***
Перед ним стоят десятки бронетранспортеров и столько же танков. Аспиды замерли, застыли статуями, стеклянными черными глазами глядя лишь на него — на своего лидера. Края красно-черных повязок треплет легкий ветерок, способный своим холодом выжечь кожу. В воздухе молчание, затаившее невиданную ранее угрозу. Нет запаха крови и пороха, таких присущих ему, — они ведут к смерти, и именно ею пропахла земля. Даже время застыло в волнительном ожидании начала конца. Кто-то непременно вознесется, переступив через сотни тел павших врагов. Мираи скользит непроницаемым взглядом по своей армии, держа руки за спиной и неторопливо прохаживаясь вдоль длинного ряда войска, готового к новой атаке на важный для армии объект. Легкий прищур из-за раздражающего дневного света, чуть поджатые губы. Взгляд, точно соколиный, ни одну деталь не способен упустить из виду. Войско, состоящее из четырехсот аспидов, молчит, ожидая приказа своего великого лидера. Темные тучи сгустились над головой, провисли на небе, тяжелые, металлом пропитанные, наэлектризованные. И они по приказу готовы пустить на землю свои стрелы-молнии, разжечь всепоглощающий огонь. Началась война. Неделю назад началась. Чуть больше Чонгук не видел Тэхена, не чувствовал его нежный сладкий аромат, не касался его бархатной золотистой кожи и не слышал глубокого, как лесное озеро, голоса. Чуть больше он не может его вернуть. Чуть больше чертовой недели. Намджун выставил тысячи солдат, перекрыл все пути, способные привести к Тэхену. И подступить не дает. Он готовился и знал заранее, каковы будут последствия. Посмел забрать то, что не принадлежит ему. Но как сумел? Так легко и незаметно, будто и не произошло ничего. Разгневал зло. Ускорил конец многолетней войны. У Чонгука нет сомнений в том, что генералу помогли. Но кто — неизвестно. Есть ли кто-то, имеющий такую власть, чтобы из самого логова Мираи забрать его драгоценное? Мысли об этом изводят, потому что непременно приводят к очередному тупику. О выстроенную перед ним стену Мираи готов биться головой и выть зверем. Ответов никто не дает. Медлить больше нельзя. Мираи, пренебрегая правилами, прописанными прошлыми лидерами много лет назад, решил пойти на врага тараном. Разрушения, страх и смерть, которые будут расти среди народа, не должны оставить генерала равнодушным. Чонгук начал с лиц, причастных к войне и армии, этим самым дав знак о том, что это пока лишь предупреждение. Но в ответ отчаянная борьба, еще более крепкая защита и новые храбрецы, готовые терять свои жизни за чужую правду. Для Мираи это лишь начало. Вокруг Тэхена не останется ни единой стены, Чонгук все разрушит. — Мираи. — Пора выдвигаться, Хосок, — не оборачиваясь, отвечает Чонгук твердо, с долей задумчивости, что не покидает его в последнее время. За спиной слышатся негромкие приближающиеся шаги правой руки. — Первый Лидер дал приказ остановить наступление, — сообщает Хосок, вставая рядом с Мираи. Повисает недолгое, но напряженное молчание. Чонгук, так и не взглянув на альфу, бросает сухой смешок и щурится еще больше, отчего в уголках его глаз собираются морщинки. — Приказ? — в бесцветном голосе мелькают нотки притворной веселости. Мираи медленно поворачивает голову вбок, взглянув на Хосока краем глаза. Тот делает короткий кивок. — Приказ отклонен. Выступаем прямо сейчас. Ничего больше не собираясь слышать в ответ, Чонгук снимает с плеча свою штурмовую винтовку и идет к стоящему ближе остальных бронетранспортеру. Уже залезая внутрь, он останавливается, слыша в спину: — Он уже здесь. Чонгук оборачивается и спускается на землю. Хосок смотрит вправо, где расположены главные ворота. В базу въезжает кортеж из нескольких черных джипов. Чонгук сухо хмыкает и отходит от бронетранспортера. Хосок подходит к своему лидеру ближе и становится чуть позади, за его правым плечом. Мираи немигающим, внимательным взглядом следит за подъезжающими автомобилями, заведя руки за спину и чуть склонив голову к плечу. Кортеж плавно останавливается. Из лексуса, стоящего в ряду вторым, выходит Первый Лидер в сопровождении своей правой руки — Чонопа. В этот раз Бан Енгук, предпочитающий строгую классику, одет так же, как и все остальные аспиды: черная футболка, куртка, карго и берцы. — Чем обязан такой чести? — усмехается Мираи, потянув уголки губ вверх. — Ты спрашиваешь меня об этом, стоя перед сотнями готовых идти в бой? — Енгук вскидывает бровь и подходит ближе, вставая напротив в двух метрах от Второго Лидера. — Идем внутрь, нужно поговорить. — Мне не до разговоров. У меня тут важное дело, как видишь, — коротко мотает головой Мираи, глянув на свои отряды аспидов позади. За Енгуком стоят около тридцати змей, приехавших вместе с ним. — Если что-то очень хочется сказать — говори прямо здесь. Тонкие губы Енгука поджимаются, а взгляд становится еще тверже, чем обычно. Воздух между лидерами накаляется до невозможного. Хосок чувствует, как в нем начинает ощущаться запах гари. А короткий жест Мираи пальцами опущенной руки, который замечает лишь Хосок, только подтверждает догадки. «Не вступать в бой». Нужна лишь одна искра. — Я дважды давал приказ об отступлении. Дважды ты его проигнорировал, — говорит Енгук, еще сильнее понижая градус в воздухе своим ледяным тоном. — Начнем с того, что ты даже не согласовал со мной свой план о наступлении. Откуда такая внезапность? — Войну давно пора заканчивать. А генерал своей смелой выходкой только помог мне ускорить этот процесс, — цедит Мираи, глядя Первому Лидеру в глаза. У них снова происходит молчаливое сражение, в котором Чонгук уступать не намерен. Он его раздавит и перешагнет. Никто не остановит. — Ты должен остановиться прямо сейчас, иначе погубишь абсолютно все, Мираи, — в голосе звучит один сплошной приказ, требующий немедленного исполнения. Это разжигает в Чонгуке еще больший огонь. — Нет, Енгук, — качает головой Второй Лидер, приподняв один уголок губ. — Я не собираюсь просить твоего разрешения. Попрошу только, чтобы ты отошел в сторону. — Ты преследуешь свои цели в этой войне. Так было всегда? — сощурившись, спрашивает Енгук, даже и не думая слушать того, кто рангом ниже. — Собрался разрушить все, к чему мы годами шли? Я тебе не позволю. Сейчас же остановись, пока не стало слишком поздно. — К чему вы шли годами? — спрашивает Чонгук, чеканя каждое слово. — К медленному истреблению? В этом свобода? Я разрушу все разом и воздвигну на месте руин лучшее будущее. А рядом будет Тэхен. — Ты одержим этой идеей. Нельзя все сделать по щелчку, Мираи, — Енгук уже не сдерживается и повышает голос. Вены на шее от закипающей внутри злости начинают вздуваться. — Остановись сейчас, и мы вместе напишем новые правила и планы, решим, как вернее действовать… — У него мой брат, — цедит Мираи сквозь крепко стиснутые зубы. Чем дольше он тут стоит, теряя время, тем больше его охватывает ярость. Она ослепляет все больше. Глаза снова застилает красная пелена, с которой нет сил и желания бороться. — Я иду его возвращать, и ты не смеешь меня останавливать, — альфа делает шаг в сторону Первого Лидера, рефлекторно сжимая руки в кулаки. Енгук дает насторожившемуся Чонопу знак рукой, заставляя оставаться на месте. Хосок мягко обхватывает пальцами рукоять висящего на плече автомата. Больше никто не двигается. Не посмеет, пока кто-то из лидеров не даст приказ. — Тогда ясно, почему ты действуешь так глупо и необдуманно, — хмыкает Енгук. — Генерал весьма удачно подловил тебя, а ты повелся. Это огромный минус, Мираи. Не думал, что ты такой слабый. В любом случае, теперь ты точно отсюда не выйдешь, пока не придешь в себя. А короны я тебя лишаю. Мираи скользит кончиком языка по нижней губе и резко поднимает винтовку, направляя дуло на Первого Лидера. Тот успевает среагировать и выбивает оружие из рук Чона ногой. Чонгук сразу же, не теряя времени, переходит на рукопашный бой. Доли секунды уходят на каждое действие. Альфа замахивается на лицо Бана, но мажет лишь по челюсти успевшего увернуться лидера. — Я предупреждал не лезть, — рычит Мираи, хватая Енгука за грудки и жестко припечатывая спиной в металлический корпус бронетранспортера. — А ты два года только и делаешь, что палки в колеса мне вставляешь. — Ты слишком импульсивен в своих решениях и не можешь вести за собой армию, — цедит Енгук, с силой отталкивая Мираи ногой и ударяя коленом в живот. — Только что ты перестал числиться лидером. Я лично буду судить тебя, Мираи, — говорит альфа, заламывая Чону руки. Чонгук с рыком вырывается из хватки и, едва ощутив удар, прилетевший в живот, нападает снова, не замечая ответных ударов умело сражающегося Енгука. Он теперь не оставит его, не даст выйти отсюда живым. Проиграв Первому Лидеру, Мираи потеряет все, но и это не станет преградой. Хосок не сводит тяжелого взгляда с развязавшейся схватки ни на секунду, наготове держа автомат в опущенных руках. Он знал, что среди лидеров такие случаи происходили, но то бывало сражением за власть. Впервые лидеры пытаются друг друга остановить по другой причине. Никто в этот момент не смеет встревать и пытаться защитить. Чоноп, стоящий по ту сторону, тоже ждет момента, чтобы выстрелить в верного пса, если падет Второй Лидер. Но Чонгук сдаваться не собирается. Он больше не следует голосу разума — слепо идет на поводу инстинктов и силы, и этим он в разы сильнее. Мираи границ не знает. Не знал никогда. Пошатываясь, он собирает в кулак все оставшиеся силы и одним ударом сбивает Енгука с ног. Утерев ладонью кровь, брызнувшую из носа, Чонгук победно хмыкает и садится сверху, схватив Енгука за волосы и нанося тяжелые удары один за другим. На разрывающихся костяшках выступает кровь, смешиваясь с кровью Первого Лидера. Альфа рычит разъяренным диким зверем и выхватывает из чехла на бедре нож, приставляя к горлу Енгука, переставшего оказывать сопротивление. Хосок поднимает автомат и направляет на Чонопа, обреченно опустившего свое оружие. — Я не хотел этого, но даже ебаный Бог не встанет на моем пути, — рычит Мираи, глядя Енгуку в глаза. У того ни разу ни страх, ни боль не промелькнули. Он всегда был силен духом, так и закончит, стойко держась до последней секунды своей жизни. — Только что я стал Первым Лидером, — говорит Мираи тише, растягивая губы в улыбке, выпрямляется и вгоняет нож Енгуку в грудь по самую рукоять. Слышится выстрел, эхом прозвучавший по огромной территории базы. Тело Чонопа безжизненно падает на землю неподалеку от тела Первого Лидера, чья жизнь только что оборвалась. — Тебя мне не за что судить, — хрипло говорит Мираи, вытащив нож из тела лидера и поднявшись на ноги. Судимым горло перерезают, а предателям и врагам глаза вырывают. Енгук такого не заслужил. — Похороните его достойно, — бросает Чонгук и идет к бронетранспортеру. — Теперь можно и выдвигаться.***
— Перебросьте к границам города основные силы, там происходят крупнейшие столкновения. Отправьте туда все, что потребуется, черт возьми, — Намджун резко поднимается из-за длинного овального стола в конференц-зале штаба и начинает нервно расхаживать, сунув руки в карманы брюк. — Чего еще не хватает? — вдруг останавливается альфа и поворачивает голову к военным, сидящим за столом. — Необходимы врачи, генерал, — отвечает один из полковников, подняв голову. — Берите из районных больниц, — отмахивается генерал. В голове сразу же всплывает образ Джина, который сейчас находится в самом безопасном доме в стране вместе с Вихеном. Представить этого омегу в происходящей снаружи страшной обстановке просто невозможно. Альфа даже мысли подобной не допускает. Он ругает себя за эгоизм, но не может его отрицать. Джину он ни в коем случае не позволит покинуть защищенную зону. А о Вихене и речи нет. — Какие еще новости? — спрашивает Намджун, подходя к окну и глядя вниз, на двор базы. Неподалеку от входа в штаб стоит какая-то парочка. Солдат, пока еще только рядовой, только пришедший на службу, и хрупкий омега, работающий на базе секретарем. Альфа с трепетом прижимает его к себе и любовно гладит по миловидному лицу, целует в щеку и берет его ладонь, обводя большим пальцем кольцо на безымянном пальце, затем с нежной улыбкой утыкается лбом в его лоб и что-то говорит. — Аспиды пытаются лишить страну некоторых транспортных путей. Один аэропорт уже захвачен, — говорит другой военный, потерев переносицу. Генерал поджимает губы и отворачивается от окна. В груди что-то болезненно сжимается от увиденного. Юный солдат только вступил в армию, наверняка горд собой, ведь теперь сможет бороться со злом, охватившим страну много лет назад. Но уже в ближайшее время его не станет. Этого юного бойца, окрыленного любовью и мыслью о победе над врагом. Намджун такое не раз видел, и каждый раз лишь пожимал плечами, хладнокровно думая: «сам выбрал путь и знал, на что идет». Но только в этот раз от этой мысли тяжко. Сегодня есть, сегодня счастлив рядом с любимым человеком, но что будет завтра, когда ярость врага достигнет предела, а безумие перейдет все границы? Каково это — ждать конца и молчать? Не говорить своему любимому человеку о чувствах каждую секунду, не дарить любовь, которая завтра может оборваться, разделенная двумя метрами сырой земли. Намджуну вдруг становится страшно. Не страх конца, а страх прожитого зря дня охватывает его в эту секунду. Страх молчания, когда нужно говорить, говорить и говорить. Кричать. А вдруг завтра придет конец? И ничего, абсолютно ничего после человека не останется. Что же тогда? — Не дайте прорвать оборону. Черт с этим аэропортом, в нем сейчас нет необходимости, — говорит Намджун, хмуря брови и возвращаясь к важным военным делам. — Обезопасить граждан всеми способами. Позже я обговорю свой приказ с другими городами. К счастью или нет, но сейчас змеи заинтересованы лишь центром страны, но быть начеку не помешает. Недостаточно сил — перебросим сюда еще. Ресурсов, слава Богу, нам хватает. Главная цель — подавить врага. — Да, генерал. — Пока что на этом все. Я всегда на связи, — заканчивает генерал, кивнув альфам и покидая зал. В столице и ближайших населенных пунктах объявлено военное положение. Мираи пошел напролом. Рехнулся, одержимый мыслью о своем неродном брате. Генерала с ума сводит то, что он так рьяно пытается сломать защиту и вернуть человека, который ему никогда не принадлежал. Неужели Вихен настолько ему дорог? Как бы ни было, генерал о своем поступке ни капли не жалеет. Пусть Мираи бросит на попытки вернуть Вихена все силы, а когда иссякнет и выдохнется, потерпев неудачу, Намджун сам лично добьет его и покончит с войной раз и навсегда. Альфа выходит на улицу, рефлекторно глянув в ту сторону, где еще несколькими минутами ранее стояла парочка, и идет к подъехавшему джипу, садясь сзади. — Куда, генерал? — спрашивает водитель, глянув на Намджуна через зеркало заднего вида. — Домой, но сначала кое-куда заедем.***
Джин мягко гладит Тэхена по голове, и когда дыхание омеги выравнивается, перестает и тихо поднимается с края кровати. Он сидел так около часа, не желая оставлять омегу в одиночестве. Подоткнув по бокам одеяло и подтянув выше, Джин выключает ночник и выходит из комнаты, в последний раз глянув на спящего Тэхена. Температура у омеги спала, и Джин наконец смог с облегчением выдохнуть. Такого Тэхена — болезненного, слабого и поникшего — он видит впервые, и это причиняет боль. Джин поставил себе цель вернуть прежнего Тэхена и заставить ярко улыбаться, как раньше. Джин спускается на первый этаж и относит на кухню чашку с недопитым Тэхеном чаем. Помыв посуду, он утирает руки полотенцем и решает посидеть в гостиной с чашкой кофе и какой-нибудь занимательной книжкой, которых у Намджуна целая библиотека в кабинете. Делать в большом доме больше и нечего, а покидать территорию Намджун категорически запретил. И в парке не погуляешь теперь. Омега ставит чайник и зависает с чашкой в руке, услышав шорох и шаги в коридоре. На губы тут же просится улыбка, а сердце расслабляется. В последнее время, когда обстановка в связи с возвращением Тэхена стала накаляться, стоит Намджуну выйти за порог, как Джина охватывает тревога, не отпускающая ровно до момента, когда альфа снова приходит домой живой и невредимый. Он выходит к генералу навстречу и растягивает губы в мягкой улыбке. Намджун, завидев своего омегу, улыбается в ответ и идет прямо к нему, подхватывая на руки и прижимая к себе свою частичку. Джин тихонько хихикает и гладит альфу по щекам большими пальцами, тянется за поцелуем и сразу же получает его: такой тягучий и сладкий, полный любви и нежности. Суровый генерал с грузом навалившихся проблем остается за дверью. Своим родным Намджун хочет показывать только светлое в себе. — Я очень скучал, Джун-и, — шепчет Джин в поцелуй, как что-то сокровенное. — Я тоже скучал, лучик, — шепчет в ответ альфа, оставляя на малиновых губах еще один продолжительный поцелуй. — Как Вихен? — Ему уже лучше, температуры нет. Я уложил его недавно, — с гордой улыбкой говорит Джин, обнимая Намджуна за шею. — Откуда ты мне такой заботливый… — восхищенно выдыхает генерал, ставя омегу на пол. — Ты адрес моего дома знаешь лучше, чем я сам. Вплоть до координат, — хихикает Джин. — Вот оттуда я тебе такой. Кстати… — омега дергается в сторону кухни, но альфа успевает его ухватить и притянуть к себе плотнее. — Подожди, — хмурится Намджун, прикладывая к губам растерянного омеги палец. — Стой, Джин, я хочу что-то сказать тебе. — Что-то случилось? — взволнованно бубнит в его палец Джин, уставившись большими обеспокоенными глазами на альфу. — Нет, кроме того, что уже происходит, — качает головой генерал, слабо улыбнувшись. — Я хотел сказать, что осознал сегодня одну пугающую, но очень важную вещь, — Джин слегка хмурит брови, внимательно слушая альфу. — Мы живем в такое время, когда завтрашний день скрыт за густым туманом, а жизнь все время под вопросом. Я, кажется, не до конца понимал, как важно ценить каждую секунду… рядом с тобой, — голос Намджуна становится мягче. Он берет ладонь Джина в свою и нежно оглаживает большим пальцем. — Какую бы власть и силу я ни имел, будущее я не могу предвидеть. Оно действительно пугает своей неизвестностью. — Намджун, что ты говоришь такое… — шепчет Джин чуть дрожащим голосом. В горле почему-то образуется комок. — Я хочу, чтобы ты был моим, лучик, — генерал нежно проводит ладонью по щеке омеги, касается приоткрытых губ и мягко берет за подбородок, заставляя смотреть на себя. — Я и так твой, родной… — Я хочу, чтобы ты был моим мужем, — с этими словами Намджун опускается на одно колено и берет ладонь застывшего статуей Джина в свою. Омега глядит стеклянными от шока глазами и глотает ком в горле, только бы вслух не расплакаться. Его вмиг переполняет ярчайшая гамма чувств и эмоций, начиная от волнения и заканчивая бесконечным счастьем. — Я ужасен, чертовски плох в таких вопросах, но… ты согласен? Согласен быть моим мужем? — спрашивает Намджун, глядя на омегу снизу вверх. У него в свободной руке оказывается кольцо, которое Джин не сразу замечает, ослепленный внезапным предложением. — Да, я… Я согласен, — тихим и дрожащим от волнения голосом отвечает Джин, коротко кивая и растягивая губы в улыбке. Глаза уже блестят от подступивших слез, а ноги подрагивают, угрожая вот-вот подкоситься. Намджун аккуратно надевает красивое тонкое кольцо из белого золота с тремя маленькими бриллиантами по центру на безымянный палец омеги и поднимается на ноги, прижимая Джина к себе и топя в поцелуе. Омега обнимает альфу за шею и жмется всем телом, охотно отвечая на поцелуй со вкусом слез счастья, что так редки в это жестокое время. — Я люблю тебя, — шепчут они одновременно, повторяют как мантру, утопая в счастье и в друг друге. В этот миг и будущее смысла не имеет, только полное любви «сейчас». Позади слышится чье-то шмыганье, заставляющее Джина резко отстраниться от альфы. Они синхронно поворачивают головы и сталкиваются с сонным Тэхеном, обнимающим одеяло. У омеги нос раскраснелся, а на бледных губах играет теплая улыбка. — Ну и чего вы остановились? — нарушает повисшую между ними тишину Тэхен, снова шмыгнув носом и хихикнув. — Поздравляю! Джин расслабляется, волнительно смеется и утирает слезы рукавами, затем хватает Намджуна за руку и тянет к Тэхену. — Спасибо, Тэ-Тэ, — всхлипывает Джин, прижимаясь к другу и жмурясь. В эту секунду омега ощущает такое счастье, какого не было в его жизни никогда. Он готов смеяться и плакать одновременно, танцевать и прятаться под одеялом, роняя на подушку слезы радости. Внутри фейерверк из контрастов. — Чего вы расплакались? Давайте лучше пить шампанское, — посмеивается Намджун, притягивая к себе своих драгоценных омег и каждого целуя в макушку. Одеяло Тэхена остается брошенным на полу коридора. Момент счастья будет запечатлен навечно. Страх завтрашнего дня не испортит этот миг.***
По просторной комнате разносится негромкий лязг, повторяющийся с ровной периодичностью. Стены от потолка до пола забиты разнообразным оружием. Его здесь столько, что хватит на отряд из пятидесяти человек. Хосок сгорбился над небольшим столиком, на котором аккуратно расставлены разных форм и размеров ножи, красиво поблескивающие в холодном свете ламп. Альфа не помнит, как долго так уже сидит, натачивая ножи один за другим. Он погряз в каких-то своих думах, что тяжестью отражаются в черных сосредоточенных глазах. Очередное крупное нападение прошло успешно. Змеям удалось захватить одну из военных баз и пополниться ресурсами. Народ страшится, прячется, стоит промелькнуть тени аспидов, все надеется на армию. А армия первостепенно оберегает то, ради чего восстали змеи по приказу теперь уже Первого Лидера. Мираи отныне единственный лидер аспидов. Он вобрал в себя столько сил, сколько ни у кого прежде не было. Кажется, и тот самый долгожданный конец близок. Мираи теперь на полпути не остановится, даже если вернет себе брата. Хосок, как и остальные аспиды, готовится лить кровь за своего лидера и за свободу. Краем уха он слышит тихие и мягкие шаги по дощатому полу, но не придает значения, продолжая натачивать небольшой нож с выплавленной на рукояти извивающейся змеей. — Таким увлекательным делом занят, а меня не позвал, — слышится сонный хрипловатый голос Юнги. Омега обходит столик и нависает над Хосоком. Альфа откидывается спиной на спинку диванчика и позволяет омеге залезть на свои колени. — Завтра тяжелый день, — отвечает Хосок, обняв одной рукой тонкую талию омеги, а другой перебирая ножик. — И послезавтра тоже. На нас много ответственности. Больше, чем было. Лидер теперь лишь один, — Юнги прикрывает сонные глаза и утыкается носом в татуированную шею Хосока, невольно вдыхая успокаивающий аромат ореха. — А я больше не усну. — Уснешь. И зачем только встал? — альфа разглядывает мягкие черты лица Юнги и касается пальцами нежной кожи щеки. — Тебя не чувствовал рядом, — Юнги открывает глаза и заглядывает в безгранично холодные, но теплеющие лишь для него одного. Юнги не может определить: видит там истинное спокойствие или затишье перед неизвестной бурей. Хосок молчалив и задумчив, о важном не имеет желания говорить и будто несет какую-то ношу в одиночку. Не хочет с кем-то ее разделять. Во благо ли. — Без меня спать больше не можешь? — Хосок откладывает нож на столик и усаживает омегу на своих коленях поудобнее. Юнги прижимается к его голой груди своей и мажет губами по теплому плечу, чувствуя небольшую шероховатость. Очередной шрам. — Ты приучил меня, — хмурится омега. — Как я теперь буду, если тебя рядом не окажется? Хосок тянется к ножам и из десятка выбирает один небольшой клинок. — У тебя будет это, — говорит альфа, вкладывая лезвие в раскрытую ладонь омеги. Юнги поднимает голову и разглядывает красивый нож в своей руке. Взгляд опускается на рукоять. На ней тоже есть змей, только этот свернулся кольцом, а внутри него расположился маленький рубиновый камешек. Юнги улыбается уголками губ и поднимает взгляд на альфу, тянется ближе и накрывает его губы своими, обвивая крепкую шею руками. Руки Хосока закрадываются под футболку омеги и обводят каждый выпирающий позвонок и ребро. Губы жаждут расцеловать, а зубы — кровь пустить, чтобы после заботливо собрать кончиком языка сладчайшую кровь, исцелить. — Зря спать не хотел, теперь точно не уснешь, — выдыхает в персиковые губы Хосок, поднимаясь с дивана и придерживая омегу, прижимающегося к нему. Юнги довольно ухмыляется и скрещивает щиколотки на пояснице альфы, а нож из руки так и не выпускает.***
Тэхен не может сдержать улыбки. Он стоит у скамеек в небольшой церквушке, утонувшей в теплом золотистом свете множества свечей. В воздухе приятное благоухание, переплетение разнообразных цветов и трав, а в центре всего этого, под куполом сплетаются виноград и черная смородина. Церквушка пуста. Из гостей лишь Тэхен — самый близкий и родной обоим. Два горящих любовью сердца венчает священник, разделивший момент счастья. В приятной тишине слышится негромкая молитва, а где-то снаружи красивый перезвон колоколов. Тэхен прикусывает нижнюю губу и присаживается на скамью. Омеге хочется смеяться от радости. Он за Джина радуется так сильно, как за себя самого бы не радовался. А сам Джин то бледнеет, то вспыхивает жаром до самых кончиков ушей. Он покусывает губы и в волнении комкает полы своей шелковой жемчужной рубашки, переливающейся на свету множествами мельчайших звезд. Периодически он бросает взгляды на Тэхена, ища моральной поддержки, которую непременно находит в счастливой улыбке друга. Становится в разы спокойнее. А еще легче — от мягкого прикосновения Намджуна к необычайно холодной руке. Согревает, шепчет, что рядом. И будет всегда отныне. Полный любви взгляд не глядит по сторонам, видит перед собой один яркий свет, осветивший его мрачный и тернистый путь, облегчивший ношу нелегкой жизни. Намджун благодарен бесконечно. Джина нужно благодарить за все. И, прежде всего за то, что появился в жизни генерала армии, не дал опустить руки в последний момент полного отчаяния. Один маленький лучик, разогнавший суровые темные тучи. Происходящее кажется сладким сном. Священник зачитывает клятвы, в которых оба безоговорочно клянутся, глядя друг другу в глаза без тени сомнения. Тэхен смотрит на них с трепетом и прикладывает ладонь к растянутым в улыбке губам. На глаза наворачиваются слезы. Удивительно, как среди ада может образоваться островок спокойствия и любви. В этот самый момент, пока за стенами храма бушует пламя войны, здесь рождается надежда. Когда наступает момент согласия, Тэхен поднимается и сцепляет пальцы на руках, приложив их к губам. Священник спрашивает Намджуна, и тот, ни на миг не колеблясь, выдыхает пропитанное любовью «да». Джин судорожно вцепляется пальцами в ладонь своего альфы, боясь в волнении потерять опору, и зачаровано смотрит ему в глаза. Генерал мягко улыбается и успокаивающе гладит тыльную сторону ладони омеги большим пальцем. — Да, — шепчет Джин, прильнув к широкой груди своего мужа и увлажняя ткань его рубашки слезами-хрусталиками. Намджун с нежностью берет его за подбородок и заставляет на себя взглянуть. — Теперь ты навечно мой, лучик, — шепчет он, накрывая любимые губы долгим поцелуем.***
— Тэ, ты как? — спрашивает Джин, стоя в дверном проеме между спальней Тэхена и коридором. Тот приподнимается на локтях и с шутливой сердитостью глядит на друга. — Ну чего? — хмурится Ким. — Ты почему тут ошиваешься, когда должен быть со своим мужем? — спрашивает Тэхен, махая рукой, чтобы Джин шел. — Обо мне не беспокойся, я ведь тоже все еще врач, хотя бы таблетку выпить смогу. Джин мнется, кусает губу, нерешительно оглядывается на коридор, словно борется сам с собой. В итоге не выдерживает и все-таки прошмыгивает в спальню Тэхена, как можно тише прикрыв за собой дверь, и садится у изножья. — Джин? — вопросительно тянет Тэхен, хмуро глянув на друга и откинув одеяло в сторону. — Я волнуюсь! — вздыхает омега, повернувшись к другу и зажав свои ладони между сведенными коленями. — Чего? — спрашивает Тэхен, подняв бровь. — Ну… Он теперь мой муж… — Джин в беспокойстве оглядывается на дверь и подсаживается ближе к Тэхену. — И мы… Ну… Должны… Тэхен начинает хихикать и прикрывает рот ладонью, присаживаясь и прислоняясь спиной к спинке кровати. — Ты дурачок? Из-за этого волнуешься? — Конечно! Я же вообще никогда не… Ну ты понял, — вздыхает Ким, вновь покусывая нижнюю губу. — Черт, это мой брат, и мне должно быть неловко такое говорить… — Тэхен слегка морщит нос и трет затылок. — В общем, просто доверься ему. Ты же любишь его? — Джин быстро кивает. — Ну вот! — Да, ты прав, — Джин опускает взгляд на свои ладони. — Но я все равно… — Я сейчас закричу, и он придет сюда, — угрожает Тэхен, сложив руки на груди и недовольно косясь на друга. — А может, мне вытолкать тебя и всучить ему в руки? — Вот ты предатель! — ворчит Джин, подскочив с кровати. — Однако ты уже встал, — довольно хихикает Тэхен, сползая на подушку и укрываясь одеялом. — Он теперь твой муж, помни об этом. — Да, это точно — кивает Джин, вздохнув. — Спокойной ночи, Тэ. — И вам, — улыбается Тэхен, подмигнув другу и отвернувшись на другой бок. Дверь позади закрывается. Как только Джин выходит из спальни, сразу же врезается в мощную грудь и чуть не вскрикивает от неожиданности, подскочив и резко обернувшись с бешено стучащим сердцем. Перед ним возвышается Намджун. От вида этого альфы у Джина во рту пересыхает мгновенно. Генерал с закатанными по локоть рукавами. Белоснежная рубашка расстегнута до самой груди и открывает вид на крепкие мышцы. Джин не замечает, как его взгляд ускользает вниз. — Я тебя искал, — Намджун улыбается уголками губ, возвращая омегу в реальность, но ненадолго. У Джина дыхание перехватывает, когда альфа берет его за талию и притягивает к себе. — А ты, оказывается, у брата моего прячешься. — Да я не… не прятался, — мямлит Джин, чувствуя жар, исходящий от Намджуна, в котором начинает медленно плавиться. Смотреть на него до боли хорошо. И хорошо, что альфа так крепко держит его, иначе бы рухнул давным-давно. И ноги предают. — Надеюсь. Все равно от меня не спрячешься, — усмехается генерал, подхватив своего мужа на руки и неся в их спальню. Джин судорожно вцепляется в крепкое плечо пальцами и старается дышать как можно ровнее, чтобы не выдать своего волнения. Хорошо, что Намджун не чувствует, как бешено забилось сердце в груди омеги. И страх, и предвкушение смешались в нем. Вроде бы не впервые в этой спальне. И не первый раз вместе ложатся в эту постель, вот только так — впервые, и эта мысль заставляет омегу паниковать еще сильнее. Джин пытается себя мысленно успокоить, повторяя слова Тэхена о доверии. Намджуну он может доверить абсолютно все. О жизни даже и речи нет. Ее омега доверит генералу без колебаний. И душу. И тело. Спальню окутывает приглушенный теплый свет ночника, разгоняющий мрак. Намджун укладывает Джина на постель и нависает сверху, с осторожностью и особым трепетом припадая к манящим пухлым губам. Джин чуть запрокидывает голову и отвечает на медленный и тягучий поцелуй, накрывая ладонью грудь альфы. Намджун мягко кусает его за нижнюю, чуть оттягивает и посасывает, в то время как рукой тянется к рубашке омеги, нащупывает пуговицы и начинает медленно расстегивать. По телу омеги пробегает табун мурашек, словно щекочущие электрические разряды, идущие от самых кончиков пальцев. Джин прикрывает глаза и отдается ощущениям. Он чувствует, как кожу на груди лижет прохладный воздух, а губы Намджуна плавно спускаются к подбородку, очерчивают линию челюсти и припадают к длинной молочной шее, что в свете ночника приобретает золотистый оттенок. Не зная, куда девать руки, Джин запускает пальцы в волосы альфы и мягко сжимает у корней. Откинув голову, он позволяет ему выцеловывать свою шею, украшать алыми бутонами и мягкими укусами. Ему все позволено. Джин мелко дрожит от приятных ощущений и не сдерживает тихого вздоха, вырвавшегося из поалевших губ, когда намджуновы спускаются к ключицам и груди. Альфе хватает этого, чтобы растерять всю выдержку. Оставшиеся пуговицы он разрывает, открывая себе долгожданный вид на красивое гладкое тело без единого шрама. Хочется каждый миллиметр его осыпать поцелуями, везде пометить. Теперь только ему принадлежит. Намджун накрывает губами набухшую бусинку розового соска и слегка кусает, отчего омегу вновь бросает в дрожь. Джин тихо стонет и приоткрывает губы, ловя крупицы недостающего воздуха. Намджун довольно приподнимает уголки губ и обводит сосок языком, вырывая из омеги новый тяжелый вздох. Джин забывает о всяком волнении, когда все тело и разум затапливает возбуждение. Оно всюду. Оно огромными волнами исходит от Намджуна и сводит с ума. Омега тянется к рубашке альфы и начинает расстегивать оставшиеся пуговицы. Генерал снова утягивает его в поцелуй, но уже более бесконтрольный и жадный. Джин охотно отвечает, скользя ладонями по крепкой, шрамами усыпанной груди альфы вниз, к подтянутому торсу, пока не сталкивается пальцами с ремнем на брюках. И вдруг останавливается, словно обжегся, распахивает глаза и врезается в помутненный желанием взгляд альфы. — Расстегни, лучик, — мягко просит Намджун, целуя его в скулу. Джин сглатывает и приступает, не отрывая взгляда от альфы. По комнате разносится лязг бляшки ремня. У Джина вновь начинают дрожать и холодеть руки. Но стоит случайно коснуться паха альфы, как тело прошибает жаром, а сердце заходится в бешеном темпе. Намджун возбужден до предела, и Джин это чувствует. От осознания голову кружит похлеще, чем от шампанского. Джин расстегивает пуговку на брюках альфы и с легкостью тянет застежку на молнии вниз с характерным звуком. — Умница, а теперь я, — довольно улыбается Намджун, чуть приподнимаясь. Он избавляет омегу от разорванной рубашки и бросает ее на пол, следом отправляет брюки и нижнее белье. Джин предстает перед ним абсолютно голым и разгоряченным. От этого неземного вида у альфы во рту слюна скапливается. Джин впервые видит Намджуна таким. Альфа словно одичавший и изголодавшийся зверь. От его темного горящего взгляда хочется спрятаться. Омега буквально чувствует, как он скользит по его обнаженному телу. От одной лишь этой мысли хочется стонать в голос. Намджун тянет носом усилившийся аромат винограда и раздвигает колени Джина, едва не задыхаясь от прелести открывшегося вида. Омега уже истекает от желания, увлажняя простыни и заполняя легкие Намджуна сладким ароматом до краев. В нем бы утонуть, захлебнуться. Джин краснеет, как помидор, и отворачивает голову вбок, прикрывая глаза. — Ты стесняешься своего мужа, лучик? — низким и еще больше возбуждающим голосом спрашивает Намджун, оглаживая ладонями гладкие влажные бедра омеги и глядя на него с полуулыбкой. — Н-нет… — выдыхает Джин, теряя голову с каждой секундой все сильнее. Намджун как будто бы специально дразнит и изводит и голосом своим, и прикосновениями. — Не ври мне, — альфа садится меж разведенных ног Джина и целует во внутреннюю сторону бедра. Омега низко стонет и жмурится, тяжело дыша. — Ну ничего, у нас впереди целая ночь. Разучишься стыдиться меня, — с этими словами Намджун целует Джина внизу живота и выпрямляется, уже касаясь истекающей смазкой сжимающейся дырочки указательным пальцем. Джин вздрагивает и издает новый стон, ласкающий уши альфы. — Нам… Намджун… — выдыхает он, откидывая голову назад и цепляясь пальцами за простыни. Намджун не перестает дразнить и себя, и Джина. Медленно водит пальцем вокруг дырочки, размазывая прозрачную смазку, но нарочно не проникает. Сам уже сходит с ума, но еще больше — от реакции Джина. — Что, жизнь моя? — спрашивает он, слегка давя пальцем, проникая внутрь узкой дырочки лишь на половину фаланги. Джина потряхивает, а смазка выделяется еще обильнее. — Намджун, — стонет он, инстинктивно пытаясь насадиться на палец. — П-пожалуйста… перестань издеваться. Я з-знаю, ты это делаешь… — тяжело выдыхает омега, задыхаясь от концентрации возбуждения. — Просто сделай уже… Намджун довольно хмыкает и медленно проталкивает палец внутрь, другой рукой поглаживая омегу по бедру. Смазка сглаживает первое проникновение, причиняя минимум дискомфорта. Джин сам тянется навстречу, чуть приподнимает бедра и жадно хватает ртом воздух. Его первый в жизни раз должен быть приятным и как можно менее болезненным. Альфа начинает осторожно двигать внутри пальцем, оглаживает тугие стенки и, высунув его почти полностью, вводит вновь, но уже с добавлением второго пальца. Омега стонет и снова двигается навстречу, прошибаемый новыми приятными ощущениями. Когда Намджун добавляет третий палец, Джин начинает тихонько скулить и рефлекторно сжиматься, ощутив легкое жжение. — Сейчас будет хорошо, — шепчет альфа, целуя Джина в колено и медленно двигая внутри него пальцами. Джин начинает расслабляться. С новым движением внутрь он сладко стонет и заламывает брови, кусая нижнюю губу. Намджун вытаскивает пальцы. Побагровевшая блестящая от предэякулята головка члена упирается в узкую дырочку и медленно проталкивается внутрь. Джин вцепляется пальцами в плечи Намджуна и тяжело дышит, заставляя себя как можно сильнее расслабиться. Пальцы альфы и рядом не стояли с этим размером. У омеги в уголках глаз скапливаются слезы. Генерал нависает сверху и собирает кристаллики губами, успокаивающе целует в щеку и спускается к губам, параллельно с этим медленно проникая в горячее и узкое нутро. Джин стонет альфе в губы и жмурится до вспышек перед глазами, двигается бедрами навстречу и насаживается на всю длину члена. Намджун гладит его по мягким русым волосам и целует в нижнюю губу, начиная двигаться внутри. Крышесносно узко и жарко. От того, как Джин сжимает его вокруг себя, альфа не сдерживает рыка и постепенно ускоряет движения. Джин окончательно расслабляется в руках своего мужа и забывает о волнении, из-за которого мог и не ощутить этих до сумасшествия сладких ощущений. Он жмется к его горячему телу и подмахивает бедрами навстречу. Перед глазами вспыхивают искры от каждого нового толчка, а тело прошибает приятной дрожью. Намджун срывается на ускоренный темп и заставляет омегу стонать громче, просить больше. Джин забывает и о стыде. Ему не место между ними. Он звонко стонет имя мужа и покрывает его лицо поцелуями, гладит по груди и каждый шрамик обводит с особой нежностью, мысленно пытаясь забрать боль, которую Намджуну приходилось испытать. Нежность крепко сплетается с возбуждением, а любовь закрепляется окончательно, лишь становясь еще сильнее. Она в прикосновениях и движениях прослеживается, в шепотом произнесенном имени и новом поцелуе, в крепких и жарких объятиях тех, кто никогда не разлучится. Намджун не отпустит, Джин не позволит уйти. Он выгибается и извивается в жарких руках альфы, позволяет делать с собой все, потому что доверяет, как никому. От головокружительного возбуждения, достигшего своего пика, оргазм наступает быстро. Джина расщепляет на атомы, затем он собирается заново, бережно удерживаемый любимым. На выдохе шепча его имя, как что-то священное, он обнимает его за шею и закрепляет поцелуем клятву, которую ни за что никогда не нарушит. Намджун утыкается лицом в шею омеги и с рыком кончает, не прекращая рваных толчков. Джин целует его в висок и прикрывает отяжелевшие веки, чувствуя, как внутри разливается теплое семя. Намджун поднимает голову и целует припухшие губы. Неохотно выходит из омеги, точно зная, что это лишь самое начало, и ложится рядом, притягивая к себе уставшее тело мужа. Джин поворачивается и прижимается к боку альфы, закидывает на него ногу и жмется щекой к влажной груди, оставляя на ней короткий поцелуй. — Намджун… — тихо зовет Джин, водя подушечками пальцев по торсу альфы. Тот в ответ вопросительно мычит. — Ты снова заводишься… — омега со смущением глядит на наполовину вставший член альфы. — Твоя вина, лучик, — усмехается Намджун, приоткрыв глаза. — Думал, это конец? Я только начал насыщаться тобой. — Ты не похож на того, кто насытится, — хмурится Джин, приподнявшись и залезая на бедра альфы. — Верно мыслишь, тобой я никогда не насыщусь, — улыбается генерал, беря ладонь Джина и переплетая с ним пальцы. Кольца красиво переливаются на свету. — Намджун, — снова зовет Джин, засмотревшись на их с альфой переплетенные пальцы. — Война становится все страшнее. А вдруг… — омега на секунду замолкает и заглядывает генералу в глаза. — Вдруг у нас мало времени? Намджун хмурится и садится, серьезно смотря на Джина. — Не говори о времени. Мы только начали. Впереди огромная жизнь. Еще недавно я и сам думал о худшем, но теперь этим мыслям просто нет места, — Намджун мягко целует руку омеги и прикладывает к своей груди, туда, где сердце. Он утыкается лбом в лоб Джина и говорит уже шепотом: — Заполни голову мыслями о нашем будущем. О наших детях, например. Джин распахивает глаза и с удивлением глядит на мужа. Тот тихонько посмеивается. — А как ты думал? Я хочу наши маленькие копии. Разве ты не хочешь? — Хочу, — шепчет Джин, утыкаясь носом в шею альфы и поглаживая подушечками пальцев его грудь. — Будут у нас маленькие генералы, — хихикает омега, прикрыв глаза. — Только позволь этому случиться, Намджун. Береги себя, что бы ни было. Ты сейчас под самым прицелом у Мираи. Ему твоя жизнь нужна. Не дай ее забрать, я прошу… Намджун обвивает Джина руками и прижимает к себе, нежно целуя в висок. — Скоро война закончится, лучик. Осталось подвести ее к этому концу.***
Проведя совещание и обговорив ближайшие планы с другими городами, генерал наконец может свободно вздохнуть после очередного загруженного и напряженного дня. Аспиды лишь усиливают свое наступление, ни на чем не останавливаясь. Если поначалу они, как предупреждение, устраивали теракты и брали в заложники лишь тех, кто к войне хоть как-то относится, каким-то образом вычисляя имена, то теперь они пошли путем более жестоким — угроза простому населению. Намджун понимает, что это провокация. Ситуация приобретает еще более серьезное положение. Мираи продолжает разбивать выстраиваемые генералом стены и ходить по головам причастных и совершенно невиновных. Генерал опускается на свое кресло и прикрывает глаза. Вот сейчас он немного придет в себя, оставит тяжелый груз на своем рабочем столе, встанет и поедет домой, где ждут муж и брат. На сегодня приказы розданы, важнейшие, первостепенные дела решены. Альфа трет переносицу и тихо выдыхает, позволяя себе минуту отдыха. В кабинете стоит приятная тишина, такая удивительная в разгар войны и такая редкая. Намджун наслаждается этим мигом, свесив руки с подлокотников кресла. В эту секунду телефон на столе начинает вибрировать. Альфа распахивает глаза и настороженно глядит на звонящий телефон. Этот номер генерала знает лишь ограниченный круг лиц. Намджун выпрямляется и тянется к столу. На экране отображается неизвестный номер. Взяв телефон, генерал встает из-за стола и подходит к окну. Еще пару секунд глядит на номер, понятия не имея, кто бы это мог быть, и принимает звонок, приложив аппарат к уху. На том конце слышится вздох и шорохи. — Намджун, — звучит негромкий хриплый голос. Генерал поднимает брови в удивлении и сразу же отзывается: — Чимин? Неужели ты… — выдыхает альфа с облегчением, не веря своим ушам. Чего он ожидал в последнюю очередь, так это звонка полковника, от которого несколько месяцев не было вестей. — Да, живой, — короткий смешок. Намджун прикрывает глаза, сосредотачиваясь лишь на голосе друга. — Что там с тобой? Как смог позвонить? — спрашивает он. В голове столько вопросов, что трудно сообразить, что спросить первым. — Все так, как мы и предполагали. Я теперь зависимый от аспидовских препаратов, как и эти выродки, — в голосе полковника чистое смирение. Звучит так, словно бороться с этим больше не собирается. — И тут свои крысы есть, куда же без них. Благодаря им и смог связаться с тобой, — после короткого молчания Чимин снова заговаривает, но уже тише, осторожнее: — Тэхен действительно у тебя? — Да. Знаешь, Чимин, он, оказывается, мой брат, которого я столько лет искал, — устало усмехается Намджун, покачав головой. — Новость неожиданная, — хмыкает Чимин. — Хорошо, что ты его забрал у этого больного ублюдка. Только как бы он назад к нему не потянулся. — О чем ты? — настораживается Ким. — Намджун, — заговаривает полковник после короткой паузы, оставив вопрос друга без ответа. — Я звоню предупредить. Чонгук растерял тормоза. Думаю, это не открытие, но он собирается играть по-крупному. Я не уверен, меня, естественно, ни во что не посвящают, но, кажется, я знаю, куда он планирует бить в ближайшее время. — Говори все, что знаешь о его планах, — просит генерал, возвращаясь к своему столу и подтягивая к себе лист с ручкой. — Сейчас мы занимаемся подавлением и обороной, но долго это тянуться не может, а если подключится другой лидер… — Первого Лидера больше нет, — прерывает Чимин. Намджун зависает с ручкой в пальцах. — Он пытался остановить Чонгука. Они сцепились, и Чон его убил. Теперь он единственный лидер аспидов, и сил у него немало. Мираи точно воспользуется тем, что не было применено Первым Лидером. — Это проблема. Он вконец обезумел, — Намджун опускается обратно на свое кресло. — Если ты что-то знаешь о его намерениях, я готов слушать. Это очень поможет. — Я все напишу, — обещает Чимин. — Он, как одержимый, идет на все, чтобы вернуть Тэхена. Я тоже способствовал, пока Чонгук не попер против наших. Тэхен… Он не был мне безразличен, — Чимин замолкает и тяжело вздыхает в трубку. — Это уже не та война, Намджун. — Я знаю, — генерал поджимает губы и роняет ручку на стол, наблюдая за тем, как она откатывается к краю. — Я не позволю ему добраться до моего брата. Если хочешь, я что-нибудь передам ему от тебя. — Нет, я не думаю, что мне есть, что ему еще сказать. Мы поговорили с ним незадолго до того, как ты забрал его. Намджун устало закрывает глаза и трет лицо свободной ладонью. — Почему ты все еще не нашел выхода оттуда? — спрашивает он, возвращая ручку на центр стола. — Я теперь так легко отсюда не вылезу. Но, в любом случае, сделаю все, что могу, чтобы помочь нашим, — отвечает Чимин. Его голос звучит слабо и хрипло, словно он долго кричал и вдруг лишился всяких сил. — У тебя есть план? — Что-то вроде того, — в трубке слышится короткий смешок. — Я нашел единственный стоящий вариант. Надеюсь, он хоть немного подкосит Чонгука. Он и так на грани. — Мне стоит знать? — спрашивает генерал, откинувшись на кресло. — Нет, это не так важно. Ты узнаешь, если сработает, — тише говорит Чимин. — А если нет… тогда тоже. Между альфами повисает тишина, что так необходима обоим. В такой они обычно курили за углом, и с ними был еще один такой же, кто разделял молчание, в котором слышались лишь далекие взрывы от снарядов. Они мечтали когда-то замолкнуть, прекратить разговоры и услышать настоящую тишину. Время, увы, еще не пришло. Они раскололись, разбросанные по разные стороны. — А я женился, — заговаривает Намджун, истосковавшись по обычным разговорам с другом, который у него еще остался. — На Джине. — Это правда? — бесцветный голос Чимина на том конце совсем немного оживляется. — Вот это да, генерал. Не думал, что ты у нас первым станешь женатиком. Поздравляю, черт возьми. И Джину передай мои поздравления. — Жаль, тебя не было там, — Намджун грустно улыбается. — Уверен, было неплохо. — Ты же не собираешься до конца там шпионом подрабатывать? Я могу помочь с твоим вызволением… — Не волнуйся об этом, Джун, — Намджун уверен, что в эту секунду на губах Чимина промелькнула тень улыбки. Такой же печальной, как у него самого. — Чимин… — Жди моих наводок, — голос Чимина вдруг приобретает твердые нотки. — И… береги свою семью, генерал. Звонок обрывается. На том конце слышатся лишь гудки. — До встречи, полковник Пак, — задумчиво вздыхает генерал, поднявшись с кресла и подойдя к окну, за которым сгущается ночь без проблеска света. Она словно в несколько раз чернее, чем обычно.***
Чонгуку не снятся сны, но этой ночью он просыпается из-за непонятных картинок, вырисовывающихся перед глазами. Альфа присаживается на постели и бросает взгляд на посапывающего у кровати Данте. Вокруг привычная тьма и тишина, ласкающая слух. Чонгук трет сонное лицо ладонью и поднимается с постели, прихватив с тумбы сигареты и сунув одну меж губ. Обнаженную кожу лижет ледяной воздух приближающегося утра. Альфа облокачивается локтями на каменные балконные перила и выпускает в темное небо струю дыма. Наручные часы, которые Чонгук забыл снять, показывают четвертый час. Альфа прокручивает в голове странный сон, содержащий лишь абстрактные картинки. Яркие шары разных форм, напоминающие мыльные пузыри. Чонгук хмыкает про себя. Как ему такое в голову пришло? Подсознание действительно удивительная штука. Каким образом среди темно-серого мира образовались такие яркие картинки? Откуда среди беспросветного мрака взяться частичке света? Чонгук сощуривается и делает новую затяжку, неторопливо скуривая крепкий табак, выжигающий легкие. Мысли о внезапном сне не оставляют. Чонгук, несмотря на непонятность приснившегося, чувствует спокойствие и даже тепло, что от этого сна исходит. Что-то в этом было, что-то, что никому еще не ясно. А может, подсознание альфы все понимает? Вот только до самого Чонгука еще не дошло. Но, возможно, понимание придет со временем. Альфа докуривает и бросает окурок вниз, возвращается в комнату и садится на краю постели. Пес, почувствовав движение рядом, вскидывает морду и косится на Чонгука. Тот приподнимает уголок губ в подобии улыбки и чешет Данте за ухом. — Скоро мы с ним воссоединимся, — говорит Мираи без капли сомнения в спокойном голосе. — Хоть весь мир взорвем, но вернем нашего Тэхена. Страшное затаил.***
Тэхен распахивает влажные от слез глаза и сворачивается клубочком, сдавленно простонав в подушку и стиснув зубы. Низ живота будто пронзило тупым ножом. Омега мелко дрожит и судорожно вцепляется в подушку, стараясь дышать как можно медленнее, чтобы резкими вздохами не усиливать боль. — Джин-и… — зовет он слабым тусклым голосом, всхлипывая. — Джин… Тэхен вновь утыкается в подушку и шумно дышит. Никто его не услышит посреди ночи. А Намджун наверняка еще на базе. Омега готов выть от боли и безысходности. Собрав все силы в кулак, он пытается подняться, игнорируя боль. Нужно хотя бы болеутоляющее выпить. Температура снова поднялась, а пот течет градом. Тэхен прижимает к животу ладонь и, едва передвигая ногами, плетется к двери. Вспышка режущей боли, к счастью, не повторяется, но неприятное ощущение омегу не отпускает. Перед глазами от высокой температуры все расплывается. Тэхен нащупывает в полумраке дверную ручку и дергает. Как только он делает шаг в коридор, его подхватывает подлетевший Джин, едва успевший накинуть на плечи халат. — Тэ, боже мой, что такое? — испуганно спрашивает омега, обнимая Тэхена за талию, чтобы удержать на ногах. Тэхен поднимает на друга слезящиеся глаза и дрожащими губами шепчет: — Я не знаю, я не п-понимаю, — всхлипывает он, качая головой. — Меня разбудила боль… — омега касается ладонью живота под пупком. — И жар у тебя снова, — взволнованно отмечает Джин. — Пойдем, Тэ, тебя срочно нужно осмотреть. И уже давно стоило сделать это. Господи, как же я не додумался… Джин перехватывает Тэхена поудобнее, облегчая движение и помогая идти к лестнице. — Куда? — спрашивает омега растеряно. — На нижнем этаже есть медицинская комната, — объясняет Джин. — Идем. Когда они входят в просторное светлое помещение, обустроенное под больничное крыло, Джин сразу же аккуратно укладывает Тэхена на койку и подлетает к шкафчику с медикаментами. Здесь имеются даже аппараты для обследования. — Я бы подумал, что у тебя течка, но не похоже. Да и твой запах… — судорожно бегая взглядом по названиям препаратов, Джин тянет воздух носом и хмурится. — Вроде не усилился. Только какой-то он странный. Кстати, когда у тебя была течка в последний раз? — спрашивает он, повернув голову к другу. — Я не помню, — Тэхен слегка хмурит брови, наблюдая за суетящимся у шкафчика Джином. — Кажется, должна была быть уже… месяц назад… — задумчиво произносит омега. — Плохой признак, — качает головой Джин, возвращаясь к другу. — Покажи для начала, где именно болит, — требует он, включая доктора Кима, и, не дожидаясь ответных действий, аккуратно задирает мешковатую белую футболку Тэхена до груди. Тот чуть приподнимает голову и глядит на свой живот, тыча пальцем вниз. Джин хмурится еще сильнее и поджимает губы, изображая на лице крайнюю серьезность. — Не хочу тебя обижать, Тэ, но ты немного поправился, да? — спрашивает он, накрывая ладонью живот Тэхена. — Ну, в последнее время я стал есть чуть больше, — отвечает омега, виновато прикусывая губу. — Но я никогда не поправлялся… — Сделаем УЗИ. Наверное, у тебя какое-то нарушение. Возможно, гормональный сбой на фоне стресса, — предполагает Джин, убирая руку от живота Тэхена. — Надо посмотреть, а потом решим, как и что лечить, — омега подвозит аппарат УЗИ к койке, на которой лежит Тэхен. Пока Джин возится с подключением, Тэхен прикрывает глаза и касается своего живота кончиками пальцев, невесомо водя ими по коже, отчего по ней сразу же пробегают мурашки. Живот и правда будто стал совсем чуть-чуть выпирать и уже не выглядит таким плоским, как прежде. Для Тэхена, который никогда не превышал свой обычный вес, это кажется странным. От боли, что минут пятнадцать назад жестоко вырвала омегу из сна, теперь не осталось ни единого признака. Дорожки слез на красных щеках омеги высохли, но температура никуда не исчезла. Джин наверняка снова заставит выпить несколько чашек чая и закутаться в три одеяла. Ощутив на коже живота что-то холодное и вязкое, Тэхен слегка вздрагивает и раскрывает глаза. Джин выдавил ему на живот немного прозрачного геля. Холодок неприятно контрастирует с жаром кожи и будто бы обжигает. Джин садится рядом и приступает к работе, сосредоточенно уставившись в небольшой экран, на котором все отображается. Тэхен запрокидывает голову вверх, пытаясь заглянуть в монитор, и комкает в пальцах полы футболки на груди. В омеге включается любопытство, скорее, врача, чем пациента. А Джин даже не комментирует ничего, серьезно глядит в монитор и отчего-то с каждой секундой становится все мрачнее и мрачнее. Тэхен переводит на него взволнованный взгляд. — Джин? — тихо зовет он друга. Джин отрывает взгляд от экрана и смотрит на Тэхена странным, непонятным взглядом. Омега не может понять, что это значит, и это начинает еще больше беспокоить. — Тэ… — наконец отзывается Джин, повернув монитор так, чтобы Тэхену было видно, затем снова прикладывает датчик к низу его живота. В горле Тэхена битым стеклом застревает крик. Омега прижимает ко рту ладонь, а глаза, что будто бы стали больше на несколько размеров, вновь блестят от вмиг подступивших слез. Тэхен мелко дрожит, хватая носом недостающий воздух, и судорожно отталкивает от себя руку Джина. Изображение на экране тут же становится темным, вот только перед глазами оно все еще стоит яркой картинкой. Изображение плода, который формируется внутри омеги уже не первую и далеко не вторую неделю. — Тэ, как… — шепчет Джин, находясь в состоянии шока и полнейшей растерянности. Тэхен резко подскакивает и качает головой, словно ничего слышать не хочет. Он жмурится до боли в глазах и шумно всхлипывает. Джин растеряно поднимается и подходит к другу, мягко опуская ладонь на его подрагивающее плечо и успокаивающе поглаживая. Тэхен закрывает лицо руками и судорожно вздыхает, не в силах и слова вымолвить. Поджатые губы дрожат, наружу просится истерический крик. Хочется упасть на землю, свернуться клубочком и рыдать во всю глотку. — Пойдем в комнату, Тэ, тебе нужно прилечь, — мягко просит Джин, который от реакции друга тоже готов расплакаться. Тэхен послушно слезает с койки и оказывается в объятиях омеги. Джин отводит его в спальню, быстро спускается на кухню за стаканом воды и успокоительными и спешно возвращается, боясь хоть на минуту оставить Тэхена одного в таком нестабильном состоянии. Но, на удивление, омега больше не плачет. Он сидит на кровати и мнет края своей футболки, низко опустив голову. Джин внезапной перемене не особо радуется. Он садится рядом и протягивает омеге стакан с водой. Тэхен берет его и делает короткий глоток. От успокоительных отказывается, мягко оттолкнув от себя ладонь Джина. Сделав еще один глоток, Тэхен шмыгает носом и поднимает голову, заглядывая другу в глаза. — Не говори Намджуну, я прошу тебя, — шепчет он, касаясь ладони Джина своей. — Но почему… — Ему нельзя знать. Ни в коем случае. Я… Я разберусь с этим, — Тэхен ставит стакан на тумбу и залезает в постель, ныряя под теплое одеяло. — Ты хочешь избавиться от него? — в ужасе спрашивает Джин, уставившись на омегу. — Джин, прошу, просто молчи, — просит Тэхен тихим ослабшим голосом, покачав головой. — Хорошо, — вздыхает Джин, кивнув. Надо бы заткнуться, но любопытство вкупе с еще не прошедшим удивлением не дают удержать язык за зубами. — Но чей он? В голове Тэхена стоит оглушающий крик. Чонгука! Он Чонгука! Того, кого Тэхен всю жизнь братом считал. Омега поджимает губы и отворачивается, обнимая подушку. — Я хочу спать, — шепчет он, закрывая глаза, которые вновь наполняются жгучими слезами. — Хорошо… Отдыхай, Тэ, — тихо говорит Джин, мягко погладив омегу по плечу и поднявшись с постели. Тэхен до кровавых капель кусает губу и, как только дверь за Джином закрывается, с дрожью выдыхает. Плечи дрожат в безмолвном рыдании, а в горле саднит. Тэхен накрывает ладонями свой живот, в котором уже чуть ли не больше месяца, оказывается, жизнь растет. Как, как он не почувствовал этого? Как не заметил врач в самом себе изменений? Таких изменений, которые мир с ног на голову перевернули одной картинкой на мониторе. Вот почему плохо, вот почему аппетит усилился, и температура, будь она неладна, тоже по причине беременности, о которой Тэхен даже не пытался в собственной голове заикнуться. От осознания, кому принадлежит ребенок, бросает в дрожь, а паника усиливается в разы. Это намного страшнее самого осознания беременности. Отец его — Мираи, который прямо сейчас, подступая все ближе и ближе к границам, оставляет за собой разруху и смерть. Отец его — кошмар людской. Любимый брат, коим навеки останется. Тэхен всхлипывает и утыкается лицом в подушку, чтобы заглушить вылившиеся рыдания. Дрожащая ладонь все еще лежит на чуть выпирающем животе бережно, словно укрывая от внешнего мира, защищая. Тэхену бы самому защититься от безумной реальности, что с каждым днем находит новый способ выбить из колеи и встряхнуть так, что на жизни вперед хватит. А что завтра будет? Как теперь пытаться спокойно жить, зная, кто под сердцем растет? В этой безопасности, рядом с родными по крови и времени людьми, которые такую страшную тайну никогда не примут. Как ни щипай себя, такое быть сном не может. Тэхен жмурится, а в кромешной тьме его снова встречают змеиные глаза. Тревожные, чего-то боящиеся. В этот раз в них нет жажды крови. Они о чем-то переживают и глядят на Тэхена взволнованно. Не на Тэхена даже. На жизнь, расцветающую в нем. Когда слезы высыхают, комнату окутывает тишина. И снаружи тихо, будто нет никакой войны. Вокруг крепости выстроены непреодолимые высокие стены, предназначенные для защиты, и они не дают ужасам внешнего мира пробраться внутрь. Здесь спокойно, здесь безопасно. Почти что хорошо, и даже идеально. Так почему же блестящие от слез глаза наружу глядят? Через окно, куда-то далеко. Туда, где другие стены прятали.