Karma Is A B*tch

То, что собирается исполнить Изуку, было одной из первых его авторских песен. Не то чтобы он может назвать это полноценной песней, но по крайней мере на данный момент он не смог подобрать ничего лучше. Он написал её после окончания старшей школы. Тогда он был уверен в том, что больше никогда не встретится с Каччаном. И не то чтобы эта песня была посвящена исключительно другу детства, но с другой стороны… О чём ещё ему было петь, когда всю его жизнь огромное место в его мире занимал именно этот человек? И как бы он не хотел этого признавать — почти все текста, что он сочинял, были построены именно на их отношениях. Он решительно кивает Каминари в знак старта, и парень начинает с негромкого боя первых аккордов. Изуку про себя считает секунды до своего вступления. Он сжимает микрофон ещё сильнее и нервно облизывает пересохшие губы. Плечи ссутулены, глаза закрыты, и за пару секунд до начала он делает глубокий вдох. А затем Мидория начинает петь. Error37 — Bunnings.. Во время исполнения он проживает всё заново. Все те эмоции и чувства, что он испытал после выпускного. Какое облегчение, смешанное с тоской, он чувствовал, когда всё это закончилось. Теперь ему хотелось усмехнуться, ведь «хей, у судьбы свои планы, не так ли?». Сейчас он стоит и поёт перед Каччаном и его группой. Ожидал ли он такого исхода событий? Конечно нет. Каччан всегда был тем, кого он постоянно стремился понять. Все прошлые годы их отношения напоминали натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть. Предвзятая ненависть блондина начала проявляться ещё с начальных классов. Изуку всегда хотел всё исправить. Он до последнего верил в то, что в будущем они снова смогут быть хорошими друзьями. Его ненависть была основана на их соперничестве в музыкальной школе. Мидория всегда хотел понять, почему семилетний Каччан был так зол, когда он начал ходить вместе с ним в это место. Все эти вызовы и «эй ты, тупой Деку, это всё, на что ты способен?» — были частью его повседневной жизни. До момента, пока в восьмом классе Мидория не покинул кружок по вокалу. До одиннадцатого класса их отношения были обусловлены пассивной агрессией. Правда, вспоминая то, что произошло на выпускном бале, пассивной она уже называться никак не могла. Возможно, Изуку тоже был виноват. Он никогда не умел терпеть. И если в детстве он пытался обуздать агрессию Кацуки добротой и вежливостью, то в старших классах на агрессию он отвечал тем же. Возможно, именно Кацуки сделал его таким. Возможно, именно поэтому он написал эту песню. Потому что он больше не хочет быть таким, как Кацуки. Проигрыш гитары постепенно стихает, и на последней строчке «that's why I'm nothing like you» Изуку открывает глаза. Песня заканчивается под спокойный бой гитары Денки, и Изуку пару раз моргает, не понимая, почему на него так смотрят. В студии зависает несколько секундное молчание, и Изуку хочется провалиться сквозь землю. «Это было настолько… плохо?» — Это было… круто, — первым подаёт голос Шото, что сейчас облокачивается о стену, недалеко от дивана, на котором сидел Киришима, Каччан и Кьёка. — Круто?! Это было потрясающе, чувак! — подхватывает Киришима и вскакивает с места. — Это действительно достойно уважения. И где ты был раньше? — улыбается Кьёка. Изуку видит, как к нему идёт Эйджиро. Изуку сейчас упадёт в обморок. Под бурные комплименты Каминари, что уже шёл убирать гитару, Мидория смотрит на Кацуки и цепляется за его янтарные глаза, глядящие прямо ему в душу. Все внутренности мгновенно скручиваются от этого хмурого взгляда, и время словно замирает на месте. «Ему не понравилось? Ему понравилось? О чём он думает? Почему он так смотрит?», — весь момент рушится из-за того, что обзор на Каччана внезапно перекрывается зубастой улыбкой Киришимы, который уже во второй раз за день начинает агрессивно трясти Изуку за руки. — Мидобро, ты будешь нашим вокалистом?! Будешь, будешь, будешь? Это было так по-мужски! Ты был так крут, чувак! — Я… Ох… Спасибо большое… Я… Эм… — Изуку растерянно смотрит то на красноволосого, то на остальных подошедших к нему ребят. — Это ничего особенного, я просто спел так, как умею… — он невольно краснеет от такого количества внимания и, кажется, готов заплакать. — Бро, меня не волнует, что скажет Бакуго, ты принят! — заявляет Денки, кладя ладонь Изуку на плечо. От всего этого одобрительного галдежа у Мидории чуть ли не останавливается сердце. Всем понравилось. Ох, всем понравилось. Разве что… — Ои, Пикачу, кто вообще давал тебе право голоса? — спрашивает Кацуки, и Изуку удивлён тому, что этот парень выглядит всё ещё спокойным, дальше отсиживаясь на диване. Он не будет его выгонять отсюда? Не будет говорить, что он бездарное чмо? Что? — Ои, Каччан, а тебе что, не понравилось? — тут же передразнивает его Каминари, делая наигранно расстроеное лицо. Бакуго ничего не отвечает и переводит взгляд обратно на Изуку. Внимательно смотрит и встаёт с места. Мидория видит, как к нему приближается его смерть. «Вот сейчас скажет что-нибудь! Или сделает! Это же Каччан!» — Кацуки идёт прямо на него, к сцене, и Изуку сглатывает и хмурится, предвещая беду. Но вместо всего надуманного, блондин просто проходит мимо и выхватывает микрофон из стойки. — У нас есть ещё три песни, — говорит он, даже не глядя на обернувшегося к нему Изуку. Киришима молча бежит за барабаны. — Это означает, что тебе понравилось? — приподнимая бровь, спрашивает Кьёка. — Это означает, что у нас сегодня репетиция, а не ебучая посиделка! Все на места, ублюдки! Изуку вздыхает. И как это понимать? Да? Нет? Он в группе? Его приняли? Каччану понравилось? Что всё это значит? Ребята идут на свои позиции, и Денки, проходя мимо Изуку, хлопает его по плечу и подмигивает. По всей видимости, репетиция продолжается. Мидория, приняв свою неосведомлённость, решает устроиться на диване рядом с Кьёкой и просто послушать их музыку. Они начинают петь первую песню. Теперь Изуку в предвкушении ждёт, когда в игру вступит Каччан. Когда из колонок раздаётся пронзительный уверенный скрим, по коже Изуку вновь пробегают мурашки. Во всём вина Бакуго, что в этот момент мастерски расщепляет свой голос и вливается в общий ритм мелодии. И Мидория ловит себя на мысли, что он, в принципе, сам по себе такой — резкий и громкий, заполняющий всё пространство. Это подкупает и отталкивает одновременно, но это действительно не игнорируется. И он всегда был таким, есть и будет. Жестоким и странным. Но с хмурым лицом и громким молчанием. Начиная с драки в музыкальной школе, заканчивая тем, что случилось на выпускном. Изуку нравится эта песня, но её смысл действительно настораживает. О чём вообще они поют? О предательстве, жестокости, мести, насилии и странной, ненавидящей всё и вся любви. Их песни являются своеобразной агрессивной меланхолией, и Мидория невольно начинает представлять, как его голос сможет дополнить это звучание. Вторая песня взрывается ещё на начале, благодаря мощным звуковым семплам Шото. Изуку, устроившись поудобнее, с любопытством и пассивным восхищением наблюдает за музыкантами. На припеве Кацуки надрывно тянет: You know You're in my mind when I'm home alone Oh no Looks like I'm gonna lose control И Изуку нравится эта музыка. После последней, третьей песни Кацуки обливает себя остатками воды из баклажки и рычит, отчего Мидория хмурится и тупит взгляд: «Каччан такой Каччан» — думает он, стараясь контролировать мимику своего лица. И в этот момент его пихает локтем Кьёка. Когда он поворачивается в её сторону, то видит на лице девушки странную ухмылку. — Я что, сказал это вслух? *** Под конец репетиции Изуку разболтался с Кьёкой и узнал о происхождении этой группы немного больше. Во-первых, группа была рождена в апреле — около десяти месяцев назад. Первую неделю она состояла из одного Шото, Кацуки и Киришимы. А немного позже Эйджиро привёл к ним Денки, с которым познакомился, когда вызвал электрика к себе в однушку. Электриком был Каминари. Узнав о его хобби, игра на гитаре, он тут же притащил его на встречу с Бакуго и Тодороки, а тот в свою очередь рассказал о том, что родители его девушки имеют несколько студий по всему городу. В конце концов, вышло так, что одна из них была предоставлена им бесплатно. Ещё оказалось, что Кацуки познакомился с Шото ещё два года назад по иронии судьбы. Дело в том, что, насколько понял Мидория, их знакомство началось с ругани в одном из музыкальных сообществ, в беседе которой Тодороки и Бакуго спорили о том, какая самая лучшая песня у Тошинори Яги. Бакуго голосовал за песню «Best Hero», а Тодороки за «Your Father Is Such A Scoundrel». В итоге их обоих кикнули, и спор пришлось продолжить уже в личном чате. Изуку, услышав про любимую песню Шото, еле удержался от того, чтобы не рассмеяться. Он обязательно ещё поговорит с ребятами об их общем прошлом. День близился к вечеру, и музыканты начали постепенно расходиться по домам. Первым уехал Киришима, ссылаясь на то, что ему пора ехать в зал на тренировку. Он звал и Бакуго, но тот сказал, что сегодня никуда не поедет. — Получается, у нас всего три недели? — спрашивает Денки, надевая свою джинсовку. Кьёка снова парит вейп Бакуго. — Получается так, — бубнит Бакуго, сложив руки на груди, прислонившись к стене. — Отправьте записи ваших наработок Мидории. Пусть начнёт накидывать сверху своё, — предлагает Кьёка, собирая свои вещи с дивана. Изуку сидит на нём, сложив руки на коленях. — Пусть этим занимается Половинчатый, я всё равно не найду всё это дерьмо сейчас, — отрезает Кацуки, и у Изуку замирает сердце. «Это значит, что меня взяли? Меня взяли?» Он смотрит то на Шото, то на Кацуки и ждёт хотя бы какое-то подтверждение его мыслей. Бакуго тут же отворачивается и идёт надевать своё худи. Тодороки в это же время сам долго смотрит на блондина и переваривает его слова. — Так ты согласен попробовать? — всё-таки спрашивает у него Шото. — Я согласен только чтобы посмотреть, что из этого выйдет, — просовывая голову через ворот толстовки, отвечает Кацуки. — До первого концерта у нас всего двадцать дней. Если этот задрот успеет сделать что-то полезное, то у нас будет больше шансов пройти вперёд, — он наконец-то поворачивается к Изуку и продолжает. — Деку, у тебя чертовски мало времени. Даю тебе несколько дней на обработку материала, и через неделю ты приходишь как минимум с одним готовым текстом к какой-нибудь из наработок. Меня не волнует, устраивает тебя это или нет. — Меня всё устраивает, — твёрдо отвечает Изуку, хотя внутри него происходит некий переворот. — Ну вот и порешали! — восклицает Денки и открывает дверь. — Мидория, мы тоже уходим, — почти с нежностью говорит Шото, вставая прямо перед сидящим Изуку. — И ты ещё спрашиваешь, почему Хитоши думал, что вы встречаетесь? — с усмешкой говорит Кьёка и идёт к выходу. Изуку красноречиво молчит и слегка заливается краской от неловкости. Они действительно выглядят как пара? Боже мой. — Всем до субботы! — Денки машет всем рукой и выходит из студии, приобнимая Кьёку за плечи. — Пока, нёрды! — говорит девушка, даже не оборачиваясь. Ребята прощаются с ними в ответ, и дверь с грохотом закрывается. — Бакуго, ты тоже уходишь? — спрашивает Шото, надевая косуху. — Я пока буду здесь, — отвечает он и шарит по карманам. На его лице читается осознание, и он начинает орать на всё помещение, — ОНИ ОПЯТЬ СПИЗДИЛИ У МЕНЯ МОЙ ВЕЙП! — он шагает через всю комнату и выбегает на улицу, в надежде догнать этих двух предателей. Изуку хихикает и встаёт с места. Из открытой двери дует слабый приятный ветерок. Погода становится всё теплее. *** Половину пути Изуку как обычно идёт вместе с Шото. Сначала они молча идут по тротуару, не проронив ни слова, будучи каждый в своих собственных мыслях. Но спустя какое-то время Тодороки всё-таки косится на Мидорию и спрашивает: — Как тебе репетиция? Изуку встряхивается и поднимает голову. — Ну, у меня смешанные чувства, — он усмехается и снова возвращается к своим мыслям. Готов ли он вообще быть в группе, лидером которой является Бакуго Кацуки? Готов ли Бакуго Кацуки терпеть его всё это время, и отучился ли он за всё это время называть его глупым и бесполезным? А что если… — Это из-за Бакуго, да? — спрашивает Шото и, конечно же, попадает в точку. Изуку сначала удивляется, но всё-таки в итоге смиренно хмыкает: — Всё верно. — Как давно вы были знакомы? — интересуется Тодороки, и Мидория внутри себя злится на то, что этот человек, будучи максимально секретным, имеет право самому задавать такие вопросы. И злило его больше всего то, что сам Изуку с лёгкостью готов ответить почти на всё, о чём он его спросит, что, собственно, он и делает. — С Каччаном мы знакомы с четырёх лет. Мы познакомились в общем дворе, так как в детстве жили по соседству. Тогда мы были лучшими друзьями, — рассказывает Мидория и смотрит на голые ветви деревьев, что рассажены вдоль всей улицы. — И что случилось теперь? — Ох, Тодороки, это очень долгая история. Не думаю, что в этом есть смысл. Ты же знаешь Каччана, так ведь? Если ему что-то не нравится, он это уничтожает. Это было личное убеждение Мидории, которое имело свои причины. Он отвлекается от картинок из прошлого, глядя на темнеющее над головой небо. Шото немного думает, перед тем, как ответить: — Знаешь, он каждую репетицию говорит всем нам, что ненавидит нас, но на деле это совсем неправда. Его ненависть равносильна его любви. Я думаю, что у него эти два чувства взаимосвязаны. — Если бы всё было так просто. В вашем случае вы в одном коллективе, а из меня он сделал изгоя. Это было по-настоящему. Он правда ненавидел меня, Тодороки. И я не думаю, что с тех пор что-то изменилось. — Я могу поговорить с ним, если ты этого захочешь, — говорит разноволосый и они останавливаются на перекрёстке, собираясь расходится в разные стороны. — Ох, не знаю, хорошая ли это идея, но я подумаю, — с задержкой отвечает Изуку, так как начинает немного нервничать. Он достаёт из кармана что-то серое и прямоугольное, и если бы мимика Тодороки была на пару процентов активнее, то вероятнее всего у него бы отвисла челюсть. Вместо этого он просто смотрит на него круглыми глазами. — Это что? Вейп Бакуго?.. *** Следующие три дня Изуку проходят словно в тумане. Лёгкая эйфория от осознания происходящего постоянно сменялась стрессом и паникой. Ему нужно делать музыку. Ему нужно творить. Тодороки ещё в день репетиции поделился с ним материалом, который у них был в разработке. А так же отправил ему четыре готовых трека по просьбе Изуку. Мидория объяснил эту просьбу тем, что хотел лучше вникнуть в их творчество, но на деле ему просто нравилось их слушать. Сегодня пятница, завтра ребята вновь собираются в студии, а у Изуку ничего нет. Он сидит, скучая за партой на последней паре, и клюёт носом. Изуку всегда был тем самым типом людей, которые очень сильно переживают по какому-то поводу, много думают об этом, парятся, но ничего с этим не делают. Уже вторая ночь прошла почти без сна, а всё потому что Изуку боролся с самим собой под крики и звуки синтезатора на записях. Вообще ему было весьма интересно слушать наработки, так как на них в основном присутствовали только Тодороки и Кацуки, либо же вообще они по отдельности. Иногда, конечно, при прослушивании встречались гитара и барабаны, но, по сути, эти наработки были лишь заложением основы будущих песен. И когда в первую ночь Изуку прослушал все тринадцать кусочков записей, то сначала воодушевился, а потом впал в ступор. И что ему с этим делать? Каччан сказал, что если он окажется бесполезным, то пиши пропало. А Изуку боится даже начать писать текст. Сейчас он даже не слушает то, о чём рассказывает учитель истории, еле держа глаза в открытом состоянии. «Ты бесполезный кусок дерьма, который не может написать даже строчку. Ты бесполезный кусок дерьма, который не может написать даже строчку. Ты бесполезный кусок дерьма, который не может написать даже строчку», — скандирует внутренний голос, подозрительно похожий на голос Каччана. Пара заканчивается и наступает обеденное время. Мидория с шумом роняет голову на парту и медленно отключается, желая потратить эти несчастные сорок минут на туманную дрёму. — Мидория? — звонкий женский голос звучит в ушах, и Изуку думает, что это ангел, который явился покарать его за все грехи. — Мидория, с тобой всё в порядке? Изуку поднимает голову с парты и встречается со стоящей перед ним Очако, что смотрит на него своими большими переживающими глазами. — …Урарака? — спрашивает он, всё ещё сонным голосом, понимая, что девушка держит его за плечо. — У тебя всё нормально? Последние дни ты выглядишь хуже обычного, — говорит она с волнением и любопытством. Изуку удивляется, что девушка решила подойти к нему сама. Конечно, они были однокурсниками и всё такое, но обычно они болтали только по какой-то случайности, не пытаясь даже быть хорошими знакомыми. — Я думаю это… — он пытается найти слова, подходящее под ситуацию. — Сложные дни? Она молчит, а затем понимающе кивает. В её шоколадных глазах загорается решимость в момент, когда она берет его за руку и тащит за собой к выходу. Изуку ничего не остаётся, кроме как послушно встать с места и следовать за идущей вперёд девушкой, глядя на спину её жёлтого свитера. — Урарака, что ты… — Мы идём на обед! Он надеется, что она знает о том, что он гей. Краем глаза он видит, как Тодороки провожает их взглядом с другого конца аудитории. *** В столовой Очако выбирает для них самый дальний столик. Они идут к нему уже вместе с подносами с едой и садятся друг напротив друга. Они начинают есть, и Изуку говорит тихое «приятного аппетита», на что Урарака отвечает прямо с набитым ртом «шпашиба и тфебе тофзе!» Мидории кажется, что то, что сейчас происходит — неправильно. Эта девочка будет очень расстроена, если она хочет построить с ним отношения. Хотя, с чего он взял, что он ей нравится? Такой неудачник, как он, не может никому нравиться. Он даже песню написать не может. Может быть, она подруга Каччана, которая должна следить за ним под прикрытием? — Ну, рассказывай! — говорит она, отодвигая пустую тарелку. Мидория хлопает глазами: — …Что рассказывать? — Что с тобой происходит, что же ещё? Как у тебя дела, почему ты такой тревожный и сонный? Конечно, я понимаю, что мы даже не друзья, но… Я просто хочу помочь тем, чем смогу. Мне кажется, что ты классный парень и всё такое, — она заправляет медовую прядь за ухо и смотрит в сторону. — Я… — Изуку сглатывает. Похоже, что эта девушка действительно настроена не на шутку. Он делает серьёзный вид и выпрямляется, всё ещё держа в руках цельную булочку с маком. — Урарака, я должен сказать тебе, что у нас с тобой ничего не получится, — он прочищает горло и смотрит на её растерянное лицо. — Я гей. Урарака смотрит на него несколько секунд, переваривая услышанное. А затем со всей дури ударяет кулаком о стол и начинает заливисто хохотать. Изуку смотрит на неё, хлопая глазами. Он даже подумать не мог о том, что эта девушка окажется гомофобкой. Её приступ едва заканчивается, как она сквозь слёзы и смех говорит: — Мидория, ты всегда говоришь это каждой девушке, которая начинает с тобой общаться? — Да? — просто отвечает он. Очако окончательно успокаивается и, улыбаясь, говорит: — Не переживай, я не планировала ничего такого! Я просто хотела с тобой поболтать! Да и к тому же, — она наклоняется через весь стол и гордо шепчет ему на ухо. — У меня есть девушка. Весь мир Мидории переворачивается с ног на голову, и он бьёт себя по лицу. Так вот оно что! — Мидория?! — Какой же я идиот! Прости меня, пожалуйста! Наверное, со стороны я сейчас выгляжу как самовлюблённый идиот! — он проходится по своему лицу рукой сверху вниз и, положив свою несчастную булочку, со стыдом закрывает себя ладонями. Всё ещё пряча лицо, он бормочет. — Мне нужно больше спать… Урарака смеётся над ним и убирает его руки с лица. — Эй-эй, всё нормально! Знаешь, мы с тобой даже чем-то похожи. Ловкий интроверт, так ведь? Мидория смотрит на неё и активно кивает. Глаза загораются. — ...Да! Она даёт ему пять с громким «йееей!» и начинает танцевать прямо сидя за столиком. Изуку застенчиво смеётся над этим. Смотрит на её беззаботную улыбку и думает о том, что они действительно чем-то похожи. Наверное, он тоже был бы таким же, если бы не его депрессия. Когда Урарака перестаёт делать эти странные движения руками, она подпирает лицо кулачками и с более серьёзным лицом спрашивает: — И всё-таки, что случилось? «Эй, ей вроде как можно доверять, она классная», — думает Мидория и вдыхает. А затем начинает говорить со скоростью света. — Дело в том, что четыре дня назад меня пригласили в группу вторым вокалистом, и я так хотел и не хотел попасть туда одновременно, что дико переживал весь следующий день перед встречей с ребятами, а потом, когда я пришёл, оказалось, что фронтмен этой группы — мой друг детства, с которым у нас испортились отношения, и с которым я не виделся и не собирался видеться после окончания старшей школы. Но они мне спели песню, и мне так понравилось, что в итоге я тоже спел им и, кажется, что Каччану понравилось, но это не точно, но зато остальные точно были в восторге! Ну, мне так кажется. А потом они сказали, что мне нужно написать свою партию для новой песни за несколько дней, потому что скоро будет большой рок-фестиваль, где они выступают, и если я хочу быть с ними, то мне нужно поторопиться и проявить себя! — когда он остановился, то понял, что бормотал всё это на одном дыхании и что ему катастрофически не хватает воздуха. Чуть ли не задыхаясь он смотрит на Урараку, которая теперь сидит с ещё более круглыми глазами, чем до этого. — Ого… Вот это конечно, впечатляет. — выдавливает, она и Изуку понимает, что, скорее всего, половина того, что он сказал, пролетела мимо её ушей. Он начинает невзначай трогать свои волосы и продолжает говорить: — Прошло уже три дня после репетиции, и я до сих пор не смог ничего придумать. Моё вдохновение просто куда-то исчезло… — А о чём обычно ты пишешь? — …Я? Девушка кивает. — Ох, о многом! О чувствах, о людях, о себе. Иногда о чём-то жестоком и запредельном. Возможно, даже о смерти! О любви… О Каччане. В общем, всякое бывает, — он усмехается и всё-таки начинает есть свою булочку. — Этот твой Каччан много для тебя значит, так ведь? — Ну можно и так сказать… Но дело в том, что Каччан это и есть лидер той группы. — Так почему бы не начать писать о ваших отношениях? О нём? Это ведь то, что тебя волнует, а людям свойственно превращать страдания в искусство. Тем более это как раз твоя тема. — Ты так думаешь? — Ну конечно! Я не очень много знаю обо всём этом, но моя девушка тоже играет в группе, и она часто рассказывает мне о том, что иногда их текста вообще рождаются из ниоткуда или благодаря чьей-то смешной шутке. Творчество берётся из ниоткуда и из чего-то одновременно! А у тебя есть причина — это ведь ещё круче! От услышанного в голове веснушчатого происходит какой-то щелчок. — Урарака, ты… — он смотрит на неё и начинает улыбаться. — Такая потрясающая! Спасибо тебе огромное! Погоди, твоя девушка правда играет в группе? Это так круто! Очако наигранно подносит руку к груди и, прикрыв глаза, отвечает: — Я знаю, я знаю, не стоит! Да! Моя девочка самая лучшая на свете! — когда она говорит о своей возлюбленной, то выглядит такой счастливой, что Изуку представляет вместо её девушки какого-то прекрасного ангела. Урарака немного думает, перед тем как продолжить. — И давай называть друг друга по имени, ладно? Зови меня просто Очако! Мидория хлопает глазами и немного теряется. — Вот так сразу? — Он никогда не обращался к своим друзьям по имени. Единственным человеком, которого он так звал, был Каччан. Что ж, видимо, времена всё-таки меняются. — О-окей! Тогда зови меня Изуку, Очако! Они пожимают друг другу руки, как два придурка, будто бы они только что познакомитесь. *** Днём Изуку возвращается с пар домой и сразу же бежит в свою комнату. Он пообещал маме поесть позже, так как сейчас у него было дело поважнее, чем какой-то обед. У Изуку появилось вдохновение. Он кидает рюкзак на кровать и идёт к шкафу напротив для того, чтобы переодеться. Он надевает свою любимую пижаму с динозаврами, которую по счастливой случайности отыскал в захудалом секонд-хенде. Скорее всего, нормальный подросток не обратил бы на эту аляпистую пижаму никакого внимания, но когда Мидория был обычным? Он считает её своей лучшей покупкой за последние пять лет. Одевшись, он берёт телефон, толстый чёрный блокнот с большим наклеенным стикером Всемогущего и зелёную шариковую ручку с чёрными чернилами. Конечно же, Мидория не забывает об украденном вейпе и, вытащив предмет из верхнего ящика рабочего стола, выходит из комнаты. Уже довольно тепло, и он не может не пойти туда. Изуку впопыхах пробегает через кухню к лестнице на чердак и слышит голос мамы. — Изуку, ты на крышу? — Да, мам! — Вдохновение? — Да, мам! Он поднимается наверх на чердак и, даже не включая свет, находит люк, ведущий на крышу. Открыв его, сначала он закидывает все взятые с собой вещи, а затем лезет вверх уже сам. Его встречает оранжевая черепица и его любимое родное местечко. Между выложенными плитками выходит кирпичная, вентиляционная труба, на стену которой сейчас облокачивается Мидория и удовлетворённо выдыхает. Он не был здесь с осени из-за холодов, но теперь пришло время посетить это место снова. Он ходит сюда ещё с восьмого класса, как только они переехали в этот дом. Это было место, где Изуку пел и писал. Ему нравилось, что хоть его дом и был одноэтажным, соседи не могли его здесь увидеть так же, как и услышать. Это был большой плюс к тому, чтобы чувствовать себя здесь лучше, чем в собственной комнате. У его ног лежит тот самый чёрный блокнот, и вскоре он берёт его в руки. Это был старый дневник, наполовину исписанный самыми разными стихами и текстами, которые Изуку записывал, когда писал свою музыку. Многие листы были потёртыми, некоторые испачканы в пятнах. Когда-то он писал сюда каждый день. Но всё это было для себя. То, что он должен был сделать сейчас, должно было быть чем-то более осмысленным, чем всё то, что он делал до этого. Он снова прослушивает весь материал группы и думает. А о чём вообще пишет Каччан? Он берёт в пример одну из наиболее полноценных записей и прослушивает её заново. «So pathetic No one to blame But yourself Don’t say we're the same» Изуку хмурится. Ему хочется ответить. Он понимает, что то, о чём он сейчас подумал, может стать хорошим толчком для его партии. Он слушает дальше: «And I hate to Think I’m like you Don’t tell me You’re sorry» Он хочет написать о нём. Он хочет ответить на эти строчки. Плевать, кому были посвящены слова Кацуки. После разговора с Очако он понял для себя, что ему не обязательно подражать смыслу Кацуки. Он может писать о своей правде, при этом не разрушая то, что строит блондин. Осознание приходит как глоток свежего воздуха. Теперь Изуку держит в голове то, что у него есть причина. Он делает глубокую затяжку вейпом, а затем судорожно хватает ручку и начинает писать. *** — Где Деку? — первое, что слышит Шото, когда приходит на репетицию. — Он не пришёл на пары сегодня, так что я без него, — просто отвечает он, пожав плечами. Бакуго ходит кругами по студии и понимающе хмыкает на слова Тодороки. — Значит, этот придурок струсил. Эйджиро косится на Денки, который в это время закатывает глаза и скатывается вниз с дивана на пол. — Бакубро, ну не начинай, — подходит он к Бакуго и кладёт свою крепкую руку ему на плечо. — Может он просто плохо себя чувствует или с ним что-то случилось! — Кири, это не имеет никакого смысла, — заявляет Денки, так же полулёжа на цветастом ковре. — Посмотри лучше, как он переживает из-за того, что он не пришёл, — он говорит это с ехидной улыбкой, слегка двигая бровями. — Я, блять, не переживаю! — Бакуго мгновенно скидывает руку Эйджиро со своего плеча и шарит в карманах. — Да где этот конченый вейп! Шото смотрит на всё это с нечитаемым выражением. — Нет, Бакуго, ты переживаешь, — ровно говорит он. Кацуки поворачивается в его сторону и уже готов свернуть ему шею. — Да я тебя сейчас… В этот же момент через открытую дверь вбегает нечто с зелёными волосами и тяжело дышит. Он окидывает всех виноватым взглядом и тараторит быстрое: — …Простите за опоздание, я проспал! Киришима с Каминари светятся ярче солнца. — Вот видишь! Он пришёл! — восклицает Эйджиро и показывает на Мидорию пальцем. Шото оборачивается и долго изучает Изуку, который сейчас больше смахивает на зомби, нежели обычного человека. — Мидория, что с тобой? Изуку встречается с ним взглядом и выглядит ещё более виноватым, чем раньше. — …О, привет, Тодороки! Прости, я немного прос— — Ой, Деку, и так опаздал, ещё и балаболить тут будете? — резко перебивает громкий и явно недовольный голос Кацуки. — У нас куча работы, ты хоть что-нибудь сделал? — он говорит это с явным упрёком, по всей видимости, не беспокоясь о том, что Изуку опоздал всего на три минуты. — Ты придурок, Бакубро. — без особой злости говорит Киришима, в то время как Каминари начинает хихикать. Изуку делает шаг вперёд и достаёт из своего рюкзака блокнот со стикером Всемогущего. — Вообще-то у меня есть кое-что.