Два года назад.
По разрушенным улицам гуляет холодный ветер, несущий за собой вонь разложения и пороха. В домах, куда попадали снаряды, не унимается огромное яркое пламя, стремительно охватывающее рядом находящиеся здания. Давным-давно остывшие тела медленно каменеют, лежа на холодной земле. Подбитые в спину. Пытались бежать от врага, найти спасение и маленькую надежду на жизнь, которую так жестоко отобрали. В городке, что осыпался руинами, борьба за территорию продолжается пятый день. Чимин перебирает оставшиеся в коробочке гильзы, прислонившись спиной к бетонному блоку. Он хмурит брови и поджимает губы, надеясь, что небольшого содержимого, которое он насчитал, хватит на пару десятков змеиных голов. С сомнением помотав головой и тихо цокнув, он раскладывает гильзы по многочисленным карманам своей армейской куртки, чтобы ни одной не потерять. Золото сейчас не так ценно, как лишняя пуля. Натянув на руки перчатки без пальцев, Чимин поднимает с кафельного пола, перепачканного кровью и грязью, свой автомат, и встает на ноги, ноющие от долгого нахождения в одной неподвижной позе. — Когда уже гребаное подкрепление будет, — хмыкает он раздраженно и, пригнувшись, бесшумно подходит к окну, у которого засел капитан сто девятой группы. Уже несколько часов он продолжает наблюдение. — Что у тебя там? — спрашивает Пак, садясь рядом и с прищуром, осторожно выглядывая наружу. Прямо напротив расположено здание бывшего банка, в котором засели аспиды. — Тихо, — отвечает альфа, сосредоточенно смотря в оптический прицел. — И хорошо, пусть не рыпаются, пока наши не приедут, иначе долго не протянем. — Если бы припасов хватило, я бы прямо сейчас с этими ублюдками покончил, — зло бормочет Чимин, отвернувшись и прислонившись спиной к стене возле окна. Прижав автомат к груди, он оглядывает рассредоточенных по помещению солдат. После последней перестрелки со змеями они отдыхают, пытаются набраться сил, при этом находясь в вечном напряжении из-за неизвестности. Ни на миг нельзя расслабляться. Аспиды могут атаковать в любой момент. Кто-то обрабатывает полученные ранения, кто-то переговаривается и перекусывает, кто-то чистит оружие, а кто-то лежит и смотрит в потолок, ни на секунду не выпуская из рук автомат, думая о конце, и с грустью — о дальнейшей жизни, реальность которой стоит в этот момент под большим вопросом. Каждый скучает по своим близким, по родным землям и дому, в котором бережно хранятся воспоминания о добром и беззаботном детстве. А вернутся ли? Уверены ли теперь, что сумеют вырваться из лап войны и прижать к груди своих любимых людей снова? На лицах у каждого лишь одно написано — победить любой ценой. Вернуться домой живым, и неважно, даже если не целым. — Осталось несколько часов подождать, они уже в пути, — капитан бросает на Чимина короткий взгляд, в котором успевает промелькнуть утешение, поддержка. — И жратвы бы пригнали, — вздыхает Пак, барабаня пальцами по корпусу автомата. — Война или нет, тебе только одно всегда важно, — издает короткий смешок альфа. — Нам всем нужны силы, Чонгук, — закатывает глаза Чимин. — Мы тут как на пороховой бочке сидим. Надо связаться с остальными из сто четвертого и девятого, узнать, как сверху обстановка. — Они этажом выше. Мы бы услышали, будь что-то не так, — спокойно говорит Чонгук, потирая свободной рукой затекший затылок. — Ты просто ждать не умеешь, Чимин. Понимаю, бездействие напрягает, но у нас сейчас нет другого варианта. Чимин прикрывает глаза и откидывает голову назад, коротко кивнув. Чонгук прав. Чимину всегда трудно усидеть на месте, когда нужно действовать. Из них двоих нечеловеческим терпением отличается именно Чонгук, который готов ждать неподвижно хоть всю жизнь, если потребуется. А Чимина это сводит с ума. Даже в первые годы их службы Чон мог стоять в линии не двигаясь по несколько часов, и даже не моргнул бы, в то время как Чимин внутренне взрывался, а потом делал вокруг не маленькой базы несколько кругов, чтобы наполниться новыми силами. Ему кажется, что когда не двигаешься и бездействуешь, тело становится деревянным, ни на что не способным. Неусидчивость альфе мешает с самого детства и, как бы Чонгук ни пытался учить его терпению, Чимин все еще не поддается. Порой Чон даже удивляется, как Пака повысили до капитана с таким стремлением лезть на рожон, но сразу отметает глупые вопросы. Чимин, в любом случае, один из лучших в армии. — Мне нужно отвлечься, — Пак поднимает голову и серьезно смотрит на Чонгука. — Сколько ты так уже сидишь, Чон? Давай я подменю тебя. Чонгук не сопротивляется. Долгое нахождение в одном положении все-таки начинает причинять мышцам боль, как и глазам, находящимся в напряжении несколько часов подряд. Он отползает в сторону и ложится на спину на расстеленной камуфляжной куртке. Чимин сразу занимает место альфы и, укладываясь как можно удобнее, принимается за наблюдение. — Поспал бы, — бросает он Чонгуку. — Нет, исключено. Я немного так полежу и пойду, проверю наших, — Чонгук подкладывает под голову локоть и смотрит в потолок, уложив другую руку на животе. — Я так зол, что мы сами себя загнали в угол, — хмыкает Чимин негромко. — Теперь даже не можем сменить позицию. Мы тут как на ладони. — Ты прав, но выбора у нас не было. Думаю, змеи не атакуют, потому что решили, что нас тут сотни. Пусть считают так дальше, — устало усмехается Чонгук, перебирая в пальцах нагревшийся от прикосновения с теплой кожей жетон. — Они осторожничают, не хотят сдавать эту территорию. — Как и мы, — Чимин слегка прищуривается, пытаясь разглядеть что-то в окнах здания банка. Террористы тоже их забаррикадировали. Чонгук мычит в ответ и устало прикрывает глаза. Как бы он ни сопротивлялся, тяжесть трех бессонных дней дает о себе знать. Сознание уплывает, а мысли, которые должны быть полностью сконцентрированы на происходящем в данную минуту, периодически сменяются картинками родного дома. Альфа невольно представляет, как возвращается туда, где даже без солнца пахнет солнцем, на пороге скидывает с плеча армейский рюкзак и ловит выбежавшего навстречу Тэхена, визжащего на весь дом от радости, а после обнимает родителей, видя на их лицах облегчение. Их сын жив, он снова смог вернуться с войны. В который раз прошел ад и уцелел. И улыбаться не разучился, несмотря на шрамы, оставленные кошмаром. Чонгук скучает, так сильно скучает по ним, что в груди колоть начинает, а под веками щипать от слез. Он сует руку в карман своих песочных камуфляжных карго и гладит пальцами сложенный бумажный лист, который выкрал у младшего братика. Там изображена семья, нарисованная Тэхеном. Так Чонгук знает, что они всегда рядом, они чувствуют его, а он чувствует их. В этом рисунке сконцентрирована любовь, в него вложены частички душ папы, отца, Тэхена и самого Чонгука. Одно прикосновение к этому клочку бумаги придает сил и лишает скрытого внутри страха. Заставляет подняться и двигаться дальше, до самого последнего вздоха. Чонгук убирает руку и встает с пола, вешает на плечо автомат и решает пройтись, узнать состояние своих солдат. — Чан, держишься? — спрашивает он у лежащего у одной из колонн альфы с перевязанной головой. — Немного осталось, скоро всем поможем, — мягко говорит Чонгук, слегка похлопав солдата по колену. — Только не засыпай, понял? Чан делает едва заметный кивок и коротко сжимает ладонь капитана пальцами. Чонгуку он верит, как никому. Капитан провел свой отряд через десяток сражений, порой ставя жизнь людей выше, чем задание, которое в конечном итоге успешно завершал. Он не раз рисковал собой, плюя на приказы свыше, благодаря чему спасал множество невинных жизней. Кому, как не ему, верить? Чонгук сочетает в себе контрастные качества, не каждому в армии присущие. В один миг он может быть хладнокровным и сосредоточенным, а в другой — мягким и сопереживающим, за что каждый в рядах проникся к нему уважением. За таким капитаном они пойдут хоть в самое пекло, встанут против самого Дьявола. Жизнь за него отдадут без раздумий, как и он сам за своих людей. Чонгук обходит группу, переговаривается, спрашивает о самочувствии, узнает обстановку, выясняет, кто в чем нуждается, и делится последними новостями. Подмога скоро будет. Присев в обнимку с автоматом возле Чимина, он вытягивает ноги и скрещивает на щиколотках. — Без Намджуна так странно, — вдруг заговаривает Чонгук после затянувшегося молчания. — Он же у нас теперь полковник, так и до генерала недалеко, — улыбается он уголком губ. — Я все еще опечален, что его перевели на юг, — вздыхает Чимин, отвлекаясь от своих наблюдений и коротко поглядывая на капитана. — Мы втроем всегда были, вместе до конца, а теперь наш Джун потихоньку становится важным дядей в армейском кругу. На самом деле, это круто, я очень горжусь им, но… — Чимин хмурится и жует губу. — Но будто не стало одной важной детали, да? — договаривает за друга Чонгук, подняв бровь. Чимин кивает и снова смотрит в прицел. — Одно хорошо: пока мы все живы, сможем увидеть друг друга, остальное не так важно. — С этим не поспоришь, — соглашается Чимин, с тоской улыбнувшись другу. — Капитан! — слышится позади запыхавшийся голос юного солдата. Чонгук и Чимин синхронно оборачиваются. — Что случилось? — Чонгук спешно поднимается, хмуря брови и подходя к вояке из своей группы. — Подмога, капитан Чон, — отдышавшись, оповещает парнишка. — Сто пятая группа уже здесь. Военные готовятся к штурму. Набравшись сил и пополнив боеприпасы, солдаты выслушивают изложенный капитанами трех групп план, конечная цель в котором — полная зачистка вражеского отряда за четыре часа. Чонгук присаживается у выхода, держа автомат наготове и с прищуром выглядывая наружу. Рядом опустился Чимин, сосредоточенным взглядом скользя по зданию банка. Аспиды, к счастью, так и не решились нанести удар первыми. — Ты же в курсе, что их там больше, чем нас? — негромко спрашивает Пак, чтобы только Чонгук мог его услышать. — Мы справимся, — без колебаний отвечает Чонгук, быстрым движением поправив шлем на голове. — Но если ты вдруг перестал в себя верить и засомневался, можешь отсидеться тут, пока мы будем зачищать здание, — Чон улыбается и подмигивает Чимину. Тот вытаращивает глаза от возмущения и слегка пихает друга в плечо. — Шутки свои засунь подальше, а то я тебе этот твой глаз вырву, — хмыкает Чимин, кивнув на левый глаз друга, которым тот подмигнул. — Я и один легко могу туда пойти, вы меня пока тут подождите, я быстро, — сразу смягчается альфа, коротко усмехнувшись. — Определись, боишься ты или нет, капитан Пак, — ухмыляется Чонгук. — Я с тобой, засранец, до конца, знаешь же, — Чимин улыбается уголком губ и протягивает другу ладонь. — До конца, брат, — Чонгук крепко обхватывает пальцами руку Пака и кивает. — Пойдем, разберемся с проблемкой, а потом выпьем где-нибудь. — Вперед. Меж двух зданий посреди дороги лежит дымовая шашка, брошенная военными. Спустя несколько секунд улицу начинает заволакивать густой дым, а покой нарушается возобновившимися после долгих часов молчания выстрелами. Аспиды реагируют мгновенно, начиная отстреливаться вслепую. Военные подступают к банку с трех сторон. По центру идет группа капитана Чона. Проход с помощью дымовой шашки не самый безопасный, но иного пути, более безопасного, к зданию врагов не нашлось. У Чонгука при очередном болезненном стоне где-то рядом сердце пропускает удар. Его люди спешно продвигаются вперед, пытаясь давать отпор. Со всех сторон автоматные очереди. Дым, к счастью, не торопится рассеяться, что позволяет армии быстро пересечь длинный переход. Позади слышится шорох и звук удара приклада об асфальт. Чонгук мгновенно оборачивается и спешно возвращается к подбитому солдату из своего отряда. — Вон, нужно вставать, — говорит Чонгук негромко, помогая раненому в колено альфе подняться, и закидывает его руку себе на плечо, чтобы снизить давление на ногу. Вон не теряется и быстро ковыляет здоровой, крепко удерживаемый своим капитаном. Пока отряды, пробившись внутрь, расчищают первый этаж, Чонгук усаживает Вона снаружи, прислонив к стене. — Здесь безопаснее, чем внутри, — объясняет капитан быстро. — Прижми чем-нибудь рану и даже не пытайся встать, приказ ясен? А то знаю я тебя, — хмыкает он, сжимая пальцами плечо альфы. — Так точно, капитан, — хрипит Вон, одарив Чонгука полным благодарности и уважения взглядом и отдав честь слабым движением руки. — Не возитесь со мной, наши без вас не справятся там, — он указывает подбородком на здание банка. Чонгук кивает и через пару секунд исчезает за разбитыми стеклянными дверями здания. Стрельба уже слышится сверху, поэтому капитан на первом этаже не задерживается. Перешагивая через еще не остывшие тела аспидов, он быстро идет к лестнице. Нужно догнать своих и повести дальше. Воздух полностью состоит из крови и пороха. Раскаленный, наэлектризованный. Одной маленькой искры хватит, чтобы подорвать тут все. Чонгук поджимает губы, стараясь как можно меньше дышать резкими запахами, к которым никогда не привыкнет, и быстро поднимается сразу на третий этаж. Второй уже зачищен. Мимо со свистом пролетает пуля. Капитан сразу реагирует и скрывается за углом. Подняв оружие, он выжидает несколько секунд, пока враг перезаряжается, и выглядывает, выстреливая прямо в голову, облаченную в черную маску. Темный силуэт на той стороне коридора падает. Чонгук быстро идет на звуки стрельбы и уже спустя минуту воссоединяется со своей группой. — Черт возьми, какая здесь жара, — говорит кто-то из солдат, автоматной очередью отстреляв двух змей с противоположной стороны. — Гасим ублюдков, — отзывается другой, доставая из нагрудного кармана гранату. Чонгук петляет меж стойками и выстроенными аспидами укрытиями, отстреливая врагов и все плотнее прижимая их. Отовсюду слышна стрельба, закладывающая уши, крики раненных и умирающих, в воздухе витает едкий дым, сочетающий в себе вонь гари и пороха. Солдаты отчаянно сражаются, бросая на борьбу с врагами все свои силы, отметя все волнения и страхи в сторону. На поле боя никто не боится. Никто не отступит. До последнего вздоха. Пять этажей расчищено. Победа близка, но потери, которых оказывается больше, чем ожидалось, не дают ликованию проникнуть в души. Смерть всюду, радость победы не сможет ее затмить. Никогда, ни в одном сражении. Чонгук в аду, который творится вокруг, улавливает взгляд Чимина, уверенно идущего напролом. На лице того поблескивают капельки крови, а в глазах горит огонь, способный испепелить каждого змея на своем пути. Чимин никогда не боялся, никогда не относился к смерти, как к той, кто выше него стоит и легко может отнять жизнь. Он смотрит ей в глаза каждый раз, находясь на равных, на одной ступени. И сейчас, как случается всегда, когда жизнь стоит под вопросом, в нем пылает твердая уверенность, а светлая душа полна бесстрашия. Даже если он погибнет, то прежде заберет с собой как можно больше аспидов. Уловив взгляд Чонгука, он даже умудряется слегка улыбнуться и подмигнуть, после чего сразу же отворачивается и подсекает выскочившего из-за угла змея. Чонгук движется вперед, в коротких перерывах размером с минуту давая своим людям приказы и делясь дальнейшим ходом действий во все еще формирующемся плане. Его внимательно слушают, а когда стрельба возобновляется, идут в бой, как бешеные псы, срываясь с цепей. Остается четыре этажа, но змей как будто не становится меньше. Чонгук подозревает, что ошибся в расчетах, предположив неверную цифру. Как бы то ни было, пространства у аспидов все меньше, и, загнав в угол всех, убить будет легче с любой численностью. Риск велик, но иного пути нет. Чонгук поднимается на шестой одним из первых и сразу же начинает отстреливать врагов, напавших градом пуль. Альфа быстро прячется за стеной и перезаряжается. Огонь аспидов перемещается на остальных военных, пробившихся на шестой этаж следом. Чонгук выходит из-за укрытия и сталкивается с Чимином плечом. — Готовь пиво, я теплое не люблю, — говорит Пак, попадая выстрелом аспиду в шею, и слегка морщится от брызнувшей у того крови. — Мы почти закончили. — Кто тебя знает, — Чонгук присаживается за баррикадой, выстроенной змеями. Чимин тоже опускается напротив, чтобы пополнить магазин. — Сбежать еще не поздно, — усмехается. — Я пойму тебя. А если серьезно, — лицо альфы мгновенно меняется, — не лезь на рожон, будь осторожнее. Неизвестно, что аспиды выкинут напоследок. Чувствуют, что им уже не вылезти отсюда живыми. — И ты побереги себя, капитан Чон Чонгук, — Чимин кивает и слегка хлопает друга ладонью по щеке, коротко улыбнувшись. Чонгук резко выходит из-за прикрытия и поднимает автомат. Очередной этаж почти расчищен, оставшихся аспидов добивают солдаты. Чонгук осторожно идет по коридору, быстро поворачивая голову и коротко заглядывая в открытые разворошенные кабинеты. Вновь повисает почти идеальная тишина, не разбавленная выстрелами. Чонгук отчетливо слышит, как под ботинками хрустит битое стекло. Почти у самого конца коридора он вдруг останавливается, уставившись на пол. В трех метрах от альфы лежит граната с выдернутой чекой. У Чонгука в голове мгновенно щелкает. Он резко разворачивается и со всех ног бежит в обратную сторону. Позади раздается громкий оглушающий взрыв, буквально сотрясший пол и стены. Чонгук падает, чувствуя, как в затылок и ноги впиваются осколки от взрывной волны. В ушах стоит звон, через который еле слышны возобновившиеся выстрелы. Альфа, не теряясь ни на секунду, резко поднимается на ноги, превозмогая жгучую боль от осколков, вонзившихся в мышцы. Перед глазами все начинает расплываться, словно зрение стремительно теряется. Чонгук быстро моргает, чтобы снять с глаз пелену, и инстинктивно передвигает ногами, идя вперед. Нельзя стоять на одном месте на вражеской территории. Нужно найти укрытие и как-нибудь справиться с внезапно возникшей слепотой. Альфа прислоняется одной рукой к стене, а другой крепко держит автомат, направленный вперед. Где-то спереди раздается новый взрыв, но он слишком далеко, чтобы задеть капитана. Стены сотрясаются. Чонгук поджимает губы, ощутив непонятно откуда взявшийся привкус крови. Ведь чувствовал, что аспиды так легко не дадут себя убить, обязательно что-нибудь напоследок устроят. Чонгук щурится и злится сам на себя. Впереди он едва может различить силуэты. Пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, он рычит, стиснув зубы. — Чимин, — зовет он негромко, почему-то надеясь, что капитан окажется где-то рядом. — Чим… Под сердцем вспыхивает режущая боль, мгновенно растекающаяся по телу раскаленным железом. Чонгук чувствует, как ноги подкашиваются, а из горла вырывается задушенный крик. Автомат выпадает из мгновенно ослабшей руки, с глухим звуком ударившись о пол. Видимость становится еще хуже. Альфа, ослепленный сумасшедшей болью, еле различает перед собой чей-то расплывшийся силуэт. Глаза закрываются. Прежде, чем отключиться, капитан слышит едва различимое на фоне звона: — Чонгук! Раздается новый взрыв.Сейчас.
Чонгук растягивается на своем деревянном скрипучем стуле, свесив руки вниз и смотря в потолок остекленевшими черными глазами. В пальцах зажатая сигарета почти дотлела до фильтра, а пепел, словно снег из праха, бесшумно осыпается на грязный бетон. В тусклом свете одинокой лампы Чонгук увидел прошлое. Последнее воспоминание о жизни, которую уже никогда не вернуть. Последняя секунда — и снова искаженное изображение, не дающее разглядеть истину. И голос с нотками страха, что звал в тот миг, когда произошло падение. Чонгук его едва помнит, а кому он принадлежал, видимо, не узнает никогда. В глазах от недостатка влаги начинает пощипывать. Чонгук поднимает откинутую назад голову и, пару раз медленно моргнув, бросает взгляд на лежащего без сознания Чимина у самых своих ног. Полковник весь усыпан новыми ранами, в которые Чонгук с наслаждением вливал свой яд, всю ненависть и отвращение. Лицо распухло от ударов, наполовину стало синим, с кровавыми отметинами. Чонгук щедро бил, сам себя не щадя. На разорвавшихся костяшках кровь обоих осталась. «До конца, брат». — Уберите его, — хрипло заговаривает Мираи после долгого погружения в свои воспоминания, рассыпавшиеся по всему сознанию мелкими крупицами, и слегка машет ладонью, из которой выпадает сигарета, взбрызнув искрами при соприкосновении с бетоном. — И сами убирайтесь, — добавляет он, когда аспиды берут Чимина за конечности и утаскивают прочь. Дышит еще, не сдох. Чонгук даже не смотрит в его сторону. Молча тянется к карману и достает сигареты и коробок спичек. За спиной с лязгом закрывается железная дверь. Два аспида остаются снаружи у входа, лидера в одиночестве все равно не оставят и будут ждать, сколько потребуется. Чонгук закуривает и прикрывает налившиеся свинцом веки, расслабляется на неудобном стуле и позволяет сигаретному дыму полностью собой завладеть еще раз. В голове проскальзывают отголоски прошлого, картинки и голоса, улыбки, разговоры. Собственный голос. Как будто уже и не тот, с другими нотками, без яда, с чистотой и искренностью. Добрый. Куда-то все девалось, исчезло, как по щелчку. Чонгук ненавидит Чимина всем своим существом, но даже нормально не может притронуться к нему, не вспоминая фрагменты прошлого. Это выводит из себя еще сильнее. Пальцы от нервного напряжения трясутся, глаза кровью наливаются, а в груди пожар от злости. Почему до сих пор не убил его голыми руками — не может понять. Черти все нашептывают, подкидывают самые яркие и красочные варианты убийства полковника, но руки все не могут дойти до этого желанного момента. Дело даже не в боли, которую Чонгук убийством Чимина причинит Тэхену, — это можно пережить, — а в чем-то совершенно другом, и это ему неизвестно. Суть точно в прошлом, в том расплывчатом моменте и голосе, который Чонгук не узнает, как ни пытается. Чонгук держит у горла полковника острие ножа, а перерезать все не может. Резко подскочив с места, Мираи орет и бьет ногой стул, отчего тот отлетает к металлической стене, звонко ударившись. Альфа хватается за затылок пальцами и нервно расхаживает из стороны в сторону, как запертый в клетке зверь. Огромные глаза с полопавшимися капиллярами бешено бегают из стороны в сторону, ни на чем не концентрируясь и видя что-то совершенно другое. Неясное, размытое. В пыточной застывает эхо крика Второго Лидера.***
Тэхен раскладывает на кровати детали своего пистолета и, потерев ладони друг о друга, начинает собирать заново. И так уже по четвертому кругу. Слезы высохли на втором, а сейчас вовсе намека на них нет. Воздух равномерно поступает в легкие, а не застревает на полпути из-за приглушенных обрывистых рыданий в подушку. Омега уже может собрать пистолет с закрытыми глазами, так же и разобрать. Он решает попробовать это на пятом круге. Это занятие, хоть и непривычное для простых людей, возможно, слишком опасное и дикое, но приносит Тэхену успокоение. Пальцы больше не дрожат, а голову полностью заполняют мысли о разборке и сборке оружия, к которому он привык уже окончательно. Теперь Тэхен понимает, почему этим занимался Чимин, когда был из-за чего-нибудь нервным или злым. Он мог разложить весь свой арсенал на полу и поочередно разбирать автоматы, винтовки и пистолеты, на которые Тэхену даже смотреть было мерзко. Теперь он действительно все понимает. Именно мысли о Чимине и помогают сделать это повторяющееся занятие менее неприятным. Система внутри постоянно сбоит, все возвращается к исходной позиции, к нулевой точке, с которой начинался длинный, полный терзаний путь. Тэхен уже ни в чем не уверен. Теперь, когда он снова увидел Чимина, замученного Чонгуком, почти сломавшегося и потерявшего смысл, в душе потух свет. Лампочку будто выкрутили. Тэхен своими же руками это и сделал, чтобы Чонгук ее не разбил. Но от этого не легче. Тэхен через тот взгляд Чимина словно все почувствовал. В его душу закрался лютый мороз, замораживающий все теплые чувства на раз. Что там теперь? Что внутри его светлого и доброго Чимина осталось? Тэхен не позволяет себе снова погрузиться в боль, из которой только-только сумел вынырнуть. Он быстрыми, слегка нервными движениями собирает пистолет, разнося по тихой комнате негромкий скрежет металла и щелчки. Этот звук тоже успокаивает. Теперь нет нужды в просмотре кулинарных шоу. Омега вздыхает и разглядывает пистолет, держа в руке, затем откладывает на тумбу и обнимает себя за плечи, обводя комнату взглядом. Тоска не унимается уже долгое время. Тэхен ощущает, как внутри кошки скребут, не дают покоя. В окружении без проблеска света, в условиях, где вечная боль стала почти что привычной, ему покоя не дает частичка последней надежды, которая еще теплится в самом глубоком потаенном уголке. Тэхен до комка слез в горле хочет снова услышать теплый заботливый голос близкого человека, хоть мельком взглянуть на жизнь по ту сторону, где прежде был он сам, не знающий истинного лика зла. Тэхен трет лицо ладонями и встает с кровати. Он снова, как и в прошлый раз, находит Юно и просит у него телефон, затем спешно возвращается в комнату и садится на мягкий ковер. Из памяти не выжечь цифры номера, который он быстро набирает, без промедления нажимая на вызов. Глаза в легком волнении быстро бегают по комнате, а пальцы крепко сжимают телефон, приложенный к уху. — Алло? — после четырех длинных гудков доносится из динамика. Тэхен облегченно прикрывает глаза. На губы невольно ложится тень искренней улыбки. — Я вас слушаю. — Джин-и… — шепчет Тэхен, ложась на пол и смотря в потолок. — Это я. Ты не занят? Я не помешал? — Тэ? — удивленно спрашивает Джин. — Нет, нет, ты что, я не занят. Как я могу, когда ты позвонил? Господи, думал, не услышу тебя больше, — Ким облегченно вздыхает, и как будто Тэхену самому становится легче. — Прости, что не звонил раньше, — вздыхает Чон, прикусывая нижнюю губу. — Я не мог. Столько… всякого было. — Какие-то проблемы? Я могу помочь? — обеспокоено спрашивает Джин. — Нет, все в порядке. Я справлюсь, — Тэхен слабо улыбается и переворачивается на бок, подгибая колени и прижимая к груди. — Не волнуйся за меня. — А капитан Чон там чего? — Джин наверняка хмурится, уперев кулак свободной руки в бок. Тэхен вздыхает и прикрывает глаза. — Он больше не капитан, Джин, называй его просто Чонгук, — хрипло отвечает омега, облизнув сухие губы. Так всем будет легче. Чтобы прошлое, которому в настоящем больше не место, не тревожить снова и снова, как и раны на душе. Тэхен даже думать не решается о том, что скрывает от лучшего друга такую страшную тайну. Ким если узнает, сойдет с ума. Именно поэтому Тэхен убеждает себя в том, что молчать — самое верное решение. Но молчание дается все тяжелее. Хочется как прежде поделиться с другом съедающими мыслями, заполонившими голову, услышать в ответ слова поддержки, а может, получить хорошую встряску, чтобы в чувства прийти, взглянуть на все трезво. Джин обязательно отмел бы все грызущие мысли в сторону, помог пойти правильным путем. Но у Тэхена сейчас есть только он сам, и это ни черта не помогает. Голос Джина придает сил, заряжает, но как их применить, на какие решительные действия бросить, омега не представляет. Кажется, из этой чертовщины выбраться невозможно. Сказал бы Джин: «Возьми себя в руки, учись жить в новых условиях, иначе загнешься»? Тэхен не уверен, но это все, что ему самому в голову приходит. После всего, что он повидал, что ощутил, это самая крайняя мысль, как последний совет самому себе, который хоть как-то мог бы облегчить тяжесть. У Тэхена другого выбора и нет. — Конечно, прости, — исправляется Джин. — Чонгук. У вас с ним все в порядке? Если что-то не так, ты всегда можешь вернуться и жить у меня. — Не волнуйся, все правда хорошо. Я просто очень хотел услышать твой голос. Узнать, как твои дела. — Да как обычно, вожусь с военными постоянно, выслушиваю их шуточки. Фигово у них получается, вообще-то, — хмыкает Ким. — А еще я, кажется, с генералом… — голос омеги становится тише, словно не совсем уверенный. — Чего? — Тэхен удивленно распахивает глаза и резко садится, взъерошивая пальцами волосы на затылке. — Вы с генералом теперь вместе? О боже, Джин! — Ну, как бы да… — мямлит Ким. — Ты не рад что ли? — Конечно же рад! Просто быть омегой генерала кажется большой ответственностью… — вздыхает Джин. — Не тебе же его генеральские дела теперь решать, — закатывает глаза Тэхен. — Я еще раз тебе говорю: будь собой, не пытайся строить из себя кого-то другого. То, что вы теперь вместе, не значит, что ты обязательно должен полностью влиться в его круг и стараться оправдать все ожидания. Он тебя именно таким, какой ты есть, и любит, я в этом уверен. — Да, я понимаю, но иногда такое ощущение бывает, будто я должен ему больше, чем даю. — Да не должен ты ему ничего, глупый, — вздыхает Тэхен, потерев ладонью лицо. — Если любишь… остальное неважно. — Трудно это, оказывается. А я думал, что любить легко, — Джин коротко смеется. В его голосе слышна усталость. — Но при этом ты ни о чем не жалеешь, когда влюблен. Абсолютно ни о чем. Может, и ты бы это понял, если бы Чи… — И снова ты на меня все переводишь, — сухо усмехается Тэхен, внутренне вздрогнув. — Уже не отвертишься, омега генерала. — Ох, брось, — цокает Ким и вдруг замолкает. — Джин? — хмурится Тэхен. — Тэ, прости, тут раненных привезли, идти нужно, — говорит Джин спустя полминуты, грустно вздыхая. — Звони мне почаще, ладно? Сам-то я не свяжусь, буду переживать. И скучать очень. — Да, конечно. Хорошо, я постараюсь, —Тэхен кивает и прислоняется спиной к кровати позади. — Не раскисай там тоже. У тебя ведь такая опора. — Да, да, — смеется Джин. — Как и у тебя в лице твоего брата. До связи, Тэ. — Пока… — Тэхен кладет трубку и шумно вздыхает, устало закрыв глаза и откинув голову назад. Джин ошибся, ведь просто не знает, что никакой опоры у Тэхена больше нет.***
— Ты когда-нибудь убивал? — спрашивает Тэхен, расхаживая меж кустов роз с еще не раскрывшимися бутонами. В саду легкий, едва уловимый аромат их призраком ползает по каменным тропинкам, разбавляя горький воздух. — Приходилось, — негромко отзывается Юно, идущий чуть позади. — Порой жизнь, а тем более наша, вынуждает идти на крайние меры и обрубает другие пути выхода из ситуации. Тэхен вскидывает брови в легком удивлении, но не подает виду. Разве могло быть иначе? Омеге вечно приходится себе напоминать, чья это прислуга и на что способна. — И что ты чувствовал? — Тэхен поворачивает голову, взглянув на задумчивого бету, держащего руки за спиной. — Это был… страх. Мы несем огромную ответственность, забирая человеческую жизнь. Я долго свыкался с мыслью, что сделал это, — отвечает Юно, слегка пожав плечами. — Жаль, что тебе пришлось, — вздыхает Тэхен, кутаясь в легкую куртку плотнее и выдыхая на холодный воздух теплые клубы пара. — Прости, что спросил. Это было некрасиво… — Ничего страшного, это было давно, взгляд на ситуацию уже другой, — понимающе улыбается бета, помотав головой. — Твой интерес вполне логичен. — Просто… когда я вижу, как Чонгук легко отнимает чужую жизнь, глазом не моргнув… — тише говорит омега, остановившись и разглядывая верхушки деревьев в лесу за особняком. — Смерть в слишком тесной связи с аспидами. Они и умереть не боятся, и лишить жизни другого им ничего не стоит. — А вместо эмоций — пустота? — Тэхен поворачивается к Юно. — У каждого по-разному. Я не верю, что возможна полная пустота. Иначе человек — всего лишь ходячий труп без чувств и эмоций, — Юно мотает головой и следует за омегой дальше вглубь просторного сада. — Он мог запросто убить человека. Важного мне человека. На моих же глазах… — еле слышно говорит Тэхен, опустив взгляд. — Того, кто и ему был когда-то дорог, — омега тяжело выдыхает. Сил держать все случившееся в себе больше нет. Пусть Юно ничего не отвечает, пусть просто услышит, разделит тяжесть на двоих, а холодный ветер унесет боль как можно дальше. — Неужели что-то могло в нем проснуться, если бы он все-таки убил… Юно слегка хмурится, но ничего не говорит, понимая, что Тэхену озвучить мысли просто необходимо. Он лишь молча следует за ним. — И та машина… Знаю, что не в ней была причина, — хмурится Тэхен. — Но он заставил думать, словно это не так. И себя, и меня тоже. А ведь она, в общем-то, тоже неплохая была, — омега тянет уголки губ вверх в подобии улыбки и смотрит на Юно, пытаясь разбавить нависшую над ними темноту капелькой света. — Жаль ее, — хмыкает он, отвернувшись и двинувшись обратно к дому. — Выпьем какао? — предлагает он бете, подняв бровь. На душе становится немного легче. И дышать тоже. Наверное, стоит иногда выговориться, и не обязательно кому-то слышать, достаточно ветра и серого неба, которое все переживания заберет. Чонгук стоит на веранде, сложив руки на груди и прислонившись плечом к деревянной колонне. Меж губ зажатая сигарета медленно тлеет, а сизый дым уплывает вверх. Альфа пристально следит взглядом за Тэхеном, но тот его не замечает все то время, что они с Юно прогуливаются по саду. Понравилась машина? Чонгук довольно хмыкает и, затушив сигарету в пепельнице, возвращается в особняк.***
Два года назад.
Толстая корка льда над головой покрывается множеством трещинок-паутинок, медленно начиная разламываться с глухим хрустом. За льдиной яркий свет, похожий на огненный шар, слепящий глаза. Ледяная вода с силой выталкивает его тело наружу, позволяя сделать первый глоток воздуха, дарующего жизнь. Чонгук распахивает горящие глаза и тяжело дышит, жадно ловя раскрытым ртом спертый воздух. Не свежий, не прохладный, но тяжелый, как свинец, пропитанный порохом и густым ароматом крови. Чонгук несколько раз быстро моргает, отчего в веках вспыхивает тягучая боль. В памяти сразу же всплывают размытые образы, раскинувшиеся перед слепнущими глазами. Под грудью что-то неприятно колет, а от тяжелых вздохов боль становится ярче, отчетливее. Чонгук пытается выровнять дыхание, чтобы снизить давление и уменьшить боль, отяжелевшая голова едва может подняться. Руки, которыми альфа начинает немного шевелить, оказываются крепко связаны за спиной, а веревка, обернутая вокруг запястий, натирает кожу до алых следов. На затылок ложится чья-то горячая ладонь, чуть сжимая. Чонгук резко поднимает голову. Зрение вернулось. Перед капитаном по помещению с белыми стенами, напоминающему комнату без мебели, выстроились люди в масках. Около десяти человек. Их одежда вся черная, а на плечах кровавого цвета повязки с ненавистной Чонгуку символикой. Каждый из них вооружен до зубов, но никто альфу под прицелом не держит. Чон рефлекторно сжимает челюсти и напрягается всем телом, еще до конца не окрепшим после отключки, настороженно скользя колючим взглядом по аспидам. Но те просто стоят, даже не шелохнулись, сверля его в ответ непроницаемыми черными глазами. Чонгук обводит аспидов и останавливает свой взгляд на самом крайнем, прислонившемся плечом к стене. Руки его сложены на груди. У него такой вид, будто он не понимает, зачем тут оказался. Отстраненный, глубоко задумчивый, и на Чонгука даже не глядит. В нем капитан замечает одно отличие от остальных: на его маске в районе лба вышит красный извивающийся змей. — Капитан, — слышит Чонгук хриплый ровный голос за спиной. Он принадлежит человеку, уложившему свою ладонь на затылок Чонгука. Капитан, выйдя из оцепенения, резко дергается вперед, чтобы разорвать контакт с врагом, лишь бы не чувствовать на себе его прикосновений. Голова начинает кружиться, перед глазами аспиды смазываются в одно непонятное черное пятно. Чонгук опускает веки и шумно выдыхает, чтобы вернуть свое неустойчивое состояние в относительную норму. — Тише, не делай резких движений, — спокойно говорит мужчина, все-таки убрав руку и встав перед Чонгуком. На нем тоже маска, подобная другим, но одет он иначе: черный костюм-двойка с бордовой рубашкой под пиджаком. Две верхние пуговицы расстегнуты. На шее у мужчины поблескивает золотая цепочка, а под ней кожа вся исписана чернильными узорами, среди которых капитан отчетливо различает изображение змеи. Оно присуще каждому в рядах аспидов. Чонгук пытается прокрутить в голове события до пробуждения. Последним был взрыв, после чего — выстрел. Чонгук думал, что за ним последует смерть, но он каким-то чудом выжил и оказался в плену аспидов. Лучше бы сдох, думает альфа сразу, волком глядя на мужчину перед собой и пытаясь прожечь в нем дыру. В голове куча вопросов, а в теле множество непонятных, незнакомых ощущений, не испытываемых прежде. Чонгук чувствует себя неполноценным. Что-то в нем не то, что-то в нем будто бы чужое, кому-то другому принадлежащее. Он смотрит на свои босые ноги, колени, обтянутые тканью обычных спортивных штанов, на свой живот, скрытый под черной футболкой. Его и переодеть успели? К чему это все? Почему он не в своей форме, почему сидит перед толпой змей, как цирковая зверушка? У Чонгука от непонимания ситуации голова начинает разбухать и болеть. Он поджимает сухие губы плотнее. Что бы ни было, он врагам не скажет ни слова. Ничего из того, что может быть использовано против армии и народа. Лучше сам себе глотку перережет, чем поддастся им. Никогда. Чонгук сжимает пальцы за спиной в кулаки и размыкает губы, намереваясь выяснить все, что возможно вытянуть из врагов. — Как долго… вы держите меня? — севшим голосом еле слышно спрашивает он. Если рана от такого серьезного огнестрела уже почти не тревожит, значит, могло пройти немало времени. — Примерно четыре недели, — задумчиво отвечает мужчина, заведя руки за спину. — Почти месяц, как ты мертв для этого мира, капитан Чон Чонгук. Чонгук опускает взгляд вниз, на секунду растерявшись. От услышанного ощущение, как будто ледяной водой окатили. Почти месяц? Так долго он находился в бессознательном состоянии? Существуя, как оболочка без души, овощ. Осознание доходит сразу, жестоко бьет в затылок, да так, чтобы из глаз искры сыплются. Почти месяц семья считает Чонгука погибшим? Отец, папа. А Тэхен… Чонгуку даже представить тяжело, что испытывает его брат. Кажется, альфа прямо сейчас может ощутить его боль, и она почти невыносимая, до дикой боли в груди, до дрожи в кончиках пальцев. Как он там теперь без старшего братика, который обещал всегда защищать, быть опорой? Каково ему теперь, когда встречать больше некого? Чонгук поджимает дрогнувшие губы, всеми силами заставляет себя не уходить в размышления о семье, не думать о брате и не позволять проникнуть боли в незащищенную душу. Не сейчас. Нельзя подавать виду, давать им знать, что у Чона есть слабые места, на которые они с легкостью смогут воздействовать. — Чонгук, — зовет мужчина. И даже сейчас он звучит спокойно, непоколебимо. Капитан поднимает на него взгляд. — Хочешь знать, что случилось? — спрашивает террорист, чуть склонив голову к плечу. Чонгук ничего не отвечает. — Боюсь, правда будет разочаровывающей, но ты должен понять, почему оказался здесь. Я думаю, для тебя это будет важно. — Валяй уже, — цедит сквозь стиснутые зубы Чон, начиная терять терпение. Кровь в венах как будто вскипает, а злость, происхождение которой неизвестно, расползается по всему телу расплавленным металлом. Чонгук чувствует каждую клеточку своего тела, то, как она накаляется и воспламеняется. Внутри альфа кричит, сжимая руками голову, жмурясь и желая прекратить боль от растущей злости. Разве может быть такое вообще? Чонгук ни черта не понимает, и это сводит с ума. — Тебя предали, — говорит аспид, выпрямив голову, и весь он сам подтягивается, слегка напрягается, готовясь сказать что-то совершенно серьезное, чертовски важное. Чонгук, снаружи никак не реагируя, продолжает смотреть ему в глаза с непроницаемой маской на лице. — Кто-то из ваших, видимо, нашел подходящий момент для избавления… — Что за бред, — раздраженно хмыкает Чонгук, прервав мужчину и слабо помотав головой. — Ты — один из лучших в армии. Считаешь, что никто не желал сбросить тебя с пьедестала? За чертовски короткий срок ты стал капитаном, не за горами было звание полковника, — ни на секунду голос аспида не становится выше или грубее. Он почти внушает адекватность, в наличии которой у змей Чонгук всегда сомневался. — Откуда… — О тебе все знают, Чонгук, — губы мужчины трогает легкая расслабленная улыбка. — Стольких наших положил, как же не знать. — Нахрена я здесь? — медленно, с трудом шевеля языком, спрашивает Чонгук. — Информация? Секретные данные? Не тратьте время, — сухо хмыкает альфа, бросив взгляд на автомат в руке у ближайшего аспида. — Нам не нужна информация, все необходимое мы можем выяснить и без тебя, — мужчина делает короткий шаг вперед, становясь к Чонгуку ближе. — Ты мог там и закончить, бесславно сдохнуть от пули своих же людей, но мы вытащили… — Зачем? — цедит Чонгук, глядя на аспида разъяренным зверем. Он сам не понимает, отчего так легко заводится. Хваленая стальная сдержанность начинает давать сбои, кажется, впервые в жизни. Чонгук пропускает мимо ушей все, что пытается внушить враг, но внутри все равно застревают слова о предательстве, они будят в альфе новые неконтролируемые чувства, похожие на сорвавшихся с цепи псов. Каждую букву как будто выжигают в сознании, заставляя уверовать. А этим новым сумасшедшим чувствам сопротивляться трудно почти до физической боли, удерживать едва возможно. Чонгук пытается изо всех сил. — Разве не жаль, если такой боец, как ты, сдохнет от рук своих же? — аспид чуть наклоняется и пристальным взглядом черных змеиных глаз закрадывается в сознание, открывшееся ему под влиянием вспыхнувших сомнений. Беззащитное. — От нас ты получил шанс, чтобы проявить себя на все сто. Чтобы отомстить за нож в спине. Ты слишком молод, впереди огромное будущее, в котором ты можешь стать богом, Чонгук. Мужчина выпрямляется и поднимает левую руку, давая змеям какой-то только им понятный знак, а взгляда от Чонгука не уводит. Спустя две секунды аспиды, приняв приказ главного, молча разворачиваются и выходят из помещения. Все, кроме человека с красной змеей, который с места даже не сдвигается. Чонгук бросает на него короткий взгляд, но тот в ответ не смотрит. Его черные, едва видные сбоку глаза, в глубокой задумчивости устремлены в пустоту, в которой лишь он видит что-то важное и нужное для себя. Глядя на него, Чонгук на мгновение забывает о том, что до него пытается донести другой змей, о том, где находится, и что вообще происходит. — Ни одному твоему слову я не верю, — цедит Чонгук, четко выговаривая каждое слово. — Не пытайся… — Как думаешь, зачем ты нужен нам? Мы не вытягиваем информацию, не применяем насилие, не угрожаем, — спокойно говорит тот, пожав плечами. — Хотя знаем все о твоей семье, — как бы между прочим добавляет аспид. — Только посмотреть в сторону моей семьи посмейте. — Слушай, что я говорю, капитан, — голос мужчины приобретает стальные нотки, а глаза покрываются коркой льда. — Для чего ты нужен нам? Чонгук поджимает губы и тяжело дышит через ноздри, опустив взгляд на свои колени, начавшие нервно подрагивать. С каждым сказанным словом змея в голове альфы происходит все большая путаница. Он знает, что ни за что не предаст своих убеждений, не позволит влезть в голову, если враг попытается, но сейчас происходит что-то совершенно иное. То, к чему не готовили. Плен, который не плен, но и выйти ему отсюда не позволят. Чонгук уже не уверен в том, что с ним происходит и в чем состоит цель аспидов. — Я не знаю… чего вы хотите, — бормочет он, подняв на мужчину взгляд. — Справедливости, капитан, — аспид разводит руки в стороны. — Помочь тебе понять и выяснить, что же произошло на том задании. — С вами на стороне? — сухо усмехается Чонгук, вскинув бровь. — Лучше пулю мне в лоб пусти прямо сейчас. Я не присоединюсь к вам, выродкам. — А если освободишься, снова встанешь на сторону тех, кто пожелал от тебя избавиться? Сомневаюсь, что тебя так просто оставят, Чонгук. Ты — большая помеха для них. Власть кружит голову, этого порока даже ваша честолюбивая армия не лишена, — ухмыляется аспид, качая головой. — Кто-то долго точил на тебя зуб. Увидят живым — снова попытаются прихлопнуть. Ты можешь поступить иначе. — Не пудри мне мозги, — рычит Чонгук, резко дернувшись в сторону мужчины и тяжело дыша от затопившей все внутри злости. — Я сам решу, с кем разбираться. В глазах аспида вспыхивает яркая искра, брови под маской взмывают вверх. Он глядит на Чонгука с каким-то непонятным восхищением. Это длится полсекунды, после чего взгляд змея приобретает изучающий вид. Чонгук под наблюдением, как какой-нибудь подопытный кролик. Бесит. Это чертовски сильно бесит. Альфа чувствует, что подходит к грани контроля. Еще немного, и выйдет из себя. Эти глаза, пристально смотрящие… хочется вырвать, лишь бы не чувствовать их взгляд на себе. — Боюсь, слишком поздно, капитан, — сочувственно вздыхает мужчина, сунув руку в карман брюк и выудив оттуда маленький прозрачный блистер. Одичавший взгляд Чонгука мгновенно переходит на коробочку в руке террориста. Прищурившись, он различает внутри две белые овальные таблетки. Резко дернувшиеся руки натягивают крепкую веревку, но вспыхнувшей боли от трения Чонгук даже не чувствует. Сердце гулко забилось, эхом отражаясь бешеной пульсацией в ушах. Капитан не уверен, что способен сейчас расслышать что-то, кроме собственного участившегося сердцебиения, от которого едва ребра не трещат. В кончики пальцев вонзаются тысячи мелких иголочек. Руки тянутся, пытаются достать. От бессилия и невозможности вырваться Чонгук издает рык и до скрипа сжимает зубы. Даже десны заболели, каждый сантиметр кожи, кончики волос и ногти. Альфе кажется, словно он вмиг в ад попал. Чонгук медленно теряет себя. В помутнении не способный даже проанализировать свое новое состояние, причиняющее нечеловеческие мучения. В опустевшей голове периодически всплывает лишь одна мысль: «тебя предали». — Теперь ты — наше будущее, Чонгук. Боец, который проявит себя в полной мере, покажет миру истину, — в сознание подобно змею закрадывается голос террориста, обвивая каждую мелькающую мысль о прошлом и душа в своей хватке. — Это только начало. Сегодня ты начнешь свое освобождение, чтобы вознестись. Собственный крик застревает в глотке, а тело мелко потряхивает от борьбы восставшего разума с чернотой, затекающей в душу. Чонгук крепко сжимает челюсти и тяжело сглатывает образовавшийся в горле ком. Усилий стоит, чтобы оторвать взгляд от блистера с таблетками и заглянуть в глаза врага, пытающегося заманить обманными путями. Чонгуку кажется, что от сопротивления тело начинает болеть в разы сильнее. Хочется орать и рвать на голове волосы. Почти месяц. Столько они накачивали его наркотиками, убивающими все светлое в душе? Каждый день он принимал в себя дозы сумасшедших веществ без шанса на сопротивление. Все это давным-давно смешалось с кровью, стало частью самого Чонгука. Сделало его зависимым. Порабощенным. — Да иди ты… к черту, — с трудом выплевывает Чонгук, заглядывая аспиду в глаза. Мужчина вдруг начинает громко смеяться, запрокинув голову. Лицо капитана каменеет, а нижняя губа слегка дрожит. Внезапная необходимость принять таблетки ломает и крошит каждую клеточку, но Чонгук борется из последних сил. Аспид смеется, как обезумевший, и с каждой секундой все больше увлекается. Но внезапный выстрел, громко ударившийся о пустые стены, его останавливает. Чонгук чувствует, как на лицо падают несколько капель горячей крови. Блистер выскальзывает из ослабших пальцев и с глухим звуком падает на пол. Следом за ним — мужчина с дырой в виске. — Чего… — выпаливает Чонгук, оторвав взгляд от трупа и уставившись на приближающегося к нему красного змея, что все это время молча и неподвижно стоял в стороне. Капитан видит лишь его непроницаемые глаза. Губы скрыты маской, шею прячет воротник черной куртки, а на руках кожаные перчатки. Ни единого участка его кожи не видно. Он двигается бесшумно, как будто змей ползет к своей жертве. В опущенной руке он держит пистолет, которым только что застрелил своего же человека. Чонгук смотрит, как зачарованный, вновь забывая и о трупе у своих ног, и о проснувшейся в теле жажде. Слова вымолвить не может, язык как будто онемел и прилип к небу. Красный змей становится перед Чонгуком и наклоняется к нему так, чтобы губы оказались у его уха. Капитан замирает, даже перестает дышать. Из-за разлившегося по помещению густого запаха крови аромат змея становится тусклым, почти не ощутимым. Чонгук смыкает губы и смотрит перед собой стеклянными глазами. Змей что-то шепчет ему на ухо. Но еле слышный шепот искажается, теряет ясность. Чонгук ничего не различает. Он не успевает открыть рот, чтобы ответить красному змею, как вновь падает в густую темноту, в которой пребывал почти месяц.***
Сейчас.
Чонгук разглядывает переливающуюся янтарную жидкость, плещущуюся на дне стакана, подносит к губам и делает короткий глоток. Вкуса альфа уже почти не чувствует, как и эффекта. Всего лишь золотистая вода, кажущаяся чем-то изысканным и баснословно дорогим, но на деле — красивая пустышка. Он сдерживается, чтобы не швырнуть стакан в стену, и просто ставит его на столик, потянувшись за пачкой сигарет. — Идем гулять? — вдруг спрашивает Мираи, услышав за спиной крадущегося на цыпочках Тэхена. Омега, держа в пальцах стакан с какао, пытался незаметно проскользнуть в комнату. — Как в прошлый раз? — хмыкает он, повернувшись к альфе и качая головой. — Нет уж. Сам гуляй. Чонгук негромко посмеивается и встает с дивана, так и не притронувшись к сигаретам. Тэхен застывает на месте, впиваясь пальцами в теплый стакан и смотря на идущего к нему альфу. Каждый раз у него складывается впечатление, будто к нему, как к своей жертве, крадется хищник. Он всегда ждет нападения. — Поверь, малыш, это еще не самое интересное зрелище, которое я могу для тебя устроить, — усмехается Чонгук, подойдя вплотную и накрыв своими ладонями руки омеги, поднимая и поднося стакан с какао к своим губам. Тэхен округляет глаза от внезапного действия Чонгука, но не противится. Тот делает небольшой глоток и лижет губы. — Вкусно, — брови альфы поднимаются. Он делает короткий оценивающий кивок. — Я не собираюсь смотреть на очередные убийства, — Тэхен хмурится и аккуратно тянет стакан к себе, чтобы не расплескать содержимое. — Пей свой виски, это мое. — Я уезжаю ночью, — Чонгук выпускает стакан, возвращая омеге. — И пока я здесь, мне хочется побыть с тобой. — Куда уезжаешь? — На север. Это ненадолго, — Чонгук мягко улыбается и гладит большим пальцем щеку Тэхена. У того от услышанного сердце пропускает удар. Север — страшное слово, оно синоним к слову «Ад». Тэхена на миг пронзает холодный липкий страх. Так всегда бывало, когда в прошлом брат, уходя обратно воевать, устало, с тяжестью в голосе бросал очередное «на север», адресованное родителям. Тэхен слышал это лишь со стороны, прячась за дверью комнаты. После всегда следовали папины слезы и тихий плач, отцовский тяжкий вздох. Тогда Тэхен и понял, что на севере ничего хорошего нет, и что брат, возможно, может и не вернуться оттуда в один несчастный день. Север — ненавистное слово. По выработавшемуся инстинкту оно причиняет боль и внушает страх, заставляет колени дрогнуть и подогнуться. Тэхену приходится крепче впиться пальцами в стакан, чтобы ощутить происходящую реальность и вернуться в нее из болезненных воспоминаний. Чонгуку север больше не страшен. Он его страшнее. — Тебе понравится, — улыбается Мираи. — Поехали. Тэхен кидает на альфу полный недоверия взгляд и слегка поджимает губы. Выбора нет, никогда не было. Отказ не принимается, а сопротивление вызовет применение насилия. Тэхен от него устал. Давно понятно, что бегать бесполезно. Он вздыхает, под напором пристального взгляда сдаваясь слишком быстро, и поднимает глаза на довольного Чонгука. Какао остается на столике рядом с виски и медленно остывает. Тэхен трет ладони и сует их в карманы куртки. На улице сегодня как будто бы еще холоднее, чем обычно. И тише в разы. Вороны куда-то попрятались, прекратив свое вечное недовольное гаркание. Ветер треплет мягкие пшеничные волосы, открывая лоб и прокрадываясь под одежду. Тишину нарушает щелчок и звук открывающихся ворот гаража, в котором автоматически включается свет. — Выбирай, на чем поедем, — говорит рядом стоящий Чонгук, бросив на омегу взгляд и проходя внутрь. — Продолжаешь издеваться? — Тэхен закатывает глаза и идет за альфой. — Не стоит, лучше ты выбирай. Тэхен вспоминает изуродованную дырами от пуль бентли. Повторения бы очень не хотелось. Омега старается теперь быть внимательнее к словам Чонгука, боясь попасть в очередную ловушку, что захлопнется и причинит новую кучу боли, к которой Тэхен совершенно не готов. От той, что в нем уже есть, найти бы спасение. — Как скажешь, — усмехается Чонгук, пожав плечами. Тэхен заходит в просторный гараж и распахивает от удивления глаза. Перед ним — около десяти автомобилей высшего класса. Подобных он не замечал даже в главном районе столицы. Но разве могло быть у лидера аспидов иначе? Каждый автомобиль словно только с конвейера сошел. Тэхен не удивлен даже тому, что у них разнообразие в цветах ограниченное: черный, сверкающий в белом свете ламп, глянец и серебристый с матовым покрытием. Омега слегка хмурится, скользя по ряду машин и останавливаясь у самой последней. Ноги к ней несут, любопытство вдруг просыпается совсем по-детски. Крайний автомобиль скрыт чехлом и даже по форме отличается от остальных в гараже. Тэхен подходит ближе и всматривается, опустив взгляд вниз. Слева, под чехлом, виднеется угол переднего бампера. Все такой же черный, но с неожиданным присутствием насыщенно-красного по контуру. — Тэхен, — зовет Чонгук, прерывая омегу от попытки разглядеть машину получше. — Поехали. Тэхен быстро отворачивается и идет обратно к альфе. — Что там за машина? — спрашивает он, указав пальцем себе за спину. — Это неважно, просто хлам, который пылится тут уже почти год. Не наших дорог тачка, — отвечает Чонгук, пожав плечами и достав из кармана кожанки ключи. — И в итоге ты выбрал ее, — кивает Тэхен, скользнув взглядом по привычной черной бмв и щуря глаза. — Зачем тогда меня еще спрашивал? — Мне было любопытно, что ты выберешь. Бентли же тебе не понравилась, — усмехается Чонгук, подмигнув омеге. — Садись. Тэхен поджимает губы и демонстративно сверлит альфу тяжелым взглядом несколько секунд, затем быстро обходит машину и открывает дверцу с пассажирской стороны. Внутри салона даже запах другой. Как будто бы более родной омеге, чем в том же мерсе, которому Чонгук в последнее время отдавал предпочтение. Тэхен неохотно замечает в своих мыслях, что все-таки скучал по этой машине.***
Серость пейзажа за окном бмв начинает сменяться зеленью. По обе стороны от длинной дороги раскинулся густой лес, на который Тэхен смотрит с еще большим восторгом, чем на высотки в центре столицы. Вот оно — вечное. То, что даже войне не сгубить. Природа слишком сильна, на ней все держится. Тэхен и не надеялся, что такая красота может остаться нетронутой, такой же живой и яркой, как было до ада, образовавшегося на земле. На фоне насыщенной зелени даже угрюмое небо кажется красивее, и смотреть на него уже не так тоскливо. Виды из окна завораживают. Машина замедляется и останавливается у обочины очередного поворота. Тэхен поворачивается к Чонгуку, вопросительно изогнув бровь. — Выходишь? — спрашивает Чонгук, вытаскивая ключ зажигания. — Прямо тут, что ли? — хмурится омега, не понимая. — Вокруг пустошь… — Малыш, не заставляй меня называть тебя слепым идиотом, — мотает головой Чонгук, открывая дверь и выходя из машины. Тэхен округляет глаза и следит взглядом через лобовое стекло за альфой, обошедшим бмв и открывшим дверцу с пассажирской стороны. — И все-таки, я это сказал. Выходи, — Чонгук вытягивает ладонь в сторону леса. Тэхен прослеживает взглядом и удивленно раскрывает рот, заметив небольшую тропинку. — Сам ты идиот, — бурчит он, выпрыгивая из машины и гордой походкой идя по ней. Прикрыв на секунду глаза, он делает глубокий вдох, отчего голова сразу же кругом идет. Чистый и свежий воздух с привкусом лесных цветов, оседающим на кончике языка. Вокруг неописуемая красота, в которой хотелось бы раствориться, как в бесконечном море. Омега слегка вздрагивает, ощутив теплоту чонгуковой ладони. Альфа переплетает их пальцы и слегка сжимает мягкую ладонь Тэхена в своей. — Тут почти как в лесу, где мы играли в прятки в детстве, — выдыхает омега, подняв голову и разглядывая мягко колышущиеся ветви высоких деревьев. — Здесь намного лучше, этот лес в сотни раз больше. В таком ты и спрячешься как следует. — Ты подглядывал, поэтому быстро находил меня, — закатывает глаза Тэхен, глянув на брата. — Наглое вранье, — морщится Чонгук. — Я просто отлично чувствовал тебя. — Ну да, а маскировать запах ты меня так и не научил. — И не научу, это уже бессмысленно. Все равно найду, — усмехается Чонгук. — Даже на другом конце земли? — спрашивает Тэхен, склонив голову к плечу и щурясь. — Даже на другом конце Вселенной, — шепчет в губы омеги Чонгук, останавливаясь и поднимая его лицо за подбородок. Его губы мягко касаются губ Тэхена, утягивая в медленный поцелуй. Над головой кружат птицы, поют о чем-то своем, оживляя молчаливый лес, не позволяя ему задремать навечно. Тэхен следит за ними взглядом, пока губы сами собой двигаются в ответ. Чонгук слегка прикусывает нижнюю и отстраняется, потянув омегу за собой дальше. — И нет смысла бежать? — спрашивает Тэхен, быстро облизнув влажные губы. — Абсолютно нет, — улыбается Чонгук и сразу же настораживается. — А ты что, сбежать от меня хочешь? Тэхен издает сухой смешок и чуть щурится, заглядывая альфе в глаза. — От чудовища, — понизив голос, говорит омега, — которое убило в себе все человеческое? Дай подумать… Убило его. Чонгук бесцветно усмехается и качает головой. — Убило? — переспрашивает он, чуть нахмурив брови. — Постой-ка здесь. Альфа вдруг отстраняется и скрывается за деревьями. Тэхен ничего понять не успевает. Округлив глаза, он оглядывается по сторонам. Вокруг лишь высокие деревья и пышные кусты. На секунду омегу охватывает беспокойство. Он прикрывает глаза и тянет носом воздух, чтобы попробовать найти след Чонгука. Едва уловимый на фоне аромата спелой листвы, тонкий и почти незаметный. Тэхен делает небольшой шаг вправо и останавливается. Шлейф диких цветов и древесины, схожий с лесными ароматами, местами переплетается с ненавистным сочетанием крови и пороха. И чему верить? По которому следу идти? Тэхен делает еще два шага вперед, снова внюхиваясь в воздух, и коротко вскрикивает, когда сзади кто-то крепко хватает его и прижимает к себе. — Тихо, не ори, это я, — Чонгук выдыхает омеге на ухо и поднимает к его лицу небольшую металлическую коробочку, местами проржавевшую и испачканную сырой землей. — Что это? — спрашивает Тэхен, разглядывая коробочку, лежащую на ладони альфы. — Открой ее, — говорит Чонгук, уложив свой подбородок на плечо омеги. Тэхен осторожно берет из руки альфы коробку и медленно открывает крышку. Чонгук внимательно наблюдает, обвив руками талию Тэхена и прижимая к своей груди. Омега хмурится, замечая внутри свернутый пожелтевший лист бумаги с помятыми и чуть разорванными уголками. Он достает его и разворачивает, разнося по тихому лесу приятный звук шуршащей бумаги. Глаза Тэхена едва не выкатываются из орбит. Держащие края листа пальцы начинают мелко подрагивать, а в уголках глаз скапливаются слезы. — Это же… — Твой рисунок, малыш, — шепчет альфа, жмурясь и утыкаясь лицом в шею Тэхена. Каракули, которые омега рисовал много лет назад, словно призрак из прошлого. Тэхен ни за что бы не вспомнил об этом глупом детском рисунке, никогда бы не подумал, что будет так счастлив увидеть его вновь. Смешное изображение членов любимой семьи, как единственное совместное фото. Дорого сердцу. Бесценно. — Как ты… Откуда он? — Выкрал перед уходом на службу, — отвечает Чонгук, подняв голову и разглядывая рисунок, как в первый раз. — А это… — Тэхен прищуривается, замечая в верхнем левом уголке кривую, не совсем четкую надпись. — Я не писал этого. — Это я ногтем в крови нацарапал, когда в очередной раз был под бешеной дозой, — хриплым непроницаемым голосом говорит Чонгук. Самого себя не помня, теряя душу в заволакивающем мраке. Борясь, до последнего пытаясь удержаться за маленькую соломинку. — «Освободи меня», — шепотом читает Тэхен и прикусывает дрожащую губу, чтобы не расплакаться в голос. — Чудовище запомнило лишь своего маленького братика, — губ Мираи касается легкая улыбка, но в глазах разгорается синее пламя. — Чудовище его звало. Тэхен прижимает к дрожащим губам ладонь и всхлипывает, закрывая глаза. По щекам покатились холодные слезы, разбиваясь о лист, сжатый в пальцах. Все возвращается туда, откуда началось. Боль от потери смешивается с обидой и болью от последствий. Ничего нельзя вернуть, нельзя исправить и уберечь. Нельзя спасти Чонгука от ужаса, в который его безжалостно окунули. Тэхен в эту секунду как будто снова потерял. Годы боли одним разом накрывают. С губ вырывается новый всхлип. Тэхен до кровавых капель прикусывает губу и не позволяет себе плакать. Чонгук мягко берет омегу за плечи, разворачивает к себе лицом и крепко обнимает, касаясь губами виска, затем макушки. — Кто… Кто посмел сделать такое с тобой… — с дрожью шепчет Тэхен куда-то в шею альфы, шмыгая носом и жмурясь сильнее. — Все, кто к этому причастны, давно гниют в земле, — с холодным спокойствием отвечает Мираи, поглаживая затылок омеги. — Кроме одного. Но и его я найду. Обязательно найду, малыш. Тэхен сжимает в пальцах ткань чонгуковой футболки и утыкается носом в татуированную шею, шумно выдыхая. Смятый рисунок остается в ладони. «Я буду…» — шепчет тихий хрипловатый голос красного змея на ухо капитану Чону. Удар прикладом по затылку отключает сознание.***
— Ужин был чудесным. Джин смущенно улыбается и перебирает пальцами полы своего короткого пальто, опустив взгляд вниз. В холодном воздухе кружат редкие мелкие снежинки, украшающие каштановые волосы и ресницы омеги сверкающими в свете фонаря звездочками. Намджуну жизни не хватит, чтобы наглядеться на нежную улыбку, адресованную ему. Как и чем он заслужил ее, и вообще Джина всего? Этот ангелоподобный омега не перестает восхищать и будоражить, каждый раз открываясь для генерала, как в первый. Намджун снова и снова забывает, как правильно дышать, мысли уплывают куда-то очень далеко, а моргать он вовсе не способен. Лишь бы даже короткий миг не утерять, сохранить в памяти все до мельчайших деталей, а потом с легкой улыбкой на губах вспоминать, смаковать и воспроизводить по новой. В этом Намджун нашел свой отдых, свой покой, что случается так редко. Джин — его тихая гавань, находясь в которой, он обретает долгожданное умиротворение. Там нет вечных душевных тягот, не дающих нормально функционировать. Только спокойствие. — Я рад, что тебе понравилось, — отвечает Намджун, невольно потянув уголки губ вверх. — Так странно оставлять тебя на базе, — альфа поднимает голову, обведя взглядом небольшое здание, в котором временно проживает медицинский персонал военной базы. — Мне жаль, что я оторвал тебя от дома, — Намджун слегка хмурится и нежно проводит пальцем по подбородку Джина. — Но разве теперь я еще смогу отпустить тебя? — Все в порядке, я ведь никуда уходить и не хочу, — Джин улыбается и берет ладонь альфы, переплетая свои пальцы с его длинными и теплыми. — От тебя. — Я заберу тебя к себе, — Намджун притягивает омегу ближе и обнимает за талию. — Намджун… — вздыхает Джин, прикрыв глаза и прижавшись щекой к груди генерала. — Сейчас не лучшее время, во мне нуждаются люди. — А когда? — спрашивает альфа, зарывшись пальцами в мягкие волосы Джина. — Когда… — омега хмурит брови и прикусывает губу, на пару секунд задумываясь, — война закончится. — Ты серьезно? — Намджун вскидывает брови, сухо усмехаясь. — Вот тебе и стимул поскорее положить ей конец, — хмыкает Джин, подняв голову и заглядывая генералу в глаза. — Сможешь, я знаю. — Не так-то это просто… — мужчина слегка качает головой и утыкается носом в висок доктора. — Давай пораньше, а? — Когда? — Например, прямо сейчас, — Намджун, не давая омеге опомниться, резко подхватывает его на руки и спешно идет прочь от корпуса медиков. — Ким Намджун! — от неожиданности вскрикивает Джин, в шоке вытаращив на альфу глаза и инстинктивно вцепляясь пальцами в его плечи. — Ты… ты что делаешь? — Тише, тревогу не поднимай, — посмеивается альфа. — А может, именно это и сделать? — недовольно шипит Джин. — Куда ты несешь меня? — Домой, Джин-и, — улыбается Намджун, чмокнув омегу в кончик прохладного носа. Возмущенные крики не прекращаются до самой машины генерала.***
— Тут… — Джин застывает на пороге просторной квартиры, полностью отделанной в серо-белых тонах, — так миленько. Намджун за спиной омеги хмыкает и мягко подталкивает его внутрь, закрывая за собой дверь. — Ты бы хоть цветочков поставил, — хмурится Джин, проходя вглубь квартиры и на ходу стягивая с себя пальто. От обстановки вокруг веет пустотой и чем-то абсолютно незнакомым, словно Намджун в этом месте даже не живет. Все тут выглядит до совершенного идеально: дорогая мебель хоть и кажется простой, но в деталях проявляет свою изысканность. Холодных тонов шторы на высоких окнах в пол, и тот же самый пол из белого дерева не кажутся чем-то необычным. Ни одного яркого пятнышка, которое могло бы указать на признаки жизни в этом ледяном дворце. — Если ты будешь за ними ухаживать, можешь хоть сад разбить на крыше, — улыбается уголками губ генерал, расстегивая свой пиджак. — Умеете вы заманивать и хитрить, генерал Ким, — закатывает глаза Джин, отдавая свое пальто Намджуну и двигаясь дальше по широкому коридору. — Но вы — единственный, кто на это не ведется, доктор Ким, — Намджун вешает верхнюю одежду и идет за омегой. — Особый случай. — А это… — Джин останавливается и поднимает голову, повернувшись к стене. — Как много наград, — тихо выдыхает он, распахнув в любопытстве и удивлении глаза, быстро перебегая ими с одной медали на другую. Их на стене висит около сотни. Джин ошибся. Есть тут что-то, что указывает на признаки жизни. И не простой жизни, а пережившей бесчисленное количество сражений. Омега сам не понимает, как в горле начинает образовываться ком, а нижняя губа дрожать. Он столько сразу никогда не видел. Разве может быть так много орденов у одного человека? За отвагу, за службу стране, за воинскую доблесть, за отличие в военной службе и множество других. Один человек, одна душа, сумевшая перенести столько тягот, повидавшая столько, сколько Джин, наверное, за всю свою жизнь не видел. Перед ним стоит не просто генерал, а настоящий герой. Герой масштабом с целый мир, а не просто какую-то маленькую страну с ее неугомонной войной. — Видеть бы их не хотел, — негромко говорит Намджун за спиной омеги, сунув руки в карманы брюк и окинув свои награды отстраненным взглядом. — Тогда почему… — шепчет Джин, быстро стирая упавшую на скулу слезу пальцами. — Напоминание самому себе о том, сколько было положено, сколько было потеряно и приобретено. Сколько может быть еще. Не побед, нет, — Намджун задумчиво качает головой. — Спасенных жизней и уничтоженных врагов. Я должен всегда помнить о том, зачем все это делается и какой длинный путь уже пройден. Почему это началось. — Ты не отступишь… — Нет, — тише говорит Намджун, мотнув головой. — Даже если… — Даже если чем-то придется рискнуть. Джин поворачивается, встречаясь с альфой взглядом. Там, как в первый раз, все заполонила холодная решимость. Непоколебимость. Омега вздыхает и, сделав два коротких шага, подходит к генералу вплотную, утыкаясь лбом в его крепкую грудь. Тяжелый вздох невольно вылетает из приоткрытых губ, после чего следует тихий всхлип. — Ну чего ты, лучик? — как по щелчку Намджун смягчается и подцепляет пальцами подбородок Джина, заставляя взглянуть на себя. Омега шмыгает носом и коротко мотает головой. — Отставить слезы, — альфа тепло улыбается и утирает влагу с нежных, чуть покрасневших щек. — Есть, генерал, — пухлых губ Джина вновь касается легкая улыбка. Намджун сравнивает ее с вышедшим из-за туч солнцем. Джин — одно сплошное солнце, пришедшее в жизнь альфы после затянувшейся ночи. Серая, ненавистная квартира, в которую Намджун так не любит возвращаться, обрела те самые признаки жизни, обрела цвета и потеплела. Намджун прежде не пытался создать здесь уют, считая, что нет дома там, где нет семьи, но теперь он готов возвращаться сюда с улыбкой вместо вечно тусклого лица, встречаемый сладким ароматом спелого винограда, нежной улыбкой и теплым «Намджун-и». — Ты не голоден? — хмурится альфа, беря Джина за плечи. — А ты умеешь готовить? — улыбается тот уголком губ. — Ну, не то что бы… — Понятно, — хихикает Джин. — Мы же только из ресторана, не волнуйся. Если что, я приготовлю поесть. Ты как вообще живешь один? — Прислуга иногда захаживает, но мне хватает и перекусов на работе, — трет затылок Намджун, пожимая плечами. — Военный называется! — хмыкает Джин, слегка стукнув альфу кулачком в грудь. — Как ты так питаешься? Надо за тебя взяться. — Я только «за», — улыбается генерал. — Все в твоих руках, мой доктор… — в кармане брюк вдруг начинает вибрировать телефон. — Секунду, — альфа достает мобильный и смотрит на экран, определяя звонящего. Лицо его становится непроницаемым, а губы невольно поджимаются. От улыбки и следа не остается. — Ты тут пока осмотрись, Джин-и, я сейчас. С работы звонят, — быстро объясняет он и спешно уходит в свой кабинет. Прикрыв за собой дверь, Намджун принимает звонок и прикладывает телефон к уху. — Я слушаю. — Добрый вечер, генерал. Я только что выслал вам список с последними возможными семьями. Взгляните. — С последними? — Намджун подлетает к своему столу и быстро включает ноутбук, уставившись на засветившийся в полумраке кабинета экран. — Да. Боюсь, это все. — Не может быть все, — грубо отрицает альфа, открывая почту и единственный файл в новом письме. — Три возможные семьи? — не сдержавшись, повышает он голос. — Это все? Вы смеетесь? — Генерал, мы искали семь лет. Всю страну прошерстили, каждого человека проверили. Наши возможности, увы, на этом иссякли. Искать больше негде. Если среди этих семей не окажется вашего брата, то, посмею предположить… — Заткнись, он не погиб. Нет, — рычит Намджун, стискивая в пальцах телефон. — Я просмотрю данные и перезвоню. Будем искать дальше. Генерал завершает звонок и бросает телефон на стол, полностью сосредотачиваясь на присланном списке. Семь лет поисков. Каждая неудача, как очередная пуля. Снова и снова надежда, заслужившая еще больше медалей, чем сам Намджун, разбивалась на мельчайшие осколки и собиралась вновь. Поиски длятся намного дольше. Намджун начал их сразу с той же секунды, как понял, что потерял брата. Павший, отчаявшийся, ничего за душой не имеющий. Совсем один в огромном темном мире. Пытаясь встать на ноги, он не прекращал искать, лишь больше возможностей для этого приобретал. Больше сил и связей, которые юный альфа зарабатывал собственной кровью. Падал, жрал грязь, глотал воду из луж, но снова вставал, утирал лицо и шел вперед с именем своей маленькой надежды на губах. Не сдавался. В армию безродный альфа, избегавший попадания в приют, напросился раньше положенного возраста, и уже в пятнадцать умел стрелять не хуже хваленых в отряде стрелков. Жизнь сталкивала его с различными опасностями, пыталась поставить подножку, свалить и вернуть туда, откуда вылез, но упрямства мальчишке, поставившему себе четкую цель, не занимать. Цель, ради которой он решил идти воевать, ради которой убивал и поднимался все выше и выше, достигая значимых званий, собирая медали, о которых долгое время не вспоминал. Ради него, ради брата поднялся так высоко, полюбил свою страну и стал бороться с врагами, что разлучили его с семьей. Ради брата встал на сторону простого народа. И лишь мысли о нем не дали Намджуну пасть на середине тяжелого пути. С генеральского уровня обзор лучше. Вершина, о которой никогда не грезил, даже не заикался в мыслях, достигнута. Генерал хмурит брови и с замиранием сердца скользит взглядом по первой семье. И сразу же отметает. Альфа. В семье — ребенок-альфа. Слово «последние» бьет по вискам, заполняет мысли и ввергает в страх. Намджун боится, как никогда. Что у него останется, если сейчас он не найдет того, кого так долго искал? В каком направлении ему тогда двигаться? Чувство. Не покидающее Намджуна годами чувство теплоты под сердцем. Оно не давало остановиться, опустить руки и бросить попытки. Тепло — признак жизни, признак живой души, еще не нашедшей свою смерть. Он жив, Намджун это чувствует, как ничто. Брат жив. Тонкая ниточка все еще связывает альфу с ним. Частичка тепла не угасает, дает генералу по утрам повод открывать глаза и вставать с новыми силами. Пока оно есть, пока трепетное и хрупкое хранится в нем, Намджун будет знать, что его родная кровь жива. Рука сама собой тянется к груди под сердцем. Альфа прикрывает глаза и прислушивается, ощущая кончиками пальцев то самое тепло, которое никогда ни с чем другим не спутает. Не угасло. Надежда есть. Глубоко вздохнув, генерал открывает глаза и проматывает файл вниз, приступая ко второй семье. Сердце гулко падает в пятки и крошится. Глаза сразу застывают на знакомых именах и стекленеют. Дети: Чон Чонгук. Чон Тэхен (не родной). — Не родной… — шепчет Намджун едва слышно. — Старые данные, их родители мертвы, — говорит он сам себе, хмуря брови. — Три года прошло. Альфу ввергает в шок открывшаяся тайна о младшем ребенке Чон. Чонгук никогда не упоминал, что они не родные. Никто и не подумал бы, что их не связывают кровные узы. Слишком сильна была чонгукова любовь к младшему брату. Намджун, слушая его рассказы о семье вечерами, чувствовал невыносимую боль в груди, а ком в горле образовывался сам собой. Он думал тогда, что хочет так же: с любовью и заботой делиться полными тепла моментами с лучшими друзьями, но все, что он имел — затуманенное прошлое и память о родителях и двухгодовалом братишке. Его милое детское личико почти рассеялось в воспоминаниях. Каждый раз оно становится все менее четким. Мягкие черты и детали постепенно искажаются, но одна не забудется Намджуну никогда: родинка на кончике носа его младшего брата. Генерал сидит, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди. Тяжелый задумчивый взгляд, перед которым завис образ брата, вновь падает на имя Чон Тэхена. Намджун сжимает губы в тонкую линию. — Чон Тэхен… — произносит он негромко. Память автоматически подкидывает воспоминание о первой и единственной встрече с этим омегой. — Чон… Сердце пропускает удар, а в районе солнечного сплетения вспыхивает боль, как от внезапного удара из ниоткуда. В голове что-то щелкает. Альфа резко подскакивает, отчего кресло откатывается назад и бьется о стену позади. — Чон Тэхен, — повторяет Намджун дрогнувшим голосом, стеклянными глазами смотря куда-то перед собой. — Семнадцать лет… — он замолкает и мотает головой. — Нет, не семнадцать, — вдруг раздраженно выговаривает он, стискивая зубы. — Чон Тэхен, восемнадцать лет. Восемнадцать… Альфа начинает нервно расхаживать по кабинету, углубляясь в воспоминания о Тэхене, попутно роясь в информации о семье Чон. Он периодически останавливается и наклоняется к столу, заглядывая в ноутбук, бегая взглядом сумасшедшего по открытому файлу. Третью семью альфа тоже отметает мгновенно. По параметрам их усыновленный ребенок и близко не стоит. Чон Тэхен. Намджун шумно вздыхает и зарывается пальцами в свои волосы, сжимая у корней и прикрывая глаза. — Чон Тэхен, восемнадцать лет, место жительства семьи — Мигу, — неторопливо повторяет альфа, словно пытается донести суть произносимого до самого себя. — Чон Тэхен, восемнадцать лет, место жительства — Мигу. Родинка… Родинка на кончике носа. Намджун распахивает глаза, встречаясь взглядом с застывшим в дверях Джином. — Чон Тэхен… — хрипло произносит генерал. — Ким Вихен. — Намджун? — осторожно зовет Джин, с беспокойством смотря на стоящего в центре кабинета альфу. Он выглядит так, словно увидел призрака. — Что случ… — Ви-Ви… Я нашел своего брата, — с масштабом со вселенную облегчением выдыхает Намджун, уставившись на Джина. — Я должен забрать его. И вернуть домой.