Столкновение

      День за днем. Все серое. Вернее, не серое, а...нет, я не опишу этот цвет. Скажу только, что он ощущается раскаленной сталью в горле. Я откладываю поход к матери, потому что не выдержу нотаций. Не иду на работу. Питаюсь водой и тем немногим, что не просрочено в холодильнике. Телефон до сих пор не включается. Пользуюсь одним ноутбуком. Вдруг Курт позвонил? Написал? Нет, если бы он хотел поговорить, то приехал бы. А что, если он не едет из-за мамы? Может быть думает, что создаст проблемы?       Перестань. Прекрати. Ему плевать.       Я не знаю, как мне жить. Он высосал почти весь кислород, оставив меня с малым запасом, и я дышу по чуть-чуть, а иногда не дышу и вовсе. Я скучаю по нему каждую божью секунду и ненавижу себя за то, что не смогла возненавидеть его. Я нарочито представляю, как он целует свою бывшую-настоящую девушку, чтобы оттолкнуть себя от тоски, но не выходит. Я даже не могу ненавидеть ее, ведь она — последний виноватый передо мной человек. Единственное, о чем я думаю — о том, что была заменой, легкой добычей, игрушкой, и меня рвет от этого как физически, так и морально. Я ощущаю, как меня раздавили и плачу из-за того, что я все еще достаточно жива для того, чтобы понимать это. Для того, чтобы чувствовать весь спектр боли от его предательства. Меня приютили, как щенка, а потом выкинули, как котенка, на улицу. Я позволила всему этому случиться, хотя осознавала, как опасна связь с Куртом. Просто не хотела думать о том, какой он плохой человек. Я оправдывала его, прощала, пыталась согреть, но надо мной просто измывались. Я все время задаюсь вопросом: как можно быть настолько злым человеком? И я не нахожу ответа. Потому что я никогда не причинила бы кому-то такого вреда. Я даже Эрику бы не сделала больно, несмотря на весь ужас наших отношений. Сейчас я понятия не имею, что было лучше — иметь рядом недалёкого наркомана Эрика или Курта, который изначально познакомился со мной, чтобы разбить.       Проходит неделя. Пора вылезать из кокона одеяла. Так не может продолжаться. Соберись. Пожалуйста, Бо, сделай это для себя.       Я составляю план действий.       1. Дойти до мамы и во всем разобраться.       2. Попросить у нее деньги на починку телефона.       3. Позвонить родителям детей и восстановиться на работе.       4. Поговорить с Лией.       Я серьезно пишу эти четыре пункта на сраном листке и смотрю на них полчаса, потому что все они кажутся невыполнимыми. Я до туалета то встаю с трудом.       Тем не менее я заставляю себя.       Декабрь. Все белым-бело. Жутко метет: сугробы тут и там. Я выполняю первый пункт — самый тяжелый; чем быстрее упрошу ее оставить меня в покое, тем лучше. Минус одна проблема.       Снова не могу воспользоваться транспортом и шагаю невпопад. За семь дней, я будто разучилась ходить: вставала с мокрой от слез кровати только пару раз за день. Соседские дети играют в снежки; снег «пушистый», поэтому комочки распадаются. Воздух чистый — аж легкие болят. Хотя болит и все остальное, поэтому, скорее всего, дело не в кислороде.       За неделю я изнурила себя до такой степени, что сил на слезы не осталось — ни моральных, ни физических. Я лишь чувствую как все внутри ноет. Это не проходит. И я не знаю сколько потребуется времени для того, чтобы все пришло в норму.       Добиравшись до персикового дома, я обращаю внимание на украшенную территорию. На двери весит рождественский венок, а на заборе гирлянды. Мерцание огоньков дерет мне душу: я надеялась, что это Рождество мы с Куртом проведем вместе. Подумывала о подарке и представляла смазливую, типичную картинку: теплые носки, накрытый стол, свечи и фильмы. Я останавливаюсь, когда мой желудок в очередной раз сводит от осознания, что Рождество он планировал проводить с бывшей, размышляя о подарке, пока выполнял план по уничтожению меня, как личности.       Мама не так зла, как ожидалось. Она немного шокирована моим внезапным появлением, но, в целом, выглядит радушной.       — Привет.       — Привет! Ты уже вернулась?       Нет, черт подери, ты видишь приведение. Хотя, да. Она видит гребного Каспера, но даже на секунду не отражает реальность. Ей плевать на меня и, кажется, будь я вся покрыта синяками, она бы не заметила.       — Да, — я вздыхаю и прохожу в дом.       Она странно косится на меня. Что не так? Неужели заметила мой неутешительный вид? Когда я посмотрела в зеркало сегодня утром, то чуть не упала в обморок от бледности лица и худобы.       — Валентин здесь, — строго шепчет она, когда снимаю пуховик.       Ах, теперь все ясно.       — Ладно…мне уйти?       Я не разуваюсь и скрещиваю пальцы, чтобы она ответила: «Да». У меня не получится болтать ни о чем и поддерживать банальные темы.       — Мы бы могли встретиться в другой день? — тихо проговаривает и поглядывает в гостиную.       На ней явно новый комплект домашней одежды: вафельные голубые штаны и мягкая кофта.       — Да, конечно. Только вот мой телефон сломался. Можно попросить у тебя деньги на починку?       Мама суетливо роется в сумке, достает бардовый кошелек и дает мне несколько сотен. Отлично.       — Держи, — выпроваживает она.       — Я могу остаться жить у себя?       Женщина поджимает губы и рассматривает свои ногти, покрытые розовым лаком. Прошу, прошу, прошу.       — Ладно. Но веди себя хорошо, Бо!       Если бы я была не так вымотана, то запрыгала бы от счастья, но пока способна на одну слабую улыбку.       — Бо, — окликает она уже на выходе.       — Да?       — Я тебя люблю.       Я сглатываю, переваривая слова, которые не слышала в таком ключе несколько лет. Притупляюсь к ногам, которые закрыты черным пуховиком до коленей. По неведомой причине жизнь сегодня ко мне великодушна, потому что:       — Рейч? Любимая, кто там?       Мама отвлекается и закрывает дверь.       Я спешу к автобусной остановке и еду до ближайшего ремонтного центра. Мы с Эриком уже были там, чтобы починить его мобильник. Работники в ярких оранжевых поло взимают с меня немалую сумму на первичный осмотр, а после перечисляют все проблемы. Я в этом мало чего понимаю, поэтому ускоряю процесс.       — Дальше у нас…       — Просто сделайте так, чтобы он исправно работал. Другого не надо.       — Экран не меняем на целый?       — Нет.       Перспектива избавиться от трещин приятна, потому что так у меня будет меньше воспоминаний о той ночи. Но у меня не хватит денег. Пускай остается побитым. Когда-нибудь куплю новый.       Я жду на мягком кресле полчаса и, наконец, получаю свой 11-ый айфон. Перед тем, как разблокировать его, у меня дрожат руки. Как оказалось, зря. Никаких сообщений и звонков. Пусто. Он не вернется ко мне. У него есть девушка. Надо попытаться смириться с этой мыслью.       Подавляющее большинство родителей отказываются от занятий: Вы прекрасный педагог. Мой ребенок справляется сам и все благодаря Вам. Большое спасибо!       Из малого запаса кислорода отнимается еще одна часть. Что мне теперь делать? Осталось два ученика, и к ним я хожу раз в две недели. У меня не хватит средств на жизнь. Пожевав губу, я принимаю сильное для себя решение — отказываюсь от всех занятий и иду устраиваться на постоянную работу. Мне хочется, чтобы она была ночной или хотя бы вечерней. Это время суток дается мне труднее всего. Я просто рыдаю до состояния изнеможения, пока не засыпаю под утро.       Ночная работа? Приличная? Под это описание сложно что-то подобрать — еще и с учетом возраста. Я останавливаюсь на официантке. Почему бы и нет?       Выбираю ближайшее к дому кафе — шесть остановок. «Дом Фина». Большая парковка, указательные светящиеся вывески. Внутри все изменилось. Я была здесь совсем ребенком. Тогда это место было скорее столовой. Сейчас же все выполнено в стиле 80-ых. Шахматный пол, красно-белые столы и диванчики. Окна продолговатые, не панорамные.       — Здравствуйте, — улыбается блондинка, — Проходите, садитесь. Я принесу Вам меню.       Она одета в розовое платье-рубашку. Под грудью подвязан белый фартук. Это их форма? Ладно, ладно, возможно мне будет идти к лицу.       — Добрый день. Я хочу устроиться на работу официанткой. Есть у вас свободные вакансии? — проговариваю и улыбаюсь в ответ.       Надеюсь, моя улыбка смотрится довольно искренне. Я правда стараюсь.       — Ой… Ну это Вам надо поговорить с Фином. Я сейчас! — энергично припевает и удаляется.       Я выдыхаю и осматриваюсь лучше. У стены стоит музыкальный автомат и вендинговый аппарат с содовой. Стулья около бара похожи на пластинки для проигрывателя. Столов примерно двадцать: вдоль окон и посередине зала. Потолок глянцевый и многоуровневый. Подвешены лампы с желтым светом и прикреплены розовые светодиоды. Интересно, нам с Куртом понравилась бы здешняя еда?       Черт. Хватит, Бо.       Я чувствую растущий ком в горле и запрокидываю голову, но, к счастью, девушка возвращается прежде, чем я заплачу.       — Проходите вон в ту дверь, а там направо и до конца, — она поправляет вьющуюся укладку, — Меня, кстати, зовут Минди.       Я опять выдавливаю радость.       — Очень приятно! Я Беатрис. Но можно просто Бо.       — Ну удачи, Бо! — кивает новая знакомая и уходит к бару.       Я следую ее инструкциям и попадаю в узкие коридоры. Прохожу мимо моек; загражденной кухни — от нее жарко. Запах вполне сносный. Масло и мясо.       — Здравствуйте, — я нерешительно приоткрываю белую дверь.       Кабинет маленький. Не будь стены бежевыми, то пространство бы совсем сжалось.       — Привет, — говорит мужчина в красной футболке, — Ты по поводу работы?       Я сжимаюсь от фамильярности и пару секунд глазею на картину в рамке — незнакомый осенний пейзаж. Она старенькая и, очевидно, никогда не протиралась от пыли.       — Да. Меня зовут Беатрис.       — Проходи, садись. Я Фин, — медлительно говорит он, указывая на черный офисный стул.       Я расстегиваю куртку и располагаюсь.       — Сколько лет?       — 17, — исправляюсь, — Но 18 уже через два месяца.       Вообще-то чуть меньше трех, но можно и упустить.       Фину примерно 40 лет. У него короткие русые волосы и «жидкие» усы.       — Мы берем с 16-ти, так что подходит, — он откладывает журнал в сторону и смотрит на меня, — Работала в кафе?       — Нет, никогда.       — Почему решила попробовать?       — Ну… мне кажется, что у меня получится.       Я понятия не имею что ответь на такой дебильный вопрос.       — Хм, — он стучит резинкой карандаша по еловому столу, — Ладно. Давай по-порядку…       И Фин затевает подробный рассказ об обязательном и вообще необязательном. Я слушаю, киваю головой и правда вникаю для того, чтобы не было места для других разрушающих мыслей. Зарплата устраивает: не много и не мало. А вот со сменами все обстоит хуже.       — Мы не берем подростков в ночь.       — Но родители не против.       Ха, честнее сказать: "Им нет дела"!       — Все равно.       — Нет других вариантов?       Он чешет затылок карандашом.       — Можешь работать с 17:00 до 23:55. В 12 тебя уже не должно тут быть.       Я прикидываю, что буду уставать за это время и, по приходу домой, валиться спать. Ночью ужасно. Я скучаю по нему. Невозможно терпеть. Кажется, это я уже говорила? Да. И повторю снова: мне ужасно, чертовски, невероятно, жгуче, адски больно, и я скучаю по Курту постоянно, и это медленно, но верно убивает меня в прямом смысле этих слов.       — Хорошо. Мне подходит.       — Классно.       — Когда приступать?       — Давай завтра. Приходи пораньше, чтобы получить форму. Ты стройная, поэтому что-нибудь да подберем, — абсолютно легко сообщает он.       Я мну пальцы под столом от неуместного акцента на фигуре и коротко киваю.       Когда выхожу из кафе, замечаю Минди, прижавшуюся спиной к стене. Она подзывает к себе.       — Ну, как все прошло?       Девушка делает затяжку и пепел летит в ее волосы.       — Нормально. Завтра первый рабочий день.       — Отлично. Фин, наверное, тебя заколебал? — тоже переходит на «ты».       Я заминаюсь, так как не знаю, что сказать. Она хочет пообсуждать со мной начальника?       — Да расслабься, — хихикает, —Я шучу. Но он правда приставучий. А, будешь?       Минди распахивает дубленку и достает пачку сигарет из фартука. Я сразу беру и благодарно улыбаюсь.       — Приставучий?       — Нууу, — тянет она свое любимое слово, — Любит поглазеть и отпустить пару комментариев. Но не переживай! Он никого не трогает. Мужчины же все такие, да? Болваны. Что с них взять?       Мне не смешно, но я все равно посмеиваюсь, чтобы не быть грубой. Мы будем работать вместе и портить отношения с коллективом — неразумно.       — Ладно, мне нужно бежать! — она суетливо тушит бычок об стену и выкидывает его в сторону, — До завтра, Бо.       — До завтра! — прощаюсь я.       Стою у кафе еще некоторое время и курю. Парковка в снегу. Вывески загораются красным цветом. В декабре вечереет рано. Дым выходит изо рта и предательски напоминает о том, как мы с Куртом делили одну сигарету на пляже. Мне все напоминает о нем. О нас. Я могу увидеть его в каждой мелочи.       Хлопья ложатся на шапку. Я думаю: «Может быть мне все это приснилось?». Прошло восемь дней. Он испарился в один миг. А я, словно до сих пор чувствую его касания. Я до сих пор с ним. Бесконечная боль. Стресс поднялся до того уровня, когда не можешь уснуть из-за зуда в конечностях — они горят пламенем, как и то, что внутри. Когда я все же засыпаю, то мне снится, что он близко, и я просыпаюсь со слезами и криками.       Возвращаюсь домой пешком. Мне удается сдержать очередной срыв по дороге, но, когда захожу в спальню, опять захлебываюсь в плаче.