A Tale of Lionhearts and Serpent's Tongue

Сириус не собирался шнырять вокруг или рыться в вещах экипажа с намерением раскрыть какие-либо секреты, но эй? Он же не мог себе выколоть глаза, только чтобы не увидеть случайно что-то не то. Первое, что он заметил, прибираясь, было то, что Гидеон и Фабиан спрятали прядь рыжих волос под подушками. И Сириус усомнился, что близнецы подарили друг другу такой личный талисман. Пряди были довольно длинными, так что Сириус предположил, что это, возможно, их мать или сестра подарила на память, но он не хотел быть навязчивым и спрашивать о вещах, которые его не касаются. Поэтому он положил обе пряди на свои места, немного взбил подушки и сложил одеяла, прежде чем продолжить. Чтобы внести ясность, Сириус не собирался каким-либо образом воспользоваться ситуацией, но когда он собрал разбросанную одежду Марлен и рассортировал ее на чистую и грязную, прямо к его ногам упала нить разноцветных бус. Ему невольно пришлось подумать о заявлении Питера о том, что Марлен якобы имела девушку в каждом порту, в который они заходили, но судить об этом было бы самонадеянно, поэтому он быстро отбросил эту мысль и бросил вещи к грязной одежде в углу. Затем настала очередь Мэри, и сначала он подумал, что ее гамак усыпан крошечными клочьями бумаги, но потом Сириус понял, что это были засушенные цветы, на самом деле довольно много. Некоторые выглядели старше других, и Сириус подумал, что, возможно, это Лили дарила ей цветы и что Мэри хранила их, все до единого. Сириус улыбнулся, осторожно связав их лентой, которую нашел в кармане, а затем положил на подушку. Неудивительно, что имущество Фрэнка состояло из почти смехотворного количества рисунков, на всех из которых была изображена Алиса, и хотя они не были особенно хороши, Сириуса почти тошнило, потому что было так ужасно очевидно, как сильно Фрэнк любил эту женщину. Тем не менее, между ними сновало одно орлиное перо, которое Сириус не совсем знал, как разместить, но Фрэнк определенно не стал бы хранить его, если бы оно не имело какой-то ценности, и Сириус никогда бы не подумал выкинуть его. Он и сам был весьма сентиментален, хотя и ничего не взял из своей комнаты во дворце, Отчасти это, вероятно, объяснялось тем, что его матери блестяще удалось уничтожить почти все, что что-то для него значило или имело ценность. У него остались лишь воспоминания. Множество маленьких записок от Регулуса, которые он всегда прятал под щель в двери, чтобы поговорить с Сириусом всякий раз, когда Вальбурга запирала его в своей комнате за непослушание. Однажды она нашла их в одном из его ящиков и тут же бросила в камин, сказав, что было бы глупо и по-детски хранить что-то подобное. Сириус просидел перед камином целых десять минут, оплакивая пепел. А еще там были маленькие, искусно вырезанные фигурки животных, которые дядя подарил ему на третий день рождения. Сириус лишь смутно помнил, что среди прочего были собака и волк до того, как мать отобрала у него и их, когда ему только исполнилось шесть. Она думала, что он слишком взрослый, чтобы играть с такими игрушками. Сириус в гневе порезал шторы на своей кровати с балдахином, из-за чего его избили одним из отцовских ремней. Так что он действительно мог понять, почему люди цеплялись за вещи, которые другим могли показаться тривиальными. Но только потому, что они не знали, что иногда полжизни может быть связано с книгой или камнем странной формы. Среди вещей Алисы он нашел вязальные спицы и что-то, похожее на недоделанную, очень маленькую рубашку. Последней было спальное место Лили. Ее уголок, конечно, был идеально опрятным, но взбивая ее подушку, из наволочки выпал какой то конверт. Это было письмо, и на нем было имя, которое для него ничего не значило. «Петуния» — также название цветка, и Сириус быстро положил его обратно, совершенно уверенный, что оно не предназначено для его глаз. И осталась только каюта Ремуса, потому что убираться у Джеймса его никто не просил, в конце концов, он был капитаном. Ну, строго говоря, Лили также не просила его разбирать вещи Ремуса, но он просто хотел хоть как-то ему угодить. Он задвинул швабру и ведро в угол, схватил кучу белья и, суетясь по палубе, пробормотал, что хотел бы постирать грязные вещи. Мэри, которая стояла к нему спиной и, казалось, не обращала никакого внимания, во всяком случае на него, просто рассеянно кивнула. Поэтому Сириус незамеченным проскользнул в каюту Ремуса, где огляделся, а затем положил охапку одежды на кровать. В комнате не было окон, только свисающая с потолка керосиновая лампа, дающая теплый, но тусклый свет, и все было на удивление аккуратно. Ну, за исключением стола, на котором, как и у Джеймса, был полный беспорядок. Карты, открытые книги, заметки, заполненные до последнего дюйма, и невероятное количество рисунков, казалось, связанных с одним и тем же мотивом. Широкое, довольно большое кольцо с десятью гранями, с квадратным безелем, на котором выгравирован боковой профиль фигуры, которую Сириус не узнал, но которая, судя по размазанным пометкам на полях, оказалась римской богиней Венерой. На кольце также, казалось, была надпись, записанная и переведенная снова и снова, как мантра. «SENICIANE VIVAS IIN DE», и Сириус понял, что это латынь. Его мать заставила его выучить ее, поэтому он сразу заметил, что предложение содержит опечатку и потому является неполным. Судя по всему, Ремус тоже это понял, исправив предложение и затем правильно его переведя. Примерно это означало «Живой в Боге» — довольно распространенное высказывание древних римлян-христиан, но Сириус не верил, что Ремус был особенно религиозным человеком. Больше похоже, что речь шла о самом кольце, и судя по тому, сколько раз Ремус его рисовал, казалось, что он был одержим им. Единственный вопрос… почему? Что такого особенного в этом кольце? Существуют гораздо более ценные сокровища. Да даже, например, любая драгоценность короны из коллекции Британской империи могла стоить дороже, и все же Ремус, казалось, был уверенно заинтересован в этом кольце. И почему-то все это казалось ужасно секретным, как будто Сириус только что обнаружил что-то, о чем он не должен был знать. Но этим-то и коварна тайна: ее тем более хочется расшифровать, когда знаешь, что это что-то запретное. Внезапно снаружи послышался громкий шум, и Сириус подпрыгнул. Он быстро взял с кровати белье и выбежал на палубу, резко остановившись, когда увидел, что Джеймс и Ремус ведут ожесточенную драку. Оба обнажив мечи, они смотрели друг на друга, наблюдая, словно пытаясь предсказать, какой ход сделает противник следующим. — Что за…?! — Сириус собирался вмешаться, когда Марлен схватила его за плечо и удержала. — Все в порядке, они часто так делают, — сказала она, и Сириус нахмурился. — А? Что ты имеешь в виду? Почему никто ничего не делает? — Спросил он, и Марлен весело рассмеялась. — Потому что они делают это только для развлечения. Мальчишки всегда останутся мальчишками. Они постоянно пытаются выяснить, кто из них лучший, поэтому регулярно сражаются на дуэлях. Не волнуйся, это выглядит более напряженно, чем есть на самом деле. Не беспокойся. — Легко объяснила она, и Сириус снова посмотрел на Ремуса и Джеймса, которые кружили друг вокруг друга в танце, элегантном и смертоносным одновременно. Только сейчас он заметил, что остальные члены команды тоже собрались на палубе и наблюдают. — И… кто обычно побеждает? — Спросил Сириус, но Марлен только пожала плечами. — Всегда по разному. Иногда побеждает капитан, а иногда Ремус. Лично я думаю, что они позволяют друг другу выигрывать по очереди, чтобы не было скучно, — ответила она, внезапно издав громкий триумфальный вопль и поднимая кулак в воздух. Острие клинка Джеймса лежало на груди Ремуса, который стоял спиной к огромной грот-мачте, со слегка покрасневшими щеками, растрепанными волосами и ухмыляющийся, как сам дьявол. Сириусу показалось, что он похож на отважного героя, прямо из одной приключенческих книг, которые он столько раз читал, чтобы избежать утомительной дворцовой рутины. — Что ж, похоже, я сегодня выиграл, Лунатик, — торжествующе сказал Джеймс, немного тяжело дыша, а Ремус рассмеялся, громко и звонко. — Никогда не следует быть слишком уверенным в победе, капитан, — ответил Ремус. А потом, так быстро, что ни Джеймс, ни кто-либо из остальных не смог предвидеть его приближения, обезоружил его, меч заскользил по палубе. Джеймс поднял руки над головой. — Ну… похоже, я был неправ, — вздохнул он, но не выглядел обиженным или рассерженным из-за того, что все-таки проиграл бой. Вместо этого Ремус ухмыльнулся, опустил меч и обнял Джеймса, который похлопал его по спине под аплодисменты команды. Сириус увидел, как один из близнецов взял что-то похожее на золотую монету из руки нахмуренного брата, и понял, что они сделали ставку на исход боя. Потому что, разумеется, они не могли этого не сделать. Ремус засунул меч обратно за пояс, провел рукой по слегка влажным волосам, и Сириус… потерялся. Он был абсолютно уверен, что более красивого мужчины никогда не существовало и, возможно, эта мысль должна была его пристыдить, но этого не произошло. Зачем отрицать то, что было абсолютной истиной? И он захотел научиться сражаться. Но не чтобы быть равным Ремусу, а только для того, чтобы вести с ним этот бой на острие ножа… это была бы мечта. Вопрос застрял в горле Сириуса, но вместо того, чтобы задать его самому Ремусу, он повернулся к Марлен, которая все еще стояла рядом с ним. — Можешь ли ты научить меня пользоваться мечом? — выпалил он, и Марлен в изумлении заморгала. — Эм… почему бы тебе не попросить Ремуса? Он у нас лучший. — Ответила она, но Сириус только отчаянно замотал головой. — Н-нет, я… я не могу, я… ты меня научишь или нет? — Взгляд Марлен метнулся к Ремусу, а затем снова к нему, прежде чем она пожала плечами и криво улыбнулась. — Конечно, почему бы и нет? Сириусу хотелось хлопнуть в ладоши от восторга, но он передумал, ибо радоваться, как ребенок, впервые прыгнувший в лужу, уж точно не подобало добропорядочному пирату. — Пойдемте, Ваше Высочество. Не медлим, — скомандовала Марлен, и Сириус снова оглянулся через плечо, но все занимались своими делами, и никто не обратил на него никакого внимания. Марлен отвела его к пороховому погребу, протянула ему свой меч, и Сириус впервые осознал, насколько тяжелым было оружие в его руке. — Хорошо. Итак, обо всем по порядку. Основная стойка. Ты должен встать, расставив ноги, иначе ты легко можешь потерять равновесие, а как только твой противник собьет тебя с ног, ты труп, — начала она, пиная Сириуса в ноги. — Также важно никогда не опускать меч, всегда держать руки поднятыми и быть готовым нанести удар. Ты уже держал меч раньше, не так ли? — Эм… да, и теоретически я знаю, как этим пользоваться, но моя мать всегда считала практические занятия ненужными. Она говорила, что это просто пустая трата времени и что мне следует оставить борьбу тому, у кого действительно есть силы и крепкий позвоночник, — сказал Сириус, и Марлен закатила глаза. — Невероятно, с каждым твоим анекдотом твоя мать кажется мне все более симпатичной, — ответила она, ее голос был полон сарказма, и Сириусу нечего было сказать по этому поводу. Честно говоря, ему бы хотелось, чтобы Марлен устроила ад его матери. — Ну тогда позволь узнать, с чем мне придется иметь дело. — Марлен взяла стоявшую в углу метлу и посмотрела на Сириуса. — Попробуй пока парировать мои атаки, ладно? — Сириус кивнул. — Понял. — Марлен тоже кивнула, а затем взмахнула рукояткой метлы, и, поскольку она была сделана всего лишь из дерева, можно было бы предположить, что Сириус уже будет лучше благодаря своему стальному оружию. Но, как оказалось, Марлен могла быть вооружена не чем иным, как морковкой, и все равно с легкостью победила бы Сириуса. Сириус нырнул под приближающуюся метлу, и Марлен сделала шаг к нему. — Да ладно, о чем я только что говорила? Подними свое оружие! Защищайся! — Крикнула она, и Сириус старался изо всех сил, но ему казалось, что она двигается слишком быстро, как будто он не мог следить за ее движениями невооруженным глазом. И тогда это произошло. Он споткнулся, упал и каким-то образом сумел порезаться о лезвие меча. — Ауч! — Сириус! Что вы двое здесь делаете? — Прошипела Мэри, которая внезапно выглянула в полуоткрытую дверь, и Марлен быстро позволила метле исчезнуть за ее спиной. — Ничего, — ответили они с Сириусом в унисон, и Мэри глубоко вздохнула. — Сириус, ты прекрасно знаешь, что Лили разозлится, когда… — Когда она узнает, что ты не делаешь того, что должен делать, — закончила предложение Мэри Лили, угрожающе нависшая за ее спиной. — Л-Лили! Я, эм… слушай, прости, я не хотел… То есть, я хотел, но клянусь, я закончил большую часть того, что ты мне велела сделать. — быстро объяснил Сириус, поднимаясь на ноги. — Так, да? Тогда могу я узнать, чем это ты занимаешься сейчас? — Потребовала Лили, скрестив руки на груди, и Сириус в смущении посмотрел вниз. — Я попросил Марлен научить меня сражаться с мечом, но… ну, как и следовало ожидать, у меня это не особенно хорошо получается, — признался он, показывая Лили свою руку. Она мельком взглянула на порез, затем закрыла глаза и ущипнула себя за переносицу. — Ну, хотя я определенно очень раздражена тем, что ты меня не послушался, я не хочу, чтобы в рану попала инфекция. Сходи к Алисе и позволь ей позаботиться о тебе, — приказала она, а затем строго указала на дверь, через которую Сириус тут же исчез. Найти комнату, в которой Алиса лечила своих пациентов, было несложно, так как Сириус приложил все усилия, чтобы запомнить все после прогулки по кораблю с Мэри. К тому же вблизи от указанной комнаты всегда сильно пахло алкоголем. Не потому, что Алисе нравилось пить, нет. Когда он спросил, Мэри объяснила, что спирт использовался для уничтожения так называемых бактерий. Крошечные существа, которые, видимо, были виноваты в заражении, нагноении ран и наступлении лихорадки, обычно являвшейся предвестником смерти. Однако на этот раз запах был более сильным и едким, чем обычно, и Сириус понял, что так было из-за того, что дверь была слегка приоткрыта. И если бы мать его хорошо воспитала, он бы не стал стоять перед ней и подслушивать, но Вальбурга была паршивой матерью, а в данном случае — его идеальным оправданием. Сквозь небольшой зазор он увидел Алису, с сосредоточенно нахмуренными бровями, беспорядочно завязанными сзади волосами. Она выглядела так, словно что-то шила, потому что между ее губами была зажата игла, и она, казалось, возилась с ниткой. — Честно? Тебе нужно быть осторожнее. Если ты продолжишь в том же духе, в конечном итоге мне нечего будет латать, — сказала она, продевая тонкую нить в ушко иглы, и кто-то сухо засмеялся. — Поверь мне, Алиса, если бы я мог это контролировать, у меня не было бы этой проблемы с самого начала, — ответил голос, и Сириус узнал Ремуса. — Я хотел бы прекратить это, но не могу… пока. — Добавил он, и Алиса вздохнула. — Я знаю… и я не хочу винить тебя, но я беспокоюсь. Становится хуже, и я чувствую, что это поглощает тебя быстрее, — объяснила она, на что Ремус дал невнятный ответ. Сириус просто хотел наклониться немного ближе к двери, чтобы услышать, что он говорит, но, поскольку дверь была открыта, она поддалась, и он неловко вывалился на середину комнаты. Алиса вздрогнула, и Ремус резко поднял голову. Он уставился на Сириуса, но не испуганно, а скорее напоминая хищника, который только что увидел, как кто-то вторгся на его территорию, готовый дать отпор захватчику с помощью клыков и когтей. — Черт… Простите? — Пробормотал Сириус, но затем его взгляд упал на обнаженную грудь Ремуса. Шрамов было много. Столько шрамов, что он даже представить себе не мог, откуда они все взялись. Словно хаотичное, безумное произведение искусства, они покрывали всю его кожу. Сириус знал, что он пялится, но не мог отвести взгляд, хоть это и было совершенно неприлично. Ремус все еще был слегка вспотевшим после схватки с Джеймсом, и влага покрывала его живот, грудь и плечи, словно мельчайшие капельки утренней росы. Свет послеполуденного солнца, проникавшего в окна позади него, нежно ласкал его силуэт. Он выглядел божественно, и думать об этом было, конечно, кощунством, но Сириусу было наплевать. Ремус сидел прямо перед ним, светящийся в золотых лучах и выглядел совершенно красиво. Секунда, прошедшая с тех пор, как он, словно идиот, ворвался в комнату, тянулась вечность, но затем момент кончился. Ремус встал, схватил и надел рубашку. — Почему ты здесь? — Спросил он, и Сириус был настолько удивлён этим вопросом, что не смог тут же сформулировать ответ. Ему удалось только поднять раненую руку, и Алиса тут же закатила глаза. — Ясно. Алиса справится, — ответил он и, не удосужившись завязать рубашку спереди, протиснулся мимо Сириуса и вышел из комнаты. Вопрос, который он пытался задать о шрамах, застрял у Сириуса в горле, но Ремус, вероятно, все равно не ответил бы на него, так что это не имело значения. — Мда, я уже видела подобные порезы. Ты играл с мечом? — Голос Элис вырвал Сириуса из его мыслей, и он кивнул, хотя на самом деле и не слушал. Каждый раз, когда он смотрел на Ремуса, а затем, когда тот уходил, он словно уносил с собой все мысли Сириуса, и тогда его разум оставался просто зияющей дырой. Он не был уверен, что это значит и что он мог сделать, чтобы это прекратилось. — Садись, порез неглубокий и зашивать его не надо. Подойдет повязка. — Алиса помахала ему рукой, и Сириус сел в кресло, в котором минуту назад сидел Ремус. Комната была полностью загромождена полками, заполненными всевозможными склянками, бутылочками и флаконами, маркированными и рассортированными в порядке, который Сириусу был совершенно не понятен. С другой стороны, стол был совершенно пуст, если не считать нескольких странных инструментов, и он не хотел знать, для чего они использовались. — Ладно, будет немного больно, — сказала Алиса, но прежде чем Сириус успел спросить, что она имеет в виду, острая боль пронзила его руку. — Блять! Что это?! — Алкоголь, мы же не хотим, чтобы твоя рука сгнила, и мне пришлось ее отрубить, не так ли? — Небрежно ответила Алиса, продолжая очищать рану, а затем открывая один из бесчисленных ящиков, чтобы вытащить свежую повязку. — Я, э-э… нет, я… хотел бы сохранить мою руку, спасибо большое…— Пробормотал Сириус, и Алиса улыбнулась. Она была маленькой и хрупкой, с курносым носом, круглыми щеками, длинными каштановыми волосами и добрыми глазами, в которых, казалось, всегда скрывалась ухмылка, как и у Фрэнка. — Она быстро заживет и шрама не останется, — продолжила Алиса, закрепив повязку небольшим узлом, а затем нежно похлопав Сириуса по тыльной стороне руки. — Просто впредь будь поосторожнее при обращении с острыми предметами, ладно? — Так точно, — пообещал Сириус, а затем Алиса мягко прогнала его, но он не ушел далеко. — Больно? — Сириус вздрогнул. Имея наглость хихикнуть, Ремус выскользнул из тени у двери. — Извини, я не хотел тебя напугать, — сказал он, но почему-то Сириус ему не очень-то поверил. — Нет, все в порядке. Алиса сказала, что даже шрама не останется. — Ах, это хорошо. — Почему? Шрамы рассказывают истории… и они весьма привлекательны, — пробормотал Сириус, прежде чем успел прикусить язык, и Ремус почти незаметно поднял брови. Сириусу от смущения хотелось провалиться сквозь землю. Что такого было в этом человеке, что заставляло его забывать о всякой сдержанности? — Ну, эм, на самом деле я пытался сказать, что если ты все еще хочешь научиться правильно пользоваться мечом, несмотря на твой небольшой несчастный случай, тогда, эм… я мог бы научить тебя, — предложил Ремус, к счастью проигнорировав неуклюжий комплимент Сириуса. — Ты научишь меня? — Спросил Сириус с явным недоверием, но Ремус кивнул. — Да, тебе следует научиться защищаться, и кроме того, какой пират не умеет как следует сражаться, а? — Да, нет, ты прав. Я был бы рад, если бы ты сделал это со мной, я имею в виду позанимался со мной! Да, я имел в виду… Я думаю… — Сириус, как пьяный, не мог связать предложение, слова вылетали из его рта, в бескоординированной, полуобдуманной манере, его лицо вспыхнуло, потому что теперь он окончательно опозорился перед Ремусом. Он посмотрел на свои ботинки, его уши горели от стыда. Сириус уже думал, что Ремус собирался либо начать смеяться над ним, либо сказать ему, насколько он нелеп, но, как ни странно, ни того, ни другого не произошло. На самом деле, в течение мучительно долгих мгновений ничего не происходило, и когда Сириус рискнул бросить быстрый взгляд, он увидел, что Ремус тоже покраснел и, казалось, изо всех сил пытался подобрать нужные слова. Это странно обнадеживало, поскольку означало, что не только Сириус вел себя как самый большой идиот, когда-либо ходивший по земле. — Ну, эм… тогда я позову тебя на нашу первую тренировку. Когда-нибудь… скоро… — протянул Ремус, затем неловко запнулся, прежде чем уйти. — Д-да, мне тоже пора вернуться к Лили, потому что она, вероятно, обезглавит меня, если я не закончу свои дела, — ответил Сириус, но к тому времени Ремус уже был вне пределов слышимости, и он разговаривал с воздух как маньяк. — Боже мой, во что я ввязался? — Вздохнул Сириус, закрывая лицо руками. Что бы Ремус ни сделал с ним, будь то какая-то шутка или проклятие, оно превратило его в заикающегося дурака, внезапно разучившегося говорить. Все уроки красноречия исчезли, навсегда стерлись из его памяти, и Сириус даже не мог сохранять самообладание в присутствии Ремуса. И всё было бы не так плохо, если бы он хотя бы знал, почему у него такое чувство, будто в его животе вылупилась стая бабочек. Что ж, наверняка был один очень простой ответ, но Сириус до сих пор избегал рассматривать его, потому что это было просто абсурдно. Да и вообще, он понятия не имел о любви и тому подобном, потому что кто бы мог его научить? Его мать, которая вышла замуж за Ориона только потому, что от нее этого ожидали? Его отец, который даже близко не стоял рядом с Вальбургой с момента его восшествия на престол? Или Регулус, который всегда считал эту любовь, даже если она была только в книгах, глупой и необъяснимо смешной? Было глупо предполагать, что Сириус знает что-нибудь о любви. Он никогда не был влюблен, и, конечно, требовалось больше, чем несколько дней, чтобы отдать кому-то свое сердце. Когда Сириус вернулся в каюту экипажа, Лили уже ждала его, выглядя как очень расстроенная и недовольная мать. Не так, как Вальбурга, когда она была недовольна, и не так, как если бы она собиралась бить его до крови. Скорее, она собиралась прочитать ему нотацию, а потом хотела отправить его в комнату без ужина. — Послушай, мне очень жаль. Я знаю, что облажался, но я не хотел… — Все в порядке, ты свободен на сегодня. Ты, э-э… ты никогда не складывал рубашки, не так ли? — Прервала его Лили, и Сириус нахмурился. — Ну, нет. Но это не может быть так сложно, не так ли? — Ответил он, но Лили просто молча подняла бровь, и ее взгляд скользнул по куче одежды, которую Сириус счел чистой, а затем «сложил». — Знаешь, это рубашки, а не польские фаворки, — объяснила Лили, и Сириус в замешательстве моргнул. — Фаворки? — В любом случае, я думаю, что ты безнадежен, когда дело касается работы по дому, но я не виню тебя за тво воспитание, — невозмутимо продолжала Лили, в то время как Сириус все еще задавался вопросом, что же это за чертовы фаворки. — Иди и, э-э… принеси пользу где-нибудь еще, ладно? Я позабочусь о стирке. — Лили сделала отпугивающий жест, что было для Сириуса верным знаком уйти, и, поскольку ему было совершенно некуда больше обратиться за помощью, он пробрался на кухню, чтобы присоединиться к Питеру, который готовил ужин. — О, Сириус, надеюсь, ты пришел нарезать овощи, иначе мне придется немедленно тебя вышвырнуть, — поприветствовал его Питер с улыбкой и розовыми щеками, и на этот раз Сириуса не беспокоила крыса, которая была на его голове. — Нет, я, э-э… Я катастрофически не умею складывать рубашки, и я подумал, что мог бы лучше справиться с ролью кухонного работника, — ответил он, и Питер улыбнулся. — Ну, с картошкой тоже была какая-то катастрофа. Но, по крайней мере, она была съедобной, так что я дам тебе второй шанс. Давай, садись. — Он указал Сириусу на связку моркови. — Убери батву, а затем просто порежь ее на мелкие кусочки. Я уверен, что ты сможешь это сделать, — сказал Питер, давая Сириусу пугающе большой нож. — Кстати… как Ремус на самом деле присоединился к вашей команде? — Спросил Сириус через некоторое время, когда Питер тщательно переворачивал рыбу на сковороде. — Ремус? О, я думаю, это было сразу после того, как мы с Джеймсом заполучили этот корабль. Мы нашли его в Суонси, на побережье Уэльса. Он был… в довольно плачевном состоянии, голодный, одинокий. Джеймс уговорил его пойти с нами, и с тех пор мы вместе. — Сказал Питер, и Сириус слегка кивнул. — Он сказал мне, что его родители стали жертвой проклятия… Внезапно Питер замер и перестал помешивать что-то в кастрюле, и даже его крыса прекратила дергать носом. — Да, э… понятно, что он не любит об этом говорить. — А шрамы? Откуда они? — хотел узнать Сириус, когда Питер с глубоким вздохом повернулся к нему лицом. — У всех нас есть шрамы, у некоторых больше, чем у других, некоторые заметные, а некоторые нет. Ремус никогда не был из тех, кто рассказывал о них, и на твоем месте я бы не стал его допрашивать. Ему это не нравится, — объяснил Питер, почти поучительно взмахнув лопаткой, и Сириус сглотнул. — Извини, я… Наверное, мне просто любопытно. Иногда мне кажется, что в нем есть такая печаль, которую невозможно выразить словами… — Пробормотал он, и Питер нежно положил руку ему на плечо. — Он прошел через многое, и… ну, может быть, ты так чувствуешь, потому что тебе тоже пришлось многое пережить в своей жизни. И, может быть, просто может быть, есть еще одна причина, — задумался Питер и, поиграв бровями, снова повернулся к шипящей рыбе — Подожди… что? Что ты имеешь в виду? О чем ты? — Спросил Сириус, но Питер просто напомнил ему разрезать морковь на кубики примерно одинакового размера. И Сириус был занят этим, молча задаваясь вопросом, действительно ли его так легко читать, действительно ли бушующая внутри него буря настолько очевидна. Но он также задавался вопросом, есть ли во всем этом что-то еще. Он не мог выбросить из головы подслушанный им разговор между Алисой и Ремусом. Она зашивала рану, хотя Ремус не поранился во время боя с Джеймсом. Но казалось, что это была привычная практика. Как будто шрамы росли сами по себе, как будто эти раны медленно поглощали Ремуса, пока в конце концов от него ничего не останется. ~***~ Сириус не знал, чего он ожидал от проведения следующего дня с Гидеоном и Фабианом, но почему-то на мгновение у него возникла иллюзия, что он действительно собирается чему-то научиться. Да, правда, поначалу они, похоже, действительно пытались объяснить ему, в чем заключаются их обязанности как боцманов. Очень кратковременное усилие. — Без нас, по сути, ничего бы не получилось. Мы направляем, планируем и контролируем. Примерно то же, что делает наш милый рыжеволосый дьявол, только с чуть меньшей строгостью и чуть большим юмором, — пошутил Гидеон, прислонившись к фальшборту. — По сути, мы несем ответственность за то, чтобы все процессы на борту корабля протекали гладко, — добавил Фабиан и встал рядом со своим братом. — Это звучит весьма… важно, — сказал Сириус, почти сказав «неопределенно», потому что, хотя близнецы, которых он все еще не мог отличить друг от друга, хвастались огромной значимостью, казалось, что им намеренно дали такую работу, чтобы свести к минимуму ущерб, который они могут нанести, когда им станет скучно. По крайней мере, так ему объяснила Мэри. И в то же время она посоветовала ему не говорить им, что у них не так много прав, как они думают. Что-то о хрупком мужском эго и всё такое. — На самом деле, без нас остальная часть команды пропала бы, но, конечно, мы всегда рядом, когда им нужны. — Гидеон подмигнул Сириусу, который чуть не подмигнул в ответ в момент паники. — Точно, наша работа обширна и временами может быть очень сложной, что может сбить с толку такого милого принца, как ты, — ухмыльнулся Гидеон, а затем паника улетучилась, как задутая свеча в темноте. — Я больше не принц, и я не милый, — огрызнулся Сириус, скрещивая руки на груди. — Оууу, не расстраивайся так, дорогой. Мы просто немного тебя поддразниваем. — Гидеон обнял Сириуса за плечи. — Конечно, мы знаем, что ты такой же мужчина, как я или мой брат. Но… ты все еще милый, я не могу этого отрицать. — Повторяю: нет, я не милый, — проворчал Сириус, пытаясь стряхнуть руку Гидеона, но безуспешно. — О, пожалуйста, ты видел себя? Боже мой, Фабиан, я не думаю, что бедный мальчик осознает, как хорошо он выглядит, — заскулил Гидеон в притворном шоке, и Фабиан ухмыльнулся. — Какой позор, у него лицо, о котором певцы писали бы песни, а поэты поклонялись бы в своих лирических произведениях. — Да ладно, при дворе было достаточно подхалимов, которые говорили всякую ерунду только для того, чтобы понравиться мне, — проворчал Сириус, отводя взгляд. — Да, ну, мы знаем куртуазную суету, которая предназначена только для того, чтобы никто не заметил, как нагло ты лжешь. Искусство заключается в том, чтобы быть честным, но при этом нравиться, — вмешался Фабиан и откинул назад рыжую прядь волос, развивающуюся на ветру над его веснушчатым носом. — Абсолютно верно, но мы пираты и лжем всякий раз, когда открываем рот, поэтому еще смешнее, когда мы говорим правду, потому что нам никто не верит, — засмеялся Гидеон, а Сириус закатил глаза. Этим двоим, возможно, было бы лучше в роли придворных шутов… — В любом случае, нам сейчас не хочется скучной, монотонной работы. А как насчет вас, Ваше Высочество? — спросил Фабиан и слегка наклонился вперед, с озорным блеском в глазах. Сириус поджал губы, коротко взглянул на Фабиана, а затем тихо фыркнул. — Хорошо, но только если вы двое больше никогда не будете называть меня по титулу, — сказал он, и братья засмеялись. Гидеон взъерошил волосы Сириуса, а затем они потащили его за собой. И вдруг Сириус понял, что, хотя Гидеон очень явно строил ему глазки, он не чувствовал того, что чувствовал, когда Ремус был рядом с ним. Гидеон мог сколько угодно льстить ему и заманивать его в ловушку красивыми словами, но Сириус был абсолютно, совершенно уверен, что это никогда не перекроет того ощущения, когда Ремус улыбается ему. Вероятно, было глупо цепляться за что-то столь эфемерное, но Сириус не претендовал на то, чтобы слишком умным. И, кроме того, теперь он был пиратом и определенно мог позволить себе немного дерзости и глупости. Потому что иначе, где бы в этом всем было веселье? С какой целью человек становится пиратом, как не для того, чтобы сбежать с пустыни ответственной жизни?