Столкновение

      Я утонула в нем. Я захлебнулась его любовью, искренностью, пылом, и это самое прекрасное чувство, которое я познавала. Всю ночь я не могла отлипнуть от него, а он и не противился, так что мы почти срослись в единое целое. Я не выпускала его руки, не отстранялась дальше сантиметра, не переставала говорить слова любви. В какой-то момент мы поймали себя на том, что были готовы кормить друга друга салатами с ложечки. Он рассмеялся, так как я сидела на его коленях и обвивала шею, благодаря чему поза была не слишком удобной для приема пищи. Я покраснела и заставила себя слезть, но он усадил меня обратно и лишь крепче прижал к себе. На его шее не осталось места, где бы не побывали мои губы. Это не вызывало в нем эйфории, но вызывало нежность и счастье. Я задумалась о том, что хочу найти на нем те зоны, которые сведут его с ума. «Вечность, да?». У меня предостаточно времени для того, чтобы изучить Курта, но слишком мало, чтобы им насладиться. То, что он сделал для меня, то, каким образом доставил удовольствие, невероятно смущало. Он видел мою озадаченность и спросил:       — Расстроил тебя? Не понравилось?       — Понравилось! — спохватилась я и лицезрела ухмылку, — Очень понравилось…больше, чем…пальцами.       Курт хмыкнул и покачал головой.       — И дальше понравится. То, что сделаю с тобой в будущем. Еще приятнее будет.       Я красноречиво дернула его за футболку, и он снова подарил мне смех.       — Скоро перестанешь стесняться. Привыкнешь.       И меня закружило от того, как он сказал последнее слово. Тепло, мягко, заботливо. Оно подтверждало, что теперь мы вместе надолго, я успею приспособиться ко всем его действиям и решениям, научусь принимать их без стыда.       — Ты расскажешь, как касаться тебя губами? — шепотом проговорила я, прячась в его плечах.       Я не видела, но точно знала, что он улыбнулся. Мужская рука погладила меня по голове, словно довольствуясь стремлениями.       — Расскажу, когда желание проявишь, — прохрипел он, — Больше сдерживать не стану, девочка.       Я закусила губу и прикрыла глаза, слабо кивнув. Хотелось сделать все и сразу, кинуться в потемки и слиться с неизвестным. Но я не осилила даже его недавнее предложение сделать мне хорошо второй раз, так что решила отложить желаемое. Сердце горело, а тело не слушалось. За три недели я измоталась и только в его руках осознала степень усталости. Чувствовала, словно провалюсь в сон на три дня, но все еще боялась, что, когда открою глаза, Курта не будет рядом. Он пообещал мне обратное. Мы поднялись в спальню, я прильнула к его телу, и парень заверил:       — Проснемся вместе. Если мне нужно будет идти, то разбужу тебя. Одна теперь не останешься.       — Точно? — переспросила я самым инфантильным образом.       — Точно. Отдыхай, я тоже скоро лягу.       Курт залез в телефон, поставив экран на минимальную яркость. Он переписывался с Мэтом, почему-то я была уверена в этом. Но, спустя пару минут, он уже сосредоточился на мне. Телефоном прикрывался, создавал видимость дел. Я ощущала его взгляд, шершавая рука невесомо гладила меня по бедру, а нос зарылся в волосах. Я приластилась ближе, будто во сне, и правда уснула.       Мне всегда хочется верить, что трудности нас миновали, но, как показывает практика, это из раза в раз ошибочное суждение.       Утро не задалось. В дверь стучат, а телефон звонит. Я сонно морщусь и смотрю на Курта, который тоже проснулся от обилия звуков.       — Ты кого-то ждешь? — морщится от дремы.       — Нет…Черт! Твою ж мать! — ругаюсь и бегу вниз.       Открываю дверь и сразу же каюсь.       — Липп, прости, прости, я все проспала? — впопыхах говорю и слышу скрип лестницы позади.       Друг улыбается и кивает на улицу, себе за спину. Там стоит его машина.       — Нет, милашка, сейчас только 8 утра. Просто решил заехать за тобой. У нас же все в силе…       Филипп обрывается, нервно сглатывая. Я прекрасно понимаю почему. Поворачиваюсь и сжимаюсь от раздраженного лица Курта.       — Ты не мог бы подождать пару минут? — пищу и не дожидаюсь ответа.       Закрываю дверь перед его носом и сразу слышу:       — Милашка? — рычит Курт, — Он ничего не перепутал?       Слава богу, парень уже одетый. Мне нужно срочно поехать с Филиппом.       — Куда ты собралась? — кидается он.       Я прохожу мимо, на второй этаж, и сразу открываю гардероб. Что мне надеть? Липп выглядел обычно. Там будет Чарли. Стоит выбрать наряд поскромнее.       — Бо, у тебя язык онемел или что? — растеряно выпаливает Курт, появляясь сбоку.       — Я должна быть на завтраке с его семьей, — вздыхаю, все также роясь в вещах, — Забыла об этом.       — Завтрак с семьей? Ты издеваешься что-ли?!       У меня нет времени ссориться. Достаю черные колготки, такого же цвета юбку на запах и укороченную вязаную кофту. Прилично и подобающе. Бегу чистить зубы.       — Я, мать твою, с кем говорю? — он хватает меня за локоть на пороге ванной.       Я протяжно выдыхаю, обращая на него внимание. Он сейчас взорвется. Не о таком пробуждении мы мечтали.       — Курт, пожалуйста, перестань. Я пообещала ему. Он уже предупредил отца. Меня ждут, — умоляюще смотрю на него снизу вверх.       — Мне плевать кого он там предупредил. Ты не идешь, — злостно шипит, не выпуская из хватки.       Поджатые губы и опущенные брови — признак надвигающейся бури.       — Ну прекрати, — все еще пытаюсь быть мягкой, — У него нет близких друзей…       — У него сейчас, черт подери, будет последнее утро в жизни, — перебивает, — Иди в комнату. Я сам ему скажу, чтобы он проваливал.       Я выдергиваю руку и бросаю попытки адекватного общения.       — Не указывай мне, что делать, — злюсь, — Мы договорились. Я иду. Точка.       Захожу в ванную и сразу беру зубную щетку с пастой в рот.       — Ты, вероятно, шутишь?! Какого хрена происходит?!       — Я уже объяснила. Тебе повторить? — сплевываю в раковину и полощу рот.       — Только попробуй сказать мне еще что-то в этом роде, — тяжело дышит.       — Иначе что? Снова напугаешь меня? — открыто издеваюсь.       У него нет права распоряжаться моим днем. Нет права запрещать мне общаться с кем бы то ни было. Что о себе возомнил?       — Тебя — нет. Его — да.       — Ну конечно! Это в твоем стиле! — усмехаюсь и возвращаюсь в спальню.       — Да что с тобой такое? Дерьмо! Бо, ты реально не понимаешь?!       — Нет, это что с тобой такое, Курт?! — натягиваю колготки и тоже кричу, — Ты фактически говоришь: «Ваша дружба кончилась, потому что я вернулся!».       — Именно так я и говорю!       Он сглатывает, когда я снимаю футболку и надеваю черный кружевной лифчик.       — Для него наряжаешься? — переходит в пассивную агрессию.       Голос приобретает размеренный, но издевательский тон.       — Что ты сказал?! — ахаю, запахивая юбку чуть выше колена.       — Повторить? — напоминает мои же слова.       — Иди к черту, — прыскаю, — Называть меня распущенной после вчерашнего вечера?!       Так.. что делать с косметикой? Туши и блеска для губ будет достаточно.       Курт снова преграждает мне путь, вырывая кофту из рук и бросая ее на кровать.       — Ты проснулась со мной, а утро едешь проводить с ним, — нагнетает, — Я тебя не отпущу. Или…       — Расстанешься со мной? Да вперед! Не привыкать! — пытаюсь обогнуть его, но он вдруг берет меня за плечи, соединяя глаза.       — Да, расстанусь, потому что это ни в какие ворота не лезет.       Его дыхание неровное, а взгляд блуждает по моему лицу с недоверием. Это манипуляция. Я понимаю, что мы не расстанемся, что он на эмоциях, но обида селится в груди.       — Курт, ты серьезно? — сжимаюсь, — Мы только помирились, десяти часов не прошло, а ты снова хочешь все разрушить?       — Не я, а ты, Бо. Посмотри на ситуацию со стороны. Что, если бы я кинул тебя утром, чтобы поехать к подружке, а?! Или это не одно и то же?! — опять кричит, но на этот раз прямо в лицо.       — Нет, не одно и то же! — сжимаю кулаки, вытягивая руки к низу.       — И с чего бы?!       — Да с того, что ты уже предавал меня! Спал с девушками! А я никогда тебя не подводила!       Я хочу отпихнуть парня, но это принесет ему физическую боль. Вот и придется так стоять, пока не отпустит.       — Я спал только с одной, но мы тогда не были в отношениях, — оправдывается, — И я более чем искупил вину за все остальное.       Да, он прав, но меня все равно выбешивает этот факт.       — У тебя нет оснований мне не доверять, — устаю кричать.       — Я доверяю. Тебе доверяю, Бо. А вот к нему у меня, сука, много вопросов!       — Это неправда. Ты помешан на контроле. Если что-то идет не в угоду тебе, хоть какая-то мелочь, ты с ума сходишь. Я не могу жить по твоим правилам и, если ты хочешь быть вместе, то должен понять это, Курт.       Он сжимает челюсть, будто пытаясь успокоиться. Не выходит.       — А знаешь? Иди. Давай. Может быть мне тоже стоит нарядиться и пойти на семейный завтрак к какой-нибудь девушке? Да, так и поступлю! — выпаливает и идет к тумбочке, забирая свой телефон.       — Поступай! — кричу вслед, — Я ничему не удивлюсь! А лучше сразу в спортзал! Цепани там кого-нибудь! Повеселись от души!       Надеваю кофту, сдерживая слезы. Он поворачивается ко мне, тыкая пальцем.       — Проблема не в том, что ты с ним общаешься, Бо. Проблема в том, что ты идешь знакомиться с его семьей. Это не дружба. Как и то, что он называет тебя донельзя ублюдским голосом: «милашка» и «Трис». Одумайся, Бо. Иначе я ухожу, и ты меня больше не увидишь, — рычит.       Его глаза застывают на мне, выжидая решения. Мне горько. Потому что я не сделала ничего плохого, но и в его словах есть доля правды.       — Это ультиматум?       — Воспринимай как хочешь.       Я прикрываю глаза, садясь на край кровати. Я не хочу его терять. Не после того, что мы прошли. Сейчас мне уже не кажется это пустым обещанием. Он правда бросит меня, судя по интонации, он не шутит.       — Мы можем придти к компромиссу? — пытаюсь снова.       Как я кину Филиппа? Он надеялся на мой визит. Как он объяснится перед Чарли?       — Нет.       — Но я люблю тебя, — шепчу.       Курт вздыхает, протирая лицо. Он заводит одну руку за голову и сбавляет пыл.       — И я люблю тебя. Ты знаешь, Бо. Но это не означает, что я буду позволять тебе делать все, что вздумается. Я не буду терпеть такого дерьма. И не жди, что я приеду с тобой мириться вечером, — напряженный голос, — Мы помирились вчера, я добивался твоего прощения, но я не мальчик, который будет тебе потакать и носиться сломя голову, даже тогда, когда ты, откровенно, творишь полную хрень.       Он звучит как тот, кто усиленно старается донести истину. И я честно не способна осмыслить все за секунду. Снаружи стоит Филипп, передо мной стоит Курт, и я ответственна перед обоими.       — Почему ты не пытаешься понять меня? Я бы не согласилась на завтрак, будь мы в отношениях. Но тогда мы были в ссоре. Его отец меня ждет. Я не могу поступать так некрасиво. Это будет обычный завтрак, Курт. Дружеский.       Умоляющие глаза направлены прямо на него. В ответ летит полное пренебрежение.       — Ясно, — усмехается с прежней злобой.       — Не заставляй меня делать выбор, — встаю и иду к нему, — Не надо.       — А кого бы ты выбрала, Бо? — говорит, сквозь зубы, — Человека, который сделал для тебя все, или дружка, с кем знакома от силы полторы недели?       Я сглатываю от обиды.       — Человек, который меня любит, не должен вообще задаваться таким вопросом! Тебя. Я выбираю тебя. Всегда. И, когда я еду на завтрак, это ничего не меняет…       — Замечательно получается. Если бы это сделал я, то ты бы такой скандал закатила! — смеется и отходит, — Заблокировала бы меня, не разговаривала, не слушала! А тебе можно! И ты знаешь, что я ахренеть как прав! Но, если твои принципы таковы, валяй! — орет басом и спускается по лестнице.       — Я скажу ему, что мы вместе. Сегодня скажу, Курт! Успокойся, прошу! Скажу его отцу, если спросит! — стою наверху, наблюдая, как он надевает куртку.       — Молись, чтобы он не заговорил со мной на улице, иначе ему не поздоровится, — отчеканивает и завязывает ботинки.       Мне ужасно страшно от его слов.       — Даже подарок не возьмешь? — вот-вот заплачу, — Пожалуйста, Курт. Я ведь искренне тебя люблю. Не надо. Не уходи вот так!       И что-то случается. Такого не происходило прежде, раньше было совсем не так. У меня колет сердце. Боль резкая и неожиданная. Я ощущала проблемы со здоровьем, когда мы расстались, но это никогда не было столь серьезно. Я хватаюсь за ноющее место и мир замирает. Еще чуть-чуть и произойдет что-то ужасное.       — Курт…       — Нет, Бо, достаточно!       — Курт, мне больно, — шепчу и парень поворачивается.       Я держусь за перила и сглатываю. Тошнота.       — Что? Бо, что такое? — насторожено говорит и мигом поднимается ко мне.       Ладони охватывают меня, насильно поднимая лицо. Я не против, я просто не в состоянии пошевелиться.       — Я не знаю. Очень болит. Отвези меня в больницу. Пожалуйста, — тараторю и жмурюсь.       Я бы никогда не попросилась туда добровольно, но тут совсем иной случай. Курт осматривает меня и сразу подхватывает на руки.       — Поставь, поставь, я дойду, — хнычу.       Он не обращает внимания. Я тяжело дышу, пытаясь придти в норму. Парень бегло накрывает меня курткой и выходит на улицу.

От лица Курта

      Я понятия не имею что с ней, когда выхожу на улицу. Она выглядит бледной, слабой и напуганной.       — Бо? — говорит этот ублюдок, пока я открываю дверь авто.       Ветер холодный, и я жму девушку так, чтобы ей не надуло.       — Что ты сделал?! — кидается он.       — Филипп, все хорошо, — шепчет Бо, — Он…       — Молчи, — указываю и кладу на заднее сиденье.       Обхожу машину, и ее дружок вдруг пихает меня в плечо.       — Что ты сделал?! — повторяет он.       С меня хватит. Я хватаю его за воротник куртки и прислоняю к себе.       — Мне надо отвезти ее в больницу. Но, поверь, лучше тебе нахрен сбежать из города, потому что, когда ей станет легче, я тобой займусь, — шепчу так, чтобы Бо не услышала.       Выродок белеет от страха, и я отталкиваю его в сторону. Он поскальзывается и, к несчастью, ничего себе не ломает.       — Зачем ей в больницу? — пыхтит.       Я сажусь за руль и вставляю ключи зажигания.       — Бо, — поворачиваюсь к ней.       Она не перестает держаться то-ли за грудь, то-ли под ней. Я не понимаю. Но сознание не теряет, значит все не так плохо.       — Я нормально, нормально, — часто дышит.       Карем глаза вижу, как этот урод тоже заводит машину. Я отъезжаю, и он едет следом. Сраный смертник.       — Что болит? Как болит? Поделись со мной. Подробно, — стараюсь говорить мягко.       Пресли обязан быть на месте. Если нет, то я его отовсюду выдерну. Там только он сможет нормально помочь. В обычную больницу не повезу: ждать хренову тучу лет, когда на девушку обратят должное внимание и окажут всевозможную помощь.       — Грудь болит. И под грудью. Шея. Жжется. Тошнит, — сглатывает, склоняясь к коленям.       — Тише. Ничего страшного. Мы уже едем. Потерпишь 15 минут? — нервно стучу по рулю.       — Да, да, — часто кивает, — Ты злишься?       — Нет, конечно нет. Расскажешь, как ты вчера готовила салаты? Они были вкусными.       Пробок нет. Дороги пустые. Поднажму и управлюсь в нужное время.       — Я хочу поспать, — вдруг произносит.       — Нет, мы уже выспались. Говори со мной, Бо. Говори.       Черт. Гребаное дерьмо.       — Я варила курицу для «Дамского». Еще мариновала для тебя утку…вообще я не люблю утку, но для тебя купила.       — Мне очень понравилось. Приготовишь еще одну, когда вернемся домой?       На самом деле я не выпущу ее из кровати. Даже на кухню.       — Да, — улыбается, что видно через зеркало.       — Хорошо. Спасибо. Как мариновала?       Она принимается перечислять названия специй, а я наблюдаю за ублюдком, который не отстает. Мне точно придется выбить из него всю дурь.       Бо бледнеет на глазах. Когда паркуюсь около двухэтажного здания, она уже не в состоянии идти сама. Я вновь беру на руки и как можно скорее вношу в двери.       — Майка мне позови, — командую медсестре, — Живо!       Она выбегает из-за стойки и несется по коридору. Клянусь, если она не поторопится, то я их здесь всех убью.       — Курт, все нормально, — проговаривает девушка.       — Да, знаю, милая, — целую в щеку, — Такая у тебя красивая юбка. Где ты ее купила?       Ее ноги обдает холодом, потому что в больницу заходит тот, кого я скоро из нее вынесу.       — Трис, Трис! — выкрикивает.       — Руки, — говорю, когда он тянется к ней, — И не ори. Не пугай ее.       — Пугать ее — твоя работа, — ехидничает, — Почему ей плохо?       — Я, мать твою драную, в душе не знаю, почему ей плохо, — дыхание утяжеляется.       Я даже не могу схватить его или хотя бы толкнуть.       — Уилсон, что такое? — появляется Пресли.       Он спешит к нам и, прекрасно зная о моем состоянии, сам берет ее на руки. Я ему доверяю и аккуратно отдаю.       — Боли под грудью, жжение в шее, тошнота, — отвечаю второпях, пока он несет ее в отделение.       — Да уж, — вздыхает.       — Что значит, черт возьми, твое сраное «да уж»?       — То и значит. Сейчас проверим.       Я смотрю на ее хрупкое тело и у меня в душе все жмется. Господи, лишь бы это было…а что это может быть?! Я такого не видел. Мы, наконец, подходим к комнате. Майк подзывает врачей. Я хочу зайти с ним, но он, перекладывая девушку на каталку, упирается рукой мне в плечо.       — Тебе нельзя.       — Ты с ума сошел?! — нервы сдают.       — Нельзя, Курт. Подожди здесь. Все с ней нормально будет. Сознание не теряет. Слабеет просто, — суетится и, когда несколько парней в форме оказываются рядом, скрывается с Бо за дверью.       Я хватаюсь за голову и отхожу в сторону. Просторный белый коридор с низкими потолками начинает давить. Это моя вина? Да. Так и есть. Я снова все разрушил, я причинил ей вред…       — Что у вас там произошло? — говорит урод сбоку.       Ему конец. Он вообще не вовремя. Я оглядываюсь и настигаю его, грубо вдалбливая в стену.       — А теперь слушай меня. У тебя два варианта: сбежать отсюда прямо сейчас и ненадолго продлить свою никчемную жизнь, либо я затащу тебя в палату и вышибу мозги. Две секунды на подумать, — нажимаю на шею, и он давится.       — Я не желаю ей зла. Просто волнуюсь, — неразборчиво выдает, безуспешно царапая мне предплечье.       — За нее есть кому волноваться, — говорю и смещаю его ближе к автомату с кофе и чаем, — Две секунды прошло. Не определился? Я помогу.       То, как его лицо наливается красным оттенком, а глаза наполняются страхом, ослабляет мою тревогу. Хоть на что-то отвлечься.       — Ты меня не ударишь, — смеется.       — И что меня остановит?       — Она. Если узнает, что ты меня побил, то не вернется к тебе. Так что подумай теперь ты. Даю две секунды, — кряхтит он, и я окончательно взрываюсь.       Бью его под дых, прямо через куртку, и он крючится, задыхаясь. Снова и снова. Не во всю силу, чтобы не подох прямо здесь, но достаточно для того, чтобы испытать боль.       — Просчитался, — наклоняюсь, когда ее дружок оседает, — Я ведь умею бить так, чтобы следов не оставить.       — Ты не знаешь, — усмехается со стоном, — Я ей сказал, чтобы она не закидывала меня во френдозну. Угадай, что ответила? Ничего. Потому что думает. Потому что тоже чувствует, — пытается вырваться, но я вдалбливаю его спину в твердую поверхность, и он стонет, — Ты снова бросишь ее, а я буду рядом. Подловлю нужный момент.       Я бью его, но на этот раз сильнее. Да, у него останутся синяки. Наплевать. Заслужил.       — Паническая атака, — говорит он, шмыгая слезными соплями.       — Что?       — У нее была паническая атака в клубе, когда ты приходил. Ее колотило 15 минут. Она плакала. Задыхалась. Из-за тебя. Ты портишь ее жизнь, ты ее не достоин, такой, как ты, не достоин такой, как она, — тараторит и прикрывает лицо, готовясь к удару.       Это сравнимо с боями, которые я проигрывал. Словно меня избили, но хуже. Намного хуже. Пользуясь секундной заминкой, ублюдок увиливает в сторону и снова падает, хныча от боли. Я тяжело дышу, гнев набирает обороты, и я хочу разбить ему лицо, но тут выходит Пресли с неутешительной физиономией. Он смотрит на Филиппа, затем на меня, и качает головой.       — Пойдем, поговорим, — выдыхает, кивая вглубь коридора.       — Пошел вон отсюда, — отчеканиваю через плечо Майка, — Сейчас же.       Дохляк встает и удаляется так скоро, как может. Я поворачиваюсь к Пресли.       — Только попробуй меня расстроить, — говорю, восстанавливая дыхание.       Мы отходим от двери в палату, где находится Бо. Молчанка не длится долго, но я вообще не понимаю для чего она нужна.       — Не тяни, Майк, открой уже рот…       — Предпосылки к сердечному приступу, — прямо выдает, и я рвано выдыхаю, — Если переволнуется в следующий раз, то он случится. Ты привез вовремя. Сделали все, что нужно.       Я, черт возьми, ослышался?       — Ей 17 лет. Что ты несешь? Какой сердечный приступ?       — Редко такое бывает. Согласен. Но девочка слабая, — качает головой, — Я тебе сказал в прошлый раз. А ты что сделал? Она еще больше похудела, нервная вся.       — Закройся, — усмехаюсь и меряю коридор импульсивными шагами, — Иди перепроверь. Ты не в себе.       — Я в себе, Курт. А ты?       — Что?       Он останавливает меня, беря за локоть. Я вырываю руку, пытаясь увидеть в сочувствующем взгляде какую-то ошибку. Но Майк никогда не ошибается. Он лучший в своем деле, лучший в городе.       — Я тебе как друг говорю. Посмотри на себя. Что сделал с тем пареньком? Слышал я частично…       — Раз частично, то держи рот на замке. Нихрена не знаешь! — снова отхожу, чтобы все осмыслить.       — Успокойся, — выдыхает, — Курт, я понимаю, ты ее любишь, защитил от Крегли…       — Это тебе кто сказал? — поворачиваюсь и замираю.       Слухи поползи. Нехорошо. Надеюсь, они не дойдут до Джейка.       — Я Хосе недавно зашивал. Он и проболтался. Не в этом суть. Ты всех запугиваешь. Она нежная. Нельзя с ней таким быть, — поджимает губы и поправляет белый халат.       — Я с ней другой…       — Курт, это не шутки. Если случится инфаркт миокарда, то вероятность, что она проживет дольше 5 лет — 45-50%. Медицина, конечно, развивается. Можно свести на "нет" негативное влияние на возможную продолжительность жизни, но если девочка будет постоянно в стрессе, то…       — Завали. Все, — срываюсь, — Сумму назови. Конкретнее будь. Сколько заплатить, чтобы ты это все у нее убрал?       — Это не так работает, — снимает очки, чтобы протереть линзы.       — А как это, сука, работает?!       — Комфортные условия. Безопасные. Стабильные. Никаких потрясений. Слез минимум — разве только от счастья. Когда оправится, то занятия спортом. Здоровый рацион. Я тебе это уже рассказывал. Будет так — проживет долго. Иначе…, — я смотрю на него с предупреждением, и он исправляется, — Иначе грустный расклад.       — Ты рехнулся. Покурил с утра не того, — я не могу поверить в этот бред.       — Если ты закончил, то я пойду к другим пациентам, — листает свои сраные листы с записями.       — Я ни черта не закончил! Сейчас с ней что?       — Ну, если есть деньги…       — Да о чем ты, господи, есть, конечно, сука, есть!       — Перевезем в палату. Дал ей лекарства все нужные. Состояние в норме. Спит. Проснется через часа два — три. Надо поесть обязательно. Потом захочет еще поспать — не мешай. Пускай отдыхает. Завтра выпишем, — он осматривает меня, — Я вообще должен рассказывать это ее родителям. Что, они, как в прошлый раз? Не могут приехать? Врал же мне.       Месяц назад, когда мы были здесь, он вывел меня этой хренью. «Она несовершеннолетняя, я не имею права делиться ее личной информацией с тобой, мне нужен опекун».       — Нет у нее родителей, — выпаливаю, — Нормальных нет.       Он молчит пару секунд, а потом пялится туда, где лежал Филипп.       — Жалко мне ее, — выдает, — Пойду я, Курт.       — Майк, — окликаю, морщась — Скажи, что еще для нее можно сделать?       Он покачивается, держа руки на замке за спиной.       — Измениться, Уилсон. Тебе нужно измениться. Или оставь это, уходи. Не повезло ей. Ты непутевый.       Он заходит в комнату, где находится Бо, отдает врачам приказ и удаляется, шаркая тапочками по плитке.       Я так и стою посередине коридора. Не справляюсь. Стараюсь. Получается только хуже. Изначально я ведь просто ей помогал. Забрал с тусовки. Привез продукты, защитил от бывшего. Увез в путешествие. Хотел отдать свою жизнь, чтобы сохранить ее. Но все как-то через одно место. Не поругайся мы сегодня, то она бы завтракал с паршивой семейкой, а не лежала здесь.       Врачи вывозят Бо на каталке, и я следую за ними. Что еще мне сделать? Заткнуться, когда этот урод прямо говорит мне, что заберет ее? Никогда не выяснять отношения? Даже, когда она объективно неправа? Если бы я уехал от нее утром к подружке? Это же несправедливо.       — Я сам, — злостно выдыхаю от их неаккуратного обращения.       Поднимаю девушку, кладу на мягкую кровать и накрываю одеялом. Как только они выходят, я смотрю на нее буквально несколько секунд и тоже выхожу. Меня всего трясет. Нужно съездить до ее дома. Взять чистые вещи для сна и обязательно закрыть дверь. Была такая спешка, что я попросту не стал искать ключи.       26 декабря. 10 утра. В больнице, как и на улицах, пусто. Снег валит. Стекла машины успели покрыться белым слоем. Счищаю все руками и достаю пачку Мальборо красными пальцами. Я всячески пытаюсь отвлечься на никотин, но, выкурив две сигареты, мне не становится легче.       В авто меня накрывает. Я сижу пару минут, склонившись к рулю. Чувствую мерзость от самого себя. Слабость. Я позволяю себе быть слабым? Это отвратительно. Все попытки вытереть донельзя мокрые щеки не увенчиваются успехом. По ним опять бегут соленые капли, отчего матерюсь и презираю себя с новой силой. Я плачу уже третий раз за неделю. Никогда таким не был. Последний раз это случалось, когда умерла Клэр. Несколько лет без слез. Что сейчас?       Сердечный приступ. Это безумие. Она же жизни еще не видела. А теперь ей нельзя даже разок прокатиться на сраных американских горках? Нельзя танцевать до упаду? Нельзя стать матерью, чтобы не умереть при родах? Сколько еще таких «нельзя»?       Я хочу отмотать время, сделать детство Бо спокойным и счастливым. Хочу увезти ее далеко, укрыть от всех ненастий. Хочу избить себя за то, сколько причинил ей страданий. Чем я лучше тех «людей», которые травмировали ее? Все месяцы нашего знакомства она бесконечно плакала. Из-за меня. Я мог бы радовать ее, а не разбивать. И искать отговорки по типу «мне тогда самому было хреново» — не по мужски. Я не смею себя оправдывать. «Ты портишь ее жизнь, ты ее не достоин, такой, как ты, не достоин такой, как она».       Я почти намерен ударить по рулю, но вспоминаю слова Майка. «Тебе нужно измениться, Уилсон». Как же я изменюсь, если не научусь себя сдерживать? Завожу авто, выдыхаю несколько раз и выезжаю с парковки.       К тому моменту, как виднеется ее дом, я беру себя в руки. Все будет хорошо. Ей исполнится 18 чуть больше, чем через два месяца. Предложу ей уехать из Стелтона туда, где теплее. Устроюсь на нормальную работу. Куплю ей абонемент в бассейн. Плавание полезно для сердца, да и к тому же Бо любит это дело. И картинка, как она приходит с мокрым пучком на голове, весело рассказывая о своих достижения, успокаивает меня.              Она будет жить долго. Очень долго. Я ей это обеспечу.       Складываю домашнюю одежду в рюкзак. На кровати валяется ее телефон. Экран горит. Я ненадолго задумываюсь, а потом блокирую его и складываю к вещам. Нельзя. Она бы не рылась в моем.       Забираю свой подарок, закрываю двери и еду к себе, чтобы переодеться. Надпись, что она вышила, буквально вернула меня к жизни. Все последние дни я мысленно постоянно находился там, в амбаре. Переживал пытки снова и снова во снах. Но то, что Бо сделала…У меня есть настоящее. Есть она. Есть сейчас. То, что произошло — паршиво. Но это кончилось. А теперь передо мной девочка, которая искренне любит меня. Любит такого, как я, несмотря на мои ошибки. Это важнее всего на свете.       По нелепому совпадению, у мамы и папы такая же разница в возрасте. Они познакомились, когда Норману было 27, а Иви 21. Отец тогда вернулся на гражданку. Молодой майор с выправкой. Мама же училась в университете на финансиста, параллельно подрабатывая в библиотеке, потому что очень любит книги. Один знакомый Нормана был влюблен в студентку, которая постоянно сидела в читательском зале. Папа, чертыхаясь, согласился пойти туда, чтобы его поддержать. Ну, а дальше понятно.       Впервые я подумал об этом, когда покупал Бо продукты. Признаться, в тот момент я знатно разозлился. Столько чувств и эмоций от девчонки, которую видел раз-два и обчелся? А потом еще и эти книжки про Двалина, закладки на страницах, прямо как у мамы…черт, разве так бывает?       Но она сводила меня с ума. Влюбляла, казалось, каждым взглядом. Я порой даже смотреть на нее не хотел, лишь бы угомониться. Нет, я никогда не заведу семью, это не про меня. Но мне нравится думать о совместной жизни с Бо. Хорошей, свободной, не обремененной детьми и браком жизни.       Возможно, нам стоит съездить к родителям? Это…было бы здорово. Примут ли они меня?       Я быстро принимаю душ, надеваю свежую футболку и джинсы, забираю подарок для нее, а затем еду в цветочный. Когда я последний раз покупал кому-то цветы? Только маме. В школе был забег. Одноклассник по уши втюрился в Мелиссу, которая была старше его на год и присутствовала на эстафете. Он хотел ее впечатлить, а потому подошел ко мне и попросил проиграть ему в финале, а взамен пообещал дать денег. Я бы мог соврать, что отказался от налички, но нет. Я выполнил свою часть работы и, получив вознаграждение, возвращался домой. Иви тогда болела после тяжелых родов. Я проходил мимо бабушек, торгующих полевыми цветами. Отдал все до последней копейки и вручил маме букет ромашек. Она даже заплакала, а я испугался, что сделал только хуже.       Я возвращаюсь в больницу, покрывая это место всеми существующими в мире ругательствами.       — Майк у себя? — обращаюсь к сотруднице на ресепшн.       — Да, должен быть.       Иду на второй этаж, не зная, как задать волнующий вопрос. Никогда не обсуждал свою интимную жизнь с кем бы то ни было. Но Пресли врач. И спросить можно только у него. А это крайне важно.       — Ты занят? — говорю, заглядывая в просторный, современный кабинет.       — Как всегда, но тебя, полагаю, это не очень волнует, — вздыхает, клацая по клавиатуре.       — Пять минут, — захожу и сажусь на стул.       Он отрывается от работы и слегка оторопевши пялится на букет из 19 розовых пионов. Аж очки приспускает, что раздражает. По его мнению я реально такое животное? Цветы любимой купить не могу?       — Давай, спрашивай, — к счастью, решает не комментировать.       Я вздыхаю, поджимая губы.       — Во-первых, распиши мне ее питание.       — Как раз сейчас этим и занимался, — усмехается, и я удовлетворенно киваю.       — Во-вторых, скажи, — смотрю в огромное окно за длинным столом, — Мне можно вступать с ней в физический контакт?       Я, мать его, ахренеть как надеюсь, что он поймет суть вопроса. И, когда Майк прикрывает глаза, я рад, что мне не понадобится объясняться дольше.       — Я должен дать тебе рекомендации по сексу с девушкой 17-ти лет? — наклоняется, опираясь о стол.       — Ей 18 через два месяца, — отрезаю, — Ничего плохого я не делаю. Все с ее согласия и только тогда, когда она сама заговорит об этом. Переживаю. Навредить не хочу.       Он успокаивается, покачивая головой.       — Да знаю. Заботишься. Это хорошо. Возраст согласия миновал, — отвечает, как обычный знакомый, а не врач, но сразу возвращается к должности, — Она уже жила половой жизнью?       — Нет.       Меня злит, что я должен этим делиться.       — Когда планируете?       — Когда она решит, — упираюсь глазами в мелкие крапинки на белых стенах.       — Если решит завтра, то не надо. Это стресс для психики и, соответсвенно, для организма. Ну а потом, конечно можно, Курт. Ей же теперь не запрещено испытывать чувства, — мягко улыбается, — Главное, чтобы это не произошло в порыве ссоры. Или на фоне недавней ссоры, эмоциональных всплесков. Все спокойно должно быть.       Я киваю, расслабляясь. Нет, я бы жил без этого. Мы вполне способны удовлетворять друг друга без секса. Но вот для Бо запрет, вероятно, стал бы шоком.       — Как это правильно сделать?       — У тебя еще не было девочки?       — Я бы не спрашивал, — недовольно отчеканиваю, косясь на него.       Он неплохой человек. Мы знакомы чуть больше года. Впервые меня отправил к нему Мэт, после проигранного боя. Майк тут лечит всех бойцов, но со мной у него особенно хорошие отношения. Нет, конечно, я порой пылю, но в целом, мы можем, вероятно, называться какими — никакими близкими знакомыми.       — Про лубрикант и средства контрацепции надо рассказывать? — поднимает бровь.       — Черт, Майк, мне не 16, — злобно выпаливаю.       Он сглатывает и откидывается на спинку большого офисного кресла.       — Расслабь ее. Подготовь. Понимаешь? — наклоняет голову, и я даю положительный ответ, — Создай благоприятную обстановку. Не торопись. Когда подойдет к самому акту, то не растягивай проникновение на часы — это лишние нервы. Просто плавно, одним движением, а вот потом дай привыкнуть. Если сделаешь все правильно, то боли, как и крови, может вообще не быть. Но это зависит еще и от соотношения ваших размеров. Дискомфорт, конечно, никуда не денется. Это нормально во время первого раза. Вот и все. В целом ничего сложного.       Ладно, хорошо. Я понимал все, но о проникновении думал иначе. Плавно, одним движением…разве так лучше, чем постепенно и понемногу? Как я, черт возьми, должен это сделать? Если она будет плакать, то я себя прикончу.       — А потом? В следующие разы?       Он опять посмеивается. Я бы обратился к профильному специалисту, но не буду бегать по кабинетам и вывалить все это незнакомому человеку.       — Ну до отключки не доводи. Отдыхать давай. А так занимайтесь в том темпе, который приносит удовольствие, — трет лысину, — Она молодая, Уилсон. Если спокойно все в жизни будет, то никакой опасности. Таблетки пропишу. Переволнуется вдруг — пускай сразу пьет. Тонометр купите. От полового соития, естественно, сердцебиение учащается, но в рамках обычного занятия спортом. Так что выдохни. Радуй свою девчонку, сколько влезет, — улыбается с добротой.       — Ладно, — вздыхаю, — Проблемы с сердцем могут же быть не только от стресса. Вдруг у нее другие заболевания?       — Нет, нет. Мы в прошлый раз анализы брали. Детально их разбирали. Все в порядке, кроме давления и пульса. Скачет постоянно. Тогда понижены показатели, сегодня завышены.       Хорошо. Слава богу, что в остальном все отлично.       — Понял. Ты говорил о спорте. Каким рекомендуешь заниматься?       — Точно не твоим, — смеется.       — Иди ты, — улыбаюсь в ответ.       — Плавание подойдет отлично, — подтверждает мое предположение, — Зарядку утром пусть делает.       — Ладно, спасибо, — я встаю с бежевого стула и направляюсь к выходу.       — Извини, Курт, — неожиданно окликает, — Вижу, что заволновал тебя нехило. Но натуру свою агрессивную правда придется отбросить. А так, самого инфаркта не произошло. Это предпосылки. Плохо конечно очень. Но избавишь ее от нервов бесконечных, то приступа не случится. Одним словом…позаботься о ней, раз решил быть рядом, — старается звучать деликатно, а потом добавляет с прищуром, — Вот сколько знаю тебя, а с такой стороны никогда не видел. Уже было подумал, что ты зачерствел до мозга костей. Вот что любовь с людьми творит! "Спасибо" мне говоришь! Она научила? Ни разу не благодарил!       — Все, до завтра, — отрезаю и выхожу.       Сразу оплачиваю все приемы пищи, палату, оказываемую помощь, и захожу к ней. Прошло полтора часа, а она так и не проснулась. Набираю воду в ванной и ставлю букет на узкую тумбочку с двумя ящиками. Рядом с ним подарочный пакет.       Снимаю верхнюю одежду и обувь, после чего сразу ложусь к ней. Трогаю ручки. Они холодные, как и краешек носика. Я аккуратно смещаю девушку к себе и кутаю в одеяло по плечи.       Ребра постепенно заживают. С каждым днем все легче. Через четыре недели бой, и теперь я не представляю, как сказать об этом. Скоро мне нужно вернуться к тренировкам. Да, это будет непросто в связи со здоровьем, но другого варианта нет. Хорошо хоть форму не растерял. Занимался в путешествии каждый день. Было бы совсем печально при ином раскладе.       Я не хочу, чтобы к ней наведывалась мать, как бы отвратительно это не звучало. Я прекрасно помню, как она плакала после их встречи. Помню тот телефонный разговор. Это не дело. Забрать ее к себе? Предложить жить вместе? Она согласится? Это бы поубавило нервов из-за отсутствия нежданных визитов. В конце-то концов мы можем скрывать наши отношения до ее совершеннолетия. А потом уже неважно.       — Курт, — сонно шепчет она.       — Привет, — отвечаю тихо, поглаживая по спине.       Бо поднимает голову с моего плеча и смотрит глаза. Такая красивая и...родная.       — Я тебя очень люблю, — признается так чувственно, что аж теряюсь, — Прости, пожалуйста. Ты знаешь, мне приснился сон, что мы расстались опять и…и…       — Мы вместе. Все хорошо. Я рядом и никуда не уйду, — целую ее в щеку, — И ты извини меня.       Она выдыхает, окончательно просыпаясь. Оббегает глазами стены и поджимает розовые губы.       — Мне ужасно стыдно. Ты опять потратился, — почти хнычет.       — Пустяки, перестань. Лучше посмотри, — киваю в сторону тумбы, — Какой-то поклонник принес. Сказал, что влюблен в тебя и хочет всегда оберегать, целовать, радовать. Что мне с ним сделать, как думаешь?       Бо растерянно хлопает глазами, изучая букет в молочно-белой обертке. Потом поворачивается ко мне, а потом снова к цветам и так несколько раз. Это так забавно, что я смеюсь.       — Курт, — шепчет, — Ты чего? Это…мне?       — А кому еще?       — Мне так приятно, — сглатывает, — Я очень люблю цветы, но ни разу не получала их. Спасибо. Ты…не стоило…       — Конечно стоило. Раз любишь, то буду покупать почаще.       Внутри разливается тепло. Она выглядит счастливой. Очень счастливой. А это то, чего я хочу больше всего на свете.       — Спасибо, — чутко повторяет, — Большое спасибо.       — Не за что, — прохожусь большим пальцем по бархатной щеке, — Но там есть еще кое-что. Не заметила?       Девушка оглядывается снова, смотря на пакет. Она уже видела его, но, как всегда, засмущалась.       — Можно открыть?       — Нужно, милая.       Я привстаю и протягиваю ей подарок. Она подтягивается на руках, прислоняясь к стене, и волнительно перебирает ручки. Да, с упаковкой я не заморачивался, это просто черный картонный пакет. Не то чтобы я не хотел заморочиться, просто…посчитал это каким-то нежным. Не знаю. Я и заворачивание подарков? Как бы Бо потом на меня смотрела?       — Ты нервничаешь? — улыбается она, наклоняя голову.       — Нет. Открывай уже. Не делай это таким сложным.       Я дарил подарки маме и сестрам, но их всегда покупал папа, и мне оставалось только отдать. На дни рождения Сары я дарил сертификаты в косметические магазины. Я обязан был заменить телефон Бо, так как разбил старый, это не подарок. Но браслет…я выбирал его гребаный час. Продавщица мерила его на свою руку, я прикинул, что размер похож. Что, если ей не понравится?       — Я тоже нервничаю, — бормочет, теребя кофту.       — Если что, то просто выкинешь это дерьмо, и я куплю то, что скажешь…       — Не говори так! — восклицает, — Я ни за что не выкину твой подарок! Даже если там будет…камень с улицы!       — Камень? — усмехаюсь, — Не ври. Тебе бы не понравился камень, Бо.       — Я храню твои ракушки, а это почти камень, — парирует, — Все, я открываю. Да?       — Черт, да, Бо, говорю же, сделай это.       Она хихикает от моей грубости и смотрит в пакет. А потом она поднимает свои глаза, в которых находится…раздражение?       — Ты сумасшедший? Я не возьму, Курт, прекрати, — рвано проговаривает и взаправду не прикасается к телефону.       — Не делай это сложным, Бо, — повторяю, тяжело выдыхая, — Я расхренчил твой. Повел себя, как чертов мудак.       — Ты собой не управлял…       — Это не отменяет ответственности. Позволь мне компенсировать материальный ущерб. Рождественский подарок ниже.       — Что? Еще подарок? — часто моргает, находясь в застывшей позе.       Я киваю, так как устал спорить. Бо мнется, но все же достает айфон.       — Боже, еще и 12-тый, — шепчет с досадой, — Ты ополоумел, нельзя так, нельзя.       Я улыбаюсь, так как ее тихие возмущения звучат мило. Когда она берет белую коробочку, то вертит ее в руках. Я кидаю красноречивый взгляд, и девушка тут же открывает.       Мне сложно понимать некоторые ее реакции. Вот и сейчас: она закусывает губу, расширив глаза, и молчит. Это плохо?       — Елочка, — проговаривает, — Тут тоже елочка…       Я снова киваю. Она подарила мне брелок для ключей с елочкой, а я подобрал кулон для браслета — маленькая елочка из белого золота с тремя крохотными сапфирами. Странное приятное совпадение…       — Господи, я так тебя люблю, — голос, наполненный треском и чувством.       Я хмурюсь, а Бо приподнимается и лезет ко мне, чтобы зацеловать лицо.       — Ты расстроена?       — Нет, нет, конечно нет, — посмеивается, смахивая пару слезинок.       — Но ты плачешь…       — От счастья, — шепчет и оставляет еще один поцелуй на щеке.       Плакать от счастья? Так, как плакала мама, когда я купил ей цветы? Как можно радоваться до слез? Никогда не испытаю подобного, не думаю, что способен. Кажется, Бо улавливает мое замешательство.       — Это когда…внутри тебя много любви, много чувств, и они разрывают тебя, ты с ними не справляешься, — перечисляет, смотря в глаза.       — Но это же просто браслет, Бо. Ты чувствуешь себя так из-за браслета?       Я правда не понимаю. Возможно, я идиот.       — Я чувствую себя так, потому что этот браслет подарен тобой. Ты старался, выбирал, позаботился обо мне. Я чувствую любовь и благодарность, счастлива, что у меня есть такой человек, Курт.       «Ты портишь ее жизнь, ты ее не достоин, такой, как ты, не достоин такой, как она». «Счастлива, что у меня есть такой человек, Курт».       — Хорошо, — выдыхаю, — Значит, ты будешь его носить?       — Конечно! Помоги застегнуть, я теперь его не сниму, — заверяет самым искренним тоном.       Я справляюсь с застежкой, и Бо поднимает запястье, вертя им в воздухе. Она рассматривает браслет с особой внимательностью, пока я наблюдаю за ней, думая обо всех противоречиях. Она здесь из-за меня. Но она говорит, что счастлива. Так…сложно. Два месяца назад я собирал деньги, дрался и тренировался. Мне не нужно было разбирать человеческие эмоции. Мне и до этого, если честно, никогда не было нужно. В родительском доме все было открыто и ясно, стабильно и спокойно. С бывшими все происходило поверхностно. Сара пыталась вывести меня «на чистую воду», как она выражалась, но я никогда не давал ей желаемого. Она говорила, что я закрыт, что нам нужно сблизиться, а для этого я должен доверить ей себя…и прочая хрень. Я не слушал. С Бо я хочу слушать, хочу научиться всей этой неразберихе.       — Как ты себя чувствуешь? Что-то болит? — прочищаю горло.       — Нет. Немного устала, а в целом все хорошо.       Я спускаюсь, ложась головой на подушку, и девушка пристраивается рядом. Она закидывает на меня ногу и накрывается одеялом до горла. Лицо снова сонное. Майк сказал, что ей нужен покой. Я до сих пор в замешательстве от случившегося.       — Я должен рассказать о том, что случилось.       — Я знаю. Предпосылки к сердечному приступу, — отвечает с толикой стыда, — Доктор Пресли говорил это медбратьям. Ты теперь…бросишь меня?       Я шокировано приподнимаюсь, разбирая услышанное безумие по слогам.       — Что за бред, Бо?       Она прячется в одеяле, держась за его краешки.       — Зачем тебе…такая проблема?       — Ты не проблема, — сразу опровергаю, — Это дерьмо, да, но мы справимся. Будешь правильно питаться, делать зарядку. Я прослежу, ничего сложного.       Она затихает. Я ложусь обратно и притягиваю ее к себе. Мы лежим в тишине некоторое время, пока девушка не произносит:       — Вечность, да?       — Вечность, — сжимаю ее крепче, — Как и договаривались.       — Я устала ругаться. Нам нужно идти на компромиссы. Мы совсем разные и, чтобы быть друг с другом, придется поработать.       — Знаю. Я готов работать. А ты?       Бо улыбается мне в шею.       — Ну, раз на кону вечность, то да.