Год назад.
Тэхен топчется на месте, прижимая ладони к бумажному стаканчику с латте и согревая заледеневшие пальцы. Позади омеги раздается звук колокольчика, висящего над дверью в кофейню. На улицах повечерело, все торопятся домой, чтобы поскорее спрятаться от кусачего холода и неприятно хлюпающей под ногами слякоти. Омега достает из кармана телефон, бросая взгляд на время, высветившееся на дисплее. Десять минут назад Тэхен попрощался с Джином. Омеги, как всегда, когда не завалены работой, зашли в любимое кафе после тяжелого дня в больнице. В последнее время, к счастью, новых пациентов не так много. Обычно это говорит о том, что война поутихла. Такими моментами простой народ дорожит особенно. Люди более смело выходят на улицы, позволяют себе вечерние прогулки в парке, посещение кафе и кинотеатров, в которых показывают фильмы, произведенные другими странами. Тэхен не помнит, когда в последний раз ходил в кино, поэтому ставит себе цель в выходные вытащить Джина и немного отвлечься от работы. Тэхен выдыхает, выпуская на холодный воздух теплые клубы пара, и делает глоточек сладкого латте, согревающего продрогшее тело. Мимо проходит молодая супружеская пара, держащая за ручки ребенка, идущего между ними. Тот вскидывает голову, чтобы взглянуть на Тэхена из-под упавшей на глаза шапочки, и расплывается в широкой веселой улыбочке. Тэхен ему в ответ мило улыбается и машет рукой. Его отец поправляет шапочку и подхватывает ребенка на руки. Тэхен прослеживает за ними взглядом и сам не понимает, отчего внутри так тепло становится. Нынче видеть такое — редкость. Наблюдая чье-то счастье, сам становишься чуточку радостнее. Такие моменты ценны. От раздумий омегу отвлекает короткий автомобильный сигнал. Тэхен отворачивает голову и растягивает губы в радостной улыбке. У обочины останавливается серебристый мерседес. Дверца с пассажирской стороны открывается. Тэхен зависает, чувствуя, как от радости сердце забилось быстрее. Он замечает черную макушку, которую беспощадно треплет легкий холодный ветерок, и хихикает. Бросив стаканчик в рядом стоящую урну, омега идет к машине. — Чимин! — Тэхен смеется и подлетает к идущему к нему навстречу альфе. Чимин тепло улыбается и прижимает омегу к себе, обнимая за талию. — Неужели, Господи, я так ждал! Затишье на войне означает и то, что Чимин непременно вернется. Тэхен чувствует облегчение. Камень с души падает. Он прикрывает глаза и крепко прижимается к альфе, утыкается носом в его ключицу и вдыхает родной цитрусовый запах. Тэхен готов пищать от радости. Альфы не было около месяца. — Я очень скучал, Тэхен, — мягко говорит Чимин, целуя омегу в висок. — Пошли в машину, ты замерз весь. Мерс плавно трогается с места, выруливая на оживленную дорогу. Тэхен не может контролировать улыбку, что никак не сползет с лица. У Чимина так же. Он улыбается уголками губ и каждую секунду переводит взгляд с дороги на омегу, сидящего рядом. Наглядеться не может. Он так скучал по этим светящимся радостью глазам, по счастливой улыбке и голосу, так трепетно произносящему его имя. — Едем домой? — спрашивает Чимин, вскинув бровь. — Или хочешь блинов поесть? Вон там, за углом, кстати, вкусные делают, — альфа щурится и указывает куда-то пальцем. — Нет, я устал, даже в кафе уже сидеть не хотел, — мотает головой Тэхен, чуть морща нос. — Домой поедем. Я тебе кофе приготовлю. — О, я так скучал по твоему кофе, — вздыхает Чимин. — Я спал и видел, как пью его. — А меня не видел? — хихикает Тэхен, подняв брови и повернувшись к альфе. — Это даже не обсуждается, — Чимин дарит омеге нежную улыбку и подмигивает. Так и хочется сказать, что у него в маленьком кармашке всегда хранится их с Тэхеном совместная фотография, но удерживается. Омеге это знать необязательно. Главное, что теперь Чимин не на его изображение глядит, а вживую. — Как дела на службе? — спрашивает Тэхен, заинтересованно глядя на альфу, плавно ведущего автомобиль. — Спокойнее стало, мы освободили один крупный район и десятки пленных, — отвечает Пак, пожав плечами и снова глянув на Тэхена. — Да, я что-то такое слышал по новостям, — кивает тот, хмуря брови. — Тебя не ранили? — Да нет, — отмахивается Чимин, смотря на дорогу. — Все в порядке, Тэ. Тэхен настороженно щурится и поджимает губы, сверля альфу подозрительным взглядом. Чимин глядит в ответ так, будто не понимает, что происходит, и снова отворачивается к дороге. — Не ври, я вижу, как ты руль держишь, — выпаливает Тэхен после затянувшейся странной паузы, кивая на руку альфы. — С плечом что-то. Поехали быстрее, надо тебя осмотреть, — строго говорит омега, качая головой. Тэхен открывает дверь в квартиру и проходит, сразу же впуская внутрь Чимина. Альфа оглядывается вокруг, как будто впервые сюда попал. Невольно вдыхает пропитавший квартиру приятный аромат глицинии и слегка улыбается, стягивая с себя камуфляжную куртку и чуть поморщившись от вспыхнувшей в плече боли. — В гостиную, — указывает Тэхен, уже скинув с себя пальто, бросив сумку с бумагами на пол и идя в комнату за аптечкой. Чимин проходит внутрь и включает свет. На глаза сразу же попадаются фотографии, стоящие на полках. Прежде эти полки пустовали. Тэхен долго не решался поставить там фото брата, с утратой которого все никак не мог свыкнуться. Альфа подходит к фотографиям и берет ту, где изображен Чонгук. Чимин помнит его таким. Совсем юный, воодушевленный и готовый воевать за свою страну. В глазах столько стремления и смелости, бесстрашия. Уголки губ альфы дергаются в грустной улыбке. У него у самого где-то дома такое фото завалялось, но то, что он держит в руке — настоящая ценность. Та важная частичка, что осталась у них от Чонгука. Рядом с его фотографией Тэхен поставил то самое совместное фото с Чимином, которое альфа хранит у себя в маленькой версии. Он и не думал, что Тэхен придаст ей настолько большое значение, что поставит на одной полке с фотографией брата. Эта мысль греет душу и сердце. Он для Тэхена что-то значит. Чимин в его жизни все-таки имеет какую-то важную роль. — Садись, Чимин, — слышится за спиной строгий голос доктора Чона. Чимин оборачивается и ловит слегка растерянный взгляд омеги. Тот коротко глядит альфе за спину, на фотографии, затем снова смотрит в глаза. — Это фото Чонгука… — говорит Чимин, садясь на диван. Тэхен садится рядом и аккуратно закатывает рукав его футболки вверх. — Помню, он совершенно не был готов к тому, что его будут фотографировать. Мы тогда вернулись с одного задания, после которого он получил ранение в ногу. Ты, наверное, помнишь это, — Тэхен коротко кивает и прикусывает нижнюю губу, внимательно слушая спокойный голос альфы, погружающий в воспоминания. Он каждое ранение Чонгука помнит. — Фотограф был раздраженный, все ворчал и торопился, говоря, что ему еще сотню таких же фотографировать придется, — полковник грустно улыбается, наблюдая за тем, как Тэхен возится с его плечом. — Чонгук выполз из перевязочной и похромал туда с одним костылем, на ходу пытаясь натянуть на себя пиджак и фуражку. Со стороны выглядело смешно. Я как раз за ним шел, уже сфотографировался. Чонгук не хотел задерживать человека. Он вообще не любил причинять кому-то неудобства, — Тэхен согласно мычит и поднимает голову, встречаясь с Чимином взглядом. У альфы столько тепла и боли от воспоминаний, что и Тэхен не выдерживает. Сглотнув горький ком в горле, он продолжает обматывать вывихнутое плечо эластичным бинтом. — Я не смог наблюдать за его ковылянием и взвалил себе на спину. Мы тащились к фотографу, как два героя с поля боя. А потом, пока Чонгука фотографировали, я придерживал ему ногу, чтобы снизить боль. Вот так и получилось это фото. — Вы и есть герои, — шепчет Тэхен, подняв блестящие глаза и посмотрев на фотографию. — Он был… А теперь ты у меня единственный остался, — омега тихонько шмыгает носом и опускает голову, глядя на свои колени. — Маленький, — Чимин мягко притягивает Тэхена к себе и успокаивающе гладит ладонью по голове, уткнувшись носом в макушку и прикрыв глаза. — Я всегда у тебя буду. И он будет. Вечно. Герои вечны, Тэхен. Их не забывают. Тэхен жмурит глаза, останавливая поток слез, и утыкается лицом в грудь альфы, обвивает его торс руками и до боли прикусывает губу, чтобы не заплакать. Жетон на груди Чимина холодит щеку, обжигает. Тэхен вспоминает тот, что у него на шее висит, и хочет выдернуть, выбросить подальше, только бы не видеть это вечное напоминание о возможной смерти. О уже случившейся. Они так и сидят, обнявшись и деля друг с другом боль, одновременно служа успокоением и спасением. Пока у Тэхена есть Чимин, все будет в порядке. Но что будет, когда он снова уйдет на войну? На проклятую войну, что только отнимает и отнимает. Тэхен потеряет себя, если она отнимет у него последнюю частичку, помогающую держаться на плаву. Чимин открывает глаза и сталкивается со строгим взглядом Чонгука, смотрящего через фотографию. Он мысленно обещает ему вечно быть рядом и защищать. Отдать жизнь за Тэхена, за его спокойствие и счастье, за то, чтобы он увидел будущее, в котором не будет войны, боли и скорби. Он клянется Чонгуку быть достойным.***
Сейчас.
За окном вечер. Редкие огни, оставшиеся от некогда яркого и цветного города, смазываются из-за капель дождя на стекле. Тэхен сидит на диване, подобрав под себя ноги и разглядывая верхушки зданий. Вдалеке ничего не видно. Тьма собой все укрыла, спрятав ужасы дня. Где-то столбы дыма взмывают к черным тучам, где-то кромешный небесный мрак разрезают вспышки. Небо гневается. А может, материализует чей-то гнев. Где-то война. Тэхен глядит тоскливо, вновь и вновь погружаясь не в самые радужные мысли, от которых не избавиться. Им будто бы медом намазано. Назойливые мухи. И все это бесконечным кругом в голове омеги, на вечном повторе. Мысли о ребенке, мысли о Чонгуке, о том, что он делает и во что превращается. Мысли о последствиях. И уже не разобрать, что из всего этого тяжелее, больнее. Во сне не легче. Помогают лишь крепкие снотворные, которые удалось выпросить у Джина. Тот боится, что это может повлиять на ребенка, но сдается, видя замученный взгляд когда-то сияющих глаз. — Тэ, помоги, пожалуйста. Тэхен отворачивается от окна и встает с дивана, идя к вышедшему из кухни Джину. У того в руках чашки с чаем, а на согнутом локте лежит тарелка с печеньем, угрожая в любую секунду выскользнуть. — Не мог меня сразу позвать? — качает головой Тэхен, забирая печенье и ставя на столик. — Я как-то не додумался, решил, что смогу все потащить, — хихикает Джин, отдавая одну чашку Тэхену и садясь на диван. — О, фруктовый, — еле заметно улыбается Тэхен, потянув носом воздух над чашкой с чаем. — Спасибо, Джин-и, — говорит он, садясь рядом с другом. — Одна только мята — это слишком скучно, — морщит нос Джин, отхлебывая чаю. — Я решил скрасить наш вечер фруктами. — Отличная мысль, аромат потрясающий, — кивает Тэхен, делая короткий глоток. — Кстати, после вчерашнего чая я и без снотворных хорошо уснул. — Правда? Это хорошо, — радостно улыбается Джин. — Я добавил туда кое-какие травы. Это безвредно, по сравнению с таблетками. Теперь только так. — Ты так заботишься о… — Тэхен запинается и опускает взгляд на свой живот. — А я не могу иначе, — пожимает Ким плечами, проследив за взглядом друга. — Он — частичка тебя, я его уже очень люблю. — Джин… — вздыхает Тэхен, посмотрев на тепло улыбающегося омегу. — Прости, Тэ, но я не могу игнорировать этот маленький фактик, — Джин вскидывает брови, указывая на живот друга. — Возможно, он сделал мою жизнь чуточку ярче. — Ты серьезно? — Тэхен слегка тянет уголки губ вверх. От слов Джина, как и всегда, становится полегче. Тэхен никогда не поймет, как у этого человека так просто получается отгонять мрак и освещать все вокруг сиянием своей искренней и добрейшей души, которое ни одна война не сумеет погасить. Джин не дает Тэхену сломаться, утонуть в желчи болезненных дум, и за это Тэхен будет благодарен другу до конца жизни. — Конечно же серьезно! Что за вопросы? — хмурится Джин, строя шутливо возмущенное лицо. Омеге так и хочется сказать о том, что Намджун должен узнать о таком счастье, но он снова прикусывает себе язык. Тэхен умолял молчать, значит, все не так просто. Значит, на то есть действительно серьезные причины. Джин лишь надеется, что когда время придет, Намджун узнает эту тайну и порадуется так же сильно. Тэхен вздыхает и мягко сжимает ладонь друга. Джин в ответ заразительно ярко улыбается и снова заставляет омегу на короткое время забыть о тяжести на душе. Вечер плавно плывет по течению, приближаясь к ночи. Разговоры утягивают. Говорить есть о чем. Остались еще светлые воспоминания, они и греют вечер. А потом, насмеявшись, Джин говорит, что очень хочет спать. Устал. Тэхен знает, как этот омега с утра до вечера чем-то занимается, даже прислугу попросил распустить, потому что привык все сам делать. В редких случаях, когда силы имеются, и Тэхен ему помогает, чтобы взять на себя хоть долю тяжести, разделить с другом. Джин таким образом отвлекается, загоняя себя разной работой, уборкой и готовкой вкусных блюд для мужа и друга. Намджун категорически запретил думать о том, чтобы вернуться на работу, а сидеть сложа руки, омега не привык. Бездействие сводит с ума. Он в вечном страхе в ожидании, что сейчас Намджун не вернется, и кто-то другой доложит страшную весть, которая вырвет землю из-под ног. Вечерами слезы облегчения, когда в трубке слышится усталый родной голос, извиняющийся за то, что и сегодня не сможет вернуться домой. Война, эта бесконечная война. Джин простит, главное пусть не перестает звонить и голосом своим успокаивать. Попросив Тэхена долго не засиживаться и приготовив чай с успокаивающими травами, Джин отправляется в комнату и ложится спать. Тэхен послушно пьет чай. Хочется спать спокойно, без лишней нервотрепки. Ее и днем хватает. Ночные кошмары вконец довели. Тэхен очень сильно устал. Пока спать не хочется, Тэхен решает посидеть в гостиной и посмотреть телевизор. Он уже выделил для себя несколько каналов, по которым, удивительно, не показывают военных действий. Не требующие эмоциональных и мыслительных затрат телепередачи как никогда спасают. Только странно, что их до сих пор показывают, несмотря на положение в стране. Кого-то они еще пытаются отвлечь и утешить, и Тэхен, наверное, один из этих глупцов. А может, из тех, кто хочет сбежать от чудовищной реальности. Тэхен дожевывает печенье, испеченное Джином, и облизывает сладкие губы, сосредоточенно уставившись в телевизор. Из коридора доносится негромкий шум и голос Намджуна. Тот о чем-то коротко переговаривается с охраной и заходит в гостиную. На нем камуфляжные карго и темно-серая футболка. На шее висит металлический жетон. Тот самый, который он получил еще в самом начале службы. Для военных эта вещь со временем становится чем-то особенным и важным. В ней намек на смерть, что в любой момент может подкрасться сзади и утянуть за собой. При потере вернуть. На усталом и задумчивом лице генерала появляется слабая, но теплая улыбка, когда он видит сидящего перед телевизором брата. — Привет, Вихен, — говорит он негромко, подходя к слегка улыбнувшемуся в ответ Тэхену и целуя в макушку. — Привет, — негромко отзывается Тэхен, делая звук на телевизоре потише. Намджун опускается в кресло, вздохнув с облегчением. Очередной день выжал из него все силы. — Поешь, — говорит Тэхен, пододвигая к генералу тарелку с печеньем. — Спасибо, я не голоден, — качает головой альфа. — Джин уже спит? — Да, недавно ушел. Он будет рад, что ты пришел. — Я тоже рад. Я по вам очень соскучился, — вздыхает Намджун, потирая переносицу пальцем. — Даже не знаю, смогу ли задержаться дома до утра. Придется будить Джина. Эгоистично, да? — усмехается альфа. — Нет, конечно нет. Он наоборот будет зол, если ты не покажешься ему, — улыбается Тэхен, пожимая плечами. — Каким-то чудом смог вырваться сюда. В последние сутки подозрительно тихо. Это не к добру, я знаю. А еще, честно говоря, я не особо представляю, чего ожидать, вот и приехал, а то вдруг… — Намджун замолкает и поджимает губы. Вдруг шанса увидеть семью больше не выпадет. Вдруг это последний раз. Напряжение альфу не отпускает ни на миг и лишь растет с каждой секундой. Мираи что-то затеял, и генерал должен быть к этому готов. — Не говори так, — слегка хмурится Тэхен. Даже намек на смерть причиняет боль. Тэхен не привык к Намджуну как к брату до конца, но мысль о том, что его может не стать, ввергает в страх. А что с Джином будет? А что, если случится наоборот? — Прости, пессимизм в наши суровые дни особенно актуален, — безрадостно усмехается Намджун. Когда есть, что терять, страх конца возрастает. Намджун познал это лишь сейчас, когда приобрел самое ценное в своей жизни. — К плохому, увы, нужно быть готовым. — Когда-то этому придет конец, — Тэхен опускает взгляд на свои колени. — Скоро придет. Я остановлю его, — твердо говорит Намджун, источая чистую уверенность. — Он делает это из-за меня, — тихо говорит омега, посмотрев брату в глаза. Озвучить это было необходимо, даже если оно ничего не даст. — Я заранее знал последствия. Не думаешь же ты, что я бы стал бездействовать, зная, что человек, которого я чуть ли не всю жизнь искал, оказывается, все это время был у врага? — хмурится Намджун, внимательно глядя на омегу. Тэхен поджимает губы и отводит взгляд в сторону. — Он не остановится, — говорит он, покачав головой. — Я его остановлю. — Я пойду, спать хочется, — Тэхен поднимается с дивана и идет к лестнице. Сердце почему-то сжимается, причиняя боль. Слова генерала не утешают ничуть. — Спокойной ночи, Намджун. — Доброй ночи, Ви, — отвечает генерал, проследив за братом взглядом и тяжело вздохнув, когда тот исчезает на втором этаже. Сомнение, мелькнувшее в глазах Вихена, неприятным осадком ложится на душу. Кроме того, там у омеги путаница, полная каша из чувств и эмоций, как будто он с чем-то внутри себя борется. Намджун понимает, что не сможет так легко и быстро стать для него тем братом, которым многие годы был ему Чонгук. Генерал ставит себе цель стать для него лучшим, стать действительно родным братом. Больно видеть, как он смотрит порой, словно на чужого, хоть и старается это скрывать за улыбками и добрыми словами. Но разве он в том виноват? Виновник тут один, и Намджун с ним покончит.***
После неприятного разговора с генералом Тэхен не может уснуть еще около получаса. То, от чего он с Джином пытался отвлечься, снова накрывает огромной волной. Смерть у каждого за спиной. Неизвестность с ума сводит, от нее хочется волосы на голове рвать. Слова Намджуна дали окончательный сигнал к действиям. Тэхен не может больше молча наблюдать за тем, что происходит снаружи. Пытаться избегать всего этого бессмысленно. Омега и без того чувствует, в какой ад превращается земля. А глаза змеиные приобретают все более алый оттенок. Крови все больше. Разве Намджун способен спасти всех? Способен остановить того, кто землю перевернет и будет лить кровь, пока не добьется своего? Глупая игра в «кто дольше продержится». Если Тэхен не положит ей конец, по миру разольются кровавые реки, которым он сам же и будет виной.***
Воздух в комнате состоит из резкого запаха крови и сигаретного дыма. Сизое облако тянется к потолку и разливается туманом, неспособным скрыть окровавленные тела с обезображенными лицами, лишенными глаз. Мертвую тишину в это мгновение нарушают только хрипы и булькающие звуки. Мираи на коленях сидит в центре комнаты, которую сам же окрасил в насыщенно-алый. В перепачканных кровью татуированных пальцах дотлевает сигарета, а в другой руке лежит остывающий матовый пистолет с гравировкой «открой себя». Перед альфой — последний в этой комнате едва еще живой аспид, уже лишившийся одного глаза. Выстрел Чонгука зацепил его легкое. Смерть уже медленно подступает к змею, не торопится, дает ему наглядеться на своего палача. На своего лидера. Чонгук курит с особым наслаждением. Дышать кровавым воздухом — кайф, ни с чем не сравнимый. Дышать кровью тех, кто вздумал пойти против своего лидера — почти мазохизм. Эта кровь отравленная, гнилая, разъедающая легкие. Мираи вдыхает ее глубже и прикрывает глаза, на которые упала челка. Хрипы не прекращаются. Чонгук хочет надеяться, что аспид что-то пытается сказать. Попросить помощи или поклясться в верности. Только спасать поздно. Мираи открывает глаза и растягивает губы в расслабленной улыбке. Она давным-давно в себе не несет света. Она — отражение внутренних чертей, заполнивших темное сознание. — Ты задерживаешься, — хрипло заговаривает Чонгук, припадая губами к фильтру и делая глубокую затяжку, так, чтобы легкие накалились до предела, затем убирает сигарету и выпускает через приоткрытые губы густой дым. Взгляд вонзился в единственный глаз, глядящий в ответ в шоке и ужасе. Мираи сухо ухмыляется и по привычке обводит нижнюю губу кончиком языка. Когда дым между ним и умирающим аспидом рассеивается, Чонгук поднимает одну бровь и произносит: — Покури напоследок, недолго тебе осталось. Мираи вдавливает тлеющий окурок в уцелевший глаз змея и поднимается на ноги. Хрипы прекращаются, а бульканье усиливается. Изо рта аспида толчками вытекает густая кровь. Он мечется по окровавленному полу, как рыба, выброшенная на сушу, но ничего сделать с приближающимся концом не может. Смерть пришла и крепко схватила за глотку. Увидеть, как Первый Лидер покидает комнату, предавшему аспиду не суждено. Чонгук закрывает за собой дверь и окидывает взглядом стоящих в коридоре змей. В стороне Хосок, словно вообще не заинтересованный в том, что в змеиной норе происходило последние полчаса. Все молчат, опустив глаза в пол, не смея взглянуть на лидера. Чонгук смотрит на них так, словно ожидает, что кто-то под его взглядом прогнется, сразу падет и не будет мучиться долго. Альфа даже пистолет за пояс совать не спешит. Вдруг снова применить придется. Но не приходится. Здесь остаются самые стойкие. Слабаки и противники новых законов в луже собственной крови лежат там, за дверью. — Это послужило уроком? — спрашивает Чонгук, указав дулом пистолета на комнату. В ответ гробовая тишина, как знак согласия. — Я лично за каждым приду, если почую предательство. Мне не в тягость марать руки вашей кровью. Альфа кивает Хосоку, и они вместе выходят из змеиной норы. Во дворе ждет гелендваген Чона. — Куда? — спрашивает Хосок, когда они садятся в машину. — В арсенал. Хочу проверить все, — отвечает Чонгук, положив пистолет на колено. Хосок заводит машину и выезжает из змеиной норы. Мираи отворачивается к окну и разглядывает серые высокие здания вокруг. Губы дергаются в легкой улыбке. Забавно находиться почти в самом сердце столицы, в то время как армия бросает все силы на ее границы, чтобы аспиды не прорвались внутрь. У змей всегда были свои лазейки, о которых генерал даже и не подозревает. Все куда проще, вот только поискам Тэхена это не помогает. Генерал хорошо его спрятал, и это приводит Чонгука в еще большее бешенство. — Я был там. Все готово, — говорит Хосок, плавно ведя машину по почти опустевшим улицам. — Есть плюсы в смерти Енгука, — хмыкает Чонгук. — Ресурсы, которые он так берег непонятно зачем, очень нужны были нам, — альфа водит пальцами по корпусу пистолета и задумчиво щурит глаза. — Когда я убивал его, у меня в голове промелькнула мысль, что он, вероятно, намеревался пойти на мировую. Только я назвал бы это другим словом — сдаться. Он собирался позорно сдаться генералу, — Мираи поворачивает голову к Хосоку и поджимает губы. — Гребаный трус. В черных глазах лидера густой туман. Непредсказуемая угроза. Если раньше Хосок мог предположить, что задумывает альфа, то теперь не сможет предугадать даже ближайший его шаг. Чону кажется, что Мираи и ему пулю в висок может пустить сейчас, если его вдруг переклинит. Вероятность велика. Своих же лидер убил за последние две недели немало. Становление Первым не прошло гладко. Огромная группировка напоминает минное поле, по которому бесстрашно может передвигаться только сам Мираи. Не все змеи готовы принять жестокого лидера, чьи решения могут привести их к концу всего. Причина тому одна: страх. Бешеные псы боятся того, кто в разы их хуже. Мираи не скупится на казни. Так близок со смертью он не был никогда, а руки от вражеской крови и крови своих же людей отмывать не успевает. Разбавляет свою жажду таблетками, которые принимает чуть ли не каждый час, плюя на то, что в несколько раз сильнее обычного взрывает свою нервную систему. Здравомыслие утекает, как вода сквозь пальцы, и остановить это не в силах даже Хосок, который не раз становился тем самым рычагом, удерживающим лидера от безумных намерений. Ненависть к генералу, забравшему брата, как зараза, перерастает в ненависть ко всему окружающему. Война для него стала мстительной, а ее истинная причина давно утерялась.***
Хосок стоит на улице, прислонившись боком к капоту гелендвагена и куря уже вторую по счету сигарету. Над головой единственный источник света — одинокий тусклый фонарь. Ночью холод в разы сильнее, но альфа, одетый сверху лишь в черную кофту с закрытым горлом, даже не чувствует его. Он давным-давно к нему привык. После десяти минут непрерывных криков на складе наконец наступила тишина. Старая металлическая дверь распахивается. На улицу выходит Юнги, утирая ладонью с щеки чужую кровь. В руке у него перепачканный клинок, подаренный Хосоком, а на плече висит М4. Как только омега замечает Хосока, расплывается в довольной улыбке. Кофейные глаза загораются. Альфа скользит по Мину пристальным взглядом с головы до ног и возвращается к глазам. — Столько падали себя показало. Такими темпами у нас в рядах никого не останется, — хмыкает Юнги, стряхивая кровь с клинка и подходя к Хосоку вплотную. Он вскидывает голову и заглядывает в ледяные глаза альфы, по которым успел соскучиться. Хосок сухо усмехается и резко хватает омегу за талию, прижимая к себе. На его светлых волосах рассыпаны алые капли, подобно кровавым звездам на небе. Хосок зарывается в эти мягкие волосы пальцами и сжимает в кулаке, вгрызается в сладкие с соленым привкусом губы и глубоко целует, не сдерживаясь и больно покусывая. Юнги тихо стонет в поцелуй и обвивает руками торс альфы, прикрывает глаза и отдается поцелую целиком. — И останемся только мы, — выдыхает во влажные от слюны губы Хосок, обведя указательным пальцем линию челюсти омеги и сжав аккуратный подбородок. Юнги в тысячный раз летит с обрыва в пропасть черных глаз напротив. Уголки губ приподнимаются в улыбке. — Поехали, — говорит Хосок, оставив на своих любимых губах с кровавыми бисеринками еще один долгий поцелуй. Гелендваген, хрустя гравием под массивными колесами, спустя двадцать минут тормозит на склоне, откуда столица видна, как на ладони. Юнги молчит, завороженно глядя вниз, на город, лишившийся своей манящей яркости. Но он по-прежнему красив и могущественен. — Вау, — выдыхает Юнги после нескольких минут молчаливого созерцания. — Отсюда запросто можно разбомбить столицу. Шикарный вид. — Одним ударом можно разнести полгорода, — соглашается Хосок, ни разу не взглянувший на виды, раскинувшиеся внизу. Для него существует только один вид, и он сидит рядом. В глазах Юнги отражается сияние города. Омега уже представляет бушующие огни, захватывающие все на своем пути. Смерть и разруха, падение врага и торжество аспидов, к которому они стремились многие годы. — Так почему мы не сделаем этого? — спрашивает Юнги, повернув голову к Хосоку и подняв бровь. — Там много важных государственных объектов. Я думаю, Мираи мог бы согласиться… — Нет смысла разрушать все. Нам самим же придется восстанавливать это, — отвечает Хосок, повесив руку на руле. Юнги улыбается и поворачивается к альфе корпусом. — Уже скоро все освободятся. И что же мы тогда будем делать? — спрашивает он, накрыв ладонью колено Хосока и медленно водя по нему вверх-вниз. — Построим домик и заживем, как простые люди? Скука, — хмыкает омега, остановив руку на промежности альфы и сжав пальцами. — Я так жить никогда не смогу, — шепчет Юнги на ухо Хосоку. Альфа хватает его и тянет к себе, усаживая на колени. Юнги довольно посмеивается, расставляет колени по обе стороны от его бедер и укладывает руки на крепкие плечи. Он чувствует под собой растущее возбуждение в штанах альфы, и от этого сам распаляется в разы сильнее, нарочно ерзая на нем. — Всегда будет кто-то, чьей кровью можно умыть руки, — хрипло произносит Хосок в губы Юнги и грубо целует. Огни города где-то внизу меркнут. Юнги видит перед собой лишь Хосока. Изголодавшегося альфу, который жаждет его тела, как обезвоженный — капли влаги. Вещи летят на соседнее и заднее сиденья, а градус в салоне начинает повышаться. Окна стремительно запотевают, скрывая от мрака ночи сумасшествие, происходящее между двумя убийцами. Юнги скользит ладонями по горячей груди альфы и припадает к татуированной коже губами, кусает и целует, облизывает и царапает ногтями, сам дрожит от прошибающего тело возбуждения, буквально слепнет от него. Хосок рассыпает по молочной шее и ключицам ярко-красные отметины. Он жадно вдыхает свой любимый аромат, не может насытиться. Этого омегу хочется съесть целиком, чтобы никому другому больше не позволять его ощущать и видеть. Как он столько лет в стороне мог держаться — чудо. Как мог видеть эти глаза издевающиеся и вечно дразнящие, эту вечную ухмылку на розовых губах, это неземное тело, и оставаться в здравом уме? Юнги лишает рассудка. Хосок опускает сиденье для удобства и позволяет омеге сделать все самому. Юнги упирается ладонью в его влажную грудь, а другую заводит назад, обхватывает твердый от возбуждения член альфы и направляет набухшую головку в себя. Из губ вылетает тяжелый вздох. Юнги прикрывает глаза и начинает медленно насаживаться на член. Выделяющаяся смазка течет по длинным пальцам и капает на кожаное сиденье. Юнги закусывает нижнюю губу и опускается на всю длину члена с низким стоном. Хосок выдыхает и берет омегу за бедра, впиваясь в фарфоровую кожу пальцами до красных следов. Юнги начинает двигаться, приподнимаясь и опускаясь вновь. Ощущение заполненности приятным теплом растекается по телу. По спине бегут мурашки, а кончики пальцев покалывают. Юнги упирается в плечи альфы ладонями и учащает движения. Хосок помогает бедрами, чуть поднимая их навстречу и насаживая омегу на всю длину. Хриплые и срывающиеся стоны ласкают уши, туманят разум еще больше. Мокрый и горячий, с поалевшими щеками и зацелованными припухшими губами Юнги смотрится особенно красиво. Хосок не может оторвать от него взгляда, хватается за каждую деталь. За прикрытые веки, за длинные ресницы, чуть подрагивающие, за приоткрытые губы, испускающие стоны и вздохи. Юнги выгибается в спине, откидывает голову назад, открывая вид на шею, изрисованную укусами Хосока. Царапает пальцами смуглую татуированную кожу альфы, нарочно делая больнее, чтобы подлить масла в огонь. Дрожа от разрядами прошибающего тело оргазма, он обессиленно ложится Хосоку на грудь, размазывая между их животами липкую сперму. Он утыкается носом в шею альфы и зарывается пальцами в его огненные волосы, тяжело дыша и обжигая кожу. Хосок гладит упругие ягодицы омеги, затем грубо сжимает пальцами и провоцирует новые стоны, раздающиеся прямо под ухом. — Хо… — с дрожью выдыхает омега, приподнявшись и ускоряя движения бедрами. Хосок в удовольствии закрывает глаза, чуть хмуря брови, и крепко впивается пальцами в кожу омеги на талии, чувствуя наступающую разрядку. Юнги обнимает альфу за шею и прижимается к его тяжело вздымающейся влажной груди, позволяя закончить все самому. Внутри становится особенно тепло от растекающегося семени. Омега выдыхает и тычется губами в плечо Хосока. Юнги расслабляется и прикрывает усталые глаза, так и лежа на альфе. Хосок касается губами его виска, невесомо целуя, и тянется к своей куртке, лежащей на заднем сиденье. Он накрывает ею Юнги и прижимает к себе, перебирая пальцами небесно-голубые пряди, в которых путается серебро мерцающего впереди города. Утомленный омега так и не просыпается до самого дома. Хосок неохотно перекладывает его на сиденье, не горя желанием переставать чувствовать на себе его тепло и дыхание, и одевается. Он на руках доносит Юнги до самой постели, затем принимает быстрый прохладный душ, переодевается и возвращается в машину. Ночь для Хосока только началась. Мираи уже ждет свою правую руку в особняке, лишенный сна и одержимый мыслями о брате и войне, которую за него теперь ведет.***
— Почему мне нельзя убить Мираи? — злится Чимин, негромко шипя в трубку. Он сразу же замолкает и вытягивает шею, прислушиваясь к посторонним звукам. В огромном арсенале абсолютная тишина. Внутри лишь полковник, спрятавшийся за крайним рядом с многочисленными коробками, забитыми гильзами. — Это приказ, полковник, — слышится в трубке холодный и четкий ответ. — Войне бы пришел конец, — хмыкает Пак, прижимая к груди, защищенной бронежилетом, автомат. — Твоя задача — подорвать заминированные арсеналы, — отвечают на том конце. Короткая пауза, вздох полковника, и продолжение: — После задания можешь идти, куда хочешь. Когда Мираи узнает об этом, подозрения могут пасть на тебя, и тогда тебе, полковник, не вылезти оттуда живым. Первый Лидер вопросов задавать уже не станет. Удивительно, как он до сих пор с тобой не покончил. — Ясно, — поджимает губы Чимин, комкая в пальцах черную тканевую маску. — Но как я буду без… — альфа жмурится и откидывает голову назад, прижимаясь затылком к холодной бетонной стене. От самого себя тошно. От зависимости, поработившей душу, тело и разум. Как бы Чимин ни старался избавить себя от этого, отказ начинает действовать губительно и разрушает жизнь еще интенсивнее. Он уже смиряется с мыслью, что из этой смертельной клетки вырваться никогда не сможет. Человек на том конце провода дает шанс сбежать, вернуться к прежней жизни, к службе в армии, но без иглы в вену, без маленькой круглой таблетки Чимин просто сломается. А с наркотиками превратится в монстра, против которого борется. Уже к этому идет, сам себя порой не узнавая. В искаженном отражении разбитого зеркала он видит пленника, павшего воина, чью душу день изо дня терзают и окунают во мрак, чтобы в конечном итоге получить новую тварь. Чудовище, не способное на сожаление и пощаду. Выхода нет. Лучшее будущее для Чимина невозможно. — Этим я обеспечу тебя, но при условии, что план сработает, — отвечают в трубке. — Ты сам на это пошел. — Тут все взлетит на воздух, будь уверен, — хрипло говорит Чимин, проведя кончиком языка по пересохшей губе и поднимаясь с пола. — Твое геройство веществами не вытравить, так что исполни свой долг, полковник. — Проверю, все ли готово, — Пак кладет трубку и натягивает на голову маску. Его негромкие шаги эхом разлетаются по до отказа забитому боеприпасами и оружием арсеналу. Чимин идет вдоль длинной стены и с прищуром всматривается в едва заметный черный провод, протянутый на весь арсенал. Альфа ускоряет шаг и периодически пригибается, заглядывая под стеллажи с оружием. В помещении заминирован буквально каждый метр. И так еще два арсенала, расположенных на территории одной из главных баз аспида. После того, как генерал забрал Тэхена, Чимина держали в камере и кормили одними только наркотиками. Иногда кто-то заходил и издевался над едва соображающим альфой. Проливал кровь, чтобы утолить жажду, оставляя на обезображенном теле новые шрамы. Чимин себя больше не узнавал. И ноги, и руки усеяны уродливыми рубцами. На спине и груди давно нет живого места. Вокруг вырезанного Чонгуком змея появились еще несколько, но поменьше. Чимин даже не представляет, кто оставлял на нем очередные рисунки. Возможно, сам Мираи. Кто бы это ни был, он удовлетворял лишь свой голод, не пытаясь замучить, потому что полковник не ощущал ни грамма боли, находясь в состоянии помутнения благодаря новой дозе. Больше недели назад Чимин находился на грани. Передозировка чуть не прекратила его жизнь. Кое-как пребывая в сознании, полковник уже был готов освободиться, но кто-то снова успел схватить за руку, не дав полететь в бездну небытия. Чимин никогда не видел лица того, кого отчасти можно назвать спасителем. Все, что он помнит — черные глаза и маска с вышитым на ней красным змеем. Этот человек поставил полковника на ноги и отправил обратно в камеру, но уже с более щадящими условиями. Он помог набраться сил и частично вернуть здравомыслие, после чего предложил сотрудничество. Чимин узнал о готовящемся нападении на столицу и отступить не смог. Чонгук ради возвращения Тэхена пошел по головам, никого не разбирая. Время поджимает, поэтому, набросав примерный план действий, Чимин связался с генералом, чтобы предупредить о намерении Мираи атаковать главную границу столицы. Полковник ни за что не допустит, чтобы Тэхен, его единственная частичка света, вернулся в руки чудовища, что с головой окунет его во мрак безвозвратно. В любой войне и для любой стороны первостепенно одно — ресурсы. Уничтожив их, можно ощутимо подкосить врага. Чимин знает, что у Мираи после смерти Первого Лидера стало их в разы больше. Чонгук, не скупясь, немало выделил для нападения, этим самым дав всем понять, что настроен серьезно. Чимин впервые глядит на оружие, мимо которого проходит, с ненавистью. Тяжело представлять, что всем этим змеи могли бы воспользоваться для атаки на огромный город. У полковника руки чешутся скорее все подорвать, но он терпеливо ждет, понимая, что немногого этим добьется. Время наступит, когда внутри окажутся человеческие ресурсы — солдаты аспида, которых поведет на город сам Мираи. Незаметно, стараясь действовать максимально тихо, полковник проверяет арсеналы, заминированные еще два дня назад. До сих пор никто ничего не заметил. Чимин все это время продолжал находиться в камере, выходя лишь ночью, не без помощи «красного змея». Тот появлялся перед Чимином лишь раз, а уже после руководил на расстоянии, держа связь через телефон. Полковник не понимает, откуда этот человек взялся и почему у него так много власти, но задаваться этим вопросом не стал. Неважно, кто, если помогает подкосить Чонгука, хоть и временно. Провал позволит генералу лучше подготовиться к следующему удару, который Мираи непременно реализует. Чимин готов сдержать его любой ценой.***
Чонгук стоит у огромного зеркала в спальне, разглядывая себя в отражении и неторопливо надевая бронежилет. Что бы ни было снаружи, он каждую ночь возвращается в эту комнату и долго курит перед сном, подкармливая всегда находящегося рядом Данте сырым человечьим мясом, которое вырезает для пса собственными руками. Тот сначала не ел, воротил нос, но, попробовав один раз, вошел во вкус. Мираи, однажды вернувшись искупанным в крови, заставил его есть человечину, сгорая от ярости, приговаривая, чтобы учился жрать тех, кто высокой стеной выстраивается на пути к их Тэхену. Тех, кто не позволяет приблизиться к нему хоть на шаг. Каждого, кто хоть как-то причастен. Громко вопящие черти ночами замолкают. Перед яркими снами, взявшимися непонятно откуда в темнейшем сознании, они бессильны. Растеряны, удивлены. Запутались, точно как и сам Чонгук. В эти короткие мгновения тишины альфа ощущает спокойствие, которому не должно быть места. Точно не тогда, когда Тэхена рядом нет. И это спокойствие выводит из себя, словно издевается над альфой. Откуда ему взяться? Почему? Чонгук снова уходит убивать и крушить бесконечные стены. Не наступит истинного спокойствия, пока рука не коснется Тэхена. Альфа заканчивает с бронежилетом и накидывает на плечи черную куртку с вышитой на плече символикой аспида. Бросает взгляд за плечо, на спящего на изножье кровати Данте, берет с тумбы пистолет и выходит из комнаты. В особняке с новой прислугой и новой охраной, увеличившейся в количестве, необычайно тихо и темно. Люди снуют туда-сюда безликими призраками, не смея попадаться Первому Лидеру на глаза. Его гнев страшен, каким не бывал никогда прежде. Жестокость его возросла в сотни раз и границ не знает. Альфа спускается по мраморной лестнице и садится в бмв, стоящую прямо перед входом в особняк. Перед автомобилем сразу же открываются ворота. Чонгук давит на газ и ускоряется, с рыком летя по длинной дороге, по обе стороны от которой раскинулась зелень. В кармане коротко вибрирует мобильный. Альфа достает его и, бросив взгляд на имя звонящего, отвечает: — Я буду через полтора часа, — стальным тоном говорит он, сверля дорогу впереди непроницаемым взглядом. — Кое-что выяснилось, — слышится в ответ голос Юнги. — Пак Чимин слил генералу одну из наших целей. Чонгук до скрипа сжимает руль, обитый кожей. По венам ядом разливается жгучая злость, а в глазах снова разгорается кровавое пламя. — Как он вылез из охраняемой камеры? — цедит Мираи сквозь стиснутые челюсти, вдавливая педаль газа в пол. — Непонятно. Возможно, ему помогли. Крыс много развелось, — хмыкает Юнги в ответ. — Найти и убить всех. И Чимина в первую очередь. Этот сукин сын мне уже надоел, — рычит Чонгук, бросая телефон и нервно ударяя ладонью по рулю. — Блять! Больше всего Чонгук злится на самого себя и на свою проклятую слабость перед призраками прошлого. С Чимином сотворить можно было, что угодно, но пустить пулю в лоб, вогнать в сердце нож, Чонгук так и не смог. И к чему это привело? Чимин снова осмелился идти против того, кто сильнее него в сотни раз. Чонгук нервно рассмеивается. Он-то сильнее? Это все Чимин, что все никак не сломается под напором меняющих сознание наркотиков, которыми его кормят уже не первый месяц, которого снова и снова сбивают с ног. Он все равно встает и шагает вперед, чтобы вновь как-то помешать Мираи. Как он остается в себе? Как не теряет себя? Чонгук сломался к третьему месяцу пыток, а Чимин не сдается. Даже представить невозможно, с каким трудом дается ему война с самим собой. Человек, не отличавшийся терпением, так долго и упрямо держится. Удивительно. В Чонгуке это вызывает еще большую ярость. Нужно было кончать с полковником сразу же, отключить в голове все тормоза и сделать это, но Чонгук сглупил, как никогда, и теперь будет расплачиваться за свою ошибку.***
— Через час начнется наступление. Тебе надо подорвать около шестисот аспидов, — слышит в трубке Чимин, пока скрепляет изолентой два провода, соединяющих взрывчатки. — Пережди где-нибудь. В арсеналах не оставайся. На их камерах наблюдения старые записи, но кто-то может понять, что что-то не так, пойдут проверять. — Понял, — отвечает Чимин, разрывая изоленту зубами и аккуратно пододвигая тонкие провода к стене. Закончив с последними штрихами, полковник вешает на плечо автомат и, прижавшись спиной к массивным воротам арсенала, похожим на ворота в ангарах, осторожно выглядывает наружу. Поблизости никого. Вдалеке, у штаба, постепенно собираются аспиды, образуя отряды, которые вместо того, чтобы отправиться воевать, прекратят свое существование в оружейном. Чимин решает переждать в одном из бронированных джипов, стоящих в ряд неподалеку от центрального арсенала. По базе разносится рык моторов, готовятся танки и бронетранспортеры, отовсюду слышны громкие голоса змей и приказы руководствующих. Чимин поджимает губы и твердо идет к машине, не оглядываясь по сторонам. В происходящей суете кто-то вряд ли обратит внимание на в одиночестве расхаживающего аспида. Каждый занят подготовкой к атаке. Последним этапом будет арсенал. Полковник быстро подходит к болотного цвета джипу, обхватывает пальцами ручку двери и застывает, услышав за спиной звук перезаряжаемого автомата. Альфа прикрывает веки, сглатывает и тихо выдыхает. В отражении окна джипа он видит четверых аспидов. Одного из них, стоящего прямо за спиной, Чимин видел не раз. Поднятая на лоб маска позволяет заметить серебряное кольцо на его губе и какие-то мелкие японские символы под левым глазом. Полковник слышал его имя несколько раз — Чану. Он занимает в группировке не самую последнюю роль и имеет с лидером прямую связь, ровно как и все главные в базах аспидов. — Вот и наступило твое логическое завершение, полковник, — с усмешкой в голосе говорит Чану хрипловатым и удивительно расслабленным голосом. Чимин замечает в отражении его оскал и встречается взглядом, пока незаметно подносит свободную руку к своему бедру.***
Чонгук докуривает и кидает окурок через спущенное окно. В салон залетает холодный свежий воздух, выветривая сигаретный запах. Чонгук вдыхает его и бросает взгляд на зеркало заднего вида. Следом едет черный гелендваген Хосока, который пересекся с лидером на посту, захваченном аспидами и расположенном с юго-восточной стороны от столицы. Там находится одна из пыточных, в которой Чон еще десять минут назад расправлялся с предателями. Отброшенный телефон на соседнем сиденье снова вибрирует. Чонгук берет его и прикладывает к уху, отвечая на звонок. — Слушаю. — Пак Чимин мертв, — отвечает Чану на том конце. — Неужели, — хмыкает Чонгук и скалится, чувствуя, как с плеч спадает тяжкий груз, что тянул в омут прошлого долгие месяцы. В первую секунду даже не верится, что этой преграде пришел долгожданный конец. — Отличная новость. А теперь начинайте готовиться и ждите меня. Чану, ничего больше не ответив, сбрасывает вызов. Чонгук хмурится и сует телефон в карман. Новость о смерти Чимина заметно поднимает настроение лидера. Довольная ухмылка с его губ так и не сползает, но внутри, в самой глубине его сути нет той искренней радости, лишь неприятный горький осадок.***
— Пак Чимин мертв, — цедит Чану в трубку, сверля Чимина, держащего под его подбородком дуло пистолета, ненавидящим взглядом. Пак слышит ответ Чонгука и завершает звонок, бросив телефон куда-то под сиденье джипа. — Вот и умница, — хмыкает он, похлопав альфу по щеке ладонью, перепачканной его же кровью, и довольно ухмыльнувшись. — Твоя наводка недостоверна, — шипит Чану. — Крыса ошиблась. Место нападения другое, но тебя есть, за что благодарить, полковник. Нас не будет ждать армия. — Вас будет ждать только смерть, — рычит Чимин. Он мгновенно скрывает свое удивление от сказанного. Чимин ошибся, но это не помешает предотвратить наступление аспидов. Каким бы их план ни был, никто не знает о заминированных складах, которые в ближайшее время подорвутся и пошлют все цели змей к чертям. Чимин вскидывает брови, приподнимается с сиденья и хватает Чану, прижав спиной к своей груди и зажимая рот ладонью. — Теперь можно и освобождаться, — шепчет он в ухо аспиду, пуская ему пулю в висок. Глушитель на пистолете делает выстрел практически беззвучным, а из бронированного автомобиля наружу не вылетает ни единого звука. Чану дергается и мгновенно обмякает в хватке полковника. По всей задней части салона автомобиля рассыпаются багровые брызги. Чимин отпихивает от себя тело аспида и утирает ладонью губы, испачканные чужой теплой кровью. Бросив на наручные часы взгляд, полковник тихо открывает дверцу и вылезает из джипа, наступая на лужицу крови, вытекающую из-под автомобиля. Альфа закатил туда тела остальных троих змей, чтобы не привлекать внимание. Чимин опускает взгляд в землю и идет к центральному арсеналу, оставляя на асфальте кровавые следы. Дело остается за малым. Полковник прячется внутри оружейной за ящиками, лежащими близко к распахнутым воротам — там он установил главный механизм, активирующий взрывчатки. Два арсенала подорвутся одновременно, а третий, в котором альфа прячется, взлетит на воздух с небольшим запозданием. Активация воспроизводится вручную, и чтобы Чимин успел убежать и укрыться от взрывной волны, взрывчатки в центральной оружейной сдетонируют с двадцатисекундной задержкой. Чимин слышит подъезжающие к арсеналам военные машины, которые аспиды будут загружать боеприпасами. Внутрь заходят десятки змей, расползаясь меж рядов, беря необходимое оружие, взрывные устройства и патроны. Полковник затаивает дыхание и судорожно сжимает пальцами автомат. Взгляд быстро бегает из стороны в сторону: кто-то может обнаружить. Все, что нужно сделать — потянуть вверх три рычажка на небольшой панели, к которой со всех сторон подключены десятки тонких проводов. Альфа вешает автомат на шею и приподнимается, выглядывая наружу. Время наступило. Змеи, которые будут идти в наступление, находятся или внутри арсенала, или снаружи, возле машин. Чимин опускается на колени и срывает с плеча символику аспида, швырнув ее в угол. Поправляет повязку на глазу и склоняется к панели с рычагами. Тянуть нет смысла. Чем быстрее все закончится, тем больше змей останутся здесь. Чимин сгибает указательный палец и с тихим коротким щелчком поднимает первый рычажок. Вскидывает голову и выглядывает наружу вновь. Аспидов слишком много. Чимин удовлетворенно хмыкает себе под нос и поднимает второй рычажок. Снова вытягивает шею и глядит вокруг. Большая часть солдат находится внутри арсенала. Альфа знает, что в двух других помещениях такое же положение, что не может не радовать. Скоро план осуществится. Чимин свою задачу выполнит. Сердце почему-то гулко стучит, бьется о ребра, как будто бы кричит, о чем-то предупредить хочет. Чимин его игнорирует, отмахивается, как от назойливой мухи. Не до волнений и лишних переживаний. На пути к цели остался один шаг. Чимин замирает с нависшим над последним рычажком пальцем, слыша снаружи шум подъезжающих машин. Звучание двигателей не похоже на рык военных автомобилей. Чимин поджимает губы. Это точно Мираи. Пусть посмотрит, как рушится его план. Полковник поднимает последний рычаг и резко ложится на пол, закрыв голову руками. С обеих сторон раздаются оглушающие взрывы, сотрясающие землю так, как будто разверзлись врата самого ада. Чимин жмурится. Взрывы по заминированным арсеналам распространяются по цепочке, снова и снова. Полковник чувствует, как уши закладывает. Все слышится словно из-под толщи воды. Альфа резко подскакивает и хватается за автомат. Остается пятнадцать секунд, чтобы убежать как можно дальше. Во всеобщей панике никто не остановит. Чимин выбегает из своего укрытия, сразу же слыша, как возле уха свистит пуля. Альфа оборачивается и скрывается за стеллажом. Внутри ангара его кто-то обнаруживает. Не стоило так рано срывать повязку: они на каждом аспиде без исключения. Чимин перед ними теперь выглядит белой вороной. К счастью, пытающиеся бежать прочь от последнего целого арсенала не замечают предателя, устроившего подрыв. Чимин забывает о времени, поднимает автомат и одним выстрелом снимает врага, что пытался его убить. Когда тот мешком валится на бетонный пол, начинается стрельба. Чимин разворачивается и срывается с места, со всех ног убегая к воротам арсенала. Десять секунд — слишком мало, чтобы уйти невредимым. Альфа резко останавливается у самых ворот арсенала. В спину влетают пули, останавливаемые бронежилетом, но боли Чимин не ощущает. Он поднимает взгляд и встречается с дикими глазами Мираи, стоящего на достаточно безопасном расстоянии. Тот сжимает в руке пистолет и идет в сторону оружейной. Чимин никогда не видел, чтобы Чонгук выглядел таким обезумевшим. Подрыв стал для него абсолютной неожиданностью. В расширившихся звериных глазах чистая ярость, ненависть и совсем немного — удивление. Словно увидел призрака. Чимин неотрывно глядит в ответ, опуская свой автомат. Времени у него уже нет, как и цели. Он срывает с головы маску и бросает под ноги. Чонгук до побеления сжимает рукоять пистолета, но так и не может его поднять. Почему Чимин стоит? Почему опустил оружие и не борется? Ему в спину стреляют верные ядовитые твари, но он даже в колене ногу не прогнул, будто не в этом суть, не в этом проблема. Почему он смотрит так… Словно его освобождение пришло. В единственном глазу, который Мираи ему сохранил, разливается облегчение. На губах подобие улыбки, а может, Чонгуку так кажется издалека. Он не понимает, что еще собирается сделать Чимин, уже обреченный на смерть. Это сводит с ума. За спиной у полковника целая армия чудовищ, но он смотрит на того, кто руководит ими. Но не чудовище видит, а своего друга. Брата. Того, с кем «до конца» обещал каждый раз, идя на войну. Чимин отпускает вечную боль. Он забывает о том, кто такой Мираи. Он в последние секунды помнит только капитана Чон Чонгука, своего брата по оружию. Он помнит нежную улыбку Тэхена, а не ее сломанное подобие. Не слезы, а радостный блеск в шоколадных глазах. В нагрудном кармане теплится маленькое помятое фото, с которым альфа ни на секунду не расставался, без которого не шел ни на одно сражение. Оно с ним вечно. Тэхен, нежно любимый Тэхен всегда рядом, всегда в сердце и в памяти. Чимин помнит только лучшее. Только светлое. В кромешном мраке ему быть, иначе за что ведется борьба? Чимин помнит. Полковник Пак Чимин всегда помнил, что делает это ради народа и ради омеги с мягкой красивой улыбкой, которую даже после смерти не сумеет забыть. Отрава, текущая по венам, не вытравила светлый образ из памяти, не омрачила воспоминания о лучшем друге, что сейчас смотрит гневным плавящим взглядом с той стороны. Чимин делает короткий кивок и поднимает руку, касаясь указательным пальцем своей груди, туда, где находится сердце, отбивающее свои последние удары. Не сломался. Последний мощный взрыв оглушает и ослепляет. Воздух вокруг раскаленный, обжигающий. Чонгук прячет лицо в согнутом локте и падает на колени, роняя пистолет на асфальт, на который ложится прах его же людей. Перед глазами яркая огненная вспышка, поглотившая Чимина и тех, кто в последние секунды пытался убить его. Чонгук звереет. Он орет нечеловечески, хватая пистолет и выпуская всю обойму в пустоту. Он потерял. Не просто сотни людей, не просто оружие. Он потерял частичку прошлого. Деталь в пазле, которую никогда больше не сможет вернуть. Что-то важное, что всегда, несмотря ни на что, мелькало рядом. Чонгук надрывно кричит и поднимается на ноги, бросает пистолет и сумасшедшим взглядом смотрит на бушующее вокруг пламя. Горит все. На земле, возле оружейных лежат обожженные тела. Воздух пропитывается кровью и горелой плотью. В нем смешались самые кошмарные запахи, от кислорода не осталось ничего. Чонгук плотно поджимает губы, а зубы стискивает до неприятного скрежета. На лице играют желваки, а в глазах отражается танец ярко-оранжевого огня. Темное небо со своими неизменными свинцовыми тучами становится еще чернее от густого дыма, повалившего вверх. Чонгук неотрывно глядит на то место, где пламя поглотило не врага. Друга. В прахе сотен падших лишь один жетон, принадлежащий герою. Мираи разворачивается, сжимая кулаки так сильно, что кожа на костяшках готова разорваться. У машины позади стоит Хосок, шокированный не меньше. Его вечно ледяные глаза впервые пылают. Чонгук налетает на него и вдавливает спиной в дверцу гелендвагена, сжав плечи пальцами и тяжело дыша. Хосок молча смотрит на лидера. Он наблюдает, как в эту секунду в Чонгуке рождается что-то новое. Из худшего — нечто еще более страшное и безумное. — Идем, — цедит Мираи, глядя Хосоку в глаза. Даже голос его звучит иначе, совсем по-чужому. — Собери оставшихся, — взгляд ускользает в сторону, цепляется за аспидов, бегущих в сторону арсеналов из штаба. — Собери наших из норы. — Но мы не успеем привезти оруж… — Хосок хмурится. Дикий взгляд снова устремляется на него, заставляет замолкнуть. — Плевать на оружие. Достаточно того, что имеется на руках, — рычит Чонгук, выпуская Хосока из своей хватки и идя к машине. — Я всех уничтожу. Каждую мразь, что посмеет попасться мне на глаза. Все сегодня сдохнут. Хосок смотрит лидеру вслед, затем поворачивает голову к пылающим оружейным. Туда, где еще несколько минут назад стоял Чимин. Его вознесут, его посмертно осыплют медалями и орденами, памятники поставят в каждом городе и назовут героем-мучеником, забравшим с собой сотни врагов. Бесстрашного и храброго полковника никогда не забудут. Потому что герои вечны.