Столкновение

      От лица Курта

      Я просыпаюсь раньше Бо — впрочем, как обычно; и иду умываться. Стич замирает, а из меня вылетает приглушенный мат. Этот придурок не двигается: мой кроссовок находится между его зубов. Словно он думает, что я посчитаю его гребаной статуей и пройду мимо. От обуви остались одни ошметки, поэтому я даже не отнимаю ее. Только говорю:       — Уже вечером ты будешь в наморднике. Я всегда сдерживаю свои обещания.       Щенок открывает пасть, роняя обувь на плитку, и я матерюсь снова. Он ее разбудит!       — Отвали, нет, иди к себе, — шепотом ворчу с щеткой в зубах, когда придурок начинает ластиться об мою ногу, — На меня не работает эта хрень.       Стич грустно вздыхает и садится, подключая жалобный взгляд. Я сплевываю в раковину, усмехаясь:       — Это не работает тоже. Спроси у своей хозяйки. Она пытается иногда. Хотя, с тобой прокатило. Но лишь потому, что она плакала. Я не люблю, когда она плачет. Ты ведь знаешь, что я тебя не хотел и не хочу, да? Будь моя воля, ты бы жил в собачьем доме. Так что ты должен как минимум прекратить жрать мою обувь.       Он снова трется мокрым носом и плетется на лежанку. Когда я выхожу, то замечаю, что моя обувь снова в его клыках. Просто отлично!       Но все это уходит на второй, скорее даже на сотый план, как только я попадаю обратно в спальню. Лучи света сочатся в комнату, грея кожу девушки. Она лежит на боку: волосы раскиданы по подушке, одеяло съехало вниз, открывая тело. Полностью голая — так она ложится спать с недавнего времени, чему я крайне рад. Это слишком прекрасно, чтобы быть реальным. Я никогда не был счастливчиком, поэтому не понимаю, чем заслужил видеть эту картину по утрам.       И…кажется, у меня проблемы. Нельзя раздеваться, а потом ожидать, что это пройдет мимо. Я объяснял ей как-то, но Бо в ответ хмыкнула, издавая ничего не означающий звук.       Я набираю воздух, залезая в постель. Осторожно располагаю девушку под собой, полностью избавляюсь от одеяла и тяжело сглатываю. Черт бы ее побрал, невозможно быть такой красивой.       — Курт, — сонно шевелит губами, — Мне снится хороший сон. Дай досмотреть.       — М? И о чем он? — любуюсь хрупким выражением лица.       Она нежная, расслабленная и…доверяющая. Это правильное слово. Бо чувствует себя в безопасности со мной, что ежедневно греет душу.       — Джастин Бибер почти поцеловал меня, — плаксиво стонет, и мои брови взлетают, — Ты все разрушил.       — Мне не жаль, — отвечаю отчего-то ревниво, — Ты так хотела поцелуя с ним?       И она…улыбается. Хамка.       — Вот оно как? Обманываешь?       Девушка не открывает глаза. Наощупь тянет руки и окольцовывает ими мою шею.       — Мне снился ты, — выдает, по-видимому, правду, — Джастин Бибер не нравится мне на внешность, даже если бы он потянулся к поцелую, то я бы его послала.       Ладно. Хорошо. Я вычеркиваю долбаного Бибера из списка смертников.       — И что же я делал?       — Мы делали, — перебирает волосы на затылке, что всегда потрясающе, — Отдыхали на пляже, в Аппеле. Был теплый вечер, никого, кроме нас. Я читала тебе книгу на закатном солнце. Потом мы пошли купаться и…кхм, — краснеет, даже не отойдя ото сна, что вырывает из меня усмешку, — Да, как-то так.       — Что за «кхм»? — докапываюсь, и без того зная ответ.       Она мотает головой, отказываясь рассказывать. Ее тонкая шея настолько манящая, что я не сдерживаюсь и припадаю к ней поцелуями.       — Мы делали это? — аккуратно всасываю кожу между губ, — Я целовал тебя так?       — Возможно, — смущенно бурчит.       Ее грудь вздымается чуть чаще, соединяясь с моей. Я спускаюсь к ключицам и глажу талию ладонью.       — И тебе было хорошо? Я исполнил все твои фантазии во сне? — произношу тихо и дую на место влажного поцелуя, отчего ее грудь становится возбужденной.       Твою мать, я никогда не смогу насладиться ей вдоволь. Мне мало целой жизни на всю чертову любовь к ней.       — Было хорошо, — увиливает, задохнувшись.       — Тогда поделись подробностями, — я обхватываю сосок губами, и она ахает, сжимая мои плечи, — Я возьму тебя так, как мечтаешь: только скажи, милая.       — Что, прямо сейчас?       — Мм, — перехожу ко второй груди, обделенной вниманием.       Она слегка извивается и приоткрывает рот, одаривая меня заведенным робким придыханием.       — Тогда, — практически заикается, — Нежно. Ты не щадил меня последние дни.       Я смеюсь на ее коже, лаская поцелуями живот. Она закапывается в моих волосах, чуть дергая их, как бы заявляя о недовольстве.       — Нежно. Все самое нежное для самой нежной девочки, так?       Моя ладонь перемещается к внутренней стороне ее бедра, гудя от шелковистых ощущений. Солнечный свет заливает грудь, которая вздымается более сбивчиво. Все это приводит к мысли, что сколько бы между нами не было близости — каждый раз будет особенен. Она — не то, от чего можно устать.       — Курт… — шепчет девушка, прикусывая свой палец, — Пожалуйста…       Я был бы счастлив записать эти два слова на диктофон, чтобы переслушивать снова и снова то, с какой любовью они произнесены. Мне требуется несколько секунд, чтобы собрать себя по частям.       — Хорошо, но…я хочу попробовать кое-что. Ты мне разрешишь?       — Какой вежливый, — дразнит она, и я борюсь с тем, чтобы не ущипнуть ее бок.       Я прикладываю усилия, чтобы научиться спрашивать и советоваться. Разве она не понимает?       — Приму это за «да», — ворчу и встаю с кровати.       Бо наконец-то распахивает глаза, и мое сердце екает. На лучах зеленый цвет виден отчетливее. Я без понятия, что она творит со мной, но от одного только этого оттенка я попадаю в горячий раствор любви.       — Ты ведь не бросаешь меня? — обиженно наклоняет голову, — Я уже, как бы выразиться…       — Сгораешь от нетерпения почувствовать меня внутри?       — Курт! — пищит весьма забавно и прячется под одеялом.       Я ухмыляюсь и залажу в шкаф, доставая один из своих ремней. Нос девушки вылазит из кокона от металического бренчания, и дрема в ней окончательно иссякает. Она буквально не дышит, когда я забираюсь на кровать и рывком стягиваю ее в лежачее положение.       — Ты же не собираешься бить меня, да? — хлопает ресницами, — Не очень-то нежно, совсем не то, о чем мы договаривались…       — Это будет нежно, — уверяю и наклоняюсь, оставляя утешающие поцелуи на щеках, — И я не буду тебя бить, Бо. Только свяжу, ничего такого.       — Ничего такого? — резво реагирует, отчего я снова улыбаюсь.       — Если ты не хочешь, то мы не будем. Все в порядке, — говорю и оглаживаю тело невесомыми прикосновениями.       Она затихает, а я точно знаю о ее желаниях. Порой мне кажется, что мы изначально были созданы друг для друга. По крайней мере я был создан для нее одной. Мне не нужна ни одна другая девушка. Только она. Только моя Бо. Раньше я тратил время на мысли о том, что она заслужила куда более хорошего человека. Но теперь я просто стараюсь стать тем, с кем ей будет прекрасно. По ее словам, получается. Пусть и с падениями.       — Я хочу, — краснеет.       Она безмерно смущена от напряжения в боксерах, которое я совсем не прячу. Ее взгляд прикован исключительно к моему лицу, что крайне очаровательно. Если женитьба означает просыпаться с ней вместе абсолютно каждое утро, то я куплю кольцо сразу, как только мы закончим.       Я сглатываю, когда Бо вытягивает руки, избавляясь от одеяла. Она точно здесь? Это не долбаный сон?       — Ты же свяжешь их, а не ноги, да? — уточняет.       Я киваю и беру ее запястья. На пару секунд меня периклинивает. Синяки. Ей не будет больно, я в любом случае не сделал бы все тугим. Суть в создании большего контроля, а не в причинении вреда. На ней не должно быть таких отметок, и я жалею, что мне не позволили изничтожить кости того ублюдка. Он подписал отказ от претензий. Я мог делать все, что заблагорассудится.       Мои губы снова целуют травмы. Бо ежится. Нам не следует зацикливаться на случившемся, не в данный момент, поэтому я беру ремень и аккуратно сковываю ее руки. Синие отпечатки закрываются шириной, пока дыхание девушки учащается. Она встревоженно проверяет затеянное, потягивая запястья друг от дуга. Если бы она захотела, то смогла бы выбраться, вложив немного труда.       — Видишь? — успокаиваю, сидя на коленях рядом и оглядывая ее в предвкушении, — Никакой боли. Чувствуешь себя хорошо?       — Да, — выдыхает она, — Чувствуется прекрасно.       Я подкладываю две подушки под ее голову, чтобы создать приподнятое и правильное для процесса положение. Тонкие ноги сводятся, а большие глаза исследуют ситуацию. То, как послушно она не двигается, выжидая моих действий — совершенно неописуемый вид наслаждения. Я испытываю сам себя последние пятнадцать минут, а с учетом того, что войти в нее я смогу лишь через еще столько же, мне необходимо поскорее начать. Я наклоняюсь и соединяю наши губы: мы оба теряем кислород. Одна моя рука ползет вниз, разводя округлые бедра, и девушка поддается. Я стону ей в рот и прикусываю нижнюю губу, ощущая влагу на пальцах. Она убивает меня. Идеальна во всем.       — Уже намучилась, моя девочка? — она молниеносно кивает, — Готов поспорить: ты взмокла еще во сне. Ждешь так долго…могла бы поторопить, я бы помог твоей маленькой проблеме.       Я намеренно избегаю нужную область, размазывая смазку по бедрам, и Бо хнычет. Твою мать, я ненавижу и обожаю, когда она так звучит. Чересчур отчаянно: мне сложно не зарыться в нее, чтобы позаботиться и облегчить это ноющее ощущение.       Все должно быть постепенно — именно это я говорю себе из раза в раз. Когда-нибудь я буду с ней грубым, буду брать ее так, как она и не подозревает. Но не так быстро. Она приспосабливается, учится и открывает себя, позволяет мне открыть ее. Мне нравится делать ей хорошо намного больше, чем самому получать удовольствие, как бы порой не срывало крышу. Видеть, как она, такая невинная, распутывается подо мной — это лучшее, что мне доводилось. Бо не оставляет меня обделенным. Она все еще стесняется, но гораздо меньше прежнего. Недавно я был буквально лишен дара речи: девушка внезапно опустилась передо мной на колени, осуществляя задуманное. Я поднял ее, когда почти достиг пика, и вылюбил прямо на чертовой кухне. Потом, я спросил:       — Что на тебя нашло?       Она хихикнула, покраснев.       — Не один ты зависаешь в Гугле. Так…как это было? Неплохо? У меня получается лучше?       Я не мог подобрать правильной формулировки, у меня до сих пор присутствуют проблемы со словами. Неплохо? Дерьмо, это было ахренеть как прекрасно.       — Ты с ума меня сведешь, Беатрис, — я говорил честно, — Я такого никогда не ощущал.       Как и в данный миг. Я не ощущал чего-то хотя бы приблизительно похожего. Знаю, звучит неправдоподобно, с учетом того, что я занимался практически каждым видом секса, но…клянусь, я не лгу. У меня дух от нее захватывает.              — Курт…, — придушено упрашивает она, ее тело инстинктивно подстраивается под касания, но тщетно.       Я вбираю свежий воздух, смотря в ее жалобные глаза, и принимаюсь кружить подушечкой пальца именно там, где ей требуется. Она изгибается и стонет, на что я вжимаю ее в матрас.       — Лежи смирно, — командую, давя гортанный хрип, — Или ничего не получишь.       Она морщится, заставляя себя не двигаться и, при этом, постоянно всхлипывая от наслаждения. Ее связанные руки покоятся на животе: пальцы крепко сомкнуты и изредка подрагивают. Я весь напрягаюсь, мое лицо разгорелось. Рот жаждет прикоснуться ко всем оголенным участкам, словно ее кожа — вода, а я в засухе целый год. Челюсть Бо отвисает, когда она кое-как складывает слоги.       — Я хочу тебя, внутри, — лепечет, издавая тихое хныканье, — Сейчас…       Я опускаюсь, чтобы поцеловать ее плечо, при этом не сбиваясь в тугих кругах. В этом поцелуе было больше чувств, чем она могла бы себе представить.       — Ты получишь меня, — обещаю, тяжело сглатывая, — Но сначала тебе придется закончить на моих пальцах, красивая. Справишься с этим?       Девушка закусывает губу и утвердительно дергает подбородком. Я увеличиваю скорость, чтобы подвести ее к грани. Она еще не догадывается, что именно испытает, ей предстоит узнать. Ее щека прижимается к плечу, стоны говорят о накатывающей волне.       — Так быстро, милая? — хриплю, чтобы подтолкнуть, и склоняю голову, втягивая сосок между губ, — Собираешься кончить за три минуты? Все потому, что я связал тебя?       Мне известны ответы, конечно. Она дрожит и всхлипывает чаще, пока я не сбиваюсь в темпе.       — Отвечай мне, — говорю строже и стону вместе с ней.       — Да, — тоненько произносит, быстро кивая, — Почти, Курт, прошу, сейчас, уже…       И я прекращаю. Она расширяет свои глазки, которые вот-вот заплачут, но мои пальцы спускаются и удовлетворяют ее внутри. Сначала один, а затем второй: Бо изгибается вновь, с моим именем на устах, и я прижимаю ладонь к низу ее живота. Ищу подушечками ту точку, которая, если я выполнил свою работу правильно, максимально чувствительна. По комнате расстилаются пошлые хлюпающие звуки, и я ухмыляюсь, так как это означает, что все получится. Пальцы двигаются четко и уверенно, ладонь ни на секунду не отрывается от низа, придавливая с малым напором, что вынуждает ее быть неподвижной.       — Курт! — кричит, и мой член дергается, — Я, даже, о черт, черт, что за…       — Все правильно, — утешаю и рычу от того, как прекрасно она выглядит и чувствуется, — Так и должно быть, да.       — Я не знаю, это слишком, это по-другому, ощущение, такое ощущение…       Она теряется, борясь с разрядкой, будто боится.       — Так и должно быть, — повторяю и прикрываю глаза, кое-как держась, — Позволь мне увидеть это. Старательная девочка. Ты можешь сделать это, справляясь так хорошо для меня снова и снова. Закончи для меня, Беатрис, и я сразу войду в тебя. Давай, сейчас.       Оргазм накрывает ее именно так, как я того и добивался. Моя рука становится мокрой, я часто сглатываю, не решаясь, на чем именно мне остановиться взглядом. Ее лицо искажает блаженство и шок, ее тело колотится, жидкость, не прекращая, покрывает нашу простынь, девичьи бедра и мою ладонь. Я продолжаю сгибать пальцы, истощая ее полностью и, когда она слабеет, я вынимаю их и пристраиваюсь между ног со скоростью света. Боксеры оказываются на полу, и я погружаюсь в нее, сдавленно матерясь от мышц, которые продолжают сокращаться. Бо ахает и обвивает мою шею скованными руками, зарываясь носом в плече. Моя голова падает в изгиб шеи, пока я пытаюсь не сойти с ума и не начать вколачивать ее в чертову кровать. Вместе с тем, во мне появляется трепет. Быть нежным — определенно не то, чем я когда-либо занимался. Но с ней мне нравится эта новая сторона. Мой мир перевернулся, после нашей встречи. Даже сейчас, будучи так глубоко в ней, я хочу еще большего единства. Мне всегда мало, я бы забрался под ее кожу, если бы это было возможно. Такая любовь временами пугает. Я не знаю жизни без Бо. Я не хочу узнавать жизнь, в которой ее не будет рядом.       — Ты в порядке? — сдавленно хриплю, фиксируя аккуратный подбородок наравне с моим лицом.       Она распахивает практически слезные глаза, все еще не отойдя от разрядки. Твою мать, твою мать, твою мать.       — Я буду умолять, если ты ждешь этого, — сбивчиво шепчет, что поражает до мозга костей, — Прошу, возьми меня, Курт…       Я рычу, глотая стоны от слов, и утягиваю ее в поцелуй. Пухлые искусанные губы встречаются с моими разбито и капризно. Она содрогается вокруг меня, а я содрогаюсь в ней. Переоценить то, как это чертовски хорошо, невозможно. Секс никогда не был таким. Бо разрушила все то, что было до нее, сама того не осознавая.       — Не умоляй, — приглушенно произношу, — Я всегда дам тебе то, что ты хочешь.       В подтверждение я оттягиваю бедра и заполняю ее. Из нас рвутся стоны при каждом таком движении. Я принимаю медленный, затяжной ритм, и она рассыпается подо мной, постоянно хнычет:       — Курт, Курт, Курт…       Я прикусываю область рядом с ключицей, будучи заведенным до предела. Помню, как просил ее когда-то не называть меня по имени. Тогда я еще не знал, что это станет настоящей зависимостью — внимать каждую букву, слетевшую с ее красивых уст, упиваться ими и мысленно умолять услышать вновь. Она здесь, со мной, и все, о чем я мечтаю — лелеять ее до конца своих дней, провести вместе все отведенные нам секунды.       У меня не выйдет продержаться долго, не в этот раз, я ждал с самого пробуждения. Ее тепло податливо обволакивает мою длину, поражая своей теснотой. В какой-то миг я отстраняюсь, убирая кольцо рук со своей шеи и расстегивая ремень. Он отправляется куда-то к боксерам, и я выхожу из девушки, переворачивая ее на живот. Она закусывает губу, оглядываясь в малой тревоге. Я сажусь так, чтобы пристроиться к ней и прохожусь ладонями по бокам в самом заботливом жесте.       — Тсс, — успокаиваю, тяжело дыша, — Все хорошо, я заполню тебя снова через секунду.       Совершенно новая поза для нас. Это положение позволит мне войти глубже, отчего рассудок мутнеет. Я прижимаюсь к ее входу, аккуратно дразня, и плавно подаю бедра вперед, чтобы не ранить. Она почти срывает голос, а я близок к потери сознания. Вхожу до конца и прижимаюсь к ней, ставя руки по обе стороны от головы. Бо всхлипывает и загнанно выдыхает.       — Еще приятнее, милая? — сглатываю, упираясь лбом в заднюю сторону плеча, — Так тебе…черт, так тебе нравится больше?       — Да, да, да, — шепчет, сминая подушку, — Потрясающе, невозможно, слишком потрясающе.       — Вот, что ты заставляешь меня чувствовать, — сглатываю и подавляю резкий отчаянный звук, грозящийся выйти из задней стенки моего горла, — Я люблю тебя.       — Я люблю тебя, — размазано отзывается между сладкими стонами, — Я люблю тебя, Курт, люблю, люблю, люблю…       Я ставлю предплечье впереди ее лица, чтобы обхватить и приподнять ладонью хрупкую шею. Бо вздрагивает и скулит, а я покрываю открывшееся пространство поцелуями, при этом продолжая размеренно входить в нее. Нас хватает на пять-семь минут, а потом разрядка накрывает с головой. Она заканчивает вместе со мной, одновременно — какое-то гребаное восьмое чудо света. Необузданные звуки приводят в еще больший восторг. Мы лежим так, не разъединяясь, еще некоторое время. Девушка целует мое предплечье, а я осыпаю лаской ее спину. Потом мы отправляемся в душ, где наши губы постоянно лениво встречаются. Обычно Бо отлично управляется с выражением чувств через слова, но в это утро все стало другим. Она долго хлопает ресницами, напоминая мне меня же, а потом прислоняет мою ладонь к своему сердцу. Я хмурюсь, вода стекает по ее плечам, делая кожу распаренной.       — Вот здесь, — бормочет она, — Все твое.       Это такое же признание в любви, все должно восприниматься тем же, но отчего я перестаю соображать. Момент поглотил нас целиком и без остатка.       — Посмотри на меня, — прошу, не убирая руку.       Девушка поднимает голову, выглядя робко и шатко. Я целую ее в лоб, заправляя мокрые волосы за уши. Принимать душ вместе, после близости, стало нашим ритуалом — некий акт заботы, к которому я привязался не меньше, чем к любым другим.       — Это красивое хрупкое сердце в надежных руках, — обещаю со всей серьезностью, — И оно не пострадает. Будет жить долго и счастливо.       Бо улыбается и обвивает мою шею руками, прежде чем начать зацеловывать, как обезумевшая.       — Надоедливый котенок, — шучу я, крепко придерживая талию, — Что мне с тобой делать?       Она чмокает снова и снова: то в щеки, то в челюсть, то в шею. Несколько месяцев назад я скептически относился к понятию «счастье». Мне казалось, что у человека так или иначе найдутся какие-то проблемы для того, чтобы называться полностью счастливым. Но вот, я с ней, тот самый счастливчик. А сколько всего нас ждет впереди? Бридж, постоянная работа, покупка жилья, путешествия…список огромный, но мы, опираясь на ее тип мышления, встретимся и в следующих перерождениях, так что мне не страшно чего-то не успеть.       — Любить, — отвечает предельно просто, и я смеюсь, — А что? Уже передумал? Я собираюсь целовать тебя так постоянно.       — Надеюсь на это, — проговариваю и соединяю наши губы.       Впрочем, неприятное произошло. Ближе к вечеру Бо сообщает, что ей как-то странно. Я сую градусник и напрягаюсь от температуры. Она уверяет, что все скоро пройдет, когда лежит на мне, принимая поглаживания по голове. Жаропонижающих нет. Я рвусь поехать в аптеку, но девушка останавливает меня, пока на градуснике не высвечивается показатель выше.       — Я скоро приеду, — убеждаю и целую в лоб, — Двадцать минут, котенок.       Ее глаза мутные, а на лбу появилась испарина — это пускает разряды по телу. Я не могу терпеть то, как бессилен, поэтому целую вновь и встаю с постели, быстро одеваясь в уличное. Бо заворачивается в одеяло, лениво перекатываясь на бок. Стич лежит у нее в ногах и, клянусь, он выглядит как тот, кто просит попутно заехать за косточкой в зоомагазин.       — Курт, — окликает на выходе из комнаты.       Я поворачиваюсь, встречаясь с ней взглядами. Лицо выражает…беспокойство?       — Я тебя люблю, — повторяет, — Очень люблю.       — Бо, — выдыхаю, — Все хорошо, ясно? Я скоро вернусь.       — Ясно, — с досадой кивает она, — Просто…не хочу, чтобы ты уезжал. Мне не по себе. Может, не поедешь? Сделаем компресс или…       — Милая, — обрываю, — Ты не успеешь сказать «сладкая вата», а я уже буду здесь. Пригрею тебя и зацелую. Потерпи чуть-чуть.       Не дожидаясь ответа, я следую к лестнице. До ушей доносится слабый и тихий голос:       — Сладкая вата, — отчего улыбаюсь.       Авто прогревается быстро из-за теплой погоды. А вот в аптеке очередь. Я хочу распихать всех, но стою, мысленно ругаясь на пожилого мужчину, которому явно не хватает общения. Он задает уйму вопросов не в тему и, когда я наконец допущен к фармацевту, скупаю все подряд как можно скорее и выхожу. Прошло полчаса, когда я подъезжаю к дому. Обманул на десять минут и даже не привез вкусного. Она точно начнет ворчать. Ничего, я съезжу за хот-догами и всем тем, что находилось в том списке, чуть позже, когда ей станет полегче.       Я держу полупрозрачный пакет и достаю ключи от дома. Перед тем, как вставить предмет, внутри меня все падает. Замок вскрыт. Захожу в дом, оглядываясь по сторонам. Ко мне подлетает Стич, жалобно скуля. Куртки валяются, тумба в прихожей опрокинута. Всего полчаса. Что случилось за полчаса?       — Бо? — зову и, не разуваясь, бегло поднимаюсь по лестнице.       В спальне никого. Мой желудок сводит, а дыхание сбивается. Одеяло небрежно свисает к полу.       — Бо?! — кричу и залетаю в ванную, но не нахожу ее и там.       Я нахмуренно достаю телефон и быстро нажимаю на звонок. Мобильный девушки не вибрирует, он вне дома. Что за хрень? Параллельно спускаюсь на первый этаж. Ее нигде нет. Гудки. Долгие и раздражающие гудки. Стич прибивается мне в ноги и воет.       — Курт Уилсон, — отвечает мужской голос, когда я уже собрался скидывать и перезванивать.       Мне приходится отдалить телефон, чтобы понять, что я ошибся и набрал не тому. Но я набрал ей. Я набрал Бо.       — Кто это? — выпаливаю, ставя звонок на громкую связь, — Что за хрень происходит?!       — Не узнаешь старого знакомого? — усмехается он, — Ну, давай попробуем по-другому. Два месяца назад ты убил моего брата, — пакет падает из руки, а в груди что-то щелкает до острой боли, — Теперь назовешь мое имя?       И тогда до меня доносится девичий всхлип на заднем плане. Я выдыхаю рывком, и хватаюсь за голову. Полчаса. Меня не было полчаса.       — Где Бо? — проговариваю я, рыча, — Где она?       — Ты назовешь мое имя? — переспрашивает ублюдок.       — Джейк, где Бо?! — кричу, отказываясь себе признаваться.       Нет, это не ее всхлипы. Это не она. Это ошибка. Она была здесь полчаса назад. Полчаса.       — Рядом, — отвечает с презрением, — Но со мной, а не с тобой. Правда, интересный расклад?       Щенок бьется об ноги, и я пинаю его, слыша визг. Все переворачивается. Я судорожно осмысливаю ситуацию, кивая сам себе. Дерьмо. Ладно. Это решится. Я заберу ее, сейчас заберу.       — Куда мне приехать? — перехожу к сути, чувствуя, как страх пожирает тело, — Назови адрес. Я приеду. Мы все решим.       — Понимаешь ли…       — Назови мне, сука, адрес! Сейчас же, твою мать! — кричу басом.       — Тебе придется быть сговорчивее, чтобы я шел на уступки, — холодно выдает он, — Так что прекрати, тварь, орать.       Я облокачиваюсь о стену прихожей и жмурюсь. Гребаные полчаса.       — Что ты хочешь? — пытаюсь быть сдержаннее, давя ком в горле, — Что нужно? Деньги?       — Деньги? — выплевывает, — Ты предлагаешь откупиться от убийства моего брата?       — Я не знаю, что ты творишь, — отчеканиваю, — Отпусти девушку. Это наши с тобой дела.       — Да? То есть это нечестно, по-твоему, а, Уилсон? — злостно бросает, — Ты сделал больно мне, убив моего родного человека. Разве я не могу отплатить тебе тем же?       Отплатить мне тем же? Мои кулаки сжимаются, потому что в разомкнутом положении руки охватывает дрожь.       — Ты узнал, что он мертв, спустя два сраных месяца! Какой он тебе родной?! Что ты делаешь, Джейк?! Она ни в чем не виновата! Абсолютно ни в чем!       Меня начинает колотить от его посылов. Это бред. Просто бред. Он ничего не сделает, она будет в порядке. Я сейчас ее заберу. Я ее заберу. Я заберу.       — Сэм — мой единственный родственник, — на мгновение он звучит отчаянно, — У нас никого не было. Мы сироты. У меня был только он. Мы впервые поругались. Я приехал к нему мириться две недели назад, а нашел труп. Ты знаешь, что он уже разлагался? Когда ты сделал это, были заморозки — Сэм застыл. Пришла оттепель. Я узнал его только по одежде, там все лицо разбухло и развалилось на солнце! — заваливает, и я прикрываю глаза, — Я искал убийцу, а потом Хосе сказал мне, что это ты…       — Хосе должен был сказать, что мне не дали чертов выбор! — перебиваю поток заливистой речи, — Мне не сдалась его смерть! Мне незачем было его убивать, твою мать, пойми это, мне угрожали!       Он, будто отпивает что-то. По голосу — явно не воду.       — Что это меняет? — заводит новую шарманку, — Ты…       — Дай мне поговорить с ней, — выпаливаю, — Дай мне Бо! Дай ей телефон!       Всхлипов давно нет. Никаких звуков, которые бы подавали признаки жизни. Я прирос к полу, не шевелясь от паники.       — Я следил за вами пять дней. Ты не на секунду от нее не отходил. Значит, она тебе дорога, да? Как сильно? — он игнорирует меня, и я смыкаю челюсть до боли, — Я ведь даже не знал, что вы вместе. Раздумывал, как уничтожить тебя, как убить. И вот, я понял. Я все понял, Уилсон…       — Что ты понял? — мой голос дрогнул, я протираю лицо и сразу сжимаю руку обратно в кулак, — Хочешь убить меня — давай. Назови адрес. Я приеду, ты сделаешь это.       Полчаса. Все было хорошо полчаса назад. Жалкие полчаса.       — Пойдешь на смерть ради нее? — усмехается, — Ради телки? Ради смазливой подстилки?       — Я приеду, — выплевываю, чувствуя мерзость от слов, — Дай мне ее забрать. Потом мы все обсудим. Скажешь это в лицо.       Я стараюсь не провоцировать его, наделить свой тон холодом, но последнее выходит с трудом.       — Я буду стрелять с расстояния, — предупреждает он.       — Стреляй, хорошо, — на меня находит облегчение.       Все в порядке. Она будет в безопасности. Мы все решили.       — Погоди, — заминается Дэвис, — А давай спросим нашу красотку. А, красотка? Поменяешься с ним местами?       Я хватаюсь за ручку входной двери, но замираю, когда слышу сдавленное и разбитое:       — Нет.       Что она несёт? Что она говорит? Нет? Нет, нет, нет, нет, нет…       — Ставки приняты, выбор сделан, — смеется эта мразь, — Поживешь ты, Уилсон.       — Что значит: «нет»?! Бо! Что ты, зачем ты, нет, я приеду, ты не можешь, Джейк, она не соображает, она не понимает! — кричу в трубку, — Скажи мне сраный адрес, сейчас же говори его, сука, говори, сейчас!       Мои руки дрожат, ручка двери дергается.       — Красотка приняла решение, — пропевает он, — Красотка, ты не передумала? Ты собираешься пожертвовать собой ради этого говна?       Бо всхлипывает. Я сейчас упаду.       — Да, — шепчет, — Пожалуйста…отключи его. Ему нельзя это слышать.       — Бо, девочка, умоляю, — я понимаю, что тоже плачу, — Умоляю, Бо, милая, я тебя умоляю, прошу, малыш, котенок, перестань, пожалуйста, Бо, пожалуйста…       Меня бьет мелкой дрожью. Я все еще держу ручку двери, надеясь, что скоро покину дом и поеду за ней.       — Уилсон, боже, уймись, — выплевывает ублюдок, — Девчонка все решила. Тупую ты выбрал, конечно, вообще безмозглая. Но мне же лучше…       — Нет, она не понимает что несёт! Адрес, дай мне, сука, адрес, мать твою! Я приеду один, без всего, стреляй с расстояния, убивай сразу же!       — Ты убил моего брата. Это честно — сделать больно тебе. Я не убью ее, я не такое животное, как ты. Мы просто развлечемся, да, красотка?       — Нет! — кричу, — Не делай этого, ничего с ней не делай, не трогай ее!       Он вздыхает. Я вытираю мокрое лицо колотящейся ладонью. Я заберу ее. Я сейчас заберу. Я заберу.       — Я устал от этих ваших соплей. Вот, что мы сделаем теперь: ты стоишь на громкой связи, я услышу, если соберёшься и поедешь куда-то, а если я услышу, то она будет мертва. Я трахну ее и обкончаю все лицо. Потом скину тебе адрес, ты приедешь и заберешь свою ненаглядную. Усек?       — Нет, черт, что ты творишь, что ты…       — Я выстрелю в ее башку прямо сейчас, если не заткнешься! — орет он.       Я отхожу на два шага и сажусь на пол, зажимая рот ладонью.       — Красотка, ты все слышала. Последний шанс на передумать. Либо я трахаю тебя, либо убиваю его. Что делаем?       — Умоляю, Бо, прошу, черт, черт, господи, Бо, я умоляю тебя, пожалуйста, я люблю тебя, я тебя люблю, не поступай так, дай забрать себе, я возьму на себя, дай взять на себя, пожалуйста…       — Делай со мной, — шепчет, и из меня вырывается стон боли.       — С тобой? Хорошо. Тогда давай, раздевайся.       — Она девственница! — выпаливаю хоть что-то, чтобы оградить ее, может это сработает, может хоть это, пожалуйста, хоть что-нибудь.       Джейк затихает на пару секунд. Я задыхаюсь, повторяя:       — Она еще девочка, я не трогал ее, не делай с ней ничего, она девочка, ей 17 лет.       — Целка, — бормочет, — Красотка, это правда?       — Правда, — с дрожью отзывается Бо, и я жмурюсь.       — Хм. Ты хранил ее до 18-ти, да? — усмехается, — Хочешь быть у нее первым? Я нарушу твои планы?       — Не трогай ее так, не надо, подумай, что ты делаешь, одумайся, — шиплю, — Дай мне адрес, реши все со мной, я виноват, виноват я, не трогай ее.       — Ладно. Тогда я трахну ее в зад — делов то, боже, вот распереживались! Оставлю тебе ее узкую киску, скажи спасибо, — смеется, и мир падает окончательно.       Бо захлебывается плачем, но сразу старается его подавить.       — Я убью тебя, ты знаешь? — стискиваю зубы, мой голос никогда не был таким расшатанным, — Я найду тебя, я достану тебя из под земли и убью, я буду делать это медленно. Если ты тронешь ее, если…       — Я уеду так далеко, что ты меня не найдешь. А сейчас завали свою пасть, сиди смирно и слушай, тварь поганая. Ты, сукин сын, расплачиваешься за ошибку. Я восстановлю эту справедливость.       — Ты жалкий подонок, трусливая скотина, — рывками и криками льется из меня, — Побоялся меня, забрал ее, потому что ты чертов сопляк, ты, сука, знал, что не справишься со мной…       — Да, знал. И тебе стоило включить мозги, если ты так ее любишь. Ты ее не сберег, это твоя вина, — выдыхает и я слышу, как телефон падает, после чего голос слышится отдаленнее, — Давай, красотка, снимай штаны, не заставляй меня применять силу.       Бо хнычет, меня рвет на куски.       — Отключи его, отключи, нельзя, ему нельзя, ему плохо, ему больно, прошу, отключи, я сделаю все, только не поступай так с ним, — плачет навзрыд.       Почему она думает обо мне? Почему? С ней сделают, боже, с ней сделают… мои мысли путаются. Я закрываю глаза и начинаю молиться впервые в жизни. Дэвис говорит что-то, после чего раздаётся звук удара и ее выкрик. Я молюсь, хотя не умею молиться. Господи, прошу, избавь ее от страданий, господи, накажи меня, убереги ее, господи, пожалуйста, господи, забери меня, накажи меня, сбереги ее, господи, умоляю тебя, я каюсь во всех грехах, я каюсь, встаю на колени, господи, я был плохим человеком, но она хорошая, она светлая, убереги ее, убереги, убереги, умоляю…       — Нет, мне больно, нет! Не так, только не так, мне очень больно, прошу, хватит! — кричит она не своим голосом, настолько истошным и высоким.       Господи, прошу, умоляю, господи, убереги ее, прекрати это, господи, если ты есть, господи, если ты есть, то убереги ее, сохрани ее, она хорошая, она самая хорошая, не надо, не отдавай ее, умоляю, забери меня…       — Красотка, ты хороша, никогда не драл такую малышку, — кряхтит между толчками.       Я открываю глаза от того, что меня выворачивает. Рвота льется на пол, мое лицо мокрое от слез, мое тело мокрое от пота. Я смахиваю звонок липкими пальцами и открываю чат с Мэтом.       Кому: Мэт       «Ты знешь где Джвис живет?»       — Прекрати, прекрати, больно, очень больно, — тихо скулит она.       Господи, избавь ее от этих страданий, помоги ей, помоги, помоги, спаси ее, умоляю…       — Эй, красотка, привыкла? Нравится? Чего замолкла?       Бешеный стук в висках прекращается. Я сжимаю телефон, молитвы застревают в горле.       — Эй, че молчишь! Эй, че с тобой?       Нет.       — Сука, ты че, подохла? Сука, сука, вот же сука, у тебя нет пульса, сука, тварь, очнись, я что, трахал тебя мертвую?! У тебя остановилось сердце?!       Я встаю на ноги, совершенно не чувствуя себя.       — Черт, черт, нет, господи, очнись, нет, пульс, где твой пульс, я трахал труп, черт, я имел труп…       Я держусь за стену, прижимаясь к ней лбом, слезы истерично сочатся из глаз. Не смогу без нее, не смогу, нет, не смогу без нее, я не могу, нет, мне больно, больно, не смогу без нее. Вернись, я не могу без тебя, я уже не могу без тебя, вернись, вернись, умоляю, моя девочка…       — Ты умерла…. — истерично подтверждает он.       Все, на что меня хватает, это несколько слов, похожие на подавленный вой:       — Я убью тебя. Ты будешь страдать.

«У нас, оказывается, было мало времени.

Половину из него я потратил на ссоры».

Конец первой книги.