Handsome

Красивый - совершенно не описывает Хуа Чэна. Его красота свыше всех великолепных слов. Се Лянь готов поклясться, что за прожитые восемьсот с лишним лет, ему доводилось видеть лишь несколько людей, чья внешность столь очаровывала. Эти изящные линии, плавно переходящие в контуры лица. Они незримы, но по их невидимым очертаниям так и хочется провести пальцами. Касанием подушечки запомнить расположение - ощутить лёгкую прохладу и трепетное покалывание. А потом наткнуться на прячущийся в пушистых ресницах глаз. Его чернота завораживает - гипнотизирует - обращает все внимание на себя и не позволяет сдвинуться с места. Даже моргание кажется непозволительным. Во взгляде точно не будет приказных ноток, или ледяного недовольства, точно не будет и презрения, как при разговоре с другими. Будто они никто, обломки камня, мешающиеся под ногами, - бесспорно, плохая черта Хуа Чэна. Взгляд будет немного растерянным, бесконечно спокойным и безусловно тёплым, словно потоком своей нежности Сань Лан желает его - Се Ляня, омыть и умыть. Спрятать под этим мягким покрывалом на веки. А Се Лянь и не против. Абсолютно не против провести под этим покрывалом вечность, разглядывая своего супруга. Он слишком прекрасен.  Его образ по демонически волшебен.  Невольно вспоминаются слова: «А что, если я урод? У меня синяя кожа, а вместо лица морда животного и огромная пасть? Ты все ещё захочешь меня увидеть?» Тогда, на какой-то миг, Се Лянь ему поверил, даже позабыв о том, что непревзойдённый не может не иметь человеческой внешности. Но сколько было тяжести в тех словах, засевшей неуверенности за шуткой. Принц, честно, не понимал, как тот может считать себя некрасивым, как вообще может говорить о себе «урод». Видя Хуа Чэна в такие моменты, Се Ляню искренне хотелось взяться за фан синь и лично побеседовать с теми, из-за кого его Сань Лан так думает о себе. Из-за кого его Сань Лан страдает.  Се Лянь качает головой, отгоняя непрошенные мысли. Нет. С них довольно всего. Неприятностей, боли, разлук. Хватит.  Просто надо жить себе в удовольствие, тихо и спокойно. В конце-то концов это не должно быть настолько сложно, верно? Вставая из-за стола и прощаясь с недопитой чашкой чая, принц приковывает свой взгляд к корпящему в другом конце комнаты над бумагами Хуа Чэну. Недовольное и даже немного злостное выражение лица, сведённые брови, нервно постукивающие по лакированному дереву пальцы. О да, Сань Лан ненавидел бумажную работу, оттого она у него скапливалась неподъёмными кучами, а потом получалось вот это - слепое раздражение и горькое недовольство. Знали бы трясущиеся от одного взгляда Градоначальника демоны призрачного города, как тот чуть ли истерики не закатывает, видя очередные документы. Если б кто и сказал, за все своё посмертие и не поверили бы.  «Гэгэ, я не хочууу. Гэгэ, ты только посмотри на этот ужас! Тут и мой прах не придется по ветру пускать, чтобы полностью меня прикончить. Что, ты уже закончил с этим в Небесной столице? Но, гэгэ, как? У тебя же там еще больше!» - и обязательно умоляющее: «Спасиии!». Пожалуй канючить еще больше Сань Лан мог только по одному поводу - каллиграфия. Тут порой и угрозы не помогали… Все равно, лис такой, получал то, что хотел. И даже больше! Се Лянь почувствовал, как из-за вспомнившегося начали гореть уши.  С этим, конечно, можно было бороться, но зачем… - Кхм-кхм.  Хуа Чэн услышал тактичное покашливание, поднимая голову уже из-за скачущих перед глазами иероглифов и почти моментально смягчился во взгляде.  - Гэгэ? А Се Лянь и рад бы ответить, но за всем этими раздумьями, и сам позабыл зачем подошёл и, что хотел сказать. А потому начал с неловкого: - Сань Лан, я х-хочу задать немного странный вопрос, Хуа Чэн подпер рукой голову, внимательно слушая: - Да, конечно. Все, что гэгэ угодно.  Принц еще немного потоптался в нерешительности на месте и медленно произнёс: - Назови, пожалуйста, три хорошие вещи о себе.  Се Лянь прочёл в книге о подобном эксперименте и хотелось очень проверить.  О да, он прекрасно видел, в какую неудобную ситуацию поставил мужа. Ему и самому было очень неудобно и даже стыдно, загонять любимого человека в ловушку, но… Но в этом и кроется огромная проблема. Он, в буквальном смысле, загнал человека в тупик, просто попросив сказать что-то хорошее о себе. И от этого физически больно.   - Я-я, - Князь демонов закрыл ладонью глаза, мучительно вздыхая, - боюсь, мне нечего сказать.  Пусть Се Лянь и ожидал подобного ответа, но все-равно готов был выпучить глаза в удивлении и, если бы бессмертное тело позволяло, задохнуться в праведном гневе. Все это походило на шутку. Очень плохую. Абсолютно не смешную.  Тем временем Хуа Чэн продолжил: - Я помешанный, ненормальный, доставлял гэгэ столько неприятностей, высокомерен, груб и за всеми этими шелками все тот же дикий оборванец. Я уродл… Продолжить ему не дала холодная ладонь, закрывшая рот. Наверно Се Ляню не стоило так делать, или хотя бы надо было извинится, однако у него - Бога войны - не хватало мужества выслушивать столько уничижительную речь от любимого. Возможно, принц был не прав, задавая вопрос так прямо и неожиданно. Возможно, он надеялся, что Сань Лан наконец понял, что все его предрассудки лживы. Возможно, он думал, что услышит хоть что-то хорошее. Похоже, умение говорить глупости, не исчерпало себя на протяжении восьмиста лет.   - Сань Лан! - возмущённое. - Умоляю тебя, не говори так ужасно о себе. Я не знаю никого другого, столь преданного, верного, умного - какой вопрос бы я не задал, у тебя всегда был ответ - такого смелого и целеустремлённого. А сколько всего ты умеешь? От колки дров и забивания гвоздей в крышу, до ведения тактики боя и блестящего фехтования. Для меня тот маленький ребёнок никогда не был оборванцем, тем более диким. В то время, когда все разочаровались во мне, когда мои статуи пинали, когда сжигали мои храмы - ты был единственным во всех мирах, кто не ждал от меня большего и все также продолжал верить. Я не знаю никакого дикаря, только мальчика с блестящими, как звёзды, искренними глазами и белоснежным цветком в руках. И буду тебе повторять, пока дни этого мира не будут сочтены, человека терпеливее тебя, прекраснее тебя, я никогда не встречал. И абсолютно уверен, что не встречу.  Хуа Чэн смотрел на него ошеломлённым взглядом, с плескавшимся недоверием в карием зрачке. Се Лянь потянулся рукой к чёрной повязке на правом глазу, невесомо погладил большим пальцем и поцеловал пустую глазницу.  - Тебе так идёт красный, поэтому я уверен, что со своим красным глазом ты был еще очаровательней.  Несколько раз Хуа Чэн разлеплял пересохшие губы, силясь сказать хоть что-нибудь. Однако ни единого звука так с них и не слетело. Он не ожидал. Черт возьми, читая очередной договор, он не ожидал в следующий момент услышать такое!  Время от времени взгляд от документов отвлекался на задумчиво сидящего принца. Тот моментами прикрывал глаза, переставая читать, сводил брови, покусывал палец и возвращался обратно к книге, обнимая пальцами пиалу с чаем. Буквально пару недель назад в доме появилась эта книга: толстая, массивная и явно потрёпанная жизнью, с каким-то странным названием о пути опасного или бессмертного(?) демона. И с тех пор Се Лянь от неё глаз не поднимал. А когда Хуа Чэн из интереса спрашивал о чем она или просил просто взглянуть, принц начинал нервно махать руками и неловко отводить взгляд. Чертова книжонка! А когда он попытался в тихую ее посмотреть - не нашлась! В его же владениях и не нашлась! Хуа Чэн чувствовал себя идиотом в сражении за внимание гэгэ с книгой. И пусть бы, но он проигрывал! Бросив украдкой очередной взгляд на читающего принца и вернувшись к работе с мыслью «спалить», непревзойденный и оказался в нынешнем положении.  И все же силы нашлись: - Раз я прекрасен, то гэгэ еще очаровательней.  Но вопреки ожиданиям принц не только не смутился от тона и привычной ухмылки, но лишь сильнее рассердился, неотрывно смотря в глаза. Совершенно молча.  Похоже, Хуа Чэну удалось сделать невозможное - разозлить его божество. Честно? Ему страшно.  Собиратель цветов под кровавым дождем опасливо сглотнул.  Се Лянь все не отводил взгляд.  Демон подумал, что ему крышка.  Принц достал из-за пазухи кольцо и разорвал цепочку, на которой оно висело с самого начала. Он вложил переплавленный прах в дрожащую руку Хуа Чэна, развернулся и ушел.  Мир вокруг рассыпался.  - Гэгэ!