***
Чонгук входит в пустое помещение склада, а за ним безмолвно следует Хосок, держа в опущенной руке пистолет. Ближе к центру склада стоит стул и маленький стол. Небольшое, но просторное помещение освещается несколькими яркими лампами, свисающими с потолка, только свет их не доходит до углов, оставляя здешних демонов в холодной тени. Около девяти змей тенями расхаживают по складу, а еще двое стоят по бокам от человека с черным мешком на опущенной голове. Мужчина стоит на коленях со связанными за спиной руками. — Полковник. Мираи расплывается в улыбке и спешно подходит, обойдя стул и становясь прямо перед пленным, одетым в камуфляжную форму армии. Мужчина молчит, ни звука не издает, как это бывает обычно. Пленные вечно скулят и всхлипывают, шепчут мольбы о пощаде и только усиливают жажду крови, но этот даже от страха не дрожит. Он лишь поднимает голову, услышав перед собой голос лидера. — Снимите, — приказывает Чонгук, махнув рукой. Один из змей мгновенно исполняет приказ, стащив с головы военного мешок и отбросив в сторону. Пленный сразу же встречается взглядом с Мираи. Чонгук в темно-серых глазах полковника замечает мелькнувшее удивление, смешавшееся с неверием и мгновенным отрицанием. — Чон Чонгук, — хрипит мужчина, а взгляд его сразу же тяжелеет, наполняется свинцом. — Сколько же раз я наблюдал вот это, — Мираи вздергивает руку, очертив в воздухе лицо полковника, — удивление. Но это все неважно, я рад нашей встрече, полковник Кан. Я давно этого ждал. — Тебя после такого на костре сожгут, — цедит мужчина, прожигая в Чонгуке дыру. — Без суда и разбирательств. Сразу казнят. Мираи сухо смеется. Смех этот зловеще расползается по складу, отталкиваясь эхом от металлических стен. Даже у змей от него мурашки по коже пробегают, а волосы на затылке дыбом встают. Чонгук слишком внезапно замолкает, меняясь в лице. По помещению разносится звук смачного удара. Полковник склоняет голову и сплевывает кровь с разбитой тяжелым ботинком губы. Ни звука не издал. — Почему-то каждый пытается меня запугать казнью и адским пламенем, что будет ждать меня на том свете, — раздраженно хмыкает Мираи, развалившись на стуле перед пленным и закинув ногу на ногу. Носок ботинка, который минуту назад впечатался в лицо полковника, теперь лениво покачивается в воздухе. — Но самое забавное то, что потом сами же и бывают казнены мной, — усмехается Чонгук, свесив руку с ручки стула и внимательно следя за Каном, что пытается оклематься от удара. — Я даже вообразить не могу, каким образом им пришлось промыть твои мозги, капитан, — сипит полковник, подняв взгляд на Мираи и облизнув кончиком языка окровавленную губу. — Своих же уничтожаешь. Такое даже Бог не простит. — Хватит трепаться, — резко бросает Чонгук, а в притворно спокойных глазах мерцает синее пламя. — С Богом я потом решу свои дела, а пока займусь тобой, — Чонгук меняет позу, чуть выпрямляется и достает из кармана пачку сигарет, кидает взгляд на полковника и вскидывает бровь. — Сигарету? — предлагает он, покрутив пачку в пальцах. Полковник в ответ поджимает губы, никак не меняясь в лице. — Как хочешь, — пожимает плечами Чон, зажав меж губ фильтр. Хосок, стоящий рядом, сразу же прикуривает лидеру, получая благодарный кивок. Чонгук делает короткую затяжку и выпускает дым вверх. — Мне очень не понравилось, что ты вторгся на мою территорию. Подорвал мой склад с оружием, людей моих вырезал. — Я исполнял свой дол… — Но это еще не все, — прерывает полковника Чонгук, недовольно нахмурив брови и стряхивая пепел на бетонный пол с кровавыми разводами, которые уже ничем не свести. — Армия идет к своей цели, плюя на граждан страны, правда? Согласись! Бравые защитники — всего лишь показуха, — Чонгук морщит лицо в наигранном отвращении и разводит руки в стороны. — Вы снесли жилой дом в черте города, решив, что там скрываются террористы. Полковник Кан побоялся проверить обстановку лично? — ухмыляется Мираи, закусив нижнюю губу и смотря мужчине прямо в глаза. — И это достижение армии даже по телевизору не показали… Странно, да? У Кана мгновенно меняется взгляд. Чонгук успевает это проследить и расплывается в довольной ядовитой ухмылке, врезавшись своими черными глазами в серые, в которых мелькают растерянность и вина, что скользкой веревкой обвивает и сжимает горло полковнику. Чонгук тихо смеется, но этот смех звучит в пустом и беззвучном складе слишком громко, буквально заползая каждому присутствующему в подкорку мозга. Чонгук этой реакции ждал. — Именно об этом я и говорю, — улыбается Мираи и слегка прищуривается, перебирая в пальцах сигарету. — У вас свои черти в голове, и даже не пытайся мне доказывать, что там ангелы. — Мне доложили, что в этом доме скрываются змеи. Я делал то, что посчитал нужным, — цедит сквозь стиснутые зубы полковник, стоически выдерживая на себе придавливающий к земле взгляд. — Мы ни перед чем не остановимся, чтобы вас всех до единого уничтожить. — Тогда не останется ничего, Кан, — разводит руки Чонгук и делает глубокую затяжку, сразу же выпуская дым и задумчиво хмурясь. — Меня раздражает твой взгляд. Ты пытаешься казаться бесстрашным перед своей смертью, но мы же оба знаем, что это вранье. Боится каждый. — Делай со мной, что хочешь, я ни о чем из того, что делал в своей жизни, не жалею, — хмыкает Кан, сплюнув кровавую слюну на пол, и смело бросается в бездну засасывающих глаз Мираи, как с обрыва в пропасть, точно зная, что оттуда не выбраться. Терять ему уже нечего, шансов на выживание не было с самого начала. — Сколько смелости, сколько бесстрашия, — усмехается Чонгук, склонив голову к плечу. — Знаешь, что? Я позволю тебе слабость в последние минуты твоей жизни. Это не стыдно, побудь собой, а не машиной, которую воспитала армия, — тихо и вкрадчиво говорит Чон, медленно поднявшись со стула, ножки которого негромко лязгают о бетонный пол. Чонгук в два небольших шага оказывается прямо перед пленным и накрывает его макушку ладонью, мягко проводя ею по жестким русым волосам. Кан поднимает голову и вновь заглядывает Чонгуку в глаза. В них что-то поблескивает. Блеск этот становится ярче и отчетливее. Чонгук ловит каждое мельчайшее изменение в серых глазах. Улыбается уголками губ и ведет большим пальцем по переносице мужчины. — Будь собой, полковник, — тише говорит Мираи, почти шепча. Он внимательно наблюдает за Каном, не убирая руки, замечает, как у того начинает дрожать нижняя губа, а в уголках глаз скапливаются горькие слезы. Его как будто болью пронзает. Лицо искажается в гримасе, как в замедленной съемке. Чон жадно хватает каждую эмоцию, питается чужими страхом и болью, как самый настоящий дьявол. Что-то с Каном происходит внутри, похожее на прорыв дамбы. И вот слезы уже бегут по смуглым щекам маленькими ручейками, прокладывая себе путь сквозь запекающуюся кровь, которую пустил ему Мираи. — Н-не трогай моих… — тихим дрожащим голосом молит полковник. В глазах ни следа от ненависти не остается. — Моя семья… Я прошу… Хосок, стоящий за Чонгуком, вскидывает бровь. Он видит подобное не первый раз, но всегда это кажется чем-то нереальным, чертовски странным. Чонгук похож на бога, пред которым склонился отчаянно верующий человек, моля. Как будто Кана сломали, как карандаш. Стержень в нем переломился, куда-то делась твердость, остался лишь чистый страх в своем первоначальном виде, ни за чем не скрытый, не замаскированный. Он прямо перед ним, словно обнаженный. — Конечно, полковник, — мягко говорит Чонгук, коротко кивнув в подтверждение своих слов, и проводит пальцами по волосам мужчины заботливо, не обещая кошмаров и страданий. Все будет хорошо. Кан всхлипывает, походя на беспомощного ребенка, брошенного родителями. Его губы дрожат и блестят от слез и слюны, а немигающий взгляд направлен прямо на Чонгука. Мираи стоит так словно уже бесконечность, но на деле всего минуту. Позволяет Кану пропитаться в собственном страхе, в собственной ничтожности и жалости. Он ловит во взгляде серых глаз полное доверие и даже благодарность. Слезы все текут, полковник шумно шмыгает носом и ни на секунду не позволяет себе оторваться от глаз альфы. — С-спасибо… — мямлит Кан. — Не благодари, — улыбается Чонгук. Буквально каждый находящийся на складе чувствует, как чары, подобно тяжелому занавесу, спадают, обнажая пробирающую реальность за кулисами. Это происходит в тот момент, когда Чонгук, мгновенно стерев с лица улыбку, сжимает пальцы, лежащие на голове Кана, хватает его за волосы и резко дергает назад. Полковник рычит, как загнанный в ловушку зверь, брызжет слюной, точно настоящее животное с бешенством. Чонгук запрокидывает его голову, а два змея, что все это время стояли по бокам от полковника, хватают того за плечи, не давая вырваться. Кан больше не похож на человека. В него будто бесы вселились: он яростно сопротивляется и громко проклинает Чонгука и весь аспид. — Тише, полковник, чего вы разбушевались? — ухмыляется Чонгук и фиксирует одной рукой лицо Кана, сжимая его челюсть стальной хваткой пальцев. Пленный тщетно пытается вырваться, содрогаясь всем телом, как в судороге, и рычит, крепко стиснув зубы. Чонгук встает прямо перед полковником, расставив ноги по бокам от его колен, и чуть склоняется, потянувшись пальцами к правому глазу. Один из змей оттягивает веко полковника вверх, чтобы лидеру было удобнее добраться до зрительного органа. Глаз Кана ни на чем не фокусируется, вертится во все стороны, смотрит на все, только не на Чонгука, нависшего сверху. По складу разносится нечеловеческий вопль, на секунду заложивший уши. Чонгук проникает указательным пальцем в глазницу и сбоку давит на яблоко, которое теперь уже не может двигаться из-за давления. Чем глубже входит палец Чона, тем сильнее орет полковник, извиваясь всем телом и пытаясь выдернуть руки из веревок, что крепко повязаны на запястьях. От каждого движения они раздражают и натирают кожу, заставляя кровоточить, но эта боль и рядом не стоит с той, которая плавленным железом растекается в глазнице. — Спокойно, а то я и до мозга твоего могу добраться, — бросает смешок Чонгук, давя на глазное яблоко сбоку и медленно выталкивая его наружу. Нервные соединения на глазу разрываются, как нитки. Мираи приходится приложить усилие и вырвать зрительный орган грубым, варварским способом. На крики полковника никто не обращает внимания. Для змей это музыка, настоящее наслаждение. Хосок отбивает пальцами на корпусе своего автомата какой-то собственный ритм, звучащий в голове, и наблюдает за происходящим с абсолютным безразличием. Чонгук коротко смеется и выпрямляется, держа в блестящих от крови пальцах склизкое глазное яблоко. Кана все еще крепко удерживают змеи. Его крики переходят в хрипы, а из опустевшей глазницы течет кровь, смешиваясь со слезами, что бежали по щекам еще минутами ранее. Он содрогается, как в лихорадке, а оставшийся глаз заполняет стеклянная пустота. Чонгук с прищуром рассматривает глаз в своих пальцах и ухмыляется, переводя взгляд на Кана, затем берет тлеющий окурок, все это время зажатый в уголке губ, и подносит его к лицу пленного, туша в опустевшей глазнице. Кан орет, как резаный, мотает головой и, кажется, рвет связки оттого, насколько сильно кричит. Мираи смеется, а потом резко хватает мужчину за волосы и вздергивает, заставляя заткнуться. — Ты думал, это все? — спрашивает он, изогнув бровь. — Сейчас будет самое интересное. — Н-не… Нет… — неразборчиво мямлит полковник не своим голосом и пытается помотать головой, которую все еще держит Чонгук. — П-прош… Мираи ухмыляется и проводит пальцем меж губ Кана, надавливая, заставляя их разомкнуть. — Открой рот, — приказывает он, а мужчина только плотнее смыкает губы и протестующе мычит. — Давай же, Кан, не подводи свою семью, — подобно змею шипит Чонгук. Смысл его слов доходит до полковника мгновенно. Его оставшийся глаз фокусируется на Мираи, а губы расслабляются. Чонгук довольно хмыкает и грубым движением раскрывает рот Кана. Тот продолжает мычать в жалком сопротивлении, но попыток сомкнуть челюсти не предпринимает. Из уголка левого глаза скатывается слеза, исчезая в русых волосах. Взгляд, до краев полный боли, направлен в потолок. Он знал, что ждать придется чего угодно. Эти животные не удовлетворяются быстрым убийством, предпочитая разнообразные, совершенно сумасшедшие виды пыток и наказаний. Только бы внутренних демонов потешить. Кан знал, но не был готов. Мираи крепко держит нижнюю челюсть полковника пальцами и проталкивает в раскрытый рот склизкое глазное яблоко, довольно оскалившись и резко смыкая челюсти Кана до скрежета зубов друг о друга. — Приятного аппетита, полковник, — змеиный шепот у самого уха пленного. Чонгук выпрямляется и отходит назад, сев обратно на стул и закинув ногу на ногу. — Не дайте ему выплюнуть, — приказывает он змеям, повесив руку на ручке стула и с нездоровым блеском в черных глазах наблюдая за полковником. — Ты должен сожрать свой глаз. Свой бесполезный, слепой глаз, — четко выделяет каждое слово Мираи, барабаня пальцами по ручке стула. Один из змей зажимает мужчине рот ладонью, не давая выплюнуть. — Жуй активнее, Кан, — с усмешкой требует лидер. Понимая, что выбора у него нет, Кан жмурит глаз и начинает медленно жевать тот, что во рту. Чонгук внимательно наблюдает за пленным, вскинув брови, и слегка улыбается уголками губ. Полковник всеми силами сдерживает свои рвотные позывы, издавая гортанные, неприятные звуки. Чонгук театрально морщится. — Ты делаешь это без аппетита, — хмыкает он, недовольно покачав головой. — Мне тебе и второй глаз скормить? Я бы с радостью, но времени нет с тобой тут деликатесы пробовать, — говорит Чон, бросив короткий взгляд на свои наручные часы. Мужчина с ручьями слез раскусывает свой собственный глаз, глядя куда-то в пустоту, сквозь Чонгука, сидящего напротив. Он доходит до той точки, когда те, кто попадают в руки к змеям, начинают молить о скорейшей смерти. И Кан бы попросил закончить это быстрее, вот только рот занят и зажат ладонью, обтянутой кожаной перчаткой. Все время, пока полковник ест свой глаз, Чонгук не сводит с него взгляда, получая от зрелища особое удовольствие. Он снова закуривает, держа сигарету в окровавленных пальцах, и выпускает вверх струю дыма, глядя сквозь нее на Кана, который проглатывает размолотый зубами глаз, как камни или стекло, морща и без того морщинистый лоб. Подавляет еще один рвотный позыв и замолкает, содрогаясь в мелкой дрожи, прошибающей тело. — Неплохо, — задумчиво нахмурившись, заговаривает вновь Мираи, поднявшись со стула и сунув в карман карго руку. — Это, конечно же, не отменяет твоей мучительной смерти, но ты хоть увидишь ее, — улыбается альфа, нависнув над пленным. Кан медленно поднимает голову, взглянув на Чонгука. Змей убирает руку с его рта и заводит за спину. — Генерал Ким лично проводит тебя в ад, Чон Чонгук, — шипит мужчина, сверкнув режущей ненавистью в глазу. — На твоих костях станцуют все, кого ты отправил на тот свет. — Передашь им пламенный привет от меня, — кивает Чонгук, подмигнув мужчине. Он резко разворачивается, словно зрелище вдруг наскучило, и твердым шагом направляется к выходу из склада. — Скормите его моим псам, — бросает он в своем привычном стальном тоне, после которого обычно падают на колени и склоняют головы. Хосок идет за лидером, кивнув змеям, которые держат полковника. Чонгук выпускает дым и бросает сигарету на землю, выходя из склада и останавливаясь возле гелендвагена своей правой руки. — Собери небольшую группу, — обращается он к Хосоку, вышедшему следом. — Подорвите дом, в котором живет семья Кана. Мне кажется, там скрываются наши враги, — задумчиво сощурившись, говорит Чонгук. Хосок сухо ухмыляется, сразу же все поняв, и, коротко кивнув лидеру, садится в автомобиль.***
— Ни в коем случае не забывайте о средстве, которое прописал вам прошлый лечащий врач, Соншик, — строго говорит Тэхен, вешая свой стетоскоп на шею и суя руки в карманы белого халата. Перед ним на больничной койке сидит омега средних лет. В его красивых рыжеватых волосах поблескивает седина, а в светло-карих глазах отражается белоснежный свет висящей над головой лампы. — Понимаете, доктор Чон, я не слишком доверяю современным препаратам, — Соншик виновато улыбается и пожимает худыми плечами, на которых висит светло-голубая пижамная кофта. Тэхен шутливо закатывает глаза и качает головой, сразу же тепло улыбнувшись омеге. — Я понимаю ваши сомнения, но уверяю, прописанное доктором Чхве средство обязательно поможет, — говорит Тэхен, мягко коснувшись чужого плеча и слегка сжав. — Вам я могу верить, Тэхен, — тише говорит омега, заглянув Чону в глаза с теплой улыбкой на губах. — О вас я наслышан. Говорят только хорошее. И раз вы уверяете, что поможет, то так оно и будет. — Соблюдайте режим и следуйте указаниям врачей, тогда все будет хорошо, — улыбается Тэхен, кивнув и убирая руку с плеча омеги. — А теперь вам необходимо поспать, сон — лучшее лекарство. Тэхен дарит пациенту еще одну теплую улыбку и, получив в ответ такую же, выходит из палаты, сразу же вливаясь в поток людей в коридоре. Тут все как всегда. Вечная суета и гул, к которому Чон давным-давно уже привык. Он понял, что скучал, тогда, когда надел свой белоснежный, идеально отглаженный халат и повесил на шею стетоскоп. Работа в больнице — неотъемлемая часть его жизни, ее смысл и главная причина просыпаться по утрам. Помощь людям, поддержка и забота, которых многим так не достает в нынешнее время. Все это Тэхен отдает безвозмездно, ничего не требуя взамен. В этом смысл. Его приняли назад сразу же. Главный врач не сумел как следует скрыть изумление при виде живого и невредимого сотрудника, которого отправил на север. Он тактично сдержался от вопросов, которые не давали покоя. И все-таки был искренне рад. Теперь все это не имеет значения. Главное, что Тэхен жив и снова может помогать людям. На удивление, коллеги тоже не стали лезть с расспросами, за что Тэхен им очень благодарен. Сказали лишь, что рады возвращению такого ценного работника. И все-таки что-то не так. Омега время от времени замечает на себе взгляды, он их чувствует на своем затылке, буквально всем телом. Осуждающие, не содержащие в себе ничего доброго и светлого. А может, Тэхен все это себе выдумал и ничего такого не происходит. В последнее время он сам в себе не уверен, ни в чем не уверен. Паранойя днем, а ночью пугающие до дрожи сны, в которых, парадокс, снится любимый и единственный брат. Приходится пить успокоительные перед сном, а с утра огромную чашку кофе, чтобы и намека на сон не было. Попутно со всеми здороваясь и желая хорошего дня с улыбкой на губах, Тэхен доходит до своего кабинета, захлопывает за собой дверь и сразу же тормозит, опешив от увиденного. Весь потолок забит десятками разноцветных шаров. Тэхен округляет глаза и поднимает голову, разглядывая шары и медленно двинувшись к своему столу сквозь висящие ленточки, которыми они привязаны. Омега упирается руками в стол, опустив голову, и прикусывает губу, усмехнувшись. — И снова забыл, — говорит он негромко, покачав головой. Тэхен больше не любит свой день рождения. Не любит быть в центре внимания. Когда-то давным-давно любил, когда брат посвящал всего себя ему и ни на секунду не давал заскучать, готов был весь мир подарить, даже другие планеты, скрытые под густыми тучами. Тогда Тэхен верил во все. Верил, что все возможно, что смерть никогда не разлучит его с близкими людьми и что такое вот маленькое, но теплое и уютное счастье никогда его не покинет. Но мечта живет до первого несчастья. Тэхен больше не мечтает. Не дает забыть об этом дне только Джин, искренне любящий праздники и подарки. Светлее этого человека Тэхен не встречал. Он пришел однажды в темный мир Тэхена с лучиком света в руках и с тех пор ему светит, отгоняя мрак подальше от искалеченной души. Тэхен выпрямляется и уже мысленно видит, как Джин направляется к нему в кабинет, а еще через пять секунд до него доходит легкий аромат винограда, которым пахнет омега. Чон разворачивается к дверям ровно в тот момент, как в кабинет влетает улыбающийся до ушей Джин, держа в руках среднего размера красивую коробку с красным бантом. — С днем рождения, Тэхен! — счастливо пищит Джин, налетая на друга и едва не сшибая его с ног. Он быстро откладывает коробку на стол и прижимает к себе тихонько смеющегося омегу. — Надеюсь, внезапной хлопушки не будет, как в прошлом году, — хихикает Тэхен, когда Джин высвобождает его из своих теплых объятий. — Нет, в этот раз напоминалка о твоем дне в виде шариков, — смеется Ким, взглянув наверх. — Чего встал? Подарок посмотри! Тэхен разворачивается к столу и обхватывает руками коробку под внимательным взглядом Джина, вставшего рядом. Младший хмурится, не торопясь открыть подарок, и поворачивает голову к другу, смотря строгим и предупреждающим взглядом. — Я надеюсь, там не что-то супер дорогое, как в прошлый раз. — Ну, открывай уже! — шутливо закатывает глаза Джин и мягко пихает омегу в плечо. Тэхен развязывает бант, убирает его в сторону и тянет крышку коробки вверх, глядя с искренним любопытством в больших блестящих глазах. Омега кладет крышку на стол и застывает с широкой сияющей улыбкой на лице. В коробке лежит синий вязаный свитер в желтый горошек, а с левой стороны, у самой груди вышито маленькое сердечко с рожицей. — Вау… — только и может выдать омега, касаясь мягкого материала пальцами. — Я решил принести в твою жизнь немного ярких красок. Не позволяй серости этого мира закрасться в твое сердце, Тэхен, — готовый расплакаться Джин обнимает Тэхена за плечи. Тот мягко улыбается и прикусывает губу, обведя указательным пальцем сердце на свитере. — Спасибо, Джин, — шепчет омега, взглянув на друга и сразу же чувствуя, как по телу растекается тепло, которым его одаривает старший. Тот его излучает своими светящимися глазами и нежной улыбкой на пухлых розовых губах. — Спасибо за то, что ты есть в моей жизни, — Тэхен снова льнет к другу и утыкается носом в его плечо. Джин заботливо гладит по спине и шепчет, что тоже благодарен. — А теперь мы пойдем готовиться к празднику, — выдает Ким и весь светится от энтузиазма и предвкушения. Тэхен вымученно вздыхает и морщится, присаживаясь на краю своего рабочего стола. Джин снова включает строгого родителя и хмурится, уперев руки в бока. — Не надо вот этого всего, — говорит он, имея в виду выражение лица Тэхена. — Тебе еще полковнику Паку звонить и приглашать. — О Господи, — измученно стонет Тэхен, жмуря глаза и качая головой. — Ким Сокджин, за что ты так со мной… — Тебе не отвязаться, а с полковником выпить можно, — смеется Джин.***
Под прицелом внимательного взгляда Джина Тэхену приходится позвонить Чимину и пригласить вечером к себе домой для празднования дня рождения. Альфа, который и так собирался приехать, вдвойне доволен, ведь, в хоть и маленьком кругу, но со всеми близкими, это можно будет назвать настоящим праздником. После звонка полковнику Тэхен не без помощи Джина вытаскивает из своего кабинета все шары и решает раздарить пациентам, чтобы хоть как-то поднять им настроение. Лучшим подарком для Чона становятся счастливые улыбки людей, которые с искренней благодарностью в глазах принимают из рук врача ленточку, привязанную к воздушному шару. Это благодарность не за кусок цветной резины, а за внимание и неравнодушие. Они понимают, что не забыты, что важны и дороги. Тэхен дарит любовь и заботу каждому нуждающемуся. В приподнятом настроении они с Джином уходят с работы и отправляются в магазин, чтобы закупиться продуктами на вечер.***
— М-м, неплохо, — бубнит Тэхен с набитым ртом, держа в пальцах вилку и смотря на Джина, который жадно впитывает каждую его эмоцию. — Впервые пробую такой салат, — говорит омега уже понятнее, облизав губы и кладя вилку на стол. — Лимонный сок очень сюда вписывается. — Я специально искал книжку с рецептами, хотел что-нибудь особенное приготовить на твой день рождения, — улыбается Джин, довольный реакцией друга, и вытирает руки кухонным полотенцем. — А если бы я не согласился его устраивать? — усмехается Тэхен, изогнув бровь и выходя из кухни. — Куда бы ты делся, мой дорогой, — смеется Джин, бросив полотенце на тумбу и двинувшись за омегой. — Меня, что ли, не знаешь? Я тебя и замуж выдам, сам-то ты ни за что не начнешь действовать. — Ну перестань, Джин, — вымученно тянет Тэхен, закатывая глаза и распахивая шкаф с вещами в спальне. — Рано еще о таком думать, у меня другие планы и интересы. Джин хихикает и садится на кровать позади омеги, на которой мирно спит Данте, свернувшись маленьким коричневым клубочком. Щенок привык спать вместе с Тэхеном, полностью игнорируя выделенный ему уютный уголок для собаки, а омега и не против. — Рано или поздно это случится, Тэхен, — говорит Ким, следя за тем, как Тэхен стаскивает с себя домашнюю футболку и отбрасывает на кровать. — Тем более, кое-кто на роль мужа уже имеется. Ты там, кстати, выбрал, чем будешь впечатлять Чимина? — спрашивает омега, наклонившись вбок и пробегаясь любопытным взглядом по вещам в шкафу. — Нет, не выбрал, — вздыхает Тэхен, сняв широкие домашние штаны и оставаясь в одном лишь нижнем белье. Джина он уж точно не стесняется. Омега хмурит брови и скользит сосредоточенным взглядом по своим вещам. Впечатлять альфу он и не собирался, но почему-то после слов друга вдруг захотелось выглядеть особенно хорошо. Захотелось понравиться. — Тогда я помогу тебе! — Джин подскакивает с кровати, случайно разбудив Данте, поднявшего свою сонную мордочку, и подходит к шкафу, складывая руки на груди и строя задумчивое лицо. — Хотя, думаю, я уже выбрал, — говорит Тэхен, потянувшись к шелковой рубашке, которую почему-то никогда раньше не надевал. В этот момент до омег доходит короткий звонок. Тэхен резко сдергивает рубашку с вешалки и прижимает к своей груди, словно его уже застукали обнаженным, и таращится во все глаза на слегка растерявшегося Джина. — Наверное, это Чимин. Иди, открывай! — громко шепчет Тэхен, выталкивая друга из комнаты и захлопывая дверь. Он начинает спешно одеваться, злясь на себя за то, что не подумал о своем внешнем виде раньше. — Полковник, — слышит Тэхен приглушенный, но радостный голос Джина спустя десять секунд. — Наконец-то вы пришли! Удары сердца в груди становятся быстрее, когда в ответ слышится до дрожи родной голос Чимина. Омега глубоко вздыхает, прикрыв на секунду глаза, и берет себя в руки, продолжая приводить свой внешний вид в порядок. Тэхен выходит из комнаты спустя пять минут. В последний раз поправив наспех уложенные волосы, омега входит на кухню, застывая в проеме. Чимин, о чем-то беседующий с Джином, замолкает и сразу же переводит все свое внимание на Тэхена. Кажется, даже дышать забывает. Он поднимается со стула и скользит полным восхищения взглядом по омеге, слегка смутившемуся от такого пристального внимания. На Тэхене горчичного цвета шелковая рубашка, открытая сверху настолько, что видны ключицы. Спереди она заправлена в черные брюки, подчеркивающие стройные бедра. В ухе поблескивает длинная серьга, на пухлых аккуратных губах легкий розоватый блеск, а пшеничная челка чуть приоткрывает лоб. Тэхен нереальный. Чимин не сразу приходит в себя, засмотревшись на омегу, стоящего перед ним. — Ты выглядишь потрясающе, — выдыхает потрясенный альфа. Тэхен улыбается уголком губ и опускает взгляд, перебирая пальцы, сцепленные друг с другом. Чимин подходит ближе, останавливаясь в нескольких сантиметрах от омеги и касаясь согнутым указательным пальцем нежной кожи щеки, а другой рукой обнимает за талию, чуть притягивая к себе. — С днем рождения, маленький, — шепчет он, наклоняясь и оставляя на скуле Тэхена мягкий и легкий поцелуй. Джин, сидящий за давно накрытым столом, не может сдержать счастливой улыбки и прикусывает губу, только бы не запищать. Эти двое друг с другом смотрятся просто идеально. — Спасибо, — тихо отвечает Тэхен и улыбается шире, заглядывая альфе в глаза. — Я очень рад, что ты пришел. — Как я мог не быть с тобой в такой день, Тэхен? — Чимин слегка хмурится, но улыбаться не перестает. Тэхен по темно-синему мундиру понимает, что Чимин прямо с работы к нему приехал. Снова, наверное, загружен государственной важности делами. В глазах легкая усталость, которую альфа пытается скрыть, только от Тэхена ей ускользнуть не удается. Омега поднимает руку, собираясь коснуться щеки Пака, но тот мягко ее перехватывает. Тэхен не успевает что-либо понять, опускает глаза и замечает на своем левом запястье тонкий серебряный браслет, переливающийся в свете кухонной лампы. Чон поднимает руку и замечает на браслете маленькую звезду, усыпанную мельчайшими камнями. — Чимин… — Тэхен переводит взгляд на альфу. — Это безумно красиво… Только не говори мне, что это бриллианты. — Не скажу, если тебе так будет легче, — подмигивает Пак, снова подняв руку омеги и мягко коснувшись губами запястья. — Носи ее, — кивает он на звездочку, — пока я не подарю тебе ту, что на небе. Ты заслуживаешь всю Вселенную, маленький. Тэхен смущенно закусывает губу и прижимается к Чимину, обвив руками его шею и утыкаясь носом в теплое плечо. Чем он заслужил таких прекрасных людей в своей жизни? Ему сейчас от радости хочется то ли рассмеяться, то ли расплакаться. Внутри искрится счастье, подобно фейерверку, цветы расцветают и бабочки порхают, щекоча тончайшими крылышками изнутри. Тэхену хорошо так, как не было уже давно, даже ругаться из-за дорогого подарка не хочется, все это потом. — Ну и для кого я готовил, дорогие? — вклинивается Джин с бутылкой красного полусухого в руке, окинув шутливо строгим взглядом обнимающуюся парочку. — Остынет же все, — цокает он, покачав головой. Тэхен отлипает от Чимина и подталкивает его к столу, заставляя сесть. Ловит взгляд Джина и беззвучно смеется на его подмигивание, покачав головой и садясь рядом с полковником. Уютный вечер начинает плавно плыть на волнах душевных и теплых разговоров. Чимин и Тэхен не перестают восхищаться кулинарными талантами Джина, который в ответ лишь отмахивается, смущенно улыбаясь. Ким в свою очередь нахваливает Чимина, восторгается его геройством и завуалированно намекает на то, что они с Тэхеном — идеальная парочка, что он для Чона — лучший кандидат на роль будущего мужа. Тэхен время от времени закатывает глаза и утыкается в свою тарелку, копаясь в ней вилкой. Он-то все прекрасно понимает, а вот Чимин — нет, но все равно искренне соглашается с идеальностью Тэхена, смущая еще больше. И даже с учетом этих разговоров вечер для Тэхена бесконечно приятный. Омега мечтает, чтобы он не кончался, чтобы растянулся настолько сильно, насколько это возможно. Спустя время на разговоры прибегает Данте. На Чимина больше не рычит и, на удивление, тянется к Джину, который сразу же берет его и сажает на колени, поглаживая по короткой мягкой шерстке. На этом свете нет никого, кто не нашел бы с Ким Сокджином общий язык. За окнами начинает смеркаться. Когда Джин, отлучившийся на пару минут, возвращается на кухню с тортом, на котором горит семнадцать свечей, Тэхен в очередной раз мысленно бьет себя по лицу, потому что забыл о главном. Омега, как и в каждый свой день рождения, загадывает, чтобы война закончилась. В этот раз в голове мелькает образ брата, образ Мираи, который этой войной руководит. А может ли вообще это желание когда-нибудь исполниться? Теперь Тэхен не уверен, но все равно задувает все семнадцать свечей на торте, не изменяя своему желанию, и улыбается своим близким искренне и тепло, получая очередную порцию объятий и приятных слов. После этого Джин разрезает торт и готовит кофе вместе с Тэхеном. Вечер кажется еще более уютным, когда все рассаживаются в гостиной. Данте, виляя кончиком хвостика, убегает в комнату Тэхена, заботливо подкормленный Джином. — И не вспомню даже, когда в последний раз смотрел эти дурацкие шоу, — смеется Чимин, глотнув кофе и смотря в телевизор. Рядом сидит Тэхен, держа в руке блюдце с кусочком вкуснейшего торта. — Промывка мозгов бедным людям, не более, — хмыкает Джин, сидящий на кресле. — Как будто за этими жалкими декорациями можно спрятать реальную картину. Разве не армия способствует тому, чтобы это показывали? — спрашивает омега, кивнув на телевизор. — Нет, это не так, — качает головой Пак, поставив свой кофе на столик и кладя руку на спинку дивана за Тэхеном. — Кто-то выдумал этот бред. Я за то, чтобы попусту не обнадеживать граждан страны. Людям и так известно, что происходит. Это делает государство, вышка. — Но разве генерал в эту вышку не входит? — спрашивает Тэхен, хмуря брови и слизывая с губ крем. — Входит, но такие вопросы не решает, — пожимает плечами Чимин. Пальцы сами собой тянутся к Тэхену и перебирают мягкие пшеничные волосы на его затылке. Омега от приятных прикосновений готов размякнуть, но не выдает этого. — Это распоряжение самого Главы. — Это просто смешно, — качает головой Джин, сложив руки на груди. — Уж мы-то в больнице лучше всех видим, что реально происходит. А вот это — никому не нужный цирк. — И все-таки лучше, чем новости, в которых ничего хорошего никогда не происходит, — вздыхает Тэхен, кладя голову на плечо Чимина. Джин открывает рот, чтобы что-то сказать, но его прерывает короткий стук во входную дверь. Тэхен сразу же поднимает голову и хмурится. — Я открою, — говорит Чимин, уже собираясь встать, но Тэхен резко подскакивает и мягко давит на колено полковника, заставляя сесть. — Не надо, я сам, — бросает омега и выходит из гостиной. Зайдя в коридор, Тэхен застывает, как молнией пораженный. Сердце пропускает удар, а после заходится в сумасшедшем темпе, оглушает и не дает ясно мыслить. Песочная кожа покрывается мурашками. Кажется, даже волосы дыбом встают, а колени начинают подрагивать от вспыхнувшего волнения. Тэхен чувствует его. Своего брата. Услышав этот аромат, омега как будто только сейчас понял, что Чонгук жив. Запах, который был с ним с самого детства. Запах, дыша которым, он засыпал и видел только светлые сны. Запах, который оповещал о возвращении брата с войны. Тэхену кажется, что прямо сейчас он попал в сон, словно его отбросило в далекое прошлое, где он точно так же шел открывать дверь брату, вернувшемуся к его дню рождения. Тэхен замедляется, идет к двери осторожно, как будто боится, что сейчас откроет, а там пепел, который осыплется на его ладони, а после — пробуждение ото сна. Это не запах крови и пороха, не запах металла, не запах Мираи. Это его запах, самого родного на свете. Тэхен вздыхает, второпях беря себя в руки, и хватается пальцами за ручку входной двери. Отсчитывает три секунды, прекрасно зная, что Чонгук его тоже давно почувствовал, затем дергает ручку и открывает дверь, как на бешеной скорости врезаясь в черноту до дрожи родных глаз брата. Тэхена едва не сносит волной его неповторимого аромата диких цветов с примесью древесины и белого мускуса. Так пахнет только Чонгук, стоящий прямо перед Тэхеном. На альфе черная рубашка, расстегнутая сверху на три пуговицы и открывающая вид на чернильные узоры шеи и ключиц; она подчеркивает подкачанную грудь и талию, чуть суженную к низу, и заправлена в такие же черные брюки, обтягивающие крепкие бедра. Смоляные волосы аккуратно уложены, а пробор немного открывает лоб сбоку. — Я тебе цветочки принес, — говорит Чонгук, улыбнувшись уголками губ и протягивая застывшему статуей Тэхену букет, состоящий из кроваво-красных лилий. Тэхен растерянно принимает красивый букет из рук брата, все еще не в силах оторвать от него взгляда. Чонгук оказывается внезапно слишком близко, омега чувствует его горячее дыхание на своей шее, когда альфа наклоняется и, обняв за тонкую талию, притягивает к себе для объятия. — С днем рождения, малыш, — хрипло шепчет Чонгук на ухо младшему, но когда уже собирается отстраниться, передумывает и прихватывает еще крепче. Почти касаясь губами уха Тэхена, добавляет: — Выглядишь шедеврально. — Спасибо… — шепчет Тэхен и, взволнованный, спешит выпутаться из хватки брата. На коже словно ожоги остаются после его прикосновения. Омега утыкается носом в цветы и вдыхает их аромат. — Чудесные цветы, Чонгук, — поднимает взгляд на альфу и слабо улыбается, а в глазах остается полное замешательство. — Проходи, — быстро добавляет Тэхен, отходя в сторону. Совсем из головы вылетело, что нужно пригласить брата в дом, а не топтаться на пороге. — Я приехал за тобой, — говорит Чонгук, даже не сдвинувшись с места. — Оставь цветы, и поехали. Хорошо, что ты уже собран, — альфа снова окидывает Тэхена взглядом, задерживаясь на ключицах больше положенного, но младший этого не замечает. — Что… — Тэхен непонимающе хмурит брови, уставившись на брата. — Куда, Чонгук? — Я забронировал нам местечко в ресторане, — Чонгук поднимает руку и бросает взгляд на наручные часы. — Как раз вовремя. Восемь вечера. — Какой ресторан? Нет, не получится, — качает головой омега, отходя назад. — Я тут с Джином и Чим… — Я уже понял, — сухо усмехается Чонгук, слегка щурясь. Он этот ненавистный аромат сразу учуял, надеялся, что с прошлого раза остался, но нет. Полковник снова здесь. Возле брата. — Не хочешь провести этот вечер с братиком, как бывало раньше? — спрашивает альфа, склонив голову к плечу и внимательно смотря на мнущегося на пороге Тэхена. — Чонгук… Давай лучше проведем этот вечер у меня дома. Пожалуйста, — просит омега, отойдя в сторону и вытянув руку в приглашающем жесте. Чонгук смотрит брату в глаза несколько секунд и молча проходит в дом, закрыв за собой дверь. — Только потому что это твой день, малыш, — говорит он младшему, слегка наклонившись. — В другие дни я слушать тебя не стану. Да и с Чимином ведь нужно поздороваться, — усмехается Чонгук. Тэхен быстро отворачивается, тяжело сглотнув, и идет в гостиную с букетом в руках. Чонгук следом. — Тэ… — говорит Чимин, завидев вернувшегося омегу, но как только за его спиной оказывается Чонгук, альфа поджимает губы. — Пак Чимин, — с ухмылкой на губах говорит Чонгук, входя в гостиную. Джин застывает с ложкой в руке и смотрит на вошедшего альфу, как на призрака, а когда Чон переводит на него заинтересованный взгляд, то едва не давится кофе, резко поднявшись с кресла на задрожавших ногах. — Что за прелестное создание? — спрашивает Чонгук, изогнув бровь и подходя к Киму. — Я Джин… Сокджин, — мямлит омега, смотря на альфу в полнейшем неверии. Тот как будто даже не обращает внимания. Берет ладонь омеги и оставляет на ней короткий, едва ощутимый поцелуй. — Рад знакомству, Сокджин, — улыбается Чонгук, подмигнув омеге. — Капитан Чон… — выдыхает Ким. У него в голове сразу же всплывают все фотографии, на которых изображен этот высокий и подтянутый мужчина; он вспоминает бюст, установленный в честь великого героя, и никак не может поверить в то, что перед ним стоит именно тот самый Чон Чонгук. Только отличается он от фотографий своими татуировками. А еще взгляд. Джин не знает, что не так, но понимает, что взгляд у этого альфы теперь другой. — Для меня такая честь познакомиться с вами, — быстро выпаливает Джин, собрав всю свою решимость воедино. Чимин хмыкает, а Тэхен прикусывает губу, отворачиваясь и ставя цветы в вазу. Выглядит это до безумия странно и неловко, ведь Джин не знает, кто Чонгук теперь. В его глазах он все тот же национальный герой, человек с чистым сердцем. — Может, сделать вам кофе? — предлагает Ким, очарованный альфой, стоящим перед ним. — Не откажусь, — кивает Чонгук, одарив омегу обворожительной улыбкой. Джин сразу же ретируется из гостиной. — Как ваши дела, полковник? — будничным тоном спрашивает Чон, опускаясь в кресло и кладя руки на его ручки. — Лучше не бывает, — цедит Чимин, выжигая в Чонгуке дыру своим взглядом. Тэхен ставит вазу на тумбу и разворачивается нехотя, не имея никакого желания наблюдать за тем, как эти двое разряжают воздух в помещении. — Чудесный вечер, не так ли? — спокойно спрашивает Чонгук, закинув ногу на ногу и с ухмылкой на губах следя за тем, как закипает Чимин. — Он был чудесным до того, как явились вы, бывший капитан, — язвит Пак, вскидывая бровь. Чонгук посмеивается. Тэхен может буквально ощутить, как покрывается коркой льда от этого далеко не самого доброго хохота. — Прошу прощение, полковник, и хочу напомнить, что вас тут не должно бы… — Чонгук, перестань… — А ты должен молчать, когда я говорю, — резко прерывает омегу Чонгук, бросив на него строгий непроницаемый взгляд. Тэхен буквально тушуется под его давлением и опускает голову, ощутив укол обиды. — Какое бескультурье, Чон Чонгук, — хмыкает Чимин, покачав головой. Он принимает правила этой поставленной игры и теперь четко следует им, не собираясь уступать врагу. — Затыкать своего брата. Вы не имеете на это права. Чонгук сухо смеется и скользит языком по нижней губе. Он имеет полное право. Тэхен весь его целиком и полностью, его жизнь напрямую связана с жизнью Чонгука. Он его вырастил, он его воспитал, сделав тем, кто он есть сейчас. О чем еще говорить, если даже день и месяц рождения ему придумал именно Чонгук. Он прожигает Чимина взглядом, больше не может держать маску, а из-за бесстрашия в карих глазах Пака в бешенство приходит и надеется, что Джин вернется раньше, чем Чонгук засадит ему пулю меж глаз. Тэхену праздник портить не хочется совершенно. Чонгук бы прямо сейчас схватил брата и увез в ресторан, как и планировал. Вот только Тэхен вряд ли останется довольным после такого. А Тэхену хочется закричать, заткнуть обоих, а лучше вышвырнуть из дома, чтобы оставили в покое и тишине. Ему и так дышать становится все тяжелее от повисшего напряжения, которое высасывает весь кислород. Застрял меж двух огней и даже не представляет, как сможет из этого выбраться и вздохнуть полной грудью. Какая ирония, в одном помещении находятся врач, военный и террорист. Но врач бессилен, ему эту войну не остановить. Ему только разгребать ее кошмарные последствия. — Ваш кофе, капитан, — с широкой улыбкой входит в гостиную ничего не подозревающий Джин, держа в руке чашку клубящегося паром кофе и ставя ее на столик перед Чонгуком. — Благодарю, Джин, — дарит ему ответную улыбку альфа и тянется к чашке. Джин садится возле Тэхена, вынуждая его пододвинуться к Чимину, а сам старается быть ближе к Чонгуку. — Как вы с Тэхеном познакомились? — спрашивает Чон, с искренней заинтересованностью взглянув на Кима и отпивая кофе. — В больнице. Когда он пришел к нам работать, я помогал ему поначалу освоиться, адаптироваться. Так мы и сдружились. Много времени проводили вместе, — объясняет Джин, пожимая плечами и беря со столика свой недопитый кофе. — О, а что насчет вас с полковником? — спрашивает он, посмотрев сначала на Чимина, затем на Чонгука вспыхнувшим от любопытства взглядом. — Мы с Чимином познакомились в армии, когда были еще только новобранцами. Мне с другом очень повезло, — тянет улыбку Чонгук, больше похожую на оскал, а сам пристально смотрит на Чимина. — Пули друг за друга схватывали, бывало, — добавляет Пак, глядя Чону прямо в глаза. Рука Чимина скользит вниз и ложится на талию Тэхена, чуть прижимая омегу к себе. Чонгуку даже отводить взгляд от карих глаз бывшего друга не надо, чтобы это заметить. Он стискивает зубы и смеется фальшиво. Только Джин принимает все за чистую монету, не ощущая никакого напряжения или неловкости. Он до глубины души восхищен дружбой двух военных, о которой Тэхен когда-то ему рассказывал. — А сейчас бы схватил? — спрашивает Чонгук, сузив глаза и ставя чашку на столик, чтобы ненароком не раскрошить в своих пальцах, которые он мысленно уже видит на шее Чимина. — Схватил, — сразу же отвечает Пак без капли сомнения. «Но не за тебя». Джин восхищенно выдыхает и прикусывает губу, только бы скрыть свою широченную улыбку, просящуюся на лицо, а Тэхену хочется выйти. Желательно из квартиры. Этот театр ему надоел, прекратить бы все это, но Джина расстраивать не хочется. Пусть хоть в чьих-то глазах воскресший Чонгук будет все тем же героем, чуть ли не святым, которому многие верующие уже поклоняются давным-давно. Это все ради Джина. Тэхену остается только терпеть это тошнотворное притворство двух родных людей. — Мой друг не меняется, — усмехается Чонгук, покачав головой. — Геройства тебе не занимать, Чимин. Как бы оно тебя не сгубило. — Умереть героем не страшно, — не мешкая, отвечает Чимин. — Хватит о смерти, и так ее хватает, — вклинивается Тэхен, поджав губы. На несколько секунд в гостиной повисает тяжелая, давящая на плечи тишина, которую спешит нарушить Джин, не теряющий своего оптимизма. — Капитан, вы просто обязаны попробовать торт. Нарушенная гармония приятного вечера частично возвращается. А может, это всего лишь декорация, скрывающая за собой истину. Чимин расслабляется, чувствуя рядом с собой тепло Тэхена. Только ради него он давит улыбку и притворяется все тем же лучшим другом Чонгука, которым был пару лет назад. Чонгук в свою очередь мило общается с Джином, которого полностью сумел к себе расположить, но не упускает из виду ни одного движения Чимина, который то и дело касается то бедра Тэхена, то колена. Чонгук терпеливо держится, уверяя самого себя, что скоро он с этим разберется, нужно лишь немного подождать. Когда Чимин в очередной раз замечает взгляд Чонгука, скользящий по Тэхену, ему кажется, что он вконец свихнулся. Тот смотрит на своего брата по-животному, с какой-то непонятного происхождения жадностью. Так на братьев точно не смотрят. Чимин быстро находит ему объяснение, списав все на искаженное сознание Чонгука, но этот липкий пристальный взгляд все равно напрягает, заставляя быть внимательнее. Пак себя убеждает, что в глазах Чонгука нет дикого голода. Просто показалось. Между разговорами Чонгук отлучается, чтобы закинуть в рот пару таблеток и запить водой в ванной комнате. Демонов внутри надо держать всеми цепями, что уже начинают предательски скрипеть и натягиваться. Чон любит играть роли, но с каждой секундой маска на его лице все больше покрывается мелкими трещинами. Он вспоминает, как еще днем вырвал глаз другого полковника. Он бы сейчас то же самое сделал и с глазами Чимина, что смотрят на его брата неотрывно, с долей собственничества. Пак будто специально его провоцирует, бросает вызов, даже не представляя, с кем имеет дело. Тут никакие таблетки не помогут. Когда Чонгук, уже достигая своего пика, неожиданно предлагает Чимину выйти покурить на балконе, Тэхен молится всем богам, чтобы обратно вернулись оба. Он не выдает своего волнения и пытается сосредоточиться на рассказе Джина, который увлеченно жестикулирует, даже не обратив внимания на покинувших гостиную альф. Чонгук делает первую затяжку, и по телу волнами растекается приятное успокаивающее тепло. Маска склеивается обратно, возвращается на место, отражаясь полным контролем над эмоциями. Холодный вечерний ветерок треплет волосы, повсюду горят уличные фонари, освещая дорогу автомобилям и пешеходам, а где-то вдалеке сияют небоскребы, похожие на идеально выточенные драгоценные камни. Чимин стоит рядом, сунув руки в карманы брюк и с прищуром разглядывая панораму ночного города. Чонгук молча протягивает альфе сигарету, и тот ее принимает, сразу же делая глубокий затяг. — Ты увлекся, Чимин, — спокойно говорит Чонгук, как будто они вовсе не враги, готовые в любую секунду друг друга уничтожить, а друзья, как прежде. — Я по-хорошему просил тебя исчезнуть из его жизни, но ты, похоже, самоубийцей заделался. А я все жду, надеюсь на твое благоразумие, но ты снова и снова меня расстраиваешь. — Ты наивный идиот, Чонгук, если думаешь, что я так просто возьму и оставлю его, — так же спокойно отвечает Чимин, выпустив вверх облако дыма и возвращая сигарету Чонгуку. — Тем более, с таким больным ублюдком, как ты. Накачаешь его всяким дерьмом и превратишь в безвольную куклу, не так ли? Знаю я вас, тварей. Ничего человеческого в вас нет. — Ты ужасного мнения обо мне, Чимин, — усмехается Чонгук, задумчиво смотря на огни города и качая головой. — Я не поступлю так со своим братом. «Я поступлю по-другому». — Это не меняет сути. Тэхен — не твоя собственность, Чонгук, — по слогам выговаривает Чимин, повернув голову к Чону и смотря в черные глаза-бездны, на стенках которых горит всепоглощающее пламя. — Ошибаешься, полковник, — хрипло отвечает Мираи, выпустив сигаретный дым, мгновенно растворившийся в холодном воздухе. — Ты говоришь, смерти не боишься? Ну хорошо, — довольно хмыкает альфа, отвернувшись и делая очередную затяжку. — Делай, что хочешь. Будучи живым или мертвым, я его не оставлю. — Или он тебя оставит, — Чонгук кидает на Пака короткий взгляд, улыбнувшись уголком губ. В полумраке его глаза блестят слишком ярко, а оскал на губах из-за уличного освещения кажется еще более жутким, но Чимину плевать, он змей никогда не боялся. Он душил их голыми руками. — Честная игра — не про змей. — И не про великую армию нашей страны, — пожимает плечами Чонгук, изогнув бровь и неторопливо перекатывая в зубах сигаретный фильтр. — Я это на себе испытал два года назад. — О чем ты говоришь? — щурится полковник, непонимающе уставившись на альфу. Чонгук смотрит Чимину в глаза долгих пять секунд, как будто пытается уловить какой-то подвох, скрытый смысл, который известен полковнику, вглядывается глубже, внимательнее, но ничего не замечает. Только искреннее непонимание в карих глазах бывшего друга. — Попрошу у Джина еще чашечку кофе, готовит он его отменно, — коротко смеется Чонгук, туша сигарету и выходя с балкона. Альфы возвращаются в гостиную, оставляя повисший в воздухе вопрос без ответа. Джин, пытаясь скрыть румянец, выступивший на щеках, сразу же подскакивает после просьбы Чонгука приготовить еще одну чашку кофе, и удаляется на кухню. Вечер плавно переходит в ночь. Стрелка на настенных часах уже указывает на половину одиннадцатого. Пообщавшись еще немного на разнообразные темы, не затрагивающие войну, Джин начинает собираться уходить, говоря, что ему еще нужно поработать. Чимин предлагает подвезти омегу, на что тот с удовольствием соглашается. Альфа хотел бы остаться, желательно на ночь, только бы знать, что так Тэхен будет в порядке. Он хочет верить, что Чонгук ничего не сделает с Тэхеном, но другая сторона сознания уже подкидывает сцены того, как омега лежит, сам себе не принадлежа, с пустыми глазами и поджаренным сознанием. Это просто кошмар, просто страх потерять самого важного человека в жизни, вот и приходит в голову всякий бред. Чимин себя мысленно успокаивает. Чонгук по его душу, а значит, с Тэхеном ничего не сделает. На пороге Пак прижимает омегу к себе, обвив руками стройную талию, и стоит так дольше положенного, положив подбородок на плечо прильнувшего к нему Тэхена. В это же время он ведет со стоящим позади омеги Чонгуком зрительную войну. У них она весь вечер. Молчаливая, холодная война, в которой один другому не уступает. И даже сейчас, прощаясь, Чимин хочет забрать как можно больше, нанести Чонгуку последний ощутимый удар. Одними губами выговаривает беззвучное: «не дождешься» и криво улыбается, оставляя на уголке губ омеги нежный поцелуй. Чонгук взглядом обещает ему все самые страшные муки, но Чимину не страшно. Даже если и так, он готов вынести любую пытку ради Тэхена. Когда Чимин и Джин уходят, в квартире повисает звенящая тишина, а пристальный взгляд Чонгука словно придавливает к полу, сжимает легкие, не давая к ним поступать кислороду. Тэхен уходит на кухню и начинает убирать посуду. Чонгук встает в дверном проеме, сложив руки на груди, и внимательно наблюдает за своим братом, невольно скользя взглядом по стройной талии и ниже. — Брата своего не пригласил, — без капли упрека говорит альфа хрипловатым негромким голосом. — Не считаешь меня уже таковым? — Конечно же считаю, — вздыхает Тэхен, развернувшись к Чонгуку с тарелками в руках. — Просто это произошло неожиданно. Если бы не Джин, я бы и не вспомнил об этом дне, — объясняет омега, кладя посуду в раковину и включая теплую воду, шум которой разбавляет давящую тишину. Тэхен телом чувствует, как Чонгук медленно приближается к нему, точно крадущийся к добыче хищник. — На моих глазах вырос, — негромко говорит Чонгук. И сейчас, не видя лица нынешнего Чонгука, Тэхен представляет, что все это из прошлого. Такого приятного и бесконечно любимого. Незабываемого. — Когда-то на мне практиковался, а теперь тысячам помогаешь. — Ты гордишься мной? — тихо спрашивает Тэхен, затаив дыхание. Внутри мелкая дрожь, скапливающаяся в животе, как бывает от сильного волнения. — Я горжусь тобой, мое творение, — шепчет Чонгук, стоя прямо за спиной. Тэхен чувствует его дыхание на своем затылке. — Ты помнишь, — нежно-розовые губы омеги трогает теплая улыбка, — как однажды выкрал велосипед у соседских детей, чтобы научить меня на нем кататься? — Конечно помню, малыш, — Чонгук слегка хмурится, но отвечает с улыбкой. — Весело было. Тэхен медленно разворачивается к брату и поднимает голову, заглядывая в темноту его глаз. Улыбается как-то поломано, так, словно сейчас не смеяться начнет, а плакать, и шепчет с дрожью в тихом голосе: — Такого не было, Чонгук. Я никогда в жизни не катался на велосипеде, — взгляд Чонгука мрачнеет. Тэхен поднимает ладонь и мягко касается щеки брата, оглаживая большим пальцем скулу. — Что с тобой сделали? Куда ты делся? Омега замолкает и поджимает дрожащие губы, уткнувшись лицом в грудь брата и жмуря глаза. Он втягивает носом его аромат, мысленно заставляя себя успокоиться. Хоть что-то от него прошлого осталось, ему есть, за что цепляться. Даже если прошлое в голове Чонгука — сплошные руины, сам он, словно его отголосок. Частичный образ, отреставрированная картина, на которой мало что осталось от оригинала, и все-таки внешне она все такая же. Тэхен тешит себя ароматом брата, теплом и ровным сердцебиением под ухом. У него только это есть теперь. — Не испытывай меня прошлым, — шепчет Чонгук куда-то в макушку брата. — Прекращай, Тэхен. Чонгук уже хочет положить руку на талию омеги и притянуть ближе к себе, но Тэхен резко отстраняется, как ни в чем не бывало, и отворачивается к раковине, принимаясь за мытье посуды. Отвлекается, лишь бы не чувствовать изнутри съедающую горечь от слов брата. Альфа подходит ближе и хмурится, замечая на запястье омеги блестящий в искусственном свете браслет. — Миленький браслет, — хмыкает Чонгук, резко перехватив руку Тэхена и сжимая тонкое запястье чуть сильнее положенного. — Чимин подарил, — тихо говорит Тэхен, посмотрев на пальцы брата, сжимающие его запястье. Нет смысла врать, Чонгук не глупый, и так прекрасно понял бы. — Позволь и мне сделать тебе подарок, — говорит Чонгук, борясь с желанием сорвать с руки брата подарок врага. — Чонгук… — мямлит Тэхен, собираясь повернуться к альфе. Чувствует, как на шею ложится что-то холодное, а на затылке ощущаются пальцы брата. Омега уверяет себя, что мурашки по коже именно от холода, а не от прикосновения. — Что это… Чонгук застегивает цепочку на затылке младшего и удовлетворенно улыбается уголками губ. Тэхен прикасается пальцами к маленькому кулону на шее и, загораясь любопытством, идет к зеркалу, чтобы скорее посмотреть. На шее у омеги поблескивает тонкая цепочка из белого золота с маленьким сапфировым камнем овальной формы. Тэхен осторожно касается его пальцем, смотря в отражение в зеркале огромными глазами, в которых переливается удивление и восторг. — Ты любишь этот цвет, — говорит Чонгук, вставая позади Тэхена. Омега разворачивается, заглядывая брату в глаза. — Глубокий синий, — альфа подходит ближе, касается большим пальцем подбородка Тэхена, аккуратно очерчивая его и останавливаясь на ямочке под нижней губой. — Как море, — хрипло шепчет он, беря лицо брата в ладони и обводя пальцем контур блестящих губ. Тэхен застывает, боясь даже вздох испустить, теряется в глубине чонгуковых глаз, не понимая, что происходит и почему так сильно хочется вдохнуть его запах, уткнувшись носом в шею. Так он делал еще в детстве, а теперь… — Ты помнишь… — одними губами шепчет омега, горячо выдыхая на палец Чонгука, оглаживающий губы. — Я помню самое важное о тебе, — тихо отвечает альфа, убирая палец с пухловатых мягких губ и наклоняя голову ближе. Внутри все кричит, вопит и жаждет чего-то не того, а Чонгук словно оглох, ослеп. Он касается кончиком своего носа тэхенова, чувствует его теплое дыхание на своих губах и сходит с ума, как не бывало даже от порошка. Тэхен не двигается, как будто боится раззадорить хищника еще сильнее, но Чонгук и так выгорает. Сглатывает тяжело, жмурится, отстраняясь за секунду до того, как губы с губами брата грозят соприкоснуться. Тэхен пугается не на шутку, смотрит шокировано, вжавшись спиной в стену и вдруг отчего-то тяжело дыша, как будто бежал не один километр без остановки. Не может и слова вымолвить, а в голове все перемешалось в один несвязный бред. Он снова видит на дне чонгуковых зрачков это, но теперь не знает, чем можно оправдать. Братья так не смотрят. — Я хочу спать, — выпаливает Тэхен первое, что приходит в голову, а сам прекрасно осознает, что после такого не сомкнет глаз. Кошмар теперь наяву, и от него лекарств нет. Снотворное не поможет. Чонгук отходит на пару шагов назад и зачесывает пальцами смоляные волосы. Понимает, что напугал, но почему… почему это еще больше заводит? Почему страх в больших янтарных глазах брата подливает масло в огонь, который уже охватил все тело? Чертовщина внутри бесится еще сильнее, сходит с ума и требует. Требует его. Тэхена хочет. А Чонгук и не думает сопротивляться. Он-то правду знает. — Наслаждайся последними днями на работе, скоро я тебя заберу, — говорит он, даже не пытаясь улыбнуться. Маска раскалывается на части и осыпается пеплом под ноги благодаря Тэхену. — Нет, Чонгук, — качает головой омега, а сердце бешено колотится. — Да, Тэхен, — Чонгук снова подходит, чувствуя, как брат пытается сжаться, съежиться и скомкаться до мельчайших размеров, кладет руку на его хрупкое плечо и оставляет короткий поцелуй на лбу, жадно втянув аромат глицинии напоследок. Мысленно заставляет себя отстраниться, чтобы не пугать брата еще сильнее, и все-таки давит сухую улыбку. — А пока отдыхай. До скорого, братик. Тэхен въедается взглядом в удаляющуюся спину брата, а когда входная дверь тихо закрывается за ним, бросается к комнате, давая волю слезам, которые так старательно сдерживал перед Чонгуком. Омега залезает на кровать и, прижав к себе Данте, который грыз какую-то игрушку, сворачивается клубочком, утыкаясь лицом в его мягкую шерсть и тихо всхлипывая. От врезавшегося в память взгляда Чонгука никуда не деться. Что с закрытыми глазами, что с открытыми. Бесполезно. Лучше бы это был один из кошмаров, чем реальность, которая в миллионы раз страшнее, чудовищнее. Лучше бы так смотрел кто-то другой, а не родной брат. Но это не сон. Чонгук смотрел на Тэхена с вожделением.