Столкновение

      Я просыпаюсь примерно в 11 утра. Курт крепко держит меня так, что не получается выбраться. Когда хочу встать, сильные руки тут же возвращают меня обратно, а потому решаю продолжить сон.       Когда переваливает за обед, мы оба сонно потягиваемся. Я порядком устала валяться, поэтому сажусь на его бедра и зацеловываю все лицо: от лба до подбородка. Курт то кривится, то улыбается, но по итогу открывает глаза и переворачивает меня, отвечая взаимностью.       — Ты колючий, — упираюсь в него руками и смеюсь.       Он останавливается, рассматривая мою покрасневшую кожу, и поцелуи становятся аккуратными, почти невесомыми.       — Может это ты слишком нежная? — улыбается парень.       Я мотаю головой и мы зарываемся в объятиях друг друга.       — Давай каждое утро будет таким? — произношу и лащусь об горячее тело.       Курт тихо вздыхает.       — Я бы правда этого хотел.       Мы умываемся и чистым зубы. Я стою перед зеркалом, а Курт прямо за мной. Одна его рука переодически игриво лезет мне под футболку, из-за чего уворачиваюсь и легко отпихиваю парня бедрами.       — Чем сегодня займемся? — риторически спрашиваю и сразу добавляю, — Можно прогуляться по центру: там проходят современные выставки...       — Сегодня валяемся в кровати, — перебивает, сплевывая воду.       — Ну нет! Последний день в Дервинге. Нельзя просто лежать!       — Можно.       — А как же еда? Мы все равно должны выбраться до магазина!       Курт поджимает губы.       — Закажу в номер. В тумбочке лежит меню. Выбирай что захочешь.       Я цокаю и переминаюсь с досадой. Парень поворачивается, вскидывая брови с усмешкой.       — Я сейчас кину тебя на кровать, и эти красивые глаза продолжат закатываться, но уже от удовольствия, — тычет пальцем.       — Не кинешь, — самонадеянно хмыкаю.       Курт прикусывает кончик языка в полуулыбке.       — Даю фору: три секунды.       — Нет! — пищу с выпученными глазами.       — 3.       Я отступаю на пару шагов и выставляю руки.       — Курт!       — 2.       Выхожу из ванной и оглядываюсь.       — 1.       Он тут же срывается с места. Я смеюсь и бегу до кресла, чтобы спрятаться за ним. Курт весело качает головой, отодвигает предмет одним движением и хватает меня на руки.       — Поставь! — визжу и легонько стучу по плечам.       — Я предупреждал, — растягивает, сжимая зад.       Он выполняет свое обещание и нависает сверху: окольцовывает запястья и поднимает их, задирает футболку и прикусывает кожу, целует грудь и все открытые, дозволенные участки.       — Что-то я не наблюдаю прежнего возмущения, — хрипит он на ухо, когда тихо стону.       Кудри щекочут шею. Я нарочно зеваю, что Курт понимает, но все равно отстраняется в негодовании.       — Ты доиграешься, Бо, — предупреждает, соединяя наши губы.       — И что тогда?       Я с упоением целую его, придерживая за шею. Вдруг он уйдет? А мне нужно, чтобы мы не отлипали друг от друга. Желательно никогда.       — Лучше тебе не знать, — ухмыляется парень и с чуть большим напором ухватывается за бедро.       Мне сполна хватило ночи; ощущение его касаний до сих пор не проходит. Как только вспоминаю подробности — внутри тянет.       — Хорошо, — шепчу и киваю.       Курт довольно хмыкает и, прикусывая мочку уха еще раз, встает с постели. Я сажусь и наклоняю голову, следя за тем, как он надевает черные домашние штаны, ложится на пол и скрещивает руки на груди.       — Это так ты меня соблазняешь? — хихикаю, не отводя взгляда.       Парень принимается качать пресс: мышцы напрягаются и выпирают еще сильнее. Господи, Бо, прекрати пялиться!       — Это так я тренируюсь, чтобы тебя защищать, — не отвлекаясь произносит он.       — Мне не нужна защита, - парирую.       Курт задерживается на мне глазами, вздыхая.       — Ага, — это звучит безобидно.       Когда упражнения на пресс завершаются, парень берется за другие. Мне надоело сидеть, поэтому пристраиваюсь к нему и тоже встаю в планку.       Черт, это тяжелее, чем думалось.       — Бо, — он поворачивает голову, — Что ты делаешь?       — Помогаю тебе. Поддерживаю, — сдавленно выдаю, пытаясь не плюхнуться на живот.       Для него не составляет никакого труда говорить и держаться в идеально-ровном положении. Ковровое покрытие спасает меня: если бы поверхность была гладкой, то ноги и руки разъехались бы в разные стороны.       Спустя тридцать секунд, подсчитанные в уме, я опускаюсь на пол. Ожидаю услышать насмешку, но вместо этого получаю похвалу:       — Ты молодец. Долго продержалась, — одобрительно улыбается он и тоже выходит из упражнения.       Кажется, сделано это для того, чтобы я не чувствовала себя совсем слабой. Этакий великодушный жест.       — Не ври!       — Правда, — серьезно говорит, — Зачем мне лгать?       Я хочу отдышаться в полную меру, но стесняюсь и придерживаюсь спокойного вида.       — Давай, — зовет, снова становясь в планку, — Поможешь мне по-другому.       — М?       — Залезай сверху, мне на спину, — произносит, чем заставляется поперхнуться.       — Я тяжелая, — отмахиваюсь, — Нет, нет, нет.       Еще не хватало того, чтобы он думал обо мне так, как думает мама.       — Кто? Ты? — усмехается парень, поглядывая, — Залазь уже. Не ворчи.       Я сглатываю и встаю, не понимая что делать.       — Просто ляг и прижмись всем телом. Руками обхвати торс, — поясняет.       Я киваю, будто ему видно, и неуверенно забираюсь сверху, прижимаясь щекой между лопаток. Курт издает вздох и поражает меня: переваливает вес на одну руку, а второй подтягивает меня правильнее. Я окольцовываю пламенное тело и ощущаю всю его мощь. Парень сразу начинает активно и быстро отжиматься, да еще и с такой скоростью, что мои волосы взлетают от создавшегося ветерка. Это что, гребаный аттракцион?       Курт перестает разговаривать, сосредотачиваясь на тренировке. Я искренне не верила, что мой вес можно вот так осилить. 54 килограмма, как оказалось, не так страшны. Да, конечно, парень нередко подхватывает меня на руки, но ведь отжимания — совсем другое.       Кожа Курта покрывается испариной от бешеного ритма. Ему становится тяжелее и, когда темп сбавляется, я рвусь слезть, но он переваливается на другую руку и снова укладывает меня.       — Держись крепче, девочка, — хрипит с нотками игривости.       После недолгой планки, Курт снова отжимается, но намеренно медленно. Постепенно сгибает и выпрямляет локти. Я случайно провожу ногтями по прессу и улавливаю ухмылку.       — Если ты хочешь повторить вчерашнее, то так и скажи, — выдает с тяжелым вздохом.       Кудрявые волосы намокли от пота. Я краснею и утыкаюсь носом в мышцы, внюхиваясь в аромат одеколона и мужского дезодоранта.       — Нет, прости, — неразборчиво проговариваю.       Снова подъем и спуск.       — Тогда не отвлекай. Я и без того возбужден с утра. Если бы не была такой застенчивой, то давно бы заметила.       Спустя две-три минуты парень заканчивает. Я сажусь на пол, он идет к кухне, берет бутылку воды и делает пару глотков. Дневной свет заполонил всю комнату еще с рассветом, а теперь и вовсе режет глаза.       — Еще один подход, — командует, размещаясь рядом.       — А можно без меня?       Он разминает предплечья и кривится от просьбы.       — Пожалуйста, — не уступаю.       Мне не хочется его перенапрягать.       — Ладно. Выбери пока еду.       Я киваю и болтаю ногами на кровати, пока листаю меню, а Курт занимается спортом. Вскоре, после душа, он присоединяется к выбору. Все блюда с хитрыми, сложными названиями. Мы останавливаемся на том, что выглядит повкуснее — для Курта это, естественно, мясо. А для меня — овощи и рыба. На завтрак так себе, но, с учетом времени, которое близится к 3 часам дня, заказ не так уж и плох.       К нам закатывают тележку; тарелки на ней, как в пафосных фильмах, закрыты отполированной круглой крышкой. Мы проводим день в постели, и на самом деле я рада. На улицу даже смотреть не охото: до безумия холодно, хоть угги надевай. Залипая на фильм в телеке, я размышляю о погоде в Стелтоне, о маме и о том, как все будет.       Тревога за наши отношения, словно испарилась. Я уверена, что все будет хорошо. Так хочется рассказать все Лие! Она бы взорвалась от интереса и расспросила бы обо всех деталях, но, определенно, зная меру. Жаль, что «мы» — секрет. Впрочем, осталось подождать три месяца. Мне будет 18. Возможно, жизнь станет чуточку легче.       Вечером у Курта зазвонил телефон. Он отклонил вызов и переписывался. Его настроение изменилось. На нем появлялось все меньше улыбок и все больше серьезности. Мы договорились, что выезжаем в шесть утра, чтобы приехать в Стелтон к вечеру. Я тоже не сияла, предвкушая скандал по поводу переезда в родительский дом. Так или иначе, мы с Куртом не отошли друг от друга ни на шаг. Постоянно целовались и наслаждались друг другом.       — Спасибо тебе за эти счастливые дни, — шепчу перед сном, — За заботу и поддержку.       Курт выдыхает и гасит свет.       — Не за что, — сжато отвечает, но, немного погодя, добавляет, — Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.       Это вызывает улыбку.       — У нас все будет хорошо, — произношу и расслабляюсь в его объятиях.       Курт оставляет поцелуй на лбу. Мой мозг уже отключается, как вдруг хриплый голос вибрирует вновь:       — Ты говорила, что я могу тебя спрашивать, помнишь?       Что-то в нем звучит неуверенно и шатко. Я приподнимаюсь, изучая красивое лицо, на котором не читаются эмоции.       — Да, ты всегда можешь.       Курт прочищает горло, смотря мне прямо в глаза, и выдает то, что на самом деле вынуждаем подавиться собственным языком.       — Когда у тебя в груди все болит при мысли, что с человеком что-что случится, когда вот здесь — он прикладывает свою ладонь к низу моего живота, — как будто мурашки, а здесь, — перекладывает руку на сердце, — словно тебя обливают чем-то теплым, и все жмется, но это приятно….Это любовь?       Я выгляжу как та, кого сбила машина. Я забыла, что такое дышать. Я больше не знаю, что такое думать. Курт хмурится и сглатывает, потому что выжидает ответа дольше приличного, поэтому собираю себя и отвечаю заикающиеся:       — Да, это любовь, ты верно описал, — робко киваю, — Почему ты спрашиваешь?       Он пожимает плечами, закусив губу.       — Просто интересно…Мэт спросил, я…решил обратиться к тебе для уточнения.

От лица Курта

      Мы выезжаем, когда еще не взошло солнце. Бо досыпает на задних сидениях, а я обдумываю план действий. Нужно отвезти Мэту деньги, чтобы он отдал их моим родителям: положит в почтовый ящик или оставит в рюкзаке, под дверью. Вчера он написал, что Крэгли на пределе. Они задолбали его ежедневными визитами, даже докопались до Лесли — девчонки, с которой я переодически трахался. Несколько дней назад к другу пришел Хосе с угрозами. Поэтому Мэт выдал наше местоположение, и прямо к мотелю примчались пара шавок. Не могу его осуждать, хотя сам бы так не поступил.       Считанные часы. Есть же другие выходы? Я успею убить их первее? В одиночку — нет. Я могу скрыться? Тоже нет, потому что от этого пострадает Бо. Ничего не выйдет. Завтра меня не будет. Мне снился кошмар: такая смерть, которую не пожелаешь врагу. Лишь бы это была пуля в висок; быстро, безболезненно.       Я нашел смысл жизни, полюбил день и ночь, перестал ненавидеть утро. Короткое счастье, за которое придется сполна расплатиться. Я не жалею себя. Нет. Мне только хочется обнять сестер, пожать руку отцу, поговорить с мамой. Я хочу быть с Бо. Познакомить ее с семьей. Уверен, она бы им понравилась. Мы бы могли ездить к ним — гулять по парку Тенкис; там, в центре, между высокими деревьями, расположен протяженный водоем.       Со временем, если бы Бо захотела, мы бы стали жить вместе. Сняли бы квартирку в хорошем районе; я захожу с пакетами продуктов из дебильной Бэнд Марины, а девушка ворчит, что я забыл купить ее любимый сок. Хотя нет, я бы никогда не забыл.       Мы бы всегда засыпали и просыпались вместе. Я бы устроился на нормальную работу; возил бы Бо в университет и забирал по возможности. Мы бы нашли совместное хобби, по выходным смотрели сериалы и гуляли, вместе готовили завтраки; занимались любовью и создавали любовь.       Слишком много «бы» и еще больше мечт, которые никогда не осуществятся.       — Курт? — тихо проговаривает девушка и касается плеча.       — Да, милая? — я стараюсь держаться.       — Ты в порядке?       — В полном. Отдыхай. Я разбужу, когда приедем в кафе.       Она стеснительно улыбается и снова ложится головой на мою скомканную джинсовку. Я стучу по рулю и встряхиваюсь. Мы должны расстаться так, чтобы она ничего не поняла. Конечно, Бо заслуживает объяснений. Но что тут объяснять? У меня даже нет времени на ссору. Тяжелее всего поцеловать ее в последний раз. Что там, наверху? Я бы предпочел пустоту, забвение. Потому что видеть близких и не иметь возможности их обнять — ужасно. Надеюсь, Бо будет счастлива; обретет уверенность, встретит хорошего парня и создаст семью, которой ей так не хватало.       Дорога легкая из-за приятной погоды, чему я впервые расстроен. Мы доберемся достаточно быстро. Сердце колотится, как бешеное. Не думал, что буду испытывать страх. Если бы меня убили полгода назад, то я бы принял конец с великой благодарностью. Все закрутилось с нашей первой встречи. Не познакомься мы, сейчас бы все сложилось иначе. Я бы не шел на смерть, а она бы не страдала из-за разрыва.       Треть дороги пролетает чудовищно быстро. Я тормошу девушку, и мы заходим в забегаловку.       — Здесь отвратительная еда, — шепчет, когда мы садимся.       — Совсем не понравилось в прошлый раз?       — Да.       — Мне тоже. Но другого варианта нет, — я поглаживаю ее ладонь на столе, — Возьми макароны с сыром. Их трудно испортить.       Бо заправляет волосы за уши и кивает, одаривая меня красивой улыбкой.       — Сыграем в Мортал Комбат, когда приедем?       Черт. Я не могу ответить: «Да». Это совсем нечестно.       — Возьмешь Рептайлу?       — Ага, — она беззаботно листает меню, — А ты? Ермака?       — Наверное. Или Такеду.       Ее водолазка под горло никогда не нравилась мне по цвету, но теперь, почему-то, я люблю этот противный коричневый оттенок.       — Если я буду жить у мамы, — притупляется девушка, — Мы не сможем видеться часто. Она меня съест вопросами.       Большие глаза наполняются тревогой, но Бо думает, что умело скрывает настоящие чувства.       — Все будет хорошо, — односложно выдавливаю.       — Надеюсь, — вздыхает она.       В кафе пахнет маслом и чем-то пригорелым. Мы заказываем макароны с сыром, Бо берет содовую, а я стакан воды. Мне необходимо пропихнуть комок в горле, поэтому, когда еду приносят, я съедаю ее достаточно быстро. Это не помогает.       Как только девушка садится на переднее сиденье, по правую руку от меня, я веду борьбу, дабы не выдать на лице и каплю беспокойства. Бо весело болтает обо всем подряд, и я вкладываю все силы на то, чтобы отвечать схожим энтузиазмом. Она не должна догадаться. Как бы несправедливо это не было.       Дикая природа за авто увлекает девочку в какой-то момент больше, чем моя скучная компания. У меня есть передышка, пока она вглядывается в пейзажи, поросшие то высохшими, то сгнившими, то замерзшими растениями. Горизонт чист, а солнце на нем постепенно убывает. Навигатор показывает два часа до приезда.       Я открываю окно и курю слишком часто, но Бо вежливо не замечает. В Стелтоне идет снег. Улицы покрыты тонким белоснежным слоем. Когда мы приезжаем к моему дому, в пачке остается одна сигарета. У меня аж руки немеют. Хочется попросить кого-нибудь ударить меня, чтобы привести в норму. Я молчу пару секунд, пока Бо проверяет карманы.       — Послушай, — начинаю, — Мне нужно доехать до Мэта. Посидишь пока у меня? Я приеду через полчаса и потом отвезу тебя домой.       Я не могу расстаться с ней прямо сейчас. Крэгли пока не знают, что я в городе. У нас с Бо еще есть немного времени.       — Да, конечно, — улыбается, — Как тебе будет удобно.       Я выхожу и вытаскиваю из багажника вещи. Открываю дверь и пропускаю девушку вперед. В доме пахнет чем-то до жути отталкивающим: холодом, одиночеством.       — Посиди у меня в спальне и не включай везде свет.       — Почему? — нерешительно спрашивает Бо, заканчивая разуваться.       — Просто сделай так, — мягко продолжаю, — Счета не погашены.       Это такая тупая и бессвязная отмазка, что стыдно. Девочка хмурится, но соглашается.       — Ладно. Оставлю ночник.       — Спасибо.       Я тяну ее к себе и целую. Бо неровно дышит и закапывается в моих волосах. Я обожаю, когда она так делает. Наши губы встречаются снова и снова. Касания так успокаивают, что на мгновение я становлюсь очень счастливым.       — Ты все такой же колючий. Когда-нибудь я привыкну.       Я не даю ей говорить, потому что не могу это слышать. Прижимаю девушку к стене прихожей и обхватываю ее лицо двумя руками. Она расслабляется и поддается в ответ. Ее глаза сверкают в полумраке. Я хочу, чтобы она была моей. Всегда.       — Полчаса, — я целую ее нежные щеки, — И я вернусь к тебе.       — Поторопись, — шепчет и привстает на носки, чтобы обвить шею руками.       Я поднимаю ее и слышу негромкий мелодичный смех.       Отдалиться приходиться. Выхожу из дома и сразу набираю Мэта. Ветер в Стелтоне шумный, ледяной, завывающий.       — Мэт, привет…       Я обрываюсь, когда подхожу к машине и вижу Хосе и Яго, выныривающих из темноты.       — Старик? — раздается голос друга в трубке.       Скидываю звонок. Яго подходит близко и намеренно показывает пистолет за курткой.       — Садишься в свою машину и едешь туда, куда скажем. Мы видели твою телку. Если будешь рыпаться, она поедет с нами.       В горле сушит. Это происходит.       — Я должен отвезти ее домой.       Хосе тоже подходит и хватает меня за плечо.       — Если ты сейчас не сядешь в тачку, то ей уже не понадобится дом, — шипит он.       — Ей уже вообще ничего не понадобится, — поддакивает Яго.       Я солгал ей. Я больше не вернусь. Мне хочется разбить их головы, но у них оружие, и картина, как Бо слышит выстрелы, а потом выбегает и видит меня мертвым, заставляет кивнуть.       Я сажусь за руль и смотрю вперед пустым взглядом. Один мексиканец залазит рядом, и меня воротит от того, что он занял место Бо. Второй же плюхается задницей на задние сидения. К моему затылку приставляется холодное дуло.       — Прямо, пока не скажем свернуть.       Я трогаюсь, не дожидаясь полноценного разогрева авто. Надо покончить с этим быстрее. Петляя закоулками, я не испытываю уже никаких чувств, кроме ненависти к этим уродам. Они рассказывают друг другу похабные анекдоты и, пытаясь запугать, вкидывают разные истории про тех, кого убили. Этим меня не возьмешь.       — А ты че кислый? Не вкатывают шутки? — скалится Яго сбоку.       — Нет.       — Ааа, Чава*! А вот мне будет весело, — доносится второй мерзкий голос с акцентом и незнакомым ругательством, — Уилсон, ты помнишь как косякнул в прошлую нашу встречу?       — Помню как разбил бутылку об твою уродскую голову. Жалею, что там не нашлось второй.       Хосе саркастически гогочет и сильнее упирает дуло мне в голову.       — Посмотрим как ты заговоришь, стоя передо мной на коленях, ублюдок, — он пинает ногой мое сидение.       Я сжимаю руль и ничего не отвечаю, потому что не планирую опускаться до их уровня. Даже в последнюю ночь жизни. Тем более в последнюю ночь.       Спустя сорок минут оскорблений, они говорят остановиться. Заброшенное здание, которое я ни разу не видел, за городом, на пустыре. Как только закрываю дверь, то сразу сгибаюсь от удара в спину. Разворачиваюсь и Хосе теряет былую дерзость: он пятится назад и, в самый последний момент, перед моим ударом, выставляет пистолет.       — Давай, стреляй! — я фактически командую басом.       — С удовольствием. Но сначала с тобой разберутся Крегли, — кривится он.       Яго пихает меня в сторону постройки, больше похожей на амбар. Красные доски в высоту пять метров. Ноги увязают в еще не замерзшей грязи. Я смотрю на звездное небо и через секунду оно скрывается.       — Вот ты и нашелся, кусок дерьма, — с «порога» восклицает Рей.       Он в серых брюках на подтяжках. Во рту дымится сигара. Щебенка перекатывается под уродливыми ботинками. Неподалеку стоят еще несколько громил. Они явно боялись, что я справлюсь с меньшим количеством людей.       — А где Стен? Испугался, что я размозжу его лицо также, как твое? — усмехаюсь, смотря ему прямо в глаза.       Рей сжимает свои толстые руки и садится на одинокий стул посередине.       — На колени его и свяжите, — приказывает и берет граненый стакан с земли.       Хосе и Яго сразу подлетают. Я толкаю одного, второй замахивается, но не попадает, и я, подлавливая момент, ударяю его в челюсть. Он отшатывается; у меня мгновение на то, чтобы разобраться с Яго. Я со всем рвением бью его ногой в грудь, а после валю на щебень и прохожусь по лицу. Хосе оттаскивает меня, но цепляется только за куртку и, впоследствии, снимает ее; я дергаю локтем, попадая ему в нос. Судорожно пытаюсь достать пистолет Яго из джинсов, но он бьет меня в шею, отчего задыхаюсь. Я не готов сдаться. Нет. Нет. Нет.       Отползаю назад, чтобы увеличить дистанцию. Они подбегают, хватают меня под подмышки и пытаются прижать к земле. Я вырываюсь, но один из них садится мне на спину и блокирует руки. Пыхтения сверху почти высасывают душу. Мексиканцы связывают запястья и ноги, а после ставят на колени. Такого унижения я не испытывал никогда. Но, смотря на их размазанные рожи, начинаю смеяться — заливисто и отчаянно.       — Хорошо я вас, да? — кислород теряется.       — Ты, сука, будешь умолять меня убить тебя, — Хосе сморкается кровью.       Другие громилы тоже смеются с этих неудачников, но я знаю, что как только им поступит распоряжение, они сделают со мной вещи куда страшнее.       — Уилсон, а ты на ошибках не учишься, — ухмыляется Рей, — Тебе же хуже.       Я улыбаюсь, так как не собираюсь падать духом.       — Обоссался от страха за мелкую шлюшку и уехал из города, — продолжает он и встает со стула, — На что ты надеялся? Что мы забудем? Просто возьмем и отпустим?       Рей подходит впритык.       — У тебя, наверное, грозный взгляд, но из-за брюха его не видно, — только и отвечаю я.       Он поджимает губы и толкает меня пяткой так, что падаю назад.       — Продолжаешь язвить? — шипит и, поворачиваясь к Яго, выдает, — Сними с него футболку.       Урод достает раскладной нож и разрезает ткань. У меня изо рта идет горячий пар, но я не чувствую холода. Рей медленно докуривает и подносит сигару к моему животу. Я сглатываю и готовлюсь к предстоящему. Яго придавливает меня пяткой и тогда Рей наклоняется, туша бычок об мое тело. Я сжимаю зубы и щебень под руками.       — А так? Смешно? — скалится он.       — Да, — выдавливаю.       Я не намерен вымаливать у них пощады. Они в любом случае сделают все то, что запланировали. Кожу невероятно жжет. Я туда не смотрю, но чувствую, как тлеющий пепел добрался до мяса. Меня бьет мелкой дрожью.       — Хм, Хосе, принеси-ка мне зажигалку, — он щелкает пальцами, поторапливая.       — Ты не для этого притащил меня сюда. Перейди к делу быстрее, — дышу чаще, смотря в его хитрые глаза.       — И для чего же я тебя притащил, сукин ты сын?       — Чтобы убить.       Рей поднимается и оглядывает всех в амбаре, разводя руками.       — Нет, вы слышали? Эй, Билл, ты слышал? Он думает, что я его убить решил. Все штаны обделал, пока готовился к смерти! — мерзко хохочет, и все подхватывают.       Хосе подносит бензиновую зажигалку и Рей сразу закуривает новую сигару. Я прикрываю веки, но молниеносно открываю их, потому что в темноте мерещится образ Бо. Это сведет с ума. Если я сейчас буду думать о ней, то не вынесу пыток.       — Ты такой тупой, Уилсон. Убить тебя легко. Моя же цель — наказать, — он стряхивает пепел мне на лицо.       Я перекатываюсь и морщусь.       — Что за хрень ты несешь?! — нервы сдают.       — Ты еще поживешь, расслабься. Нам со Стеном нужно, чтобы ты выполнил одно дело.       Меня снова сажают на колени. Сердце вырывается.       — Какое дело?       Рей становится ближе. От него пахнет пойлом, и я безумно желаю вновь ощутить запах вишни. Аромат полюбившихся вишневых духов.       — Ты убьешь Сэма Дэвиса, — говорит так, что слышно только мне и двум мексикосам.       Я рвано мотаю головой.       — Нет.       Это брат Джейка Дэвиса.       — Да. Сегодня.       — Зачем мне делать это? Я не убийца. Занимайтесь этим дерьмом сами, — практически выплевываю, — Твою мать, о чем ты вообще?!       Рей стряхивает пепел и, в ответ на мой срыв, снова тушит сигару, но теперь об плечо. Я шиплю и откидываю голову назад, тяжело пыхтя.       — Пускай тебя сначала раздерут муки совести, а потом разорвет на части его брат Джейк. Мы ему ничего не скажем, но рано или поздно он узнает. Ты все равно сдохнешь, но теперь будешь ждать свой судный день и оглядываться по сторонам, — медленно говорит, опять поджигает сигару и помещает ее в ту же рану.       Лоб покрывается испариной, несколько звуков вырываются, несмотря на усилия.       — Если ты не убьешь его, то мы убьем твою малышку. Как там ее зовут? Беатрис? Она…       — Не смей называть ее имя! — я перебиваю его, дергаясь вперед.       Яго, стоящий неподалеку, сразу возвращает меня обратно, крепко держа. Рей оставляет новый ожог: уже на груди. Адская боль вызывает тошноту, но я держусь.       — Мы не просто убьем ее. Сначала она попадет в бордель, куда я лично буду захаживать, чтобы…       — Завали пасть! — яростно кричу, — Я сделаю. Все сделаю!       Одна только мысль, как Бо… Нет, черт, никогда! Меня вот-вот вырвет. Соглашусь на все что угодно: только бы она была цела.       Я люблю ее. Так сильно люблю. Больше жизни.       — Ну и хорошо, — противно улыбается он, показывая зубы, — Тебя отвезут на место через три часа. А пока наслаждайся! Ожоги — всего лишь начало.       Я сглатываю и бегло осматриваю помещение. Сбоку стоят высокие бочки, поодаль лежат разные железяки; разобрать не получается из-за тусклого белого света. Первым делом ловлю удар в живот от Хосе.       — Делайте с ним что хотите, но оставьте живым. Не бейте по лицу: внимание привлечет, — кидает Рей и уходит из амбара.       Новый удар, еще один и еще один. Закрываю рот и терплю, потому что другого не остается. Он отбивает мне все тело так, что я плохо ощущаю конечности.       — Вставай, тварь, — увлеченно смеется и поднимает на ноги.       В следующую секунду я отлетаю в сторону из-за мощного удара в бок. Я привык к побоям. Я выдержу.       Хосе не успокаивается некоторое время; для меня — вечность, а на самом деле, возможно, минут 15. Когда он ставит меня на ноги в шестой раз, я уже почти не держусь на них. Наконец ему надоедает. Может быть все?       Нет. Подключается Яго и еще три громилы. Они подтаскивают меня к бочкам и, переваливая через край, окунают в них с головой. Мутная ледяная вода забивается в нос. Я задерживаю дыхание, но они ждут, когда я начну задыхаться. Так и случается: выносливости хватает на 50 секунд, а затем я пытаюсь вырваться обратно. Через воду приглушенно передаются их довольные визги. Передышка 10 секунд, каждую из которых я трачу на кислород. Четверо пар рук держат меня со всех сторон, поэтому выбраться не выйдет. Не успеваю задержать дыхание и захлебываюсь сразу. Вода бурлит. Они вытаскивают только тогда, когда я почти отключаюсь. Пощечина — и вот, я в сознании. Ублюдки топят меня еще много раз, а потом перетаскивают к стулу, на котором сидел Рей. Один урод поджигает сигарету и насильно засовывает мне в рот. Я не знаю что в ней и пытаюсь выплюнуть. От затяжки, все же, не убежать. Обычный табак, хотя я впервые не был бы против наркотиков.       — Кури и скажи спасибо, — говорит неизвестный, — Щас они тебе такое устроят… Отбитые садисты. Я вот другой. Со стороны наблюдаю и все.       Я затягиваюсь, губы дрожат, сигарета падает на щебень.       — Чем ты им так насолил?       Я молчу, так и не взглянув на него. Мне хочется убить каждого. Заставить пройти все то, что прохожу я. Но, если покажу эмоции, то они в край разгуляются. Тело ходуном от холода.       — Ты знаешь, чувак, тебя тут вообще никто не знает, кроме тех мексиканцев. Если что, не серчай. Мы просто выполняем свою работу.       Не серчай? Я смотрю на него исподлобья, так как из-за побоев не выпрямиться. Возраст примерно такой же, как у меня. Ростом ниже. Представляю как приду к нему домой после всего и перережу глотку.       — Ты у нас такой чистый. Надо подправить, — ухмыляется один из утырков.       В его руках несколько разных ножей. Я сжимаю руки позади. Нет. Только не это. Страх сковывает, и я пытаюсь разогнать его. Нельзя. Ничего не изменить. Терпеть, терпеть, терпеть.       — Если попросишь прощения, то пощадим. Но не точно, — говорит Хосе.       На мне мелькает слабая улыбка.       — Понятно. Давайте, парни, держите крепче, — с наслаждением усмехается он.       Трое встают по разные стороны и хватаются за плечи и шею. Хосе подносит нож к груди и разрезает плоть. Я весь трясусь, в ушах отдается скрежет собственных зубов. Алая жидкость стекает к джинсам. Главное не смотреть. Будет больше паники. Из меня выходит шипение. Яго режет вдоль пресса. Я рычу и дергаюсь — удачно, потому что вместе со стулом падаю на землю. Кто-то садится сверху и принимается душить. Я уже ничего не понимаю. Пожалуйста, пускай это прекратится. Удары по торсу: чем-то тяжелым, железным. Еще чуть-чуть. Терпеть. Терпеть.       — Если ты сейчас завопишь, то мы приведем сюда твою подружку и пустим ее по кругу, понял? — говорит Хосе, поднося осколок стекла.       Он без колебаний начинает ковырять им в ранах. Я упираюсь ногами в щебень и валюсь так, чтобы уткнуться в камни. Агония. Страшная агония.       — Серьезно? Так и будешь молчать?       — С ним неинтересно. Другие хотя бы кричали, а этот ничего. Дышит во все ноздри и иногда кряхтит.       — Да плевать. Нам сказали: пытать три часа.       — А прошло сколько?       — 55 минут.       Дерьмо.       — Может хватит с него?       — Ты башкой поехал? Приказы Крегли — закон.       — А за что его так?       — Он избил Рея.       — Байки не рассказывай!       — Правда. Я там был.       — Вот же говно!       — А он не промах!       — Завали. Если бы Рей услышал…       — А он нас потом не найдет? Его же живым оставить надо. Не хочу придти домой и встретиться с ним в одиночку.       Я начинаю тихо смеяться сквозь кашель. Они поворачиваются и замолкают на мгновение.       — Ну нахрен! Чуваки, я не участвую.       — В штаны наложил?       — Думай че хочешь.       — Ладно. Остальные продолжают? — пауза, — Тогда погнали.       Все повторяется. Постоянные удары, бочки с водой, порезы, сигареты об тело. Меня иногда рвет.       Туман в голове. Привыкнуть нельзя. К концу я теряюсь во времени и лежу без сознания. Видится короткий сон: поход в ботанический сад. И Бо, в этом сне, мне неприятна. Словно вся боль стала ассоциироваться с ней. Будто из меня вырезали все живое, искоренили все чувства.       Когда та же ледяная вода обдает тело, я открываю глаза. Надо мной стоят Хосе и Яго, а остальных уже нет.       — Поехали. Выстрелишь в Дэвиса и будешь свободен.       Я пытаюсь подняться, но падаю. Мексиканцы тащат меня в машину и заталкивают на задние места.       — Ехать двадцать минут. Сэм живет на отшибе, в трейлере. Мы дадим оружие. Там одна пуля. Стреляй в голову. После садишься, мы довозим тебя до дома. Все ясно? — говорит Яго, пока снимаю обрывки футболки и надеваю куртку.       Киваю.       — Зачем до дома везти? Сам разберется, — плюется Хосе.       — Затем, что если он попадется легавым, то всем придет крышка. Посмотри — нихрена не соображает. Всю инфу копам сольет.       Они разговаривают о чем-то еще; рассудок совсем помрачается. Когда машина останавливается, я получаю заряженный глок. Выхожу и сильно шатаюсь. Из трейлера горит желтый свет. Стучу, мне открывает Сэм.       — Что ты делаешь, Курт?! — кричит он, когда видит оружие, — Пожалуйста, не надо! За что?       Я простреливаю ему голову и залажу обратно в авто. Реальность отражается вспышками, пустым шумом.       — А ты хорош, — Яго хлопает по плечу, — Может пойдешь к нам? Будем работать вместе.       Я отдаю ему ствол и вытираю лицо влажными салфетками. На них кровь. Немного встряхиваюсь и осознаю, что Бо ждет меня.       — Отдай свою футболку, — говорю Яго.       — Че?       — Я не один дома. Будут вопросы.       Он о чем-то шутит. Я переодеваюсь с невыносимой болью и достаю телефон. Четыре пропущенных от Мэта и два от Бо. Стираю остатки крови с лица, смотря во фронталку.       — Давай, не обижайся, — прощается мексиканец.       Они выходят из машины. Я остаюсь еще на чуть-чуть. Все тело выворачивает болью. Снова рвет. Изо рта бежит желчь и кровь на коврик авто. Понимаю, что сейчас вырублюсь и выхожу. Ступени даются тяжело. Дверь открывается сразу. Везде темно.       — Курт, — вздыхает девчачий голос.       Я сажусь на диван и хочу избавиться от нее. На сегодня. Навсегда. Я не знаю. Мне просто нужно, чтобы она ушла и не трогала меня. Никогда не трогала. Даже смотреть на нее невыносимо.