет. Никому не будет пощады. Ни персоналу ресторана, ни посетителям. Юнги, наконец отбросив в сторону фальшивую маску, принимает свое привычное выражение лица. Глаза уничтожают, придавливают к окровавленному полу, а розовые губы плотно сомкнуты. В руке M4, готовый к бою. Омега прищуривается и ищет взглядом суку с серо-зелеными глазами. Быстро находит. Этот омега в жалких попытках остаться незамеченным прячется под столиком, за которым сидел еще несколько минут назад, непринужденно завтракая. Юнги довольно скалится, хмыкнув, и быстро направляется в его сторону, на ходу доставая из-за пояса нож. Омега вскрикивает, быстро вылезает из-под столика и пятится назад, смотря в глаза своей смерти уже не так уверенно. Он дрожит и захлебывается в слезах, мотает головой и умоляет не убивать. За спиной оказывается стена, бежать некуда. Юнги без промедления хватает омегу и разворачивает к себе спиной, сжав в кулаке русые волосы и резко дергая назад. — Захлебывайся своей же кровью, сука завистливая, — шипит Мин, перерезая всхлипывающему омеге глотку. Алые брызги крови пачкают блузку Юнги, попадают на губы и на маску. Омега ухмыляется и слизывает теплую кровь, что вкуснее любого вина. Даже если в сравнение идет хваленый Чонгуком каберне совиньон. Несравнимо. Юнги бросает захлебывающегося омегу на белоснежный пол и перешагивает через тело, убирая нож за пояс, что скрыт длинным подолом блузки. Он берет автомат, сразу же целясь и отстреливая каждого, у кого нет на плече символики великого аспида. Юнги чувствует на себе взгляд Хосока через весь зал ресторана. Альфа на его теле оставляет только Юнги видные и ощутимые ожоги. Хосок перешагивает через трупы, наступая подошвой берцев прям в лужи крови, вытягивает руку в правую сторону и спускает курок, дырявя бегущему к выходу официанту затылок. Все это время даже не смотрит на свою цель. Она у него одна — стоит на том конце зала и ухмыляется дьявольски. На окровавленной шее поблескивает цепочка из белого золота, а некогда кремовая ткань блузки вся пропиталась кровью и прилипает к изящным изгибам стройного и красивого тела. Но Хосок на него не смотрит. Он видит лишь кофейные глаза, пылающие синим огнем. Ему не нужно стоять близко к Юнги, чтобы это заметить. Почувствовать. Юнги ухмыляется и отводит взгляд так, словно Хосока и нет, словно не с ним играл в гляделки только что. Он вновь порхает по залу и помечает отчаянные жизни дыханием смерти, мыча себе под нос мелодию в тон продолжающей литься отовсюду классической музыке. Хосок уверен, что этот змей и без всех них бы тут с легкостью справился. Юнги никогда не могла достать смерть, хоть кончиком костлявого пальца прикоснуться к фарфоровой коже, урвать, забрать к себе в объятия. Нет, она ему наоборот подчинилась, отдалась прямо в руки. Юнги теперь распоряжается ею, как хочет. Хосок отворачивается и дарит пулю в самое сердце очередному смельчаку, пытавшемуся бежать из кольца ядовитого змея. Как глупо. Жаль, за это героя не присуждают. Хосок считает это трусостью. Каждый здесь с первой секунды знал, что это конец. Никогда и никто не выживал после подобных нападений аспида, но отчаянные пытаются сохранить свои жалкие, потопленные в грехах, души. Лучше принять смерть достойно, чем позорно от нее бежать, зная, что тщетно. Глупые, глупые и неисправимые люди. Чонгук одним четким выстрелом выбивает глаз седовласому альфе с золотыми перстнями на пальцах, что пришел в ресторан вместе со своим молодым любовником. Он знает его, знает каждого здесь, и каждый заслужил смерть. Они — крылья армии, опора и поддержка в борьбе с врагом. Но Чонгук эти крылья оборвет перо за пером, подожжет и развеет пеплом над этим прогнившим городом. Мираи подходит к краю веранды, где начинается лестница в сад, опускает винтовку и с застывшей на губах ухмылкой следит за бегущим к зеленому лабиринту силуэтом. За спиной раздаются истошные вопли и крики, мольбы о помощи и плач. Музыка для ушей, которую дополняют выстрелы. Чонгук улыбается шире и спускается по небольшой деревянной лестнице в сад, двинувшись к лабиринту. Внутри него весь внешний шум становится приглушенным, отдаленным, будто из другого мира. Чонгук может услышать шорох собственных шагов по коротко стриженной траве. Он идет медленно, вслушивается, как охотящийся хищник. Он знает: где-то тут притаилась жертва, дрожит от страха и молит высшее божество о спасении. Наверняка чувствует, что смерть приближается с каждой секундой. Ее не избежать, не обмануть. Лишь смиренно принять. Чонгук сворачивает направо и оглядывает открывшийся коридор, уверенно двигаясь вперед, словно знает лабиринт, как свои пять пальцев. Жертва не выдает себя, но Мираи чувствует страх, он пахнет по-особенному, его не спутать ни с чем. Омега тяжело дышит и с силой прижимает ко рту ладонь, только бы не издать звук, который выдаст его убийце, что идет по его душу. Страх сковал тело, парализовал, а сердце бьется так громко, что кажется, будто он его услышит. Омега старается двигаться бесшумно, судорожно оглядываясь назад почти каждую секунду и сворачивая в очередной зеленый коридор. Над головой серое небо, но в лабиринте темно, как ночью. А может, в глазах помутнело. Омега еле слышно всхлипывает и вгрызается зубами в ребро ладони, на цыпочках двигаясь вперед. Он оглядывается снова и не замечает, как врезается в возникшую впереди стену в виде крепкой груди высокого альфы, у которого на белоснежной рубашке расплылось алое пятно чужой крови. Омега сам не слышит, как кричит, подняв взгляд и встречаясь с бесконечной чернотой глаз знаменитого террориста, имя которого люди шепчут в страхе, боясь произнести громко и накликать на себя беду. На губах Мираи расцветает животный оскал. Он без усилий хватает омегу и прижимается грудью к дрожащему телу сзади, наслаждаясь мелкими истерическими судорогами от всепоглощающего страха, которым он питается. Омега даже кричать не может, мычит и скулит, сопротивляться даже не думает. И правильно. — Не бойся, — шепот Мираи напоминает шипение змея. Он проникает в сознание и завладевает им целиком. Омега замирает с остекленевшими глазами, не моргает. Оцепенел. — За тобой пришел я, благодари своих богов за это, — Чонгук держит омегу рукой поперек груди, вплотную прижимая к себе, ведет носом по открытой шее с бронзовым загаром, жаждет вгрызться в пульсирующую жилку, но в этот раз отказывает себе в желании. Он сегодня благосклонен. Омега сглатывает и прикрывает глаза, переставая дышать. Его обвил змей. Остается отсчитывать время до того, как тот вонзит в его плоть свои ядовитые клыки, отравляя кровь. — Твой конец красив, в отличие от других, — шепчет Чонгук, едва касаясь губами уха омеги. Дуло винтовки медленно поднимается и упирается парню прямо под подбородком. Тот тихонько скулит, но не смеет что-либо сказать. Молить не о чем. Он знает, что его ждет. И хорошо, что так. — Открой глаза и взгляни на этот чудесный мир в последний раз. Омега всхлипывает, не сразу решается, но все-таки послушно открывает глаза. Мир прекрасен. Он действительно красив, но быстротечен, жестоко обманчив. Секунда — и перед взором алая пелена, а дальше — смерть. Чонгук спускает курок, даже не отвернувшись, когда вместо головы симпатичного омеги перед ним остаются одни ошметки. Звук выстрела разносится эхом по коридорам мрачного лабиринта, во мгновение погружая его в таинственную гробовую тишину. Альфа отбрасывает теплое тело на землю и отряхивает пиджак. Мираи весь искупан в крови, пропитан до ниточки. Ее тепло греет ледяную душу, сердце радует, а на губах отпечатывает легкую расслабленную улыбку. Удовлетворение. Закинув на плечо винтовку, Чонгук прогуливается по коридору лабиринта, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию. День чудесен.***
Чонгук входит в гостиную неизменно мрачного особняка, на ходу расстегивая пуговицы на кровью пропитанной рубашке. Следом за ним тенью проходит Хосок, стянув с головы маску и суя ее в карман черных штанов. Чонгук приказывает прислуге принести виски и бросает пиджак на спинку кресла. — Новость о нападении уже дошла до генерала, — сообщает Хосок, повесив руки на своем автомате и следя за лидером. Тот расправляется с оставшимися пуговицами и опускается на кресло, подливая себе принесенный виски. Он бросает на Хосока нечитаемый взгляд и припадает к стакану губами. — СМИ быстро реагируют. Наверняка по новостям уже показывают страшные события сегодняшнего утра, — без настроения хмыкает Чонгук, указав Хосоку рукой, чтобы присаживался, и закуривает, наполняя легкие горьким сигаретным дымом. Чон садится на диван и, кивнув, принимает у лидера стакан с янтарной жидкостью. Он откладывает свой автомат на кофейный столик и делает глоток, облизывая губы. Вперемешку с кровью виски приобретает особенный, ни на что не похожий вкус. — Наверное, генерал Ким в ярости, — сухо усмехается Мираи, откинувшись на спинку кресла и неторопливо вертя в пальцах стакан с переливающейся в нем золотистой жидкостью. В зубах медленно тлеет сигарета, дым которой плавно растекается по гостиной. — Глава быстро найдет новых спонсоров, — констатирует Хосок, вызывая у лидера новую усмешку. — Мы и их вырежем. Всех, абсолютно каждого, — говорит Чонгук без всяких сомнений, зажав сигарету в пальцах и залпом допивая остатки виски. Он тянется к столику, беря бутылку, и подливает себе еще. Хосок ничего не отвечает и молча встает с места, склоняя голову и сцепляя руки за спиной. Чонгук, долив себе в стакан виски, поднимает голову и расплывается в улыбке. Перед ним возвышается сам Первый Лидер со своей правой рукой — Чонопом, который считается одним из лучших среди головорезов аспида. Енгук стоит с сунутыми в карманы брюк руками и глядит сверху вниз, наблюдая за каждой эмоцией на лице Мираи. На нем идеально сидящий по фигуре черный костюм-двойка. Он весь в черном с головы до пят, только часы из белого золота на левом запястье поблескивают в свете массивной люстры, висящей в центре гостиной. На ровный лоб спадает смоляная челка, скрывающая его наполовину, а в темных, ничего не выражающих глазах, извечный холод, способный заморозить все вокруг себя. У Чонопа, стоящего позади лидера, волосы синие, с черными всполохами в корнях, а все тело покрыто чернильными рисунками, выглядывающими из-под черной рубашки, расстегнутой сверху на три пуговицы. Альфа, подобно Хосоку, почтительно склоняет голову перед Вторым Лидером. — Неожиданный визит, Бан, — говорит Чонгук, откидываясь обратно на спинку кресла и перебирая в пальцах сигарету. — Выпьешь? — предлагает он, подняв бровь и чуть покачав стаканом в своей руке. — Откажусь, — холодно отвечает Енгук, кивнув Хосоку, чтобы тот сел обратно. Чонгук сказал бы свое привычное «вольно», только Хосок больше не сможет расслабиться, пока в особняке находится Первый Лидер. Чон поднимает свой автомат и вешает на плечо, стоя за расслабленно сидящим Чонгуком тенью. Здесь нет врагов, но бдительность всегда на первом месте. Енгук прослеживает за ним взглядом, едва заметно искажая губы в беззвучной ухмылке, и снова обращает свое внимание ко Второму Лидеру. — Ты слишком много шумишь в последнее время, Мираи, — говорит он, присаживаясь в кресло напротив Чонгука и закидывая ногу на ногу. — Что сегодня произошло? — Зато у тебя все тихо и мирно на юге, — бросает Чонгук, глотнув виски. — Я хотел бы туда. К океану как-нибудь съездить. Давно там не бывал, — сухо смеется, сделав короткую затяжку. Енгук никак не реагирует, молчаливо ждет объяснений. Чонгук стряхивает нагоревший кончик в пепельницу, стоящую на столике, и откидывается обратно, согнув локоть, лежащий на подлокотнике, и зажимая в пальцах сигарету. Он так и остался в расстегнутой рубашке, открывающей вид на крепкую грудь и кубики пресса, покрытые татуировками, среди которых преобладает рисунок змея, испачканный чужой кровью. — Пару дней назад они разбомбили один из моих складов с оружием, которое я собирался отправить на север. Это ответный ход, — пожимает плечами альфа. — Я ни один их шаг не оставляю без последствий, Енгук. — Поубавь свой пыл на некоторое время, нам нужны люди, — спокойно говорит Бан, сцепляя татуированные пальцы в замок. — Ты сам-то хоть знаешь, сколько наших стали пушечным мясом на базе армии? — прищуривается альфа, смотря на Чона вопросительно. — Шестьсот пятьдесят семь человек. Я знаю, ты отличный стратег, Чонгук, но нападать на такую огромную базу с планом, придуманным за полдня, было чертовски глупым решением. Порой ты действуешь слишком импульсивно, совершенно не думая об исходе. — Ты приехал сюда, чтобы отчитывать меня? — слабая улыбка с лица Чонгука мгновенно исчезает, взгляд твердеет, выветривая еще секунду назад бывшую в нем под действием алкоголя задоринку. Он смотрит лидеру прямо в глаза. Между этими всепоглощающими взглядами образовываются вполне ощутимые искры, разряжающие воздух. Хосок переводит взгляд с Енгука на Мираи. У обоих напряженное выражение лица, только Чонгуку свою бурю, пробуждающуюся внутри, скрывать труднее, он никогда не мог полностью обуздать злость. Только Енгука это не трогает совершенно. Он все так же непоколебим и хладнокровен. — Я подорвал их хранилища, уничтожил намного больше людей, чем погибло у нас, — цедит Чонгук. — Я подкосил их, ударив под колено. Оправляться теперь будут долго. И уж лучше так, чем… — Мы еще не готовы к войне, Мираи, — прерывает его Енгук, звуча так твердо, что возразить невозможно. — Твори, что хочешь, казни, расстреливай, подрывай, только думай о ресурсах. Или приобретай новые. Нам это сейчас необходимо. Каждый человек на счету, а столкновения происходят все чаще. По большей части из-за тебя. — А что насчет нашего Третьего Лидера? — спрашивает Чонгук, изогнув бровь и зажимая сигарету в уголке губ. Чоноп поднимает голову, устремляя на Мираи заинтересованный взгляд, в то время как Хосок даже не меняется в лице. Он эти разговоры уже не раз слышал от Чонгука. — Где его армия? Где люди великого короля Кагэ? Енгук устало прикрывает глаза и трет пальцами переносицу. — Что важнее: где скрывается он сам, — отвечает он, открыв глаза. — Он среди аспидов, не так ли? И может оказаться кем угодно, — сухо усмехается Мираи, покачав головой и отпивая виски. Сигарету он тушит в пепельнице. — Вот только жадный он какой-то. Мог бы одолжить свое войско, пока сам отсиживается в тени. Мы ведь все заодно, — альфа опускает взгляд на дно своего стакана, затем поднимает голову и снова смотрит на Енгука. — А может, его вообще не существует? Что-то вроде мифа для аспидов. Я никогда его не видел, да и ты тоже. — Это не миф, Чонгук. Он в запасе, это сделано в целях безопасности. Кагэ — козырь в рукаве аспидов, и он явит себя, когда посчитает нужным, — Енгук поднимается с кресла и кивает Чонопу, поправляя полы пиджака. — Я буду в городе некоторое время. — Мне наблюдатели не нужны, — хмыкает Чонгук, поднимаясь следом за лидером. В одной руке держит стакан, а другую сунул в карман брюк. — Со своими проблемами я разберусь сам, Енгук. — Ты забываешь, что мы уже не враги, Мираи. Мы сражаемся на одной стороне и цели у нас общие, — Енгук пару секунд стоит неподвижно, смотря Чону в глаза, затем разворачивается и идет к выходу вместе с Чонопом, уже у самых дверей повернув к Чонгуку голову и добавляя: — Да, кстати, я слышал о твоем брате. Надеюсь, он не станет помехой. — Он послушный мальчик, проблем не доставит, — мотает головой Чонгук, оскалившись и скользнув кончиком языка по алкогольным губам. Енгук кивает и покидает особняк в сопровождении своей правой руки и охраны.***
Тэхен сидит на диване, прижав колени к груди и положив на них подбородок. В руке пульт, которым омега уже пять минут переключает каналы с совершенно отстраненным выражением лица. Рядом кружка с давно допитым кофе и скомканный плед, отброшенный омегой, когда стало совсем жарко. Он уже два дня как у себя в квартире. Два дня сидит в этих четырех стенах, не выходя даже на площадку подъезда. Отчего-то страшно. И одному оставаться страшно, поэтому телевизор работает практически сутками. С тех пор, как Чимин привез его с кладбища, он так и не появлялся, а связаться с ним Тэхен не мог никак, потому что телефон остался еще на базе. Неизвестно, сколько раз, наверное, звонил ему Джин, сходя с ума от незнания того, что произошло с другом. Среди погибших нет. О том, что там случилось, уже давно все знают. Тэхен даже не представляет, выжил ли кто-нибудь из тех, кого отправили на север вместе с ним. Он с той страшной ночи отрезан от мира, понятия не имея, что произошло на самом деле. Чимин сказал лишь о том, что потери большие, не вдаваясь в подробности. Тэхен и не требовал их, потому что прекрасно видел, как альфе тяжело. Чимин похоронил не одного товарища, едва сам не умер. Змеи оставили на его лице шрам, который до конца дней будет болезненным напоминанием о том кошмаре. Тэхен скучает по Чимину, но понимает, что тот занят и никак не может выделить время, чтобы приехать. Армия разбирается с последствиями нападения аспидов. А о Чонгуке думать все еще тяжело и больно. Тэхен хотел бы прижаться к нему и почувствовать себя в безопасности, хотел бы услышать успокаивающие слова от родного брата, но все выходит наоборот. Омега убегает от его объятий и слышит не успокаивающие, а пугающие вещи. Тэхен снова нажимает на кнопку, переключая на новостной канал. Взгляд омеги мрачнеет с каждой секундой, пока он смотрит и слушает то, что показывают. Снова жестокие убийства, лужи крови, множество трупов. Белое окрасилось в красный. Но не чудовищные кадры заставляют сердце в груди омеги замереть, а лицо в маске, через которую видны лишь губы и глаза. Такие родные. Все в них так, как и было прежде, только тепла больше нет. Тэхену больно, сердце сжимается, а нижняя губа отчего-то начинает подрагивать. Ему бы выключить это, хотя бы отвернуться, но сил нет. Глаза близкого человека держат в плену даже через экран телевизора. И почему два года он не замечал в них родного? Ненависть к Мираи покрыла глаза плотной пеленой, через которую Тэхен не мог разглядеть истину. Наверное, так было лучше. Он бы свихнулся точно, узнав правду до встречи с Чонгуком. Звонок в дверь заставляет омегу вздрогнуть и отвести от экрана взгляд. Тэхен ставит пустую кружку и пульт на кофейный столик и поднимается с дивана. Наверное, это Чимин пришел. От этой мысли внутри все теплеет. Сейчас альфа развеет все его страхи, прижмет к себе и успокоит, как делает всегда. Тэхен отпирает входную дверь и застывает с неприкрытым удивлением на растерянном лице, когда натыкается на взгляд родных черных глаз, в которые глядел буквально минуту назад через телевизор. Чонгук стоит на пороге и улыбается уголком губ. Сам не замечает, как парализует омегу одними только глазами. — Наверное, глупо спрашивать, как ты нашел мой дом, — тихо говорит Тэхен, вызывая у Чонгука более широкую улыбку. — Ты уже забыл о Данте? — спрашивает альфа, подняв в руке сумку-переноску, из которой доносится негромкий шорох и тихий скулеж. — Нет… — выдыхает омега и сразу же тянется к переноске. — Конечно же нет, — говорит он, забирая ее у Чонгука и отходя в сторону, чтобы альфа мог зайти. Допуск получен, усмехается про себя Гук, проходя в квартиру и закрывая за собой дверь. Тэхен, позабыв обо всем вокруг, кроме щенка, исчезает в проеме, ведущем в гостиную. Чонгук снимает свою куртку и вешает ее на вешалку в прихожей, в нетерпении двинувшись по коридору и с любопытством осматривая маленькую, но очень уютную квартиру. Альфу уже давно мучил вопрос о том, как живет Тэхен и нуждается ли в чем-либо. Но, судя по тому, что в итоге видит Чонгук, омега живет неплохо. Не утопает в богатстве, но и не бедствует. В квартире все аккуратно, все на своем месте. В один момент Чонгуку даже кажется, что он уже бывал в этом месте. Тэхен всегда таким был. Любил порядок и чистоту, обожал создавать уютную обстановку, каждый раз особенно грустя, когда вновь приходилось покидать дом из-за бомбежек. Его квартира чем-то напоминает прошлое, только на стенах не висят детские рисунки Тэхена, которые он рисовал всем, чем только мог. Чонгук пробегает взглядом по маленькой светлой кухоньке и входит в гостиную. На окнах нежно-белые занавески и бежевые шторы, мебель и стены тоже в пастельных тонах. Вполне в стиле Тэхена. И почему-то от этой мысли приятно. Тепло. Омега уже сидит на полу в центре гостиной и возится с щенком, который сразу же тянется к омеге, почувствовав с его стороны любовь и заботу, которых с рождения не видел. Тэхен тепло улыбается и даже не обращает на брата внимания, полностью даря его Данте, что еще неуверенно и с легкой опаской начинает изучать новое место, принюхиваясь к вещам и повиливая коротким хвостиком. Чонгук, подобно щенку, изучает квартиру, неторопливо расхаживая и рассматривая книги на полках. Его взгляд останавливается на двух фотографиях, стоящих рядом друг с другом в рамках. На первой изображен сам Чонгук. Статный военный на сером фоне, одетый в темно-синий мундир с многочисленными орденами на груди. На губах нет улыбки, но она читается во взгляде черных глаз, направленных прямо в объектив камеры. Чонгук смотрит в свои же глаза несколько секунд и, хмыкнув себе под нос, поворачивает голову к другой фотографии, сразу же удерживая себя, чтобы не разорвать ее на мелкие кусочки в эту же секунду. На фото изображен Чимин, но, в отличие от Чонгука на фотографии, на нем обычная гражданская одежда: серая толстовка с черным принтом и светло-синие тертые джинсы. На фото Пак широко и счастливо улыбается, обнимая за плечо Тэхена, у которого на губах застыла смущенная улыбка. Тот прижимается к боку Чимина, чуть склонив голову к его груди. Внутри у Чона разгорается пламя, а в мыслях он уже успевает разгромить весь дом и сжечь вместе с чертовой фотографией. Он поджимает губы и отворачивается до того момента, как злость достигает высшей точки. — Может, кофе? — спрашивает Тэхен у Чонгука, подняв голову и смотря на него снизу вверх. Присутствие брата сковывает. Отчего-то становится немного неловко и как-то странно. Чонгук выглядит в этой маленькой квартирке очень неуместно, совершенно не вписываясь в этот простой и светлый интерьер, что рядом не стоит с мрачностью огромного зловещего особняка. И от этого как-то грустно, потому что раньше так не было. — Да, не откажусь, — снова улыбается Чонгук, кивнув и опускаясь на мягкий удобный диван. Оставив щенка, Тэхен поднимается на ноги, исчезая в коридоре. Альфа смотрит ему вслед и бросает тихий смешок. От Тэхена теперь улыбки не добиться. Зато Чимину он, наверное, охотно улыбается. Взгляд снова невольно падает на фотографию с Паком, вновь пробуждая медленно утихающую волну злости. Окажись он сейчас рядом, от него не осталось бы и волоска. Чонгука успокаивает только то, что в аромате, витающем в квартире, не ощущается посторонних ноток. Только нежная глициния, которой не надышаться. Значит, Чимин с тех самых пор не появлялся. Чонгук хочет надеяться, что альфа послушался, испугавшись за свою жизнь, и наконец отступил. Пока Тэхен возится на кухне, Данте изучает каждый уголок квартиры, в которой отныне будет жить. Чонгук задумчиво следит за ним какое-то время, но затем отвлекается, поднимая взгляд на телевизор. Почти каждую минуту по новостям то и дело мелькают солдаты аспида и тот, кто ими руководит — Мираи. Чонгук заинтересованно хмурит брови и вслушивается в речь телеведущего, раскрывающего подробности утренней резни. Ничего нового альфа не слышит. Чудовищные события, жестокое нападение, одним словом, трагедия. Новый призыв бороться и противостоять злу, что с каждым днем превалирует все больше. На экране снова мелькает телеведущий, а сбоку показывают кадры одной из последних казней, совершенных Мираи. — А я со стороны неплохо смотрюсь, оказывается, — усмехается Чонгук, когда Тэхен возвращается в гостиную с подносом в руке, на котором стоят две чашки с кофе, шоколадные конфеты и блюдце с молоком для Данте. Тэхен кидает на брата тяжелый взгляд и ставит поднос на столик, беря блюдце и ставя на пол. Он тихонько подзывает щенка, что тут же реагирует, подбегая к омеге с весело виляющим хвостиком, и склоняет мордочку над блюдцем, с охотой лакая молоко. Чонгук берет свою чашку и отпивает кофе, все еще заинтересованно смотря на экран телевизора, пока Тэхен наблюдает за щенком. — Ого, мое лицо даже на заставке программы о преступности, — с приятным удивлением замечает альфа, вскинув брови. Тэхен поджимает губы и резко хватает пульт, переключая канал. — Хватит, — бросает он, садясь рядом и беря свою чашку. — Ты специально это делаешь, Чонгук? — Как я могу, малыш? — хмурится альфа, покачав головой. — Как дела на работе? — внезапно будничным тоном спрашивает он, поворачиваясь корпусом к брату и вешая руку на спинке дивана. — Я не хожу на работу, — тише говорит омега, опуская взгляд на чашку в своей руке. — Что я там скажу? Как я объясню то, что выбрался из базы и тем более вернулся с севера? — Не усложняй, можно многое выдумать. Вернешься и будешь героем, — улыбается Чонгук. — Но я бы, конечно, предпочел, чтобы ты вообще забыл это дело. — Я забуду это дело, когда ты прекратишь истреблять людей, — Тэхен поджимает губы и отворачивается к телевизору, делая заинтересованный телепередачей вид и отпивая горячий напиток. — Высоки ставки однако, — качает головой альфа, не сводя с омеги взгляда. Тэхен недовольно хмурит темные брови и покусывает свои пухлые персиковые губы, на которых Чонгук невольно задерживает взгляд, крепче сжимая в пальцах ручку чашки. Еще немного, и сломается. — Ты можешь жить со мной. В моем доме. Тэхен от удивления чуть не разливает на себя кофе, резко повернув голову к брату. В больших глазах шок. Полнейшая неожиданность. Только Чонгук сохраняет абсолютное спокойствие. — Мы ведь семья, — пожимает он плечами. — Тебе не придется работать. Ты еще совсем молод, удели время себе, Тэхен. — Ты… — омега ставит чашку на столик от греха подальше и, облизнув пересохшие губы, говорит: — Ты серьезно думаешь, что я откажусь от смысла своей жизни и перееду к тебе? — А ты серьезно думаешь, что я тебя прошу? — от внезапно поменявшегося тона альфы у Тэхена по спине пробегает табун ледяных мурашек. — Сейчас это звучит как предложение, от которого у тебя просто нет права отказаться, малыш. А если все-таки сделаешь это, я тебя сам заберу. В разрешении не нуждаюсь. Тэхен от возмущения едва не задыхается. Он в шоке смотрит на брата с раскрытым ртом, не зная, что сказать, как возразить. Чонгук, что сейчас сидит перед ним, не принимает отказов, он заинтересован только в своем собственном мнении и даже не попытается выслушать. Омеге кажется, что он медленно подходит к ловушке, к плену, из которого не сможет после выбраться, если попадется. А он почему-то уверен, что в конечном итоге так и будет. И это ни разу не радует. Тэхен боится. Он не хочет. — Ты не вправе лишать меня моей жизни и моей работы. Не втягивай меня в это, Чонгук. Я никогда не встану на сторону змей, — шепчет омега, покачав головой и с болью смотря брату прямо в глаза. Он и не замечает, как лицо Чонгука оказывается настолько близко, что на губах чувствуется его обжигающее дыхание. Альфа внимательно, как в первый раз, разглядывает черты красивого лица, кажется, даже не слыша, о чем ему говорит Тэхен. Ему плевать, он все равно сделает по-своему. — Не встанешь на сторону своего брата? — низким хриплым голосом спрашивает Чонгук, подняв руку и огладив подбородок омеги большим пальцем. Тэхен замирает, переставая даже дышать, и теряется в глубине глаз напротив. От прикосновений Чонгука в голове становится пусто, там остаются одни ощущения, а мыслям места нет. — Помнишь, как ты любил сидеть верхом на мне, пока я лежал и вслух читал тебе анатомию? Ты слушал так увлеченно, что даже не замечал, как твои холодные пальчики бродят по моей груди, — шепот Чонгука вызывает новую волну мурашек, а прикосновение его грубого пальца к мягкой нижней губе словно током прошибает все тело. Только Тэхен ничего с этим поделать не может. Его окутывает страх, которому он не может дать определение. Не в этот раз. Ощущения непонятные, прежде не испытанные. — Ты был таким послушным ребенком. Делал все, что скажет твой любимый брат. Что изменилось сейчас? Тэхен тяжело сглатывает и, не без усилий вернув себе самообладание, касается пальцами запястья Чонгука, отстранив от своего лица его руку и шепча с едва уловимой дрожью в тихом голосе: — Сейчас ты пахнешь кровью невинных людей. Ты изменился. За что они погибли сегодня? — Поплатились за свои грехи, — отмахивается Чонгук, неохотно отстранившись от брата. Внутри разверзлись врата самого Ада, там бушует всепоглощающее смертельное пламя, буйные ветра срывают крышу, а на кончиках пальцев собираются грозовые тучи, электризуя. У Чонгука конец света, сумасшествие неизвестного происхождения и безумная жажда засыпать в глотку все таблетки, что лежат в кармане черных джинсов. Злость, чистая злость, доставленная из самой преисподней. Желание. Чонгук мнет пальцы и смотрит на брата так, словно ничего не случилось за последнюю минуту. Не произошла внутренняя война и не проснулась жажда убивать. Хочется. Безумно хочется. — Ты не Бог, чтобы это решать, — отвечает Тэхен, покачав головой. — Да, я от Бога очень далек, — ухмыляется альфа и едва не подрывается с места, силой себя удерживая. Нужно заканчивать это. — Я даю тебе время, чтобы сжечь мосты и распрощаться с работой в больнице. У тебя начнется новая жизнь, и теперь я буду рядом, чтобы сделать ее лучше той, что есть сейчас и была когда-то. — Чонгук… — Заткнись, — резко обрывает альфа опешившего Тэхена. — У тебя нет права возражать, — чуть спокойнее продолжает, поднимаясь с дивана. — А сейчас я должен ехать. Завтра для Данте привезут все необходимое, — говорит Чонгук, бросив взгляд на уснувшего у дивана щенка. Тэхен хочет спросить куда и почему так быстро, но продолжает молчать, растерянно уставившись на брата, собирающегося уходить. Почему так пусто вдруг становится? — Я не соглашусь на твое предложение, Чонгук, — шепчет он, вызывая у Чонгука усмешку, будто омега глупость сморозил. Альфа нависает над Тэхеном и склоняется, накрыв ладонью затылок омеги и оставляя на пшеничной макушке поцелуй. — Посмотрим, — шепчет он, опаляя кожу головы Тэхена своим горячим дыханием, и напоследок втягивает сладкий вкус глицинии. — А пока сжигай мосты, малыш. Чонгук резко отстраняется и уходит, оставляя Тэхена одного в звенящей тишине квартиры. Осознание того, что произошло только что, приходит не сразу. Тэхен прикусывает губу и смотрит перед собой стеклянным взглядом, переваривая в голове каждое слово, сказанное братом. Каждое прикосновение. Он не понимает ничего. Чонгук вылетает из подъезда на морозную улицу и тянется к пачке сигарет, закуривая и делая глубокую затяжку. Дым наполняет не только легкие, но и голову. Туманит разум временно. Ему должно хватить. Зажав в зубах сигарету, альфа садится в свою бмв, припаркованную прямо у входа в подъезд, и заводит рычащий двигатель, резко срываясь с места. Чонгуку очень нужен Юнги.