evil prevails

— Он хотел, чтобы я его остановил. Повисает тишина. Кажется, даже перестрелка прекращается в эту минуту. По воздуху плывет облако дыма, запах пороха оседает на стенках легких, утяжеляя дыхание. Намджун медленно опускает автомат, смотря подбитому Чимину в глаза. Полковника скашивает. Он падает на землю, выронив из рук винтовку. Во взгляде мельком благодарность, беззвучное «спасибо», застывшее на приоткрытых сухих губах. Намджун его все-таки понял. Джин тихо всхлипывает и закрывает нижнюю часть лица дрожащими ладонями. Намджун опускается на корточки, игнорируя пылающую огнем боль в бедре и накрывая губы указательным пальцем. По плечу Чимина начинает растекаться темное пятно, но в глазах ни единого признака боли. Он бы запросто сейчас встал и сделал то, за чем его послали. Исполнить долг, но не свой. Он бы спустил курок, совершив два выстрела. Главный враг змей так близко, и дотянуться до него — раз плюнуть. Возможно, война прекратится, а власть попадет в руки змей. Но разве станет лучше? Чимин бережно хранит остатки своего здравомыслия, пытаясь смотреть вокруг трезвым, не помутненным таблетками взглядом. Перед ним — родные люди. Не мишени. Чимин думает о том, что лучше бы Намджун сделал все так, как он его просил. В крайнем случае, выпустил пару пуль по ногам, чтобы пресечь всякие попытки идти следом. На Чимина краем глаза смотрят сражающиеся змеи. Он знает, что это отчасти проверка, тест на верность. Чимин готов его провалить. У него есть только два пути: либо уйти окончательно, либо вернуться к Тэхену, продолжить неумолимую борьбу с собой и врагами, рыскающими вокруг. Намджун первого лишил, выстрелив чуть выше указанного места. Но Пак не злится, он просто устал и осознал свою усталость лишь с приходом частичной ясности. И ее бы не было, если бы Чимин сразу же не сунул себе два пальца в рот незадолго до начала задания. Что-то успело вылезти наружу. Он спас свой рассудок временно. Спас важных сердцу людей.  — Мы должны уходить, забрать его нам не позволят, — Намджун буквально отрывает свой взгляд от лежащего на земле в нескольких метрах от блоков Чимина и смотрит на находящегося на грани паники Джина. — Он сам не позволит. Намджун встает, прошипев от вспыхнувшей с новой силой боли и поднимая автомат. Свободная рука вновь берет ладонь Джина, крепко сжав, обещая не отпускать. Позади слышна постепенно утихающая перестрелка. Чем дольше они находятся на территории базы, тем больше риска. И в этот раз змеи одержали верх, но не сумели уничтожить свою главную цель. Генерал с доктором незаметно выскальзывают за ворота, покинув территорию базы. Намджун заметно прихрамывает, крепко сжав зубы и не позволяя ни единому болезненному стону вырваться наружу, зато Джин все прекрасно видит. Немного отойдя от шока, он вырывает свою ладонь из генеральской хватки и замедляется. Отошли они от базы не так уж и далеко.  — Ты что делаешь? — сердито спрашивает Намджун, резко обернувшись к омеге.  — Ранение нужно срочно обработать, генерал, — говорит Джин, шмыгнув носом и стараясь звучать как можно четче. Сейчас бы пощечину себе залепить, в чувства привести. Но это вместо него делает взгляд намджуновых глаз. — Пока подмога будет ехать, вы потеряете много крови.  — Идем, — альфа бесцеремонно хватает доктора за локоть и волочет за собой, сам едва плетясь. Кровь уже пропитала всю штанину камуфляжных карго, расплываясь липким темным пятном. — Надо укрыться где-нибудь для начала. Они знают, что мы поблизости, знают, что Чимин меня ранил. Будут искать. Не останавливайся. Джин не спорит. Им в первую очередь нужно спрятаться и дождаться подмоги. Они бредут между руинами, как последние выжившие во время апокалипсиса. На верхушках разрушенных зданий восседают вороны, молчаливо бдя, подобно стражникам этого мертвого города. Джин чувствует, как Намджун напрягается, то ли нервно, то ли сосредоточенно оглядывая местность и инстинктивно сжимая ладонь омеги чуть сильнее. Кажется, еще немного, и хрупкие кости пальцев точно сломаются, но Джин ничего не говорит. Генералу сейчас куда хуже с его простреленным бедром, а доктор потерпит, если это хоть как-то поможет уменьшить его боль. Намджун словно что-то выискивает. Прищуривается, поджимает пухлые губы и смотрит соколом, оглядываясь на каждый едва слышный шорох по углам. Крысы, наверное. Джин собственным телом ощущает, как от каждого такого шороха ладонь альфы слегка дергается в сторону источника, норовит потянуть за собой. Генерал как будто хочет к нему подорваться, разузнать, что-то увидеть. Найти. Но он сдерживается и хромает дальше, заставляет себя отвернуться. Джина мертвый город больше не пугает. Гораздо страшнее было на базе среди тел и врагов, среди свистящих над головой пуль. Перед глазами застывает образ полковника, отчего где-то внутри болезненно колет самую душу. От светлого человека осталась только тень. Его тело сохранили, а разум вживили совершенно чужой. Сломленный человек, которому нечего терять. Он готов был умереть от руки своего же друга. Это было бы благословением, лучшим исходом для Чимина. Джин представить не может, что там делается с людьми, раз даже такие сильные духом, как Чимин, не выдерживают. Альфа стал марионеткой, управляемой самим Мираи. Безвольный, но нашедший в себе силы противостоять хоть как-то. Чимин хотел с этим покончить и обрести покой, вероятно, уверенный, что из этой бездны выбраться больше не сумеет. Не смог. Они отошли от базы достаточно далеко. Проблуждав по пустынным улицам, спустя двадцать минут оказались в каком-то относительно целом, но в то же время не привлекающем внимание домике. Его от лишних глаз скрывают рухнувшие бетонные стены соседних домов. Внутри воняет сыростью и немного гнилью. Взбухший от влаги ламинат мягкий и местами покрывшийся плесенью. Намджун ступает первым, осторожно проверяя доски на прочность носком ботинка. Не хватало еще провалиться куда-нибудь и сломать пару лишних косточек. Внизу чувствуется твердость, — под ламинатом, скорее всего, бетонный пол. Намджун уверенно входит в дом, но бдительность все еще на первом месте. В таких местах опасностью могут оказаться одичавшие и заблудшие животные. Но в доме абсолютная тишина, которую никто не нарушал уже долгие годы.  — Осядем на втором этаже, оттуда сможем следить за местностью, — говорит Намджун и идет к лестницам, ни на секунду не выпуская руку Джина из своей. И вроде бы явной опасности нет, можно бы и разорвать контакт, но генерал держит так крепко, словно боится потерять и перестать чувствовать тепло рядом с собой. На втором этаже дома обстановка такая же, только полы более целые. Поваленная мебель почти вся поломанная. Единственное, что цело — пара стульев. Один из них Намджун прихватывает на ходу свободной рукой, идя вдоль небольшого коридора к дальней комнате. Висящий на плече автомат лениво покачивается, мягко ударяясь о бок альфы. Как только они входят в комнату, оказавшуюся бывшей детской, Намджун ставит стул возле небольшой кровати и, выпустив влажную ладонь омеги, подходит к шкафу у стены, обхватив его по бокам и подтянув к двери, чтобы перекрыть вход. Он оказывается не таким уж и тяжелым. Пока Джин медлит, стаскивая с плеч лямки рюкзака, генерал успевает оценить вид из окна и возможный вариант побега в случае чего. Внизу, прямо под окном лежит бетонная стена, по которой можно будет легко соскользнуть на задний двор. Нахмурившись, генерал задергивает шторку в крупный синий цветочек и разворачивается к доктору.  — Теперь-то я могу оказать вам помощь, генерал? — спрашивает взволнованный состоянием альфы Джин, уже разложив на пододвинутом Намджуном стуле все необходимое. Альфа коротко кивает и подходит, садясь на детскую кроватку и вытягивая ноги. Джин садится рядом и без промедления приступает к работе.  — Он был без бронежилета, — хрипло говорит Намджун, внимательно наблюдая, как Джин маленькими ножницами разрезает ткань карго вокруг огнестрела. Мыслями он еще там, на базе, и смотрит в глаза лучшего друга, молящего о смерти. Что с ним будет теперь? Намджун злится на себя, потому что не вытащил его, не попытался, но риски были слишком велики. Его успокаивает только Джин, на котором ни царапинки. Долг перед самим собой он исполнил.  — Хотел умереть… — тихо отвечает Джин, беря бутылек со спиртом. Намджун сжимает губы и поднимает глаза к потолку, усыпанному множеством трещин. Кажется, скоро обвалится. — Что же с ним там сделали, — омега вздыхает и обтирает кожу вокруг ранения.  — Мираи знал, что мы туда отправимся, и послал отряд, чтобы со мной разобраться, — хмыкает Намджун, перебирая в пальцах гильзу. — Это был серьезный ход со стороны змей. И чертовски глупый, — альфа сухо усмехается, мотнув головой. — Нужно как можно скорее вернуться и провести совещание.  — Нужно сначала пулю достать, генерал, — Джин поднимает взгляд на Намджуна и вскидывает бровь.  — Мне не впервой. Делай, что нужно, — кивает генерал, уперев руки в постель и чуть откинувшись назад, чтобы расслабить тело. Джин дезинфицирует пинцет и сглатывает, мысленно ругая себя и заставляя держаться. От всего случившегося успокоиться выходит с трудом, а руки мелко трясутся, что может помешать и доставить альфе лишнюю боль. Взгляд омеги случайно падает на правую руку Намджуна, на которой чуть задрался рукав камуфляжной куртки. На внутренней стороне предплечья альфы Джин замечает какую-то надпись, видную лишь на конце. Татуировка. Любопытство захлестывает омегу разом. Он на секунду даже подвисает, пытаясь разглядеть татуировку и прочесть, но тщетно. Джину удается понять только то, что на руке генерала выбито чье-то имя, но кому оно принадлежит, омега ни за что не осмелится спросить, поэтому приступает к извлечению пули, беря себя в руки и стараясь ни на что не отвлекаться. Это случается довольно быстро, а Намджун и звука не издает, плотно сжав челюсти. К такой боли ему не привыкать. Шрамов от огнестрела на крепком высоком теле предостаточно. После каждого Ким получал медаль, но сейчас его награда после случившегося — жизнь Джина. Медали и ордена давно потеряли для генерала ценность. Куда важнее спасти жизни. И каждая спасенная намного дороже этого хлама, который гордо любят развешивать на себе военные. Но так принято, так происходит уже сотни лет, и с этим Намджуну не поспорить. Все-таки каждая награда дана за какой-то великий подвиг. Где-то невдалеке снова слышится шорох, заставляющий альфу напрячься. Он оглядывается, смотря в окно с настороженностью, так и застывает, какое-то время вслушиваясь и выжидая, пока рука тянется к лежащему рядом автомату. Джин уже принимается латать ранение, а окровавленная пуля лежит на стуле, поблескивая в сером естественном свете.  — Ненавижу эти места, — негромко говорит Намджун, чуть расслабляясь и поворачивая голову обратно к Джину. Ложная тревога. Рыскающие по округе животные, вероятно, учуяв человеческое присутствие, очнулись.  — Почему? — спрашивает Джин, коротко подняв взгляд на альфу и продолжая его зашивать. Ответа на случайно вырвавшийся вопрос он и не ждет, но Намджун, к удивлению, отвечает после долгой минуты молчания.  — Когда я был еще мальчишкой лет десяти или одиннадцати, точно уже не помню, — генерал задумчиво хмурится, следя за умелыми движениями пальцев Джина, — мне с семьей приходилось в таких местах скрываться. В то время бомбежки были очень частым явлением. Самое большое количество жертв за все время войны, обозленные змеи и армия, готовая рвать. Ни одна из сторон ни перед чем не останавливалась. Поселение за поселением превращались в прах, как это место, — Намджун обводит взглядом комнату и возвращается к Джину. То, что, кажется, никогда не было озвученным, легко срывается с губ, частично освобождая альфу от внутреннего груза. Он прошлым ни с кем не делился, но теперь смолчать не может. Джину хочется открыться. Альфа продолжает:  — Родители и мы с младшим братом, который и говорить толком не умел, были в вечном побеге из одного мнимо безопасного места в другое. Приходилось жить там, где война уже оставила свой след. Люди редко совались в мертвые городки, поэтому моей семье было спокойнее. Но потом мы с братом остались одни, — голос Намджуна холодеет, покрывается коркой льда, за которой скрывает истинные чувства, не готовый еще до конца делиться. Намджун замолкает, Джин не напирает, не задает вопросов, прекрасно понимая, что генерал эту тему желает закрыть, вероятно, жалея, что вообще начал об этом говорить. Кончик языка обжигает взволновавший вопрос: «где сейчас брат?», но омега прикусывает губу, не позволяя себе сглупить. Лезть в душу он не станет. Повисает молчание, но не давящее. Оно обоим, как отдых, передышка. Джин почти заканчивает обрабатывать ранение, а Намджун не может оторвать взгляд от сосредоточенного на работе личика. Пухлые губы омеги все время перетягивают внимание на себя, обезоруживают и гипнотизируют. Альфа прихватывает пальцами подбородок Джина и поднимает голову, заставляя заглянуть в глаза. Доктор слегка вздрагивает и замирает, растерянно уставившись на Намджуна.  — Генерал, вы… — мямлит омега, неловко тыча пальцем на ранение альфы. Хочет сказать, что еще не закончил, но так и пропадает, не в силах вырваться из цепкого генеральского взгляда.  — Доктор Ким, вам следует перестать обращаться ко мне на «вы», — низким голосом говорит генерал, огладив нежную кожу омеги под нижней губой большим пальцем. Джин смущенно опускает взгляд вниз, вспыхивая до самых кончиков ушей, как спелый помидор. Предательское тело. — Куда нам теперь эти формальности.  — Д-да, как скажет… — бормочет Джин и не успевает договорить, как оказывается затянут в поцелуй. Намджун аккуратно берет лицо омеги в ладони и медленно целует, сначала мягко сминая теплые губы своими, пробуя языком. Их виноградный привкус пьянит, подобно лучшему вину, не просто оттесняет боль на второй план, а полностью рассеивает. Джин закрывает глаза и приоткрывает губы, чтобы глотнуть воздуха, и сразу же оказывается атакованным языком альфы. У омеги волны мурашек по телу, сладкая дрожь на кончиках пальцев и не исчезающий жар на щеках. Намджун целует осторожно, шаг за шагом прокладывая себе дорогу вперед. Джин позволяет, аккуратно, но не совсем уверенно отвечает, стараясь поспеть за альфой и не казаться неподъемным камнем. Длинные ресницы трепещут, как лепестки розы, и щекочут намджуновы скулы. Джин теряет связь с реальностью, находясь в отдельном пространстве, состоящем только лишь из одного Намджуна, что поцелуями сводит с ума, не напирая слишком сильно, но все-таки достаточно настойчиво. Рука ложится на плечо альфы, слегка сжимая, иначе без хоть какой-нибудь опоры Джин провалится и утонет с концами. Если не уже. Выныривают они вместе, разделяя воздух на двоих и утыкаясь друг другу в лоб. Намджун гладит омегу по затылку, не открывая глаз, не желая возвращаться в ненавистное место, где они вдвоем застряли. Джин, кажется, чувствует то же самое. Он цепляется пальцами за ткань военной куртки и совсем чуть-чуть тянет на себя, инстинктивно желая быть ближе. Но сам же и останавливается, вдруг оторвавшись, лишив себя всяких прикосновений.  — Забуду еще иглу в тебе, — слабо улыбается Джин, опуская взгляд и продолжая зашивать раненного генерала. Намджун хмыкает, не настаивает. С таким, как этот омега, нужно трепетно, с особой осторожностью. Дальше он позволяет себе лишь наблюдать за нежным цветком, как делал обычно до этого времени. Одно хорошо: теперь Намджун знает вкус губ, что так долго его манили, и это уже что-то. Спустя час напряженного ожидания на иголках приезжает долгожданная подмога в составе сорока военных, вот только нужды в таком количестве бойцов больше не возникает. Но Намджун рисковать и глупить больше не собирается. Одна большая ошибка уже была допущена, и второй такой генерал не сделает. Возвращаясь, альфа снова погружается в раздумья, мельком поглядывая на прикорнувшего омегу, чья голова опустилась на генеральское плечо. Каким-то неведомым образом милый доктор тушит пожары внутри альфы и провоцирует новые, свои собственные, оставляя Намджуна разбираться с ними самостоятельно. И даже сейчас, когда он посапывает рядом, Намджун не может полноценно унестись в размышления о чем-то другом. О том, что, кажется, важно на национальном уровне и касается всей страны. Но об одном генерал может сказать с уверенностью: их вечная, всеуничтожающая война перешла на новый этап.

***

 — Что ты творишь, Мираи? — в гостиную влетает Первый Лидер в сопровождении вечно находящегося в боевом режиме Чонопа. Чонгук, мирно распивающий с Хосоком коньяк на диване, лениво поворачивает голову к внезапным гостям и не может не улыбнуться, видя, как всегда сдержанный Енгук сейчас находится на грани большого взрыва. Кажется, такое происходит впервые. У альфы застывший гневный взгляд, разбрасывающий во все стороны искры, а руки сжимаются чуть ли не до треска натянувшейся кожи на костяшках. При всем этом, он не оставляет попыток выглядеть относительно сдержанно.  — Доброе утро, Енгук, — ухмыляется Чонгук, отставив свой стакан на столик и поднявшись с дивана. Хосок рядом настораживается, учуяв враждебность, исходящую от Первого Лидера. Может случиться что угодно, и Чон к этому должен быть готов. — Ты так внезапно приехал. Я что-то успел натворить? — вопросительно вскидывает брови Мираи.  — А ты сам не знаешь? — цедит Енгук, подойдя ближе и становясь напротив Чонгука. — Ты какого черта на генерала покушение устроил? Кто дал приказ?  — Я сам себе дал приказ, — хмыкает Чонгук, смотря лидеру прямо в глаза, развязывая новую войну, не видимую никому вокруг. Енгук еле сдерживается, чтобы не сорваться. Мираи пытается его прогнуть взглядом, сломать и раздавить, раскрошив в пыль. В нем ни капли сомнения или страха. Он ему чужд. И плевать, что стоит перед Первым. Ему никто никогда не был преградой.  — Ты не доложил мне о своем намерении. Это касается всех нас, но ты снова поступил необдуманно, отправив какую-то жалкую горстку на убийство генерала огромной армии, — цедит Бан, понизив голос. — В итоге ожидаемо провалился. Ты же понимаешь, Мираи, что мало чего добился, даже если бы и смог его убить? На его место тут же встал бы другой. Ты их разозлил только. Теперь жертв будет в разы больше. Они не спустят нам это с рук так просто.  — Ты что, боишься, наш великий лидер? — Чонгук щурится, слегка улыбнувшись и скользнув кончиком языка по нижней губе. — Ты, кажется, забываешь, кем руководишь. Своих людей вообще видел? Один приказ, — Чон поднимает указательный палец, не отрывая от лидера взгляда. — Хватит одного приказа, чтобы они разорвали армию. И тогда бы вашей тысячелетней войне пришел конец. Но мы чего-то ждем, продолжаем тянуть чертову резину. А смысл в чем?  — В людях, которые в итоге попадут под наш огонь. От страны только прах останется, — Енгук поджимает губы. — Ты поступил чертовски глупо, Чонгук. В тебе взыграли какие-то чувства?  — Это был отличный шанс. Идеальный. Одним ублюдком меньше, — пожимает плечами Чонгук.  — Ты поторопился…  — Не учи меня вести войну, Енгук, — зло рычит Мираи, внезапно выхватывая пистолет и направляя успевшему среагировать лидеру в лоб. На гостиную опускается тяжелое, словно железо, напряжение, сдавливающее воздух. Хосок стоит чуть позади Чонгука, держа поднявшего автомат Чонопа на прицеле своего любимого матового пистолета. Хоть малейшее движение, и он без промедления выстрелит. Они оба здесь для того, чтобы сражаться за своих лидеров и отдать за них жизнь без раздумий. Лидеры держат друг друга не только на мушке ружей, но и непроницаемых глаз, за которыми у каждого неизвестно, что скрывается. Чонгук бесцветно ухмыляется, забавляясь мгновенной реакцией.  — За эти два года аспиды добились больше, чем за десять лет, — завершает он свою реплику, любовно лаская указательным пальцем спусковой крючок.  — Перестреляемся? — Енгук вскидывает бровь. — Вперед. Этим мы упростим армии задачу и пустим под хвост годы войны. Ты этого хотел? — альфа усмехается, мотнув головой. — Твоя ошибка распространилась и на нас.  — Ну да, ведь лучше медленно, год за годом убивать людей, пока не останется никого, кроме тебя и меня, — Чонгук хмурится, словно пытается что-то вспомнить, и выдает, подняв брови: — Точно, еще Кагэ, который до конца так и будет прятаться, Дьявол знает, где.  — Пока ты не приведешь нас к концу и не спровоцируешь его выйти из тени, — Енгук устало прикрывает глаза и вздыхает, вновь встречаясь с черными дикими глазами Мираи.  — А может, мне это и сделать? — скалится Чонгук, загораясь любопытством.  — Думай о последствиях, Мираи.  — Чонгук… Альфы синхронно поворачивают головы к лестнице, на которой застыл Тэхен, растерянно и слегка напугано смотря, как четверо мужчин держат друг друга на прицеле, словно сейчас вспыхнет искра и разразится еще одна война в пределах гостиной. Новые лица доверия не внушают, как и спокойствия, но тот, который держит на прицеле Чонгука, смотрит на омегу без капли злости, что в нем играла еще секундами ранее. Что тут происходит? Тэхен мгновенно жалеет, что вышел, яростно желая сбежать обратно к себе в комнату и ничего из этого не видеть, но его останавливает нежная улыбка на губах Чонгука.  — Малыш, — мягко зовет альфа, незаинтересованно откинув пистолет на диван и повернувшись к омеге. — Иди сюда, познакомлю тебя кое с кем. Альфы молча прячут свои ружья, откладывая разговор на потом. Хосок валится обратно на диван и жестом подзывает Чонопа, разливая коньяк в еще два принесенных прислугой стакана, словно только что не держал его на мушке, готовясь выстрелить в любой момент. Енгук скользит по Тэхену взглядом и вновь поворачивается к Чонгуку, который при виде младшего брата как будто вдруг переключился, забывая обо всем остальном вокруг себя. О том, как только что целился в самого лидера и толкал речи о войне. Таким и был Чонгук до попадания в аспид? Тэхен тяжело сглатывает и несколько секунд медлит, не решаясь спускаться, но и позорно сбежать обратно в комнату он не сможет. Мысленно побив себя по щекам, чтобы привести в чувства, он берет себя в руки и спускается к альфам.  — Здравствуй, Тэхен, — взгляд Первого Лидера теплеет, а голос лишается стальных ноток. В любом случае, альфе возле этого юного омеги о военных делах думать тоже не хочется. Сегодня войны не будет.

***

Чонгук делает глоток кофе и беззвучно отбивает пальцами по столу какой-то только ему понятный ритм. Он пристально смотрит на сидящего напротив Тэхена, пытающегося хоть кусок проглотить. Завтракают в молчании, которое Чонгуку, в конце концов, надоедает.  — Ешь нормально, в еду ничего не добавлено, — закатывает он глаза, откинувшись спиной на стул и следя за омегой, как родитель, волнующийся о том, что его сын останется голодным. Чонгука бесит, что Тэхен так мало ест. Кости у него уже выпирают сильнее обычного, а и без того тусклый взгляд совсем слабый, лишенный искорки. Альфа борется с желанием встать и запихать ему в рот еду собственноручно, а то клюет горошины, как птенец недоразвитый.  — Я просто не голоден, — негромко отвечает Тэхен, сжимая в пальцах вилку и поднимая взгляд на нахмурившегося Чонгука. И как только он все это узнает? Как ему удается прокрасться в голову Тэхена так незаметно и все считать? В последнее время омега действительно ест мало, но не только из-за страха быть снова утянутым в бессознательные просторы. Из-за внутренних переживаний, что никак не утихнут, кусок в горло не лезет. Смотреть на Чонгука и мысленно как мантру повторять «не брат» тяжело. Когда это прекратится? Когда все устаканится? Тэхену кажется, что он никогда уже лучше себя чувствовать не сможет, лишь будет соскальзывать все дальше вниз, пока не достигнет самого дна. Беспросветного и холодного. А рядом будет Чонгук, но уже не брат.  — Если ты таким способом решил убиться, то не пытайся. Я тебе не позволю, — Чонгук улыбается, подняв бровь и подцепляя пальцем ушко своей чашки с кофе. — Лучше ешь, сегодня у нас важный день, тебе нужны будут силы.  — О чем ты? — не сдерживает любопытства Тэхен, заинтересованно приподняв брови и отложив вилку.  — Я буду учить тебя стрелять, — Чонгук пожимает плечами и непринужденно отпивает кофе, как будто сообщил о планирующемся походе в магазин.  — Нет, — сразу же категорично отвечает омега, помотав головой. — Не буду. Я не хочу, Чонгук. Его от одной мысли о том, что придется держать оружие, бросает в дрожь. Чонгук, видимо, решил найти новый способ поиздеваться над душой Тэхена. Прикоснуться к оружию, значит, предать себя, предать свое дело и замарать руки. Тот, кто лечит, не должен калечить. Но Чонгуку, конечно же, плевать, потому что…  — Зато я хочу, Тэхен, — твердо говорит он, смотря на омегу. — В нашем ебаном мире первое, что ты должен уметь делать — стрелять. Мне следовало тебя научить этому уже давно. Но тогда я не хотел, чтобы ты марал руки.  — Я не смогу, Чонгук, я… — тихо говорит Тэхен, взглянув на альфу с мольбой в глазах.  — Сможешь, со мной ты все сможешь, — улыбается Мираи, отставив чашку и достав из маленькой пластмассовой коробочки знакомую овальную таблетку. Смотря замершему Тэхену прямо в глаза, альфа демонстративно кладет ее на язык.  — Чонгук… Альфа вдруг поднимается со своего места и, в два больших шага дойдя до другого края стола, выдвигает стул, ставя его напротив Тэхена и опускаясь.  — Ешь, — приказывает он, взяв вилку Тэхена и протянув ему. — Не трать мое время, малыш. Нам еще кое-куда заскочить нужно будет. Тэхен поджимает губы и берет вилку, опустив глаза в тарелку. Чонгук одобрительно хмыкает и складывает руки на груди, внимательно следя за тем, как Тэхен предпринимает новую попытку запихнуть в себя еду. Омега медленно прожевывает кусочек пышной оладьи и едва ли не вжимается в стол под давящим взглядом Мираи, под которым и так отсутствующий аппетит вовсе не желает возвращаться. Но приходится есть, чтобы не злить альфу. Под действием таблеток тот становится совершенно непредсказуемым. Тэхен не знает, в какой момент может произойти взрыв.  — Умница, — улыбается Чонгук и гладит Тэхена по мягким пшеничным волосам, не удержавшись. Послушный братик.

***

Отчасти Тэхен чувствует облегчение, что наконец смог выбраться из заточения и увидеть обстановку вне особняка. Желание Чонгука научить омегу стрелять все еще не прельщает. Наоборот, с каждой секундой все больше волнует и настораживает. Тэхен хочет воспротивиться, но он и этого сделать не может, потому что с Чонгуком спорить бесполезно. Если он хочет, значит, так будет. За окном чонгуковой бмв ничего нового. Все та же серость, но даже по ней Тэхен соскучился. Соскучился по местам, где не рыскают покорные змеи, отслеживающие чуть ли не каждый тэхенов шаг, когда Чонгук находится вне дома. Словно он может сбежать. Даже если захочет, не сумеет. Опыта и безрассудства ему не достает, а еще сил. И, как бы это ни было ужасно, тут пришлись бы кстати навыки в стрельбе и самообороне. Именно поэтому Тэхен не вздумает куда-то бежать. Уж точно не такими путями. Чонгук молча ведет авто, к счастью Тэхена, не давя лишний раз. Ровный гул двигателя — единственный нарушитель тишины, служащий еще и временным успокоением для омеги. Тэхен прикрывает глаза и прислоняется виском к холодному стеклу. Чонгук бросает на него короткий взгляд и отворачивается к дороге, задумчиво покусывая нижнюю губу и хмуря брови. Пальцы крепче сдавливают кожаный руль. Спустя полчаса они въезжают на территорию госпиталя аспидов, очень похожего на обычную больницу, только это место более охраняемое. Черную бмв через ворота пропускают без всяких осмотров. Более того, змеи почтительно опускают головы, устремляя взгляды в землю. Чонгук тормозит прямо у главного входа в госпиталь и глушит мотор, повернувшись к заинтересованно озирающемуся Тэхену.  — Посидишь здесь, я скоро вернусь, — говорит он, уже собираясь открыть дверь.  — Чонгук, — зовет омега. Альфа останавливается, вопросительно вскинув бровь. — Я хочу осмотреться здесь.  — Зачем? — щурится Чонгук, коротко хмыкнув. — Не ты ли был против работы в рядах аспидов?  — Мне, как врачу, интересно знать, как тут все устроено, — пожимает Тэхен плечами.  — Хорошо, осмотрись, — альфа слабо улыбается и выходит из машины, спешно обогнув капот и открыв для Тэхена дверцу. Они вместе входят в госпиталь, сразу же привлекая внимание находящихся в коридорах врачей и дежурящих аспидов. И все-таки изнутри это место напоминает больницу лишь белыми халатами и такими же белыми стенами. Тэхену сразу же становится тут не по себе. Его родное рабочее место ничто не заменит. Омеге даже представить трудно, как бы он тут работал, если в общий пейзаж вписаться не может. И даже если врачи тут на вид вполне обычные, ничем от больничных не отличающиеся, от них все равно веет чем-то чужим, враждебным. Они знают секрет смерти, с которой борется Тэхен и ему подобные. Чонгука сразу встречает высокий мужчина в белом халате и с проседью в коротких черных волосах. Наверное, главный врач, предполагает Тэхен, не желая с ним встречаться взглядами. К счастью, Чонгук тоже не пытается познакомить его с кем-то еще. Знакомства с Первым Лидером, от которого мороз по коже, вполне омеге хватило. И хоть тогда все прошло довольно гладко, Тэхен бы предпочел вообще ни с кем не взаимодействовать из этого змеиного окружения. Враги продолжают быть врагами. Чонгук бросает негромкое «не заблудись», незаметно для окружающих мазнув губами по кончику мигом вспыхнувшего тэхенова уха, а рукой коротко накрыв тонкую талию. Пока Тэхена выбивает этими действиями из строя, альфа уже удаляется в сторону одного из коридоров в компании главного врача. На мгновение Тэхен даже теряется, оставшись в одиночестве среди незнакомых вражеских лиц. Он оглядывается, раздумывая, в какой из коридоров нырнуть, и решает пойти вперед. Периодически встречающиеся вооруженные змеи провожают омегу тяжелыми пристальными взглядами, но к ним Тэхен, кажется, уже начал привыкать, как и к незнанию того, что там у них в голове в этот момент происходит. Непредсказуемость только одного человека напоминает ему русскую рулетку, ввергая в животный страх. И к этому, наверное, Тэхен не привыкнет никогда. Он сворачивает в случайные стороны раза три, сам не зная, куда в конечном итоге приведет его извилистая дорога по запутанным коридорам госпиталя. Поэтому Чонгук предупреждал не заблудиться? Тэхену кажется, что он идет инстинктивно, на интуитивном и чувственном уровне ощущая, что уже близок к цели, но время стремительно бежит вперед, сокращая шансы на успешный итог с каждой секундой. В конце концов, Чон не выдерживает и тормозит проходящего мимо врача-омегу, что чуть ниже ростом самого Тэхена.  — Пак Чимин, — с отчаянием в хриплом негромком голосе и с немой мольбой в больших глазах. Врач несколько секунд глядит на него хмуро и задумчиво, а Тэхен уже представляет, как тот срывается и бежит докладывать об услышанном Чонгуку. Но в эту секунду Тэхена это не напугает. Он чувствует, что близок, и так легко отступать не собирается.  — Налево, — неожиданно мягким и совершенно не враждебным голосом выдает врач, указав в нужную сторону рукой, высунутой из кармана белого халата. — Предпоследняя дверь.  — Спасибо, — с облегчением благодарит Тэхен и, не задерживаясь ни на секунду, спешно идет в указанную врачом сторону. Возможно, он все-таки настучит об этом Чонгуку, но какая, к черту, сейчас разница? Тэхен понимает, что не ошибся, когда ощущает едва-едва ощутимый аромат цитрусов, прячущийся за белой дверью. Омега прикрывает глаза, мягко накрыв ладонью холодную ручку, и настраивает себя, готовит к ничего не выражающим глазам, которые оставили в последний раз немало ледяных ожогов на душе. Разве может быть лучше в этот раз? Есть ли вообще смысл заходить туда к человеку, который в родном теперь видит чужое? Это больно царапает сердце, но Тэхен не может не увидеть его. Возможно, это может стать последним разом. Он мягко и бесшумно открывает дверь в маленькую палату и сталкивается с кофейными глазами слишком внезапно. Беззвучное «Чимин» само собой вырывается из тэхеновых губ, невидимой дымкой расползаясь по помещению. Он проходит внутрь, прикрыв за собой дверь и делая шаг в сторону сидящего на краю койки Чимина. Альфа не похож на себя. В прошлый раз в нем чужими были только глаза, а теперь его заметно побледневшее и даже посеревшее тело с рассыпанными по нему гематомами ничего о прошлом не напоминает. Левое плечо Чимина перебинтовано, но через белую ткань бинтов уже виднеется багровое пятно. Тэхен подозревает, что в него стреляли. Это мог быть и Чонгук. Мысль больно скребет по душе. Сейчас, когда Чимин без футболки, Тэхен отчетливо видит уродливую змею, вырезанную на груди полковника Чонгуком. Она уже давно не кровоточит и постепенно становится шрамом-клеймом на всю оставшуюся жизнь. Но все, что вокруг нее, выглядит совсем свежим. Паку наверняка не одно ребро сломали. Весь его торс и бока грязно-синего оттенка, что мало напоминает космос. Скорее, цвет боли. Он именно такой. Даже не красный. Глаза Чимина не скрыты слоем стекла — оно все побито, рассыпалось осколками под ногами. Он глядит, скорее, с легким недоверием к самому себе и с неподъемной усталостью. Не шевелится совсем, никак не реагирует, только чуть заметно дышит. Ему и это делать в полную силу больно. Тэхен сокращает между ними расстояние и оказывается прямо перед альфой, разглядывая последствия вербовки с блестящими от подкатывающих слез глазами. Чимин медленно поднимает правую руку совершенно неожиданно. Тэхен даже не надеялся, но альфа подает признаки жизни, ничего при этом не говоря. Огрубевшие кончики пальцев, сохранившие частички тепла, невесомо касаются подбородка застывшего и наблюдающего Тэхена. Он даже дышать не решается. Чимин немного морщит лоб и ведет пальцами по скуле, легко касается кончика носа, ровно туда, где у Тэхена расположилась маленькая родинка. Он изучает. Проверяет на реальность, чертовски устав от галлюцинаций и иллюзий. В этот раз Тэхен не просит очнуться. В этот раз не наступает тьма, стоит Чимину к нему протянуть ладонь. Тэхен все так же стоит перед ним, замерев и давая альфе сделать то, в чем он так нуждается. Давая почувствовать. Изучающие и ощупывающие жесты вдруг переходят в легкое поглаживание сбитыми костяшками. Тэхен давит всхлип. Чимин не потерялся и не потерял его. Его сознание прячется в закоулках оккупировавшего бессознательного и подает признаки жизни, встретив родное и вспомнив, для чего все это было. Он не может перестать касаться Тэхена. А вдруг все исчезнет? Но Тэхен тянется навстречу, подойдя максимально близко и мягкими, неизменно прохладными ладонями накрывая щеки. Альфа поднимает голову, заглядывая в теплые блестящие глаза.  — Я как-нибудь постараюсь помочь тебе выбраться, — шепотом говорит Тэхен, погладив большим пальцем сомкнутые губы Чимина. У альфы вдруг взгляд проясняется от услышанного.  — Нет… — хриплым и совсем чужим голосом отвечает Чимин, слабо мотнув головой.  — Что? — не понимает Тэхен. Вглядывается в глаза напротив, надеясь в них увидеть объяснение. Там, почти на самом дне, мелькает страх. — Почему?  — Не могу… — кажется, что альфе каждое слово дается с немалым трудом. Он мягко накрывает ладонью тонкое запястье Тэхена, чуть поглаживая его внутреннюю сторону большим пальцем. — Пока ты здесь…  — Чимин… — …рядом с ним, — в слабом тихом голосе проскальзывает ненависть.  — Он ничего мне не сделает, Чимин, — пытается его убедить Тэхен, придав голосу твердости, а сам ни на грамм не уверен в собственных словах. Его контроль утерян. — Тебе нужно уходить отсюда, — с мольбой говорит омега, оглаживая большими пальцами чуть нахмуренные черные брови, прикрывшиеся веки, виски и скулы. Запоминая каждую деталь. Вдруг в последний раз.  — Тэхен… Со мной уже все решено, — хочется сказать Чимину с обреченной улыбкой на потрескавшихся губах. Он подносит к лицу запястье омеги и нежно касается бархатной кожи губами, просто наслаждаясь тем, что Тэхен рядом, что греет своим теплом, хоть и временно, что дает своим присутствием силы двигаться дальше. Увидеть его было необходимо. И Тэхен, словно это почувствовав, пришел. Так вовремя. Чимин был в шаге от падения в пропасть. Готов был добровольно распрощаться с жизнью.  — Пожалуйста, дай мне помочь тебе, — шепчет Тэхен, заглядывая в бесконечно тоскливые глаза альфы, в которых сам и отражается.  — Я дался аспидам, чтобы быть ближе, — сипло отвечает Чимин. …к тебе.  — Нет… Чимин, нет, — Тэхен шмыгает и прижимает альфу к себе, зарываясь в его угольные волосы носом и жмуря глаза. Чимин обвивает его талию руками, наплевав на кольнувшее болью плечо и прижимая к себе вплотную, слыша беспокойный трепет любимого сердца под самым ухом. Как бы его успокоить, утешить, когда собственное почти замерло, иссякнув. Чимин прикрывает глаза и жадно ловит каждую отведенную им секунду, отдавая последние частички сохранившегося в нем тепла Тэхену. А омега в ответ отдает свое, чтобы хоть как-то согреть угасающую душу. Они стояли бы так вечность, но шум снаружи резко возвращает Тэхена в реальность. Все омрачает мысль о Чонгуке, который вполне может внезапно нагрянуть сюда. Прощаются молча, взглядами и легкими касаниями. Чимин до последнего не хочет выпускать нежную ладонь, а Тэхен не хочет вырывать ее. У альфы в глазах просьба только одна. Позволь мне еще как-нибудь на тебя посмотреть. Тэхен снова льнет к нему и касается губами прохладного лба, запечатлевая поцелуем негласное обещание. Чимину этого хватит, чтобы влачить свое бесполезное существование дальше. Омега в последний раз заглядывает ему в глаза и уходит, уже в коридоре стирая влагу со щек рукавами. Как помочь тому, кто не хочет спасаться? Тэхену везет, и он успевает вернуться в машину раньше Чонгука, окончательно прийти в себя после встречи с Чимином и немного подумать о том, что случилось. Сердце болеть не перестает, как ни старайся его успокоить. Через три минуты Чонгук возвращается. Бросив окурок в урну, садится в машину и заводит рычащий двигатель, плавно выруливая к выходу из территории госпиталя. Тэхен отворачивается к окну и мнет пальцами полы свитера. Хочется наорать на Чонгука, высказать ему все за Чимина, но Тэхен только прикусывает губу и сдерживает себя, потому что впоследствии может пострадать именно Пак. Хотя и насчет себя омега уже не уверен.  — Осмотрелся? — спрашивает Чонгук, глянув на Тэхена. Омеге не хочется смотреть в его сторону, вдыхать окутавший его аромат сигарет, медикаментов и немного — холодного воздуха. Он лишь коротко кивает. — И что скажете, доктор Чон? — альфа вскидывает бровь в любопытстве и отворачивается к дороге, ожидая ответа.  — Госпиталь, как госпиталь, — дает Тэхен сухой ответ, поджав губы и сосредоточенно разглядывая пейзаж за окном.

***

Чонгук с особым наслаждением ведет кончиками пальцев по корпусам разложенных на столе ружей. Здесь огнестрельные на любой вкус: винтовки, штурмовики, карабины, автоматы, револьверы и пистолеты. Тэхен в их сторону даже смотреть не может, не то что держать в руках. Ему находиться в длинном помещении стрельбища в принципе не нравится. Здесь концентрация пороха в воздухе зашкаливает. Одна искра, и все взлетит на воздух. Тэхен боится ею стать, но еще больше боится учиться стрелять. Вот только кто ему право на решение давал? Чонгук останавливает свой выбор на пистолете, как самом простом и легком по объему оружии. Для начала обучения в самый раз. Он поднимает темно-серый матовый глок и поворачивается к Тэхену, демонстрируя сделанный выбор.  — Сегодня ты будешь знакомиться с этим пистолетом, малыш, — говорит Чонгук, подойдя к Тэхену почти вплотную и беря его за руку. Омега хочет отдернуть ее, но альфа удерживает крепко, не позволяя вырваться. — Держи, — приказывает он, вкладывая пистолет в руку Тэхена.  — Я не хочу, Чонгук, — омега жмурится и мотает головой, мечтая выбросить холодящий кожу металл куда подальше. — Не заставляй меня.  — Тебе придется учиться, Тэхен. Все, кто меня окружают, обучены борьбе и стрельбе, — убеждает альфа, настойчиво сжимая глок в руке омеги, чтобы даже уронить не вздумал.  — Даже… — Тэхен поднимает взгляд на альфу.  — Даже прислуга, — заканчивает мысль Мираи, коротко кивнув, а Тэхен уже невольно представляет, как хрупкий на вид Юно кладет кого-нибудь на лопатки или пускает пулю точно в лоб. Кажется безумием, но вокруг аспидов нормального ничего и нет. Чонгук резко хватает Тэхена за плечи и рывком разворачивает лицом к мишеням на том конце помещения, прижимаясь сзади.  — Начнем с того, что можно делать, а что нельзя, — говорит он, опаляя тэхеново ухо жаром своего дыхания и вновь накрывая сжимающую пистолет руку своей. — Ты должен уметь правильно держать оружие, правильно стоять и прицеливаться.  — Чонгук, пожалуйста… — не оставляет попыток омега, хотя и понимает, что бесполезно. Жар тела позади выбивает все здравомыслие, прожигает через слои одежды и не дает даже на собственных мыслях сосредоточиться. Ноги почему-то подкашиваются.  — Хочешь перейти сразу к практике? — спрашивает Мираи, недобро ухмыляясь.  — Нет, — резко отвечает Тэхен, помотав головой. Он все внимательно выслушает, только бы оттянуть момент до этой чертовой практики. — Без теории нельзя. Чонгук начинает с элементарных мер предосторожности при использовании оружия. Тэхен всеми силами заставляет себя слушать ровный низкий голос альфы за спиной, пока руки им управляют, как марионеткой, помогая научиться правильно держать пистолет. Чонгук показывает, как снимать его с предохранителя, как вынимать магазин и вставлять патроны. Тэхен еле поспевает за мыслью, растерянно бегая глазами по татуированным рукам, ловко управляющимся с оружием. Как бы Тэхен ни хотел абстрагироваться, ему удается запомнить практически все, о чем говорит Чонгук. Возможно, кое-что из этого ему действительно пригодится в жизни.  — Сейчас я покажу, как забивать магазин и перезаряжаться, — Чонгук отстраняется и встает у стола, подтянув к себе коробочку с гильзами. Тэхен подходит ближе и завороженно следит за ловкими умелыми действиями рук. Кажется, альфа может забыть, как нужно разговаривать, забыть все на свете и даже свое имя, но как управляться с оружием — никогда. — Теперь ты, малыш, — Чонгук протягивает глок растерявшемуся Тэхену. Омега берет пистолет и встает рядом с братом, воспроизводя в голове то, как это делал он. Чонгук складывает руки на груди и внимательно наблюдает. Тэхен больше не противится, не пытается избавиться от пистолета в руке. Видимо, понял, что это бессмысленно. Его движения неторопливые, не до конца уверенные. Он хмурит лоб под челкой и прикусывает нижнюю губу, обдумывая каждое действие, отчего-то боясь ошибиться и выглядеть перед Чонгуком глупым. Им завладевает стремление показать, что и этому он легко научится, что запросто сможет освоить абсолютно все. Страх от легкой тяжести холодного металла в ладони куда-то испаряется. Тэхен вдруг осознает, что ему это интересно, пока неторопливо разбирается с глоком под бдящим взглядом.  — Для первого раза неплохо, со временем набьешь руку, — дает свою оценку Мираи, одобрительно кивнув. — Это нужно делать очень быстро. В реальности у тебя не будет времени на промедление.  — Вряд ли мне это пригодится в реальности… — бормочет Тэхен, опустив взгляд на пистолет.  — Это как обстоятельства сложатся, — улыбается уголком губ Чонгук. — Готов пострелять? Тэхен молча кивает, всем своим видом изображая неуверенность и неугомонное сомнение в том, что стоит это делать. Но Чонгук, конечно же, на все это не обращает внимания. Чего омега совершенно не ожидает, так это внезапно появившихся людей, ведомых аспидами к мишеням. Четверо пленных со связанными руками и ногами, с переклеенными скотчем ртами в страхе озираются огромными от ужаса глазами, совершенно не понимая, для чего оказались в этом месте. Тэхен тоже не представляет. Он поднимает на Чонгука непонимающий взгляд.  — Что это за люди? — негромко спрашивает он, уже предполагая ответ, который так не хочет слышать. Пусть это будет неправда, пусть Чонгук снова просто жестоко пошутит или скажет что-нибудь другое.  — Ты научишься быстрее, если будешь тренироваться на живых мишенях, — Чонгук поворачивает голову к брату и улыбается той самой улыбкой, которая ничего хорошего не предвещает.  — Я не стану стрелять в людей, — Тэхен откидывает пистолет на стол, как будто обжегся, и отходит назад, мотая головой. И страх возвращается в тройной мере. Тэхен тяжело дышит, чувствуя, как паника подкатывает к горлу и сжимает, перекрывая кислород.  — Знания необходимо закрепить практикой, малыш, — давит Чонгук. — Они даже не почувствуют боли, потому что под дозой находятся, — объясняет он, шагнув к брату.  — Ты в своем уме, Чонгук? — Тэхен уже на грани истерики и сам себя загоняет в угол, оказавшись прижатым спиной к стене. Впереди Чонгук. И легче, наверное, пройти через стену, чем через него. — Это живые люди! Я не буду этого делать, нет, я… Чонгук хватает Тэхена за локоть и резко дергает на себя. Тот начинает брыкаться и вырываться, но снова оказывается зажатым в крепких руках брата, который тащит его к столу с оружием.  — Я не буду стрелять! — вскрикивает Тэхен, дергая плечами и прижатыми к телу руками. — Не заставляй меня! Я не стану таким, как ты, Чонгук! Проклятые террор…  — Это не люди, Тэхен, — рычит Чонгук, как куклу ставя омегу перед столом и продолжая зажимать. — Это мишени. Ублюдки, перешедшие мне когда-то дорогу и не сделавшие нихуя полезного в своей жизни. Лучше использовать их с пользой сейчас, согласись.  — Люди. Это люди, — Тэхен мотает головой и жмурится, только бы не видеть все это вокруг себя. — Я не буду, нет, нет, Чонгук, нет, — быстро бормочет он. Чонгук крепко сжимает тонкое запястье пальцами, заставляя Тэхена раскрыть ладонь, чтобы вложить в нее рукоять пистолета. Омега морщит лицо и прикусывает дрожащие губы, сдерживая боль, но Чонгук не останавливается, продолжая сдавливать все сильнее. Еще немного, и сломает запястье. На лице абсолютное спокойствие, а в глазах дикий огонь.  — Открой ладошку, Тэхен, — говорит он сдержанно, прижимаясь щекой к виску омеги. Тэхен не выдерживает боли и звонко вскрикивает, раскрыв руку, на которую сразу же ложится уже знакомый глок.  — Какой молодец, — мягко шепчет Мираи на ухо и не сдерживается, укусив за хрящик.  — Пожалуйста, Чонгук, не заставляй меня это делать, — с мольбой шепчет Тэхен, порываясь вновь выронить пистолет, но брат не дает этого сделать. Сам им управляет, помогая обхватить пальцами рукоять, накрывает своей рукой сверху, а другую руку кладет на стройную талию. Пока Тэхен умоляет все это прекратить, Чонгук собственноручно помогает ему встать в нужную позу, чуть пододвинув влево, чтобы стоял прямо напротив первой мишени. — Я не хочу стрелять в этих людей, — снова повторяет омега, порываясь повернуть голову к брату и заглянуть в глаза, пробудить в нем понимание и жалость. Чертовски смешно и до ужаса глупо.  — Тогда, может, захочешь пострелять в Чимина? — спрашивает Чонгук низким голосом, из-за которого волосы дыбом на затылке. Тэхен леденеет от страха. — Как он там, кстати? — притворно заинтересованный голос в самое ухо. Мираи ведет носом по шее омеги вверх, шумно втягивая тонкий запах с еле различимыми цитрусовыми нотками. — Я так и не проведал его после проваленной миссии, — альфа недобро усмехается, делая акцент на последних словах.  — Чонгук, пожалуйста… — шепчет Тэхен, шмыгнув носом и замерев в руках брата каменной статуей.  — Давай постреляем в полковника, малыш, — Мираи загорается идеей. В глазах опасный блеск, бесы снова проснулись и жаждут веселья.  — Не поступай с ним так, — Тэхен все-таки поворачивает голову, чуть подняв и заглядывая в пугающе блестящие черные глаза альфы.  — А ему, значит, в меня стрелять можно? — Чонгук бросает сухой смешок. У Тэхена из-под ног словно выбивают землю. — Это дело рук полковника Пак Чимина, Тэхен, — Чонгук задирает футболку, указывая на шрам под сердцем. Тэхен опускает взгляд на грудь альфы, глаза расширяются, а в памяти всплывают картинки сегодняшней встречи с Чимином. Тепло его рук, искренний взгляд, сумевший сохраниться под гнетом веществ. Чонгук все вмиг стирает. — Меня предали свои же. Человек, которому я доверил бы все, хотел избавиться от меня. Но не вышло, — альфа вновь безрадостно смеется и разворачивает находящегося в прострации Тэхена обратно лицом к мишени. — Покажи мне, как ты умеешь стрелять, — шепчет он омеге на ухо и кладет свою ладонь ему на живот, прижимая к себе. Тэхен прикусывает губу до боли и жмурится, чтобы не дать слезам волю. Все в голове смешивается. Все воспоминания о Чимине разом всплывают и беспорядочными кадрами мелькают перед глазами. Омрачаются, приобретая серый оттенок вместо золотисто-желтого, как солнце, которого никогда не видно. А слова Чонгука приобретают силу. Они разом все перечеркивают, но Тэхен мысленно кричит сам на себя, не давая теплым воспоминаниям стереться окончательно. Останавливается на самой середине, стоя ровно между Чонгуком и Чимином. Это тяжело, это выше его сил. Омега открывает покрасневшие блестящие глаза и смотрит на мишени впереди. Рука сжимает рукоять глока крепче. Тэхен так запутался, что жизни не хватит, чтобы вывернуться, освободиться от пут. Эта глупая растерянность раздражением пробегает по всему телу.  — Не напрягайся сильно, — шепчет Чонгук за спиной, но Тэхен его не слушает. Палец скользит по спусковому крючку. Давит. Тэхен даже не видит, куда выстреливает, но никто из пленных не издает звуков, значит, ни в кого не попал. Отдача бьет в плечо.  — Смотри, куда стреляешь, — рычит Мираи и помогает омеге направить руку. — Целься. Задерживаешь дыхание, жмешь на курок, — строго говорит альфа. Тэхена этот голос под ухом нервирует. Он не хочет его слышать, не хочет видеть лицо Чимина перед зажмуренными глазами. Не выдерживает, чувствуя, как последняя нервная струна лопается, резанув по телу. Тэхен стреляет, жмет и жмет на курок, оглушенный выстрелами, ослепленный душевной болью, пока не опустошает всю обойму. Не ведает, что творит. Раскрывает влажные глаза, застеленные пеленой слез. И хорошо, так даже лучше, потому что последствий не видно. Тэхен судорожно продолжает нажимать пальцем на курок, дрожа всем телом и шмыгая носом, как будто сейчас в голос расплачется. По помещению разносится звук щелчков. Чонгук берет пальцами подбородок брата и поворачивает лицом к себе, другой рукой опускает тэхенову, что мертвой хваткой сжимает рукоять глока. Болезненный поцелуй заставляет Тэхена глухо простонать. Пистолет выпадает из руки, звонко ударившись о бетонный пол под ногами. Чонгук снова добирается до души, выжирает кусками и целует неконтролируемо, делая намеренно больно. Тэхен хватается за его волосы на затылке дрожащими пальцами, жмурит глаза и бездумно отвечает на требовательный поцелуй, позволяет Чонгуку проглатывать стоны и сам кусает его за язык, бесцеремонно проникший в рот. В него заползает что-то темное, растекаясь черным сгустком по венам и постепенно подступая к бешено колотящемуся сердцу. Тэхену вдруг становится страшно от рук, сжимающих его тело, от губ, терзающих его собственные, и от родного аромата, заполонившего сознание. Он неожиданно вырывается из хватки и опускается на колени. Чонгук тяжело дышит, одичало смотрит сверху вниз и от этого вида сходит с ума еще больше. Тэхен поднимает выроненный пистолет и встает, повернувшись к Чонгуку спиной и принявшись заполнять магазин гильзами. Из двух зол он выбирает меньшее. Тьма чуть не утащила его безвозвратно, воспользовавшись сомнением в хрупкой душе, которое сама и посеяла.  — Сосредоточься, — Чонгук принимает его условия, довольный раскладом. Он слизывает с влажных губ сладкую глицинию и вновь возвышается за спиной брата, следя за нервными и слегка дерганными движениями длинных пальцев. Тэхен вдруг затихает, покрывается коркой льда, тушит свет в своих же глазах, притворившись, что никого и ничего внутри нет. Только холодная решительность, что встретит каждого осмелившегося войти враждебно. Запутавшись в своих мыслях и в двух разных правдах, Тэхен предпочитает остаться на нейтральной зоне, чтобы хоть самому себе полноправно принадлежать. Он злится, он испытывает настоящий гнев и не находит способа для освобождения лучше, чем зарядить пистолет, поднять и встать в позу. Выстрелить. Тэхен устал разрываться. Чонгук позади него молча качает головой, явно недовольный. Тэхен целенаправленно метит куда угодно, но не в людей, которым и так суждено будет сдохнуть. Все-таки стоило начать обучение с картонных мишеней. Упрямый омега даже в гневе себя не теряет.

***

Чимин отрешенно разглядывает мошек, летающих вокруг уже знакомой ему лампы. Она все та же, но на смерть к ней прилетели уже другие наивные насекомые. Побитый, еле живой Чимин тоже вернулся в сырое помещение пыточной, только теперь ему ничего не мешает осматриваться, а колени не упираются в холодный грязный пол. Полковника усадили на стул, повидавший не одного пленного, и крепко связали руки и ноги, чтобы даже не думал предпринять попытку вырваться. Чимин опускает взгляд в пол. Глаза от долгого смотрения на лампочку разболелись. Альфа дышит еле слышно и, даже не оборачиваясь, чувствует за собой присутствие змея, которого теперь собратом назвать может. Они на одной стороне. Тогда почему Чимин здесь находится в роли пленного, как было в самом начале? Он предпочитает лишний раз не думать. Воспаленный от вечных наркотиков мозг и без того перегружен. О них Пак старается даже мысленно не заикаться, когда находится в трезвом уме, как сейчас. Зависимость укрепилась и стала практически нерушимой. И куда бы он бежал, если бы вдруг смог освободиться? От наркотиков бы никуда не делся. Змеи умело привязали его, как пса. А он к новому месту привык, хорошо подкармливаемый таблетками. Чимин прикрывает тяжелые веки, лениво скребя ногтем деревянную ручку стула. Но покой не длится вечно. Снова звук открывшейся двери, только в этот раз вошедший всего один. Это полковник узнает по звуку приближающихся шагов одной пары ног. Не нужно долго думать, чтобы понять, кто пришел. Чимину приходится открыть глаза и наткнуться на задумчивый взгляд Мираи, вставшего напротив.  — Тэхен разочарован в тебе, — он не церемонится и сразу бьет по уязвимому месту. Чимин слегка поджимает губы, продолжая скрести ногтем дерево. Мысли о Тэхене успокаивают и заставляют волноваться одновременно. — В твоей попытке меня убить, — уточняет Чонгук, хмуря брови и заводя руки за спину. Чимин размыкает сухие губы, собираясь что-то ответить, но сразу передумывает. Бесполезно. Лишь хуже сделает. — А я разочарован в том, что ты провалил задание, полковник, — недовольным тоном говорит Чон, покачав головой. — От тебя требовалась такая мелочь. Всего-то помочь генералу отправиться на тот свет. Ты снова промахнулся? — коротко усмехается Мираи, подойдя ближе к неподвижному Чимину, что не пытается идти на контакт. — Если бы я хотел, чтобы ты навечно заткнулся, то отрезал бы тебе язык. Чонгук хмыкает и хватает альфу за волосы, дернув назад и нависая сверху. Полковник смотрит ему прямо в глаза бесстрашно, но с ненавистью. От Мираи исходят нотки глицинии, и это где-то внутри полковника рождает бурю. Но волю ей дать не суждено.  — Но я хочу, чтобы ты прекратил промахиваться, — тихо говорит Чонгук, наклонившись к его уху. — Два глаза — слишком большая роскошь и зря растрачиваемый ресурс, — опускается альфа до шепота и вдруг растягивает губы в улыбке. — Может, хоть с одним научишься справляться, — Мираи вдруг смеется и резко выпрямляется, похлопав напрягшегося Чимина по щеке.  — Лучше руки себе отруби, если не можешь удержаться от прикосновений к брату, — цедит Чимин сквозь стиснутые зубы, четко выделяя последнее слово. Чонгук холодно смеется и резко бьет полковника в челюсть, отчего тот едва не валится на пол вместе со стулом. Чон ему не позволяет.  — Сколько раз я говорил, что мой братик тебя касаться не должен? — спрашивает он с ядом в голосе. Чимин сплевывает кровавую слюну и косится на альфу гневным взглядом. Чонгук ухмыляется и вновь нависает над ним, проведя большим пальцем под левым глазом. — А если смотреть на него вздумаешь, лишишься и второго, — шепчет он и резко давит указательным пальцем на уголок чиминова глаза. Полковник стискивает челюсти, хватая воздух через нос. Его голову обхватывает все это время стоявший позади аспид, фиксируя на одном месте.  — Кричи! — орет Мираи, сумев пропихнуть внутрь глазницы фалангу и сдвинуть яблоко. Чимин задыхается от боли, чувствуя, как голова начинает кружиться, а перед глазами все смазывается. Он сжимает зубы до неприятного скрежета и почти воет. Боль оказывается слишком сильной. Казалось, куда еще больше. Такого он не испытывал никогда.  — Громче, — рычит Чонгук, склонившись над чиминовым лицом и выталкивая глазное яблоко наружу. Адская боль парализует тело, подавлять ее больше не получается. Чимин нечеловечески орет и дергает плечами и коленями, просто потому что без единого движения выдерживать эту пытку в сотни раз невыносимее. У него как будто голыми руками вырывают не просто глаз, а само сердце, душу. Вместе с этим его покидает еще одна частичка здравомыслия. Человечности. Мираи грубым движением, не желая больше медлить, выдирает глаз, разрывая соединяющиеся с ним мышцы и нервы. По левой щеке полковника катятся кровавые слезы. Удовлетворенный результатом, Чонгук, слегка пошатываясь, отходит, разглядывая окровавленный глаз на своей ладони, как высшую награду. Предавший получил свое наказание. Крики Чимина переходят в вой. Чонгук с улыбкой оборачивается и сдавливает глазное яблоко в ладони с мерзким хлюпающим звуком.  — Гляди в оба, полковник.