Столкновение

От лица Бо

      Спать на диване, у которого совсем недавно я рыдала в ногах Курта, — тяжело. Все же этот вариант куда лучше, чем его спальня. Представляю, как ложусь в постель парня, где все пахнет им, и рыдаю всю ночь. Хотя слезы итак беспрерывно катились по щекам. Одеяло отдавало до боли любимым одеколоном.       Я скучаю по нему, как скучают по самому лучшему и родному человеку. Но первое — неправда. Курт плохой. И я не прекращу напоминать себе об этом.       За окном валил снег. Всю ночь я вглядывалась в снежинки, которые отчетливо блестели сквозь белый луч фонаря. Под утро уснула. Мне снился сон. Очень долгий сон. Сильные руки ходят по талии, пухлые губы целуют каждый сантиметр моего тела, приглушенный смех раздается над ухом, слова любви западают в самое сердце. Нет никого, кроме нас с ним. Нет, не так. Нет никого, кроме него. Я не смотрю по сторонам. Он. Только он. Ссоры остались позади, и мы счастливы. Я счастлива. Потому что мои чувства взаимны.       Просыпаюсь и снова плачу, но не истошно: пара слезинок тихо бегут к подушке. Я окончательно признаюсь себе, что люблю его, примерно к десяти утра. В доме пусто. Я всматриваюсь в мое окровавленное худи, лежащее на полу. Рука ноет, поэтому стараюсь не шевелить ей.       Когда Курт спускается, я притворяюсь, что сплю, заворачиваясь в одеяло до ушей. Ощущаю, как он подходит и стоит надо мной пару минут. А потом невесомое касание — локон моих волос больше не мешает взору на лицо. Я бы прокляла парня за это, но, одновременно, проклинаю себя — за то, что хочу, чтобы он вновь дотронулся меня. Запрет на касания — нужда. Они терзают и без того растерзанную душу, хоть и сладостны.       Курт собирается и куда-то уходит: слышится звук ключей в замочной скважине. Запер меня, чтобы не сбежала до его возвращения? Потрясающе!       На телефон приходит уведомление.       От кого: Курт       «Поехал за машиной. Не пугайся. Скоро вернусь и отвезу тебя домой».       Я иду умываться и готовлю незамысловатый завтрак. Впрочем, замысловатый бы и не вышел. Нахожу пару мягких клубней картофеля и жарю их с луком. Полезно? Нет. Но, смотря на рацион парня, решаю, что разнообразие не помешает.       Когда все готово, а Курт до сих пор не приехал, я плюхаюсь на диван и залипаю в телефон. В какой-то момент это занятие становится скучным, и я почти дремлю, но в двери проворачиваются ключи.       — Бо, — говорит он, когда видит меня.       Я лениво тянусь, пытаясь оживиться.       — Что с тобой? — неожиданно выпаливает.       — Что? — поворачиваюсь к нему.       Он блуждает взглядом по моему телу и рвано выдыхает. На мне серая, облегающая майка. Я действительно не улавливаю проблему.       — Вот почему ты падаешь в обмороки, — рычит, — Ты вообще нихрена не ешь?       Курт подходит ближе, и я встаю с дивана, чтобы поддерживать дистанцию. Неужто настолько заметно? Нет, конечно, я понимала, что похудела, но его реакция ужасает.       — Это не твое дело, — огрызаюсь.       — Конечно, черт подери, мое, — злобно выпаливает, — Ты моришь себя голодом из-за того, что мы расстались. В этом нет смысла, ты просто вредишь своему и без того слабому организму.       — Мир не вокруг тебя вращается, — стискиваю зубы, — Берешь на себя слишком много!       Да, он прав в каждом своем гребном слове, но это унизительно — говорить такое прямо мне в лоб.       — Тогда почему ты не ешь? — продолжает давить.       Я обнимаю себя руками и наскоро придумываю любую отговорку. И она, на самом деле, очень правдивая.       — Я только устроилась на работу. Аванс будет через две недели. Я могу жить только на чаевые.       Курт прикусывает губу, упираясь руками в бока, а затем не менее агрессивно проговаривает:       — А чаевые ты, естественно, тратишь на сигареты.       Я прыскаю и усмехаюсь, вскидывая руками.       — Ты, черт возьми, кого из себя строишь? С какой стати тебя это волнует? Ты испортил мою жизнь, а сейчас что, делаешь вид, что тебе не наплевать? Если бы ты не утащил меня в Дервинг, то я бы все еще работала репетитором, а не чертовой официанткой! — почти выплевываю, и парень потирает лицо от раздражения, — У тебя ужасное утро, Курт. Может, тебе стоит трахнуть бывшую-нынешнюю, а не мой мозг?       Вау. Я могу быть и такой? Кажется, Курт озадачен не меньше. Его брови вздымаются и сразу сводятся в ярости. Он делает шаг ко мне, я отшатываюсь, и он рычит, отходя в сторону. Я вздрагиваю, наблюдая, как он замахивается и ударяет в стену. По ней сразу бежит трещинка.       — Я, сука, сказал раз двести, что не изменял тебе! У тебя проблемы со слухом, Бо? — пышет он, стоя ко мне спиной.       Мой запал спал, я не думаю, что распалять Курта больше разумно.       — У меня проблемы с тем, что один парень перевернул мою жизнь с ног на голову, и теперь я нахожусь в бардаке, — выдыхаю, — Я не поверю, что ты не изменял мне. Я не знаю, на что ты надеешься, полагая, что я изменю свое отношение к тебе после всего случившегося. Мы и до этого были друг для друга никем. Сейчас ты для меня совсем чужой человек. Поэтому, пожалуйста, отложи свои нотации про еду и отвези меня домой.       Я уже не хочу с ним завтракать. Я просто хочу домой. Курт молчит, склонив голову, и мне кажется, что мы продолжим ругаться, но он говорит:       — Собирайся. Я тебя отвезу.       Я усмехаюсь про себя и смотрю, как Курт поднимается по лестнице, скрываясь за пределами моей видимости. Отличное решение. Еще не хватало, чтобы он врезался во что-то по дороге из-за своей агрессии. Надеюсь, ему хватит этих пяти минут, чтобы остыть.       Я одеваюсь, жду его еще минуту, и скоро мы попадаем в машину. Его авто, словно родное, и меня вновь бьет мелкой дрожью. Здесь хранится уйма воспоминаний. Лил дождь, мы съехали в «карман» дороги, целовались и разговаривали о его прошлом. О его бывшей. И это разрушает минутную меланхолию. Он скучал по ней всегда. Думал о ней всегда. А теперь хочет моего прощения? Или чего ему там надо? Ни за что, черт возьми.       — Это неправда, — хрипит он, прекращая молчание, которое длилось между нами целую вечность.       — Что?       — Ты не была для меня никем. Может, я для тебя и был. Но не говори за двоих.       Я грустно улыбаюсь, ковыряя молнию пуховика.       — Ты ненавидишь меня. Так жестоко поступают только с теми, кого ненавидят.       Парень сжимает руль до белых костяшек и, смотря на машины впереди, произносит:       — Я в жизни никого не любил так, как люблю тебя, Бо, — приглушенный голос.       Я теряю кислород и таращусь на Курта. Он не собирается брать свои слова назад и выглядит уверенно. Будто поставил некую точку. Признался мне...в любви? Я не ослышалась? Это, по его мнению, любовь?       — Не говори мне такого, — сжимаюсь, — И не жди взаимности.       — Я и не жду, — хрипло отвечает.       В глубоких карих глазах столько грусти, что не счесть, хотя лицо не выдает ни одну эмоцию. Отворачиваюсь к окну и осознаю, что руки трясутся. Этого он добивался? Вчера я сказала, что мы видимся в последний раз. Поэтому он выдал этот бред? Чтобы я повелась на сию игру? Нет. Я не стану. Он пудрит мне мозг.       — Я тебя даже не знаю, — шепчу.       За окном сменяются рождественские фонарики, но они меня сейчас мало волнуют. Курт признался мне в любви. Он сказал, что любит меня. Он так сказал.       — Неправда.       — Я понятия не имею кто ты такой. Ты ничего не рассказывал о себе, — до сих пор сижу в пол оборота, дабы скрыть расшатанное состояние.       — Не успел.       Он говорит отрывисто и сдавленно. Я не могу показать ему, что слова о ненастоящей любви так задели меня. Незаметно выдыхаю тоненькой струйкой и привожу себя в норму.       — Если бы ты действительно любил меня, то не поступил бы так мерзко, — заявляю, — Ты не умеешь любить, Курт.       Парень молчит до конца поездки. Так и не поворачиваюсь к нему. Сердце не резиновое — сделаю это и зарыдаю навзрыд. Около дома отстегиваю ремень и расправляю плечи.       — Как называется кафе? — неровный тон.       Я понимаю, что он все равно узнает, и не вижу смысла скрывать.       — Дом Фина. Не приезжай хотя бы туда. Мне работать надо, а не переживать из-за наших встреч, — фактически умоляю.       Курт не издает ни звука. На мгновение мне кажется, словно ему тоже больно. Особенно, когда он переводит тему:       — Перевяжи руку, — протягивает запакованный бинт и баночку, — Промывай перекисью раз в день.       Забираю набор и быстро выхожу из машины.       Он уезжает сразу. За спиной раздается шум колес. Ледяной ветер обжигает мокрое лицо.       Я попадаю в ванную и сижу под горячей водой в бесшумной истерике. После позволенной себе слабости, моюсь и накладываю свежий бинт. Рана не воспалена и, скорее всего, заживет через пару-тройку дней. Я прохожусь большим пальцем по нижней губе и жмурюсь. До безумия скучаю по его поцелуям. Они, как кислота, растворяют меня без остатка. Я не выдержу. Нам нельзя общаться. Оставаться холодной стоит невероятных усилий.       К вечеру выхожу на работу. Курта нигде нет, и я радуюсь. Иду на автобусную остановку, совершенно не представляя, как переживу смену. Мужики с пошлыми комментариями, Минди с писклявым голосом, Фин с вечными претензиями. И я не ошибаюсь — так и происходит. Я мечусь от столика к столику, переодически получая «пару ласковых» от Фина.       — Добрый вечер, что будете заказывать? — тараторю, как мантру.       Молодой человек не поднимает голову и односложно говорит:       — Колу, пожалуйста.       Я записываю и улыбаюсь ему, а затем, забрав еще один столик, удаляюсь на кухню. Когда Фин видит скромный заказ, то приходит в бешенство.       — И ты не предложила ему хотя бы сраную картошку? Че совсем? Мы на чем зарабатывать будем, а? — рычит.       — Предложила. Он отказался, — скомкано вру.       Фин цокает и идет в кабинет. Я поправляю свою идиотскую форму и выхожу обратно в гудящий зал. До конца смены два часа. Набираюсь терпения и, с натянутым радушием, разношу еду. Сначала отдаю бургеры для большой семьи. Когда подлетаю к одинокому парню и ставлю напиток, он просит:       — Принесите счет.       Выполняю все, чтобы не задерживать его, и вскоре замечаю, что столик пустует. Не надеюсь найти в книжке чаевые, но все равно проверяю. Глаза расширяются. Там лежит столько, сколько я не получала ни разу. Пересчитываю, бегло прикидывая, как живу на это целую неделю, ни в чем себе не отказывая.       — Девушка, нам долго ждать? — вредное бурчание отвлекает.       Я складываю деньги в фартук и продолжаю работу. Без пяти двенадцать, во мне нет ничего, кроме усталости. Плетусь на холодную улицу, где закуриваю. «Я в жизни никого не любил так, как тебя, Бо». Он сжигает меня. Сжигает всю целиком.