***
— Бо, просыпайся, — говорит любимый голос. Я ворочаюсь и улыбаюсь. — Сколько времени? — Почти двенадцать дня. Я распахиваю глаза и вскакиваю. Курт сидит с краю, прикусив губу. Он уже давно проснулся, от него пахнет едой. — Прости, я все проспала, — встряхиваюсь, — Тебе нужно помочь с чем-то? Когда ты выезжаешь? Он мотает головой и обнимает меня, подтягивая к себе. Я перелажу на его колени. Мои мышцы все еще слабые ото сна. Я никогда не встаю сразу же после пробуждения, я валяюсь еще полчаса, пытаясь осознать реальность. Поэтому дрема не уходит, и я утыкаюсь Курту в шею, зевая. — Ничего не нужно. Поеду через полтора часа. Я киваю. В его тоне отчетливо слышится волнение. И, помолчав, он произносит: — Я решил приготовить нам завтрак, я его приготовил, но…в холодильнике я увидел торт…он на тарелке, не покупной, мы его не покупали, я планировал поехать за ним сегодня…. Я смущаюсь и прикусываю губу. — Мгм. — Ты его испекла? Я молчу, и Курт отодвигает меня, чтобы посмотреть на лицо. В нем выражается не исчисляемое количество нежности. Он застывает на мне со всем обожанием в мире. В первые встречи я не могла предположить даже на секунду, что он способен на такой взгляд. "— Я же тебя раздражаю. — Да. — Почему? — Потому что ты просишь глазами у меня то, чего я тебе дать не могу. И никогда давать не буду." Мы ошиблись в тот вечер. Я была уверена, что он любит только себя. Курт был уверен, что не способен на чувства. И где мы сейчас? В объятиях друг друга, в нашем доме, в любви, не имеющей предела. — Я старалась, — пожимаю плечами, — Это получилось, вроде бы получилось, но я переживаю… — Это получилось, — кивает он, целуя меня в щеки несколько раз, — Ты собрала отдельный кусочек, я попробовал его, ты же не против, что я попробовал? Его можно было есть? — Нужно, — улыбаюсь, — Я хотела, чтобы ты оценил и, если понравится, то…ты бы мог отвезти его. — Я отвезу его, — мигом выдыхает, целуя меня снова, — Он очень вкусный, я говорю правду, не сомневайся. — Там нет ванильного сахара, — стону я. — Ванильный сахар? Что за хрень? — морщится он. Я смеюсь, так как наше возмущение сошлось. — Да, я сама была в шоке. Подумала, что меня дурят. И, знаешь что? Туда идет водка или коньяк. — Ты шутишь? — хмурится парень. — Ни капли. Я заменила на виски. Удивительно, как не выпила, с учетом стресса, — бубню под конец. Курт гладит меня по спине, я убираю волосы с его лба, зачесывая их в привычный вид. Порой я понимаю Курта лучше, чем он понимает себя. Потому что сейчас в нем мечется что-то, граничащие между тревогой и теплом. От этого его брови сходятся в раздражении. Благодарность, любимый. Ты испытываешь благодарность. — Сколько ты его делала? — Четыре часа. Там…нет больше яиц, так как я переделывала несколько раз…первые два коржа сгорели, пришлось замешивать тесто снова. — А я то думаю: куда они делись? — дразнит он. — Ц, — закатываю глаза. Парень выдыхает и укладывает меня на постель. Он размещается сверху, проходясь языком по нижней губе. — Ты знаешь… я сейчас переживаю очень много всего. Я хочу сказать, что мне приятно, что ты так запарилась, но приятно — неподходящее слово. Оно маленькое, а чувство во мне большое, — он прикрывает глаза, я глажу его шею, — Спасибо, Бо. Никто для меня такого не делал. Правильно ли злиться на весь мир за то, что с Куртом обходились не лучшим образом? Неправильно, но я злюсь. У него были друзья в школе. Судя по короткому рассказу в письме, они неплохие. Но он не был привязан к ним, как и они не были привязаны к нему — по окончанию школы все разъехались и забили на общение. Клэр была особенной, я точно чувствую, что она всегда будет занимать частичку сердца Курта. Все дорогие ему люди уходили. Клэр покончила с собой. Сара оставила его с долгами. Он просто пытался быть хорошим человеком, а затем, когда добро не пришло к нему в ответ, стал разрушать себя и все, к чему прикасается. Частые мимолетные связи, чертовы бои, которыми он занимался дважды в неделю -— его травмы не успевали заживать. Я хорошо помню нашу первую встречу. Травмированное плечо, с которым он вышел на ринг. Он лишил себя любых эмоций, кроме злости. Запретил себе чувствовать все, кроме гнева. Это продолжалось полтора года и, если бы продлилось дольше, то вернуть Курта к жизни было бы сложно. Почти невозможно. Но я бы справилась с этим. Теперь я знаю, что боль того стоила. — Не за что, Курт. Я люблю тебя, а потому забочусь, — наконец отвечаю, целуя его в плечо. — Удивительная девушка, — растягивает он, чуть ли не припевая, — Мои пальцы скоро ее вознаградят. — Замолкни! — пищу, отпихивая сильное тело. — Мне казалось, что тебе нравится, когда я говорю, милая, — он догоняет меня игривым голосом. Я хлопаю дверью ванной комнаты и смеюсь, склоняясь над раковиной. Когда-нибудь я его задушу. Закончив с чисткой зубов и зарядкой, спускаюсь на первый этаж с щенком в руках. — Что? Он тоже хочет завтракать, — хмыкаю. Курт издает тяжелый выдох, но я знаю, что смогла его развеселить. Время до отъезда сокращалось, Курт снова замыкался в себе, и я пыталась сделать все, что в моих силах. Если его отвлечет, как я наливаю игрушке сок — я налью еще десять стаканов. — Они помнят меня другим, — сухо выдает, стуча по столу пальцами. Я перестаю макать хлеб в желток яичницы. — Ты будешь с ними таким же, как и раньше, — уверенно отвечаю. Он метает ко мне непонимающий и даже чуток злой взгляд. — Как? — Ты увидишь их, они обнимут тебя. Ты не сможешь быть холодным. Они будут говорить с тобой, как говорили прежде. Это вернет тебя, поможет и направит. Все пройдет хорошо. Курт молчит, закусив губу до крови. Его тело напряглось, он спрятал свои глаза. — Они не обнимут меня. — М…поспорим на две тысячи баксов? — хитрю. — У тебя есть две тысячи баксов? — безвредно усмехается он. — Нет, но они появятся вечером, — парирую, тыкая вилкой в воздухе. — Если тебе нужны две тысячи, то просто скажи, — серьезно заявляет парень. Я чуть не падаю со стула. — У тебя есть столько? — Я бы не предлагал жить вместе, если бы не было. Это безответственно. Он сведет меня в могилу. Серьезно. Перед выходом, я вручила Курту Стича. Так мной назван щенок — у него большие глаза и уши. — С ума то не сходи, — рыкает он. — Просто посади его на соседние сиденье. Чтобы не забывать: я рядом с тобой. Всегда. Желваки на его лице заиграли. Он одаривает меня раздраженным взглядом, и все же хватает игрушку, сжимая ее в кулаке. — Не слышал ничего тупее. — Позвони мне, если станет тяжело по дороге, — игнорирую, — Тебе не нужно проживать это в одиночку. У тебя есть я. Курт выдыхает. Я тянусь к его губам, он прижимает меня к стене и напористо целует — мои ноги даже слегка подкосились. Он привык выбивать все негативные эмоции через секс. По крайней мере раньше все было так. Но теперь я здесь, чтобы показать ему, что слова — тоже хорошая поддержка. Любящие слова. — До вечера, — хрипит он, прикусив мою нижнюю губу напоследок. — До вечера, — бормочу, запечатлев поцелуй в уголке его рта: со всей нежностью, на которую только способна. Он сглатывает от перепада наших касаний и, неловко повторив движение, быстро выходит из дома. Вау. Он поцеловал меня так? Напишите на моем надгробии: «умерла от невинного поцелуя от совсем не невинного парня». Я остаюсь в одиночестве на семь часов. За это время мы списываемся лишь дважды: От кого: Курт «Твой Стич падает с кресла. Мне пришлось пристегнуть его ремнем безопасности. Ты хоть представляешь, каким идиотом я выгляжу?» — 15:35. Он остановил машину, чтобы пристегнуть моего любимого щенка? Я зарываюсь носом в пледе, хихикая. Кому: Курт «Ты заботливый» — 15:35. От кого: Курт «Чересчур. Мне это нравится и не нравится одновременно» — 15:39. Следующий раз был в вечером. Короткое СМС: От кого: Курт «Еду домой» — 21:05. И, хоть оно и было немногословным, я знала, что все прошло хорошо. Он бы не находился там так долго при ином раскладе. До его приезда я занимала себя поиском работы. Мы еще не обсуждали ничего такого, но я не собиралась спрашивать разрешения или отпрашиваться. Я нашла репетиторство рядом с нашим домом и списалась с родителем. Четвертый класс. Проблема с уроками. У меня достаточно опыта, чтобы снова пойти по пути работы с детьми. Да, пока это только один ребенок: пробное занятие пройдет в конце недели. Дальше — больше. Верно? У меня будут деньги на то, чтобы скидываться с Куртом на продукты. Если он не возьмет, то я запихну их насильно. Из стола, стоящего перед телевизором, торчит бумажка. Только уголок, и почему-то он меня привлекает. Я знаю, как нехорошо капаться в чужих вещах, но я не успела обдумать это как следует, прежде чем открыть шкафчик. Лист исписан почерком Курта. Строки идут друг за другом, расположившись посередине. Я читаю и не верю в то, что вижу.***
До тебя дотянуться не сложно.
Сложно только тебя удержать.
Все, что было раньше - ничтожно.
Я не в силах больше скрывать:
Был разбросан где-то по ветру,
Кости бились о серые скалы,
Горизонт за тысячу метров,
И маяк, не дающий сигналы.
Но однажды, между падений,
Я увидел проблеск надежды.
Зал, толпа, все без изменений,
Кроме девушки в скромной одежде.
Испугалась, сорвалась, сбежала,
На глазах застывшие слезы.
Что-то сильно внутри застучало,
Когда встретились на морозе.
Миг. Касание. Тепло. Отторжение.
Как могу о подобном мечтать?
Слишком юная. Много сомнений:
Не имею права желать.
Но за нежным, невинным взглядом,
Оказалась взрослая девочка:
Сердце болью глубокой объято;
И тоскою, как я, отмечена.
Дотянуться ее - не трудно.
Трудно крепко к груди прижать.
Я влюбился в нее безрассудно.
Очень жаль, что заставил страдать.
Я хочу обнимать ее вечно,
Целовать каждый дюйм светлой кожи,
Признаваться в любви бесконечно,
Находиться с ней близко: до дрожи.
Я хочу быть ее опорой -
И не важно какой ценой.
Чтобы больше не знала горя,
Стать надежной, крепкой стеной.
Я не сдамся просить прощения,
И надеюсь, услышу, неспешно,
Как она назовет мое имя -
С тем же трепетом, что и прежде.
17 декабря. 5:45.
Для Бо — девушки, что подарила мне свет.
Курт.
Он написал это в ночь, когда я была в клубе. Я просто…я не знаю. Стихи — последнее, что я ожидала от парня. Я прикладываю одну ладонь к горящему лицу, перечитывая снова и снова — как когда-то с письмом. Он не собирался мне показывать? Как это можно не показать? Почему он не отдал мне его? В горле слезный ком. Трогательно, чувственно, пронзительно. И все это обо мне. Как он говорит, что не знает чувств? Он знает их больше, чем кто-либо другой. Только не разбирается в их определении. Я без понятия, возможно ли разорваться от любви, но сейчас я разрываюсь. Это засасывает меня в водоворот, я фактически отключаюсь от реальность, цепляясь за слова, выведенные ручкой. Он защитил меня от тех нелюдей, он всегда борется за меня, он пишет эти прекрасные стихи и письма… — Какого черта, Бо? — рассерженный голос заставляет подпрыгнуть и интуитивно спрятать лист за спину. Курт стоит в гостиной и сжимает челюсть. Его глаза бегают по мне и по тому, что в моих руках. Способность появляться внезапно — определенно его способность. — Я… — Что за хрень ты творишь? — он качает головой, — Отдай это сюда. — Нет! — вскрикиваю и встаю с дивана, шагая к своему комоду. Он идет на меня. Я лучше умру, чем отдам ему стих. Нет, ни за что. Никто не писал мне ничего подобного. Никто. Мне и не нужно, чтобы кто-то писал. Кто-то другой. — Ты успела прочесть? — он трет лицо, — Дерьмо. Тебе нельзя было видеть. — Как ты тут оказался? — задаю самый глупый вопрос от нервов. — Я думал, что ты спишь, а потому заходил тихо. А как ты оказалась в моих, сука, вещах? Злость одолевает парня. Он останавливается в шаге от меня, понимая, что ему придется напасть, чтобы забрать бумагу, а делать этого он не станет. — Ты оглохла, Бо? — рычит он. — Нет, я, я просто… — Ты просто рылась в моих шкафах, — отчеканивает и отходит в прихожую, снимая куртку. Он не должен стесняться себя и своих чувств. Ему незачем стесняться, не со мной. Я люблю его в той же мере. — Как ты съездил к родителям? — пытаюсь перевести тему, дыша невпопад. — О, я хотел рассказать, но ты изменила мои планы своим любопытным носом, — прыскает в самом грубом тоне. Я засовываю лист под футболку, как идиотка, чтобы он не отобрал свое признание. Курт хмурит брови, прикусывая щеку. — Ты правда думаешь, что я не раздену тебя? Ты не в себе? — Не разденешь…если я против. А я против, — сглатываю. Он запрокидывает голову, выпуская тихую злобную усмешку. — Как же ты, к своему нахрен счастью, права! Курт даже не смотрит на меня, когда поднимается в спальню. Шаги тяжелые, как и дыхание. Я не знаю, как мне поступить: пойти за ним или остаться внизу. Да, вина есть. Но я сделала это без каких-либо плохих намерений. И мне следует объясниться. Я кладу лист в свой комод, засовывая его под стопки одежды. Поднимаюсь на второй этаж и захожу в приоткрытую ванную. Парень уже переодет в домашнее. Он стоит, уперевшись на белую раковину. Голова опущена, а предплечья напряжены. Состояние агрессии и…разочарования. — Послушай меня, — аккуратно проговариваю и касаюсь руки. Он одергивает ее, что ранит. — Не надо, Бо. Иди, поройся еще. Тебе ведь понравилось, — часто кивает. — Подними меня на стиралку и послушай, — предлагаю, чтобы создать контакт. Парень кидает на меня взгляд, говорящий: «Ты реально не в себе». Я смотрю на него с мольбой и выжиданием, он ругается матом себе под нос и резко сжимает мою талию, выполняя просьбу. Курт хочет отойти, но я берусь за его футболку и тяну на себя. Красивое, невероятно прекрасное и любимое лицо, которое выражает ненависть. Но не ко мне, а к себе, и от этого сердце сжимается. — Во-первых, я не рылась специально. Листочек торчал, и я не подумала… — Да, думать — не всегда твое, — выдает он, опираясь рукамина машинку по обе стороны от меня. Я поджимаю губы, тупясь в пол, где его нога нервно трясется, а мои ноги свисают. — Не говори так, пожалуйста. Не груби, — шепчу. — Я хотя бы не делаю что-то за спиной, — новая неприятная усмешка. Я все еще держу его за футболку, но очевидно, что он с легкостью вырвется, когда захочет. — Я правда не копалась. Так получилось. Я не имела цели сделать что-то плохое, — повторяю и набираю воздух, — Во-вторых, это то, что я хочу перечитывать всю жизнь. Стихотворение и письмо. Я не знаю, почему ты стесняешь таких вещей. Он втягивает нижнюю губу между зубов и отводит взгляд. — Потому что они нежные, — неразборчиво бурчит он, что крайне очаровательно. — Да, они нежные. И я люблю твою нежную сторону, Курт, — поднимаю его лицо ладонями, заглядывая в глаза. — У меня нет нежной стороны, — сглатывает, — Я не хочу, чтобы она была. — Она есть, и это прекрасно. Ты прекрасен. Я люблю тебя. Безумно люблю, — нерасторопно запускаю пальцы в грубые волнистые волосы. Он отпускает свою покрасневшую губу, на которой я замечаю капельку крови. — В третьих, я спела тебе песню, которую сочинила, — мягко поглаживаю затылок, — Я поделилась, несмотря на то, что было сложно. Показала тебе свои чувства. — Это твои чувства, они не стыдные… — Кто сказал, что твои чувства стыдные? — молниеносно оспариваю, — Кто тебе сказал такую чушь? — Я сам себе, наверное, — неловко проговаривает он, уже не злясь так, как прежде, — Что, если ты уйдешь, подумаешь, что я странный, пишу какой-то бред…когда ты открываешься, то становишься уязвимым, люди пользуются тобой… — Курт, нет, — срываюсь, — Я никуда не уйду, ты не странный, я влюблена в тебя, и после стихотворения влюбилась еще больше, понимаешь? Я не буду пользоваться тобой, я буду тебя беречь, беречь то, что вот здесь, — прикладываю руку к его груди, — Твое сердце. Я не сделаю ему больно. Он привык быть колючим, ему всегда было легче не подпускать никого к себе. Но я рядом, я покажу, что любовь — это сила, а не слабость. — Не сделаешь… — повторяет для самого себя, смущенно разглядывая мою прижатую руку. — Не сделаю. Если когда-нибудь нам придется столкнуться с болью, то я приму все на себя… — Нет, прекрати, — хмурится, — Не смей так говорить. — Хорошо. Я лишь…хочу, чтобы ты жил, Курт. Не существовал, а жил. А для этого тебе пора прекратить закрываться от мира. Он накрывает мою руку своей, обдумывая слова. — Я больше не существую, — тихо произносит, — С тех пор, как ты со мной. — Я с тобой. И всегда с тобой буду. Куда я от тебя денусь? — улыбаюсь. Он улыбается в ответ и хрипло посмеивается, когда я начинаю ласкаться об его щеку. А затем я слышу робкий голос, который возникает редко: — На днях я гуглил: «Как сделать девушку счастливой?». Боже, Гугл и наши отношения — неразрывны. Курт выводит узоры на моем открытом бедре. Я продолжаю носить его футболки, а под ними…ничего, кроме одного элемента нижнего белья. Мне приятно чувствовать его касания максимально приближенно. Например, как сейчас. — И что ты прочел? — глажу щеку, на которой к вечеру появилась не видная, но ощущаемая жесткая щетина. — Заставлять смеяться, быть вежливым, не отказываться меняться, дарить подарки, делать комплименты и, — сглатывает, — Заслужить доверие. Я приоткрываю рот, но Курт продолжает: — Я не шутник, я не вежливый, я не отказываюсь меняться, но меняюсь с трудом, и я не заслуживаю доверия, не после того раза, когда…напугал тебя, — складка между его бровями становится отчетливой, и он подитоживает, — Я не делаю тебя счастливой. Это плохо. Я притягиваю его к себе и осторожно целую в губы, чтобы он перестал себе вредить. Курт выдыхает, кладет руки на талию и целует без напора. Когда мы отстраняемся на миллиметр, я говорю ему прямо в блестящие янтарные глаза: — Я доверю тебе, ты больше не сделаешь так. Благодаря тебе я смеюсь. Ты не вежливый, но иногда это даже притягивает. Ты меняешься, это непросто, но ты проделал большую работу, я горжусь тобой. И я счастлива с тобой. С тобой мое сердце живет. Раньше такого не было. Это чистейшая правда. Ничто и никто не заменит Курта, я уверена, что никого не полюблю так, как его. Кто-то подумает, что мне еще мало лет, а оттого я вижу вещи такими. И мне плевать на этих «кто-то». Не будет ни одного парня, которому я захочу отдать всю себя. Я уже отдала себя Курту. И забрать обратно не выйдет, даже если он сам отпустит, то часть меня останется с ним. — Честно? Счастлива? — тихо проговаривает, и его губы касаются моих. — Очень счастлива. Ну, когда ты не ведешь себя, как мудак, — подмечаю, на что парень расплывается в улыбке. — Я постараюсь не быть мудаком. На этот раз его пальцы забираются под футболку и пробегаются по ребрам, прямиком к груди. Я вздрагиваю, поддаваясь навстречу. Курт ненавязчиво ласкает твердые соски, обводя их подушечками с особой внимательностью, прежде чем убрать руку. По пути он зацепляет резинку трусиков и оглаживает бедра. — Прости. Соскучился и не сдержался. Я восстанавливаю дыхание и вижу ухмылку. Чертов засранец, всегда знает, как влияет на мое тело. В ответ я ловко запускаю руку в его хлопчатые черные штаны и мягко дотрагиваюсь твердого возбуждения, что немного шокирует. Курт задерживает дыхание, подавая бедра вперед, и я залажу в боксеры. Обхватываю длину, провожу по ней несколько уверенных раз и слышу низкий подавленный стон. Как только звук вырывается, я также убираю руку и невинно пожимаю плечами. — Соскучилась и не сдержалась. Курт выпускает усмешку, тяжело сглатывая. Его грудная клетка вздымается чуть чаще обычного. — Знаешь, Бо, — густо хрипит он, — Я ведь действительно могу трахнуть тебя на этой стиралке за такие выходки. Я алею и прикладываю ладонь к его рту. Курт смеется, беря запястье и отводя его в сторону. — Опять этот мой невыносимый язык? — дразнит он, припоминая прогулку по лесу. — Он самый! И только попробуй… — Попробовать тебя на вкус? Как в прошлый раз? Разве тебе не понравилось… Я снова затыкаю его, ловя ухмылку. — Направь этот свой язык в другое русло! Расскажи мне про свою поездку! — пищу и спрыгиваю с машинки. Курт выдыхает, покачиваясь на пятках. — Они любят меня, — проговаривает он и, помедлив, добавляет, — Две тысячи твои. Я распахиваю глаза и с рвением обнимаю его торс. Он отшатывается от напора, так как не ожидал такой бурной реакции. — Ты так радуешься деньгам? — Я так радуюсь за тебя. Я счастлива за тебя, — мотаю головой, вставая на носки и принимаясь зацеловывать его челюсть. Он смеется и морщится, наигранно отдаляясь. — Счастлива за меня? Как это? — искренне спрашивает, когда я сбавляю пыл. — Представь, если…я поступила в лучший универ, на лучшую специальность в мире, еще и на бюджет. Что почувствуешь? Курт задумывается, а затем легко качает головой. — Теперь понимаю. Я целую его еще пару раз и беру за руку, чтобы увести в спальню. — Пойдем. Расскажешь мне все в подробностях! — Конечно, тебе нужны разговоры. Много, много разговоров, в которых я не силен, — ворчит, но послушно следует за мной. Он делится со мной всем, как только я залажу на его колени. Мои пальцы перебирают его волосы, пока он пытается не пропустить ни одну важную деталь. Мама и Мия плакали. Они не отлипали от него все часы. Китти отличилась — она не вышла из комнаты. Курт пытался пообщаться с ней через дверь, но она не согласилась. Когда он делился этим, то пробормотал: — Она не простит меня. Отец сказал дать ей время. Это не поможет. Я успокоила его тем, что мистер Уилсон прав. Китти боится, что Курт снова уйдет, и ему нужно лишь доказать, что такого не повторится. Парень ответил: — Я не уйду. Надеюсь, она поверит. Моя душа радовалась за него. Нет, она не то что радовалась, она плясала самые веселые пляски! Я подбадривала его и хвалила, когда он рассказывал о своих стараниях в беседе. Он не молчал — маленькая победа. Его маме понравился мой торт. Она сказала: «Бо очень добрая девушка, передай ей мою благодарность и еще: я жду нашей встречи». Меня позвали приехать первого января. Они оценили, что я не приехала в этот раз — Курт детально передал мои слова. Мистер Уилсон благодарно произнес: «Это правильно, разумное решение. Твоя девушка умна, Курт. Я понял сразу, но теперь окончательно убедился». Похоже, у меня есть шанс. Они хотят принять меня, и я постараюсь оправдать ожидания. Меня волновали два нюанса: вопрос про родителей и про разницу в возрасте. Курт развеял тревогу. Когда они говорили про меня, то, разумеется, выведывали подробности. Интересующей подробностью стали, разумеется, мои близкие. Курту было неловко и неудобно объясняться передо мной, но я смягчила обстановку: — Все хорошо. Я не расстроюсь. Честно. — Я сказал, что твой папа ушел, а с мамой отношения не очень. Прости, что я сказал. Я долго думал над ответом, но решил, что тебе будет легче, если они не спросят тебя при встрече, — голос звучал виновато. — А они? — Ответили, что им жаль, и пообещали, что не поднимут тему. И у мамы, и у папы была похожая ситуация. Их родители были козлами. Поэтому у нас нет бабушек и дедушек — кто-то умер от бухла, а кто-то просто забил. Так что про тебя ничего не подумают, Бо. Ты ничем не хуже тех, у кого есть семья. Мне стало на порядок легче. Я никогда не задумывалась о других родственниках Курта: он не упоминал. Теперь все ясно. Иви и Норман решили строить семью, в которой все будет хорошо, не так, как до этого. Я бы тоже хотела попробовать когда-нибудь…ну, знаете, создать то, чего всегда не хватало. — Хорошо, спасибо, что решил этот вопрос, — наконец выдохнула я. Курт заправил мои волосы за уши и невесомо погладил щеку. — Всегда пожалуйста, милая, — подмигнул он. — А разница в возрасте? — У них такая же разница, как у нас. Папа старше мамы на шесть лет, — мои глаза полезли на лоб. — Чего-чего? И ты молчал? Да он издевается! — А что надо было делать? Сказать это, когда впервые узнал твой возраст? Хм, это было в машине, ночью, ты была пьяная и блевала… — подразнил он. Я пихнула его и хотела слезть с коленей, на что Курт лишь крепче прижал к себе. — Есть еще кое-что. Мама обожает литературу, и она постоянно повторяет папе: «Беседовать с тобой о ней нет смысла». Это. Вообще. Возможно? Я была лишена кислорода. — Хорошо, что твою маму зовут не Бо, — отшутилась я, — Уже завтра потащил бы меня в церковь. Он замолк, в лице пробежало непонимание и…раздражение? — Я не предназначен для брака, Бо, — пренебрежительно усмехнулся он, — Мне нравится моя семья, я люблю идею семьи, но сам бы ее никогда не создал. Простите? Моя челюсть почти отвисла, и я вовремя поймала ее. Нет, я не задумывалась о браке с Куртом, я правда никогда не думала об этом. Но то, как он категоричен…расстраивает. Я не могу объяснить почему. — Все нормально? — насторожился он. — Да, — я постаралась звучать беззаботно, — Конечно. — Хорошо…просто…не хочу, чтобы ты неверно поняла мое предложение о переезде, да? — снова с опаской переспросил парень, — Это не значит, что я не люблю тебя. — Курт, поверь, мне не нужен такой злющий муж, — убедила я, и он засмеялся. — Рад слышать. И, к слову…подожди здесь. Парень ушел вниз, а вернулся уже с ключом в руках. — Что это? — я задала глупый вопрос. — Ключи от твоего дома, — улыбнулся он, — Ты же живешь здесь, поэтому тебе нужны ключи. Я сделал дубликат сегодня. Я забрала предмет и прикрыла глаза. Этот парень — сплошное противоречие. Мне придется разбираться в нем еще очень долго.