***
— Это не полтергейст. — Я же даже ничего не сказал, — говорит Малдер, уже защищаясь. — Да, но я знаю, что ты собирался сказать, — парирует она слегка напевным голосом. Они в машине, следуют обратно в направлении полицейского участка. Малдер оказался в порядке, не считая крупного гусиного яйца на затылке, и быстрым мановением руки отмахнулся от материнской озабоченности Скалли по поводу возможного сотрясения. Он сидит на пассажирском сидении, пока напарница умудряется одновременно везти их по ухабистой проселочной дороге и как бы между прочем читать его мысли, словно они написаны на обратной стороне коробки с хлопьями. — Ладно, Малдер. Что ты собирался сказать? Малдер делает глубокий вдох, облизывает губы и, чуть погодя для пущего эффекта, заговаривает: — Скалли, по-моему, сложно отрицать, — медленно начинает он, готовясь к ее реакции, — участие сверхъестественных сил в этом деле. Скалли начинает хихикать прежде, чем Малдер успевает закончить предложение. — Что? — Ты становишься предсказуемым. — Что ж, нашим отношением это не сулит ничего хорошего. Скалли закатывает глаза и смотрит поверх руля вдаль, на разворачивающуюся перед ними грунтовую проселочную дорогу. Время близится к вечеру, и солнце уже спряталось за линией деревьев, обрамляющих проезжую часть. Скалли наблюдает, как ряды теней, упавшие на их пути словно железнодорожные рельсы, исчезают один за другим под капотом «седана». Косой солнечный свет проникает янтарными волнами сквозь промежутки между красной и оранжевой листвой и освещают пожелтевшую траву так, что стебельки блестят, как будто отлиты из золота. — Ну и чем же ты тогда назовешь произошедшее? — спрашивает он, защищая свою позицию от ее скептицизма. — Тебе не кажется немного странным, что выпускной альбом с фотографией Артура Сановак вместе с дочерью жертвы убийства просто случайно упал на пол? — Малдер, это мог быть сквозняк из застарелой системы вентиляции или толчок оборудования из соседней котельной. А что до Артура Сановак — он проработал в этой школе два десятка лет. Велика вероятность, что его фотография есть в любом альбоме за последние двадцать лет. Она набирает обороты и снова вырывается вперед. — Кроме того, нет никаких оснований полагать, что что-либо, связанное с Сановак, имеет хоть какое-то значение. — Ну, его имя начинает всплывать все чаще, — говорит он, стараясь не казаться раздраженным, ведь, конечно же, все, что она говорит, верно и логично. Она испускает вздох, долгий и протяжный, как многоточие в конце предложения. — Малдер, тебе знаком когнитивный феномен «эффекта доступности»? Секунду-другую Малдер жует щеки, перед тем кам медленно сказать: — Скалли, ты спрашиваешь выпускника факультета психологии и эксперта в области поведенческих наук, знакома ли ему базовая концепция когнитивных способностей человека? Скалли не обращает внимания на сварливый тон в его ответе. — Тогда ты знаешь, что при оценке новой информации наш мозг склонен переоценивать важность недавно приобретенных воспоминаний. Как, например, тот факт, что имя Артура Сановак прозвучало сегодня пару раз в разговорах, и теперь ты предаешь слишком большое значение тому, что увидел его фотографию в школьном альбоме. — Продолжай. Люблю, когда ты объясняешь мне, как я неправ, используя понятия, которые я усвоил достаточно хорошо, чтобы разбирать их в своих научных работах. — Также я уверена, что ты уже знаешь о когнитивном феномене апофении, — склонности просматривать существенную связь между несвязанными событиями. Малдер слегка поворачивает голову, чтобы внимательно посмотреть на нее со своего места на пассажирской стороне автомобиля. Она чувствует на себе его пристальный взгляд, стискивает челюсть и продолжает смотреть вперед. Спустя несколько секунд молчания он решает сменить стратегию. — Ну, это всего лишь стандартное мышление, Скалли, а ты ведь совсем не стандартна. Она бросает на него взгляд. Он улыбается. Она поворачивается назад к дороге. — Ладно, только не думай, что я не знаю, что ты просто взываешь к моему интеллектуальному тщеславию, пытаясь заставить меня согласиться с тобой. Она продолжает поглядывать в его сторону. Его улыбка не сходит лица. Скорее наоборот, его черты стали мягче и чуть озорнее. В машине темно, но из уличных фонарей, освещающих дорогу, льются маленькие дождички, и блуждающие лучики света отражаются в полумесяцах его роговиц и темной зелени радужных оболочек. — И как, действует? — мягко спрашивает он. Малдер прекрасен, когда он такой. Когда возбуждается из-за зацепки или возможного продвижения в деле и функционирует на другой частоте, начинает светиться изнутри. И всякий раз, когда это случается, всякий раз, когда он полон надежд, или взволнован, или смотрит на небо и хочет дотянуться за пределы досягаемого, она вспоминает, почему ее любознательный мозг и прагматичное, но возможно, чуточку романтичное сердце стали очарованы этим мужчиной. Вспоминает об их первых совместных заданиях, когда он был точно ловкий Том Сойер, который стоит на ее крыльце и стучится в дверь, зовя выйти и отправиться с ним в великие приключения. Разумеется, у нее нет иного выбора, кроме как согласиться, что это немного странно. Возможно. Они сворачивают к полицейскому участку, и Скалли, замедляя автомобиль, останавливается на переднем парковочном месте. — Ладно, Малдер. Краеугольный камень хороших отношений предписывает сосредоточиться на том, с чем мы оба согласны, то есть на том, что нужно присмотреться к Артуру Сановак. — Согласен. Посмотрю, получится ли выследить его сегодня. — Он медлит секунду, не сводя с нее взгляда. — И еще... — Что? — Эм... — он недолго обдумывает следующие слова, — возможно, нам стоит покопаться в истории этого городка. Поискать какие-нибудь невероятные происшествия. Странные нераскрытые дела. Скалли глядит на него несколько долгих секунд и размышляет о расплывчатом, неопределенном и, скорее всего, трудоемком характере предложенной задачи. — «Нам», Малдер? Под «нам» ты имеешь в виду мне? — говорит она тем недовольным голосом, которым говорит, когда делает вид, что не любит выполнять домашнюю работу. Вид у него сконфуженный. — Э-э, ну... — Как предлагаешь это сделать, Малдер? Хочешь, чтобы я посмотрела по волшебному компьютеру в свой мобильном? — Как думаешь, каковы шансы, что в мотеле есть бизнес-центр? — Примерно те же, что там есть голопалуба. — Может, посмотреть, есть ли какие газеты или книги в местной библиотеке? — Смело с твоей стороны полагать, что библиотека в этом городке вообще имеется. — Эм... — Он смотри на нее, потом в окно, слегка потерянный. Чертов щенячий взгляд, против которого у нее нет защиты. — Ладно, — говорит она, сдавшись. — Я что-нибудь придумаю. Просто мне кажется... Ты не рассматривал возможность того, что это всего лишь обыденный случай, когда накопленная неприязнь перерастает в насилие, а ты усердно пытаешься разглядеть что-то необычное в чем-то очень обычном? Секунду он смотрит вперед, затем лениво откидывает голову на подголовник, лицом к ней. В этот момент мягкий золотистый свет послеполуденного солнца падает на его лицо под таким углом, что глаза его становятся светлыми, цвета морской волны, ресницы сияют, а кожа выглядит загорелой и... светящейся. Он кусает нижнюю губу и медленно растягивает губы в улыбке. — Но это было бы так на меня не похоже. И вся картина вызывает у нее румянец и пробуждает что-то теплое и чудно́е внизу живота. Он открывает дверь, выходит из машины и захлопает дверь обратно. Скалли пытается дышать спокойно, видя, как он немного нагибается, стучит в окно со стороны пассажира и одними губами произносит «спасибо». Да, Дана, это один из тех однопроцентных случаев.***
Scientia ipsa potentia est, гласит выцветшая гравировка на табличке над входом в небольшое, приземистое зданьице. Знание — сила. Изречение, чье серьезное величие лишь немного подрывается расположением библиотеки по соседству с комиссионным магазинчиком «У Боба» (чьи предложения сведут вас с ума!!!) и очередной церковью, стоящей напротив очередного МакДональдса — и те, и другие, кажется, проклевываются в этом округе как пуансеттия на Рождество. Скалли смогла отыскать маленькую библиотеку только после того, как проехала два городка, и, используя все свое обаяние и деликатность, какие только нашлись в ней после бесконечно долгого дня, сумела уговорить пожилую библиотекаршу позволить ей остаться после закрытия. В библиотеке пусто и темно, если не считать приглушенные светильники на стенах между рядами полок и свечение монитора, которым управляет последний оставшийся обитатель здания. Воздух пропитан знакомым библиотечным запахом — древесным, землистым душком старых, разлагающихся книг. Единственный звук — слабый электрический гул читального аппарата микрофиш, время от времени сопровождаемый жужжанием пленки, перемещаемой вперед-назад с помощью панели управления. Скалли все глядит в квадратный монитор, просматривая статью за статьей в архивах местной газеты округа Биг-Со. Тусклый лимонно-желтый и янтарный свет монитора движется по ее лицу параллельными полосами, словно штрих-код. У нее довольно времени, чтобы поразмыслить о странности жизни маленьких городков, пока она читает статью о ежегодном конкурсе красоты для овец или статью о настолько огромном почтовом ящике, что он носит звание четвертого по величине почтового ящика в США, а также статью о женщине, которая утверждает, что она медиум, но при этом может связываться только с духами умерших королевских особ. Что интересно, все, о чем ей хотелось поговорить в интервью, так это о своей коллекции кофейных кружек с кошачьей тематикой. Взгляд начинает стекленеть, и разум разделяется на части. Это старый трюк, разработанный ею еще в мединституте, который позволял проводить по двенадцать часов в день в библиотеке, запоминая кости, мышцы и сухожилия тела, фармакокинетику антибиотиков и сложную трясину работы клеточек почек. Один отдел мозга сосредотачивался на текущей задаче, а другой, управляемый отдельной частью сознания, мог бесцельно предаваться более приятным темам. Например, что она собиралась съесть на ужин, или какую замшевую курточку либо пару сапог из итальянской кожи купит, когда наконец-то получит славную, славную докторскую зарплату. Или секс. Ее мысли часто возвращались к теме секса. В годы, проведенные в мединституте и ординатуре, годы учебы в Академии и годы службы в ФБР, о сексе она часто больше думала, чем занималась им. И вот сейчас, пытаясь пробраться сквозь чащобу своеобразия маленьких городков, она думает о том, что, с усами и вьющимися седыми волосами, шериф Детвайлер весьма походит на Пола Ньюмана во времена «Аферы», и что вся эта тема как раз в ее вкусе, отчего она гадает, существует ли миссис Детвайлер. Мысли уже успели перейти к необычайно острому, но странно привлекательному углу челюсти Малдера, когда она натыкается на статью, которая выдергивает ее из раздумий и сбивает дыхание. Статья датирована шестнадцатью годами ранее и подробно повествует о расследовании дела о детоубийстве. По крайней мере, именно такое название и общее описание событий дает новостная колонка. Скалли копает чуть глубже, перемещаясь вперед и назад по этакой машине времени читального аппарата, и находит по этой теме ряд статей, хронику трагичного и ужасающего дела о молодой девушке, ученице местной старшей школы, родившей мертвого, но доношенного ребенка в школьной уборной, пока остальные ребята гуляли в спортзале на выпускном балу. Разворачивающаяся история действительно невероятна. Судя по всему, до родов никто не знал, что девочка была беременна. Первоначально она призналась, что задушила живого младенца вскоре после рождения, поскольку беременность была нежелательная и она пыталась скрыть ее доказательства. Позже она отказалась от признания, заявив, что на самом деле ребенок был мертворожденный и вернуть его к жизни его было невозможно. Дело привлекло к себе внимание и вызвало общественный резонанс в силу обстоятельств рождения ребенка, а также вопросы касательно того, должна ли молодая девушка нести ответственность за его смерть, и если да, то в какой степени. Мать умершего младенца была несовершеннолетней, и поэтому во многих новостях имена участников скрывались из-за наложенного судом запрета на оглашение. Но, после долгих поисков в базе данных и архиве местных и региональных газет, Скалли наконец находит статью, опубликованную в самом начале событий, в которой называлось имя девушки. Скалли моргает, откидывается на спинку стула и пытается собрать все воедино. Дебра Ортон. Молодой девушкой, матерью мертвого младенца, была Дебра Ортон. А следователем по делу, тем самый, что первым получил признание, от которого позже отказались? Никто иной, как помощник шерифа Дэниел Рейнольдс.