***
— Я знаю, что ты не спишь, — Вера опиралась о стену, смотря на отвернувшуюся к стене сестру, — Хоть лицо умыла? Ветта боялась и стыдилась открыть глаза. Попасться на «горяченьком» совершенно не входило в её планы, как и быть уличенной во лжи. Ровный тон сестры лишь больше давил на неё. Лучше бы Вера кричала и обвиняла её, чем вела себя настолько спокойно. — Ветта, давай поговорим, — Макарова опустилась на кровать сестры и легла на соседнюю подушку, сложив руки на животе, — Мы же договорились не врать друг другу. Ведь так? — Ты нарушила это обещание еще задолго до меня, — тихо проговорила Иветта, не оборачиваясь, — Так о чём нам говорить? — У меня не было выбора, — в сотый раз повторила Вера, измученно закатывая глаза, — Я обещала нашим родителям, что эту тайну унесу в могилу. Это было бы позором для нашей семьи, узнай, что я забеременела от человека… От того, кого потом посадили в тюрьму. Только подумай, что сказали бы люди, как бы они смотрели на маму и папу, осуждая за то, что недоглядели за дочерью. Как бы смотрели на тебя, зная, что сестра на сносях от заключенного. Мои грехи не должны стать тем ножом, что разрежет ваши счастливые судьбы. — Счастливые судьбы? — со стороны школьницы послышался нервный смех, — Счастливые? Вера! — Иветта повернулась на другой бок, чуть не плача, — Да какие счастливые судьбы? Наши родители в земле, мы с тобой сироты, у нас никого нет. Какие счастливые судьбы? Да какие, после этого, могут быть тайны? — она прикрыла глаза, поборов подступающие слезы, — Я никогда бы не осудила тебя. Да, Кащей — не предмет гордости для девушки, но я знаю, что ты никогда и ничего не делала просто так. И, если так вышло, то на это была причина. Значит… Значит, что ты видела в нём что-то. Может, любила… — Любила? — вздохнула Вера, поджимая губы, — Я не знаю. Это была девичья необдуманная глупость. Я жалею, что, в своё время, мне никто не дал хороший подзатыльник за связь с пацанами района. Бабушка всегда была слепа к моим шалостям, видя лишь идеальную оболочку, а родители полностью разделяли это. Как бы тяжело им было признать то, что они воспитали неидеальную дочь, — девушка убрала из уголка глаза крупную слезу, — Ты — другое дело. Надежда на то, что всё можно исправить. Частная школа, лучшие репетиторы по музыке и изобразительному искусству, музеи и безграничная опека. Ты — лучшее, что когда-то погибло во мне. Перевернувшись на живот, школьница подложила руки под голову, задумчиво смотря на силуэт сестры, очерчиваемый светом от тусклой настольной лампы. — Знаешь, как часто говорила мама, что идеальных людей не бывает, — тихо протянула она, — И она была права. Ни одна частная школа не сделает из человека идеальную куклу и модель будущего. Живем во благо страны, думаем во благо страны, боимся опозориться во благо страны. И во всей этой чертовой суете мы забываем, что люди — не механизм государственной системы, мы не винтик, запускающий этот механизм и не гайка. Люди — целостная структура, преисполненная верой в свою счастливую жизнь и в свои жизненные взгляды. Наших родителей погубила не авария, а то, что они пытались нас сделать этим механизмом, качающим кровь для людского блага. — Что ты такое говоришь, Ветта? Мы — народ, в нас вся сила. — В твоем понимании «народ» — это стадо. Но ведь мы все разные. А ты осуждаешь себя за то, что не смогла идти в строю стада. — Я тебя не понимаю, Ветта. Ты меня пугаешь, — понизила голос Вера, повернув голову к девушке, — Почему ты так говоришь? — Потому что ты давно поставила на себе крест. Боишься того, что скажут люди, боишься того, что можешь чувствовать, — голос был тихий, но надрыв вибрировал по кровати, — Ты думаешь, что стала хуже от того, что родила от человека, который сидел? Нет, Вера, нет. Это тебе внушили, что это плохо. — Я тебя не узнаю, правда. — Не знаю, что-то в голове щелкнуло и я задумалась: а что, если всё то, во что мы верили, это ложь? Я всегда думала, что мать и отец идеальные. Но сейчас вспоминаю, как мама хотела выйти на работу, а отец ей этого не позволял. Думаю о том, как часто папы не было дома. А его командировки возникали глубоко ночью. Но какие могут быть командировки у историка, занимающегося бумажной волокитой? Вспоминаю похороны и людей, которые были нам совершенно незнакомы и закрытые гробы, при том, что в заключение написана черепно-мозговая травма… Ты никогда об этом не думала? От такого поворота разговора, Вера присела на кровати. Она ведь хотела поговорить с сестрой совершенно о другом. — Ветта, они просто поленились раскрывать все подробности. Почему ты об этом говоришь? — Потому что я об этом думаю, — Ветта медленно присела рядом, — Но, может, ты и права. Просто я хочу сказать, что среди всей этой недоговоренности, никто не смеет тебя осуждать. Я рада, что у тебя есть Маруся и я буду рада, если ты просто станешь счастливой, без этого измученного взгляда. Пальцы старшей сестры прошлись по волосам Иветты, а на её губах появилась улыбка. Тихое «спасибо» коснулось слуха школьницы. — Прости, что соврала, просто… Да не знаю. Наверное, мне захотелось какой-то свободы. — Я не собираюсь тебя в ней ограничивать, сама была молодой. Просто предупреждай, куда уходишь, потому что время сейчас неспокойное. — Оно всегда неспокойное и… Да, я обещаю, что буду предупреждать, — Ветта опустила голову на плечо сестры, смотря на покачивающуюся от сквозняка занавеску. — Ты целовалась с Валерой? «Не могу же оставить тебя немой…» — Вер, — Ветта отстранилась, опуская взгляд. — Я видела, — констатировала факт Макарова, — То есть… Ну, ты с ним встречаешься? — Что? Встречаюсь? Нет, — отрицательно замотала она головой, — Нет, нет. Эм… точнее… Ох, тут всё непросто. Но мы не встречаемся. — Мы не встречаемся, но целуемся у подъезда, — тихо рассмеялась девушка, — Интересная у тебя логика, сестричка. А как же тот курсант из военного? — Боже, Вер, ну, ты и вспомнила. Пара писем — это ещё не констатация отношений. К тому же, сейчас слишком много других проблем, чтобы ворошить это. — И всё-таки проверь почтовый ящик. Я точно видела там пару писем, — потирая подбородок, Вера пронзительно смотрела на сестру, — Ветта, я очень не хочу, чтобы ты совершала мои ошибки. Валера — хороший парень, я не спорю, но парни из группировок — не лучшая партия. Понимаешь? У них семь пятниц на неделе, а их «пацанские» законы погубили не одну девичью душу. — О чём ты? Не ты ли рассуждала о том, что мы — советский народ. — Мы — народ, но группировки… Это опасная и непредсказуемая дорога. Если он состоит в ОПГ, а ты — его девушка, то по этой кривой тропинке идти вместе. А я очень не хочу, чтобы ты пострадала, — Вера взяла руки сестры в свои ладони, растирая и смотря на них, — Ты же взрослая и прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Когда страсти утихают, а пурпурные облака рассеиваются, открывается жестокая реальность улиц с темными подвалами истиной сущности человеческого сердца. — Возможно, ты знаешь его лучше, чем я, но он ещё ни разу не сделал то, что мне навредило бы. Даже, скорее, наоборот, — Ветта насторожилась, слушая сестру, — Ты же знала его мальчишкой. В чём он плох? Старшая Макарова тихо усмехнулась, махнув ладошкой. — Ну, расскажи, — улыбнулась Иветта, тронув плечо сестры, — Мне очень интересно. Какой была ваша жизнь? Опустившись с сестрой обратно на кровать, Вера посмотрела в потолок, а её губы изогнулись в улыбке. События пятилетней давности были свежи в её душе, как бы она ни пыталась их задушить. — Кажется, им с Вовкой тогда было лет по… — она загибала пальцы, подсчитывая, — Лет по шестнадцать-семнадцать. И оба — вихрь неприятностей. Зима, порой, пытался их остудить, но не выходило. Чудили, как только умели… Я была ненамного старше, но, в силу того, что мы с Вовкой с детства на один горшок ходили, он постоянно суету наводил именно около нашего дома. Когда они в «универсам вступили», я считала, что это очень солидно — водить дружбу с группировщиками, они за меня скалой стояли. Много всего было… — она вновь улыбнулась, — За гаражами курили, пиво подпольное доставали, а иногда — водку. Правда, за это старшаки могли здорово их поколотить, ну, а потом и они сами старшими стали. Дружили, как и подобает. А Валера часто из дома сбегал, мы тогда с ним в гараже сидели. Отец у него пил нещадно, его бил и мать, но та всё терпела и терпит по сей день. Недавно Туркин к нам в больничку приходил. — Папа Валеры? Зачем? — Ещё бы он не пришел. Цирроз печени — не шутка какая-то. Допился. Жена его привела, так мы его на стационар положили, сейчас наблюдаем. В голове не укладывалось то, что Турбо спокойно ходит на дискотеки, пока его отец лежит в больнице. Неужели ему универсамовские важнее семьи? — Так, о чём я говорила? — чуть забылась Вера. — О гараже, — отстраненно проговорила Ветта. — Ах, да. Мы в гараже часто оставались. Бабушка пару раз пускала его к нам переночевать. Тяжело ему было, — очередной вдох со стороны девушки не предвещал чего-то хорошего, — Они были мне близки. Валера, не хуже Вовки, братом мне стал. А с Кащеем я познакомилась через них, он тогда был вроде с ними и вроде нет, мутная история. Он держал ларек под своей эгидой со всякой запрещенкой, которую сплавлял молодняку. Сигареты, алкоголь — без паспорта, хорошо раскрутился. И с ментами у него всегда было всё подвязано. Тогда от девчонок у него отбоя не было. Подарки, сигареты — знал, чем брать. — И ты купилась за сигареты и подарки? — ахнула Ветта, не веря её словам. — Ага, сейчас! Нет, конечно, я даже на дискотеках танцевала принципиально только с Валерой, а Кащей только поглядывал, — в голосе зазвенели нотки кокетства, такую сестру она ещё не видела, — Шла я как-то домой одна, Вовка с Валеркой тогда с девчонками из училища умотали, а около подъезда — Кащей. На девятку свою опирается, курит. В новой олимпийке. Меня ждал. Подарил мне тогда такие серьги, — показывала на пальцах Вера, — Вот такие здоровые кольца. Яркого розового цвета. Я такие только в кино видела, честное слово. Мол, вот тебе. Я ему тогда говорила, что не надо, но он уверял, что просто так. — Какая благотворительность, — фыркнула Иветта, точно зная, что бесплатный сыр только в мышеловке. — Да сиди ты, — махнула рукой Вера, эмоционально поднимаясь на локте, — Окучивал он меня, как грядку на огороде в тридцать соток. Ветта рассмеялась, а её смех подхватила и сестра. Старшая Макарова ещё никогда и ни с кем не делилась своими воспоминаниями, а иногда очень уж хотелось, поэтому её накрывали эмоции от воспоминаний. — И это ещё что! Он нашей бабушке мешок сахара припер. И говорит такой: «это для варенья», а я его крышки попросила купить. В общем, в тот год у бабушки ягоды не выросли, так она варенья из кабачков понаделала. Мы их год тогда ели, — оживленно жестикулируя, вспомнила девушка, — Да я ж теперь в жизни кабачки есть не буду, — и продолжала смеяться, пока Ветта смотрела на неё, как на зачарованную, — В кино меня каждый день водил. Сахаром её задобрил. Парням это особо не нравилось, но вроде как приняли, особо за глаза ничего не говорили. Я тогда приезжала только на каникулы, но все их проводила с Кощеем. — Родители знали? — удивленно спросила Иветта. — Подробностей — нет. Знали, что есть мальчик, который ухаживает. Так им бабушка рассказывала, но они не знали, что мальчику этому почти двадцать пять лет. В общем, в последнее лето мы… Ругались много, у него тогда бизнес горел, денег не было вообще, ещё и менты его поджимали. Все фразы о том, что я закончу школу, и мы поженимся, канули в его жажде денег. Начал барыжить, наркота. Какое там знакомство с родителями? В общем, за две недели до того, как я снова вернулась в Москву, его поймали. Ни одни связи не помогли ему. Посадили его. Ну, Валера тогда лично мне сопли вытирал. Несмотря на то, что я от парней отстранилась из-за отношений, когда в моей жизни была жопа, они были рядом. Вот так. — Знаешь, что меня больше всего удивляет? — Что я додумалась связаться таким человеком? — Нет, — покачала головой Иветта, смотря в потолок, — Я впервые услышала от тебя слова: окучивал, припер, менты и в таком духе. От тебя! — Ты сама вспоминала слова мамы, что люди неидеальны, — улыбнулась Вера. В разговоре с сестрой она совершенно забылась, снимая привычную маску праведницы. — Но я этому рада, — внезапно произнесла Иветта, оборачиваясь к сестре и приобнимая её, — И благодарна за то, что ты рассказала. — Спасибо, что выслушала, — сестра осторожно поцеловала девушку в висок, — Я рассказала это для того, чтобы ты, в первую очередь, думала своей головой. И я уверенна, что всё у тебя будет хорошо. Надеюсь, что ты действительно не повторишь моих ошибок… — Вер… — глухо произнесла школьница, утыкаясь носом в плечо сестры. — Что, милая? — она пыталась рассмотреть лицо Иветты, но та его прятала, — Что-то случилось? — А что, если я уже иду по твоим стопам? — В каком это смысле? — тихо рассмеялась Вера, поглаживая её по голове. — Мне это…. В общем… — она поджала губы, — Цитируя тебя, скажу, что у меня жопа. — Многообещающее начало, — усмехнулась старшая Макарова, в предвкушении, — И что же случилось? Неловко помявшись, Ветта опустилась головой на простыню и подняла подушку на вытянутых руках, быстро проговорив: — Мне, по ходу, Турбо нравится, — и быстро опустила подушку на своё лицо, прячась от самой себя, сгорающей от стыда. Для Веры это не стало чем-то неожиданным. Напротив, очень и очень ожидаемым. Обольстительный сукин сын разбил немало сердец своей жгучей улыбкой мартовского кота. Но Ветта всегда себя ставила так, что в подобный исход верилось с трудом. Стянув подушку с лица сестры, она крепко её обняла, прижимая к себе. Говорить что-то в этой ситуации не имело смысла, ведь только человек может определить то, как ему жить. Ветта же анализировала рассказ сестры, понимая, чего та опасается и ей было неловко за то, что ситуация приобретает подобные грани истории. К счастью, Турбо был другим человеком и девушка искренне надеялась, что подобного никогда не произойдет. Ведь история не может повториться дважды, не так ли?***
— И я ему говорю: Вить, ну, что ты как маленький, — шептала Вика на переменке подруге на ухо, хотя среди такого шума, вряд ли бы кто-то её услышал, — И всё так завертелось и закрутилось. В общем, я в восторге. А потом мы лежали, разговаривали. Решили, что в июне обязательно поженимся. Ты же будешь свидетельницей на свадьбе? — Какие вы быстрые, — рассмеялась школьница, поправляя свой пионерский галстук, — Но от подобного точно не откажусь. Надо сшить платье к такому событию! — Да-да, обязательно. Хочу успеть до вступительных экзаменов в университете. Там в педагогическом уже вывесили даты, так что двадцатого июля я планирую прийти туда с новой фамилией, — в её голосе звенели колокольчики счастья. Иветта никогда не думала, что наступит тот день, когда её подруги начнут выходить замуж. А, быть может, уже начали. Писем из Москвы стало меньше — за последние две недели она не получила ни одного, наивно полагая, что девочки просто заняты. Зато неоткрытый конверт, от выпускника кадетского, так и покоился на журнальном столике в гостиной. Это письмо ей было ни к чему, потому что теперь она в Казани и у них с Верой, вроде как, началась взрослая жизнь. — Ты уже определилась, куда будешь поступать? — Вика протянула подруге половинку яблока, взятую из столовой, но подруга отказалась, пожимая плечами. — Нет. Я хотела на искусствоведческую кафедру в Москве, но не могу бросить Веру. Так что буду смотреть что-то поближе. К тому же, хотелось бы иметь полезную профессию. Отец, в своё время, не смог найти работу, пришлось переезжать, а я бы хотела, чтобы в моей жизни было меньше переездов. Осесть хочу. — И у тебя обязательно получится, — воодушевленно воскликнула староста, — Я уверена. Тем более, когда есть, с кем осесть, — в глазах промелькнула хитринка. — Это ты о чём? — не поняла Иветта, облокотившись о подоконник. — Да не скрывай. Уже все знают, — протянула девушка, кусая губы. — Знают о чём? — с нажимом спросила Ветта. — Что ты с Турбо. Я вот никогда не сомневалась, вообще. Ещё с первой дискотеки заметила, что между вами химия. А я уж в химии разбираюсь! — Ты умудрилась за лабораторную по химии трояк получить, Вик. Какая химия! И вообще, кто тебе сказал? С искренним удивлением, Смирнова смотрела на Ветту, даже не обращая внимания на звонок, оповестивший их о предстоящем уроке. — Это же очевидно. Или у нас нет глаз? Вы танцевали на дискотеке, потом он пошел тебя провожать, а потом… — Вика закатила глаза, — Да уже все знают о том, что вы целовались. Макарова сошла с лица. Её возмутило не то, что слухи ползут быстрее, чем червяки в дождь, а то, что было затронуто нечто личное, практически интимное для неё. Такие моменты хотелось оставить в сердце и оберегать, защищать от сплетен и того, во что они могут перерасти. — Если ты уже придумываешь расправу над Турбо, то не нужно. У них так заведено. Раз ты его девушка, то ты абсолютно неприкосновенна. Никто в твою сторону не смеет смотреть или говорить что-то дурное. Честь такая… — Честь? — Иветта перешла на гневный шепот, — Честь? Да какая к черту честь. Я не его собственность и, уж тем более, не его девушка. — Не говори так, — ладонь Вики легла на плечо подруги, но Ветта тут же её сбросила, — Ты горячишься на пустом. Стой! Ветта, куда ты? Не успев сообразить, Смирнова чуть не потеряла из виду убегающую Макарову, которая, крепко сжимая школьную сумку, свернула в коридор. Староста бросилась за ней, пробираясь через толпу опаздывающих на урок пятиклассников. Когда Вика добралась до гардероба, то наткнулась на завуча, смотревшую на будущую золотую медалистку, как баран на новые ворота. — Вика? Ты чего носишься? Выглядывая из-за её плеча, староста всматривалась в окно, замечая одевающуюся на ходу Ветту, бегущую прочь из школы. — Ирина Борисовна, на вахту мама звонила, попросила срочно прийти. Я потом отработаю, — судя по её обеспокоенному лицу, завуч отошла в сторону, поглядывая из-за вешалок на то, как быстро собирается образцовая комсомолка. В это время Иветта миновала школьный двор, выбегая на улицу вдоль парка. Дорогу помнила смутно, но в ней воспылало такое пламя обиды, что хотелось высказать Турбо всё, что она о нём думает. А что, собственно, думает? Ну, точно, что он дурак, более грубые формулировки школьница берегла для встречи, прокручивая в голове то, что скажет ему. Или заедет по его самодовольному лицу! Пробегая по знакомому склону, с которого виднелись гаражи, Иветта свернула за угол улицы, следуя в сторону едва заметного на таком расстоянии стадиона, где маленькие мальчишки играли в футбол. Без снежного пейзажа можно было запутаться, но внутреннее чутье не подводило девушку, упрямо следующую к тренажерке. Очередной спуск с крутых ступенек, и вот она уже около расписанного мелом здания, входит внутрь и спускается вниз, где по ногам сразу же проходится подвальный холодок. С резким рывком Иветта распахнула дверь, привлекая к себе смеющихся и болтающих друг с другом парней. При виде неё Вова, стоящий около ринга, медленно вынул сигарету изо рта и улыбнулся, Зима присвистнул, а Турбо просиял, как отчищенная от гари кастрюля. — О, Москва пришла! Будет бой судить! — потер руки парень и вновь галантно поклонился, стягивая с лысой головы шапку. Закипая, как чайник, девушка подлетела к Турбо, гневно раздувая ноздри. — Свидетелем будешь, — прорычала школьница, взгляд её вряд ли можно было назвать приветливым. — На свадьбе, что ль? — засмеялся брат Адидаса, за что отхватил от старшего подзатыльник. — Договоришься — понятым, — бросила Иветта в сторону, а потом ткнула пальцем в грудь Турбо, — Трепло! — Я? — улыбка сошла с лица Валеры, уставившегося на девушку так, будто видит в первый раз, — Не понял юмора. — Не понял, — протянула она, медленно стягивая с себя шарф, — Ах, он ещё и не понял! — и с замахом шлепнула его легким шарфиком по плечу. — Ты чего? — универсамовский отскочил в сторону, смеясь, — Тяпнула что ли? Что руки распускаешь? — и поспешно ретировался за стол, создавая между ними преграду, пока девушка вновь замахивалась своим импровизированным оружием под смех доброй части пацанов, — Эй, кошка дикая, что не так то? — Не так? Трепло ты, Туркин! Трепло! Валера замешкался только от того, что впервые услышал от неё свою фамилию, а он, насколько подбрасывала его память, никогда не называл ей свою фамилию. В это раз шарф проехался по его лицу — не больно, но слишком неожиданно. — Бабу свою угомони, — крикнул кто-то из парней, откровенно смеясь, — Недообжимал её, хвост не нагладил, вот и зубы показывает. — Эй, заткнись там, а то в фанеру пропишу! — пригрозил Турбо пацанам, а потом быстро подхватил девушку, вновь закидывая её на плечо и скрываясь с ней в полупустой подсобке, где стоял драный диван и шкаф для всякого хлама. — Я тебе не торшер, чтобы меня с места на место переставлять! — Да не ори ты, мать твою. Что устроила? — Я? — Ты ещё и глухая. Кто ж ещё? — он сложил руки на груди, прижавшись спиной к двери, — Влетела и начала наезжать на меня, — остановив попытку девушки прорваться к двери, Турбо усадил её на диван, удерживая за кисти рук, — Можешь внятно объяснить? — Ты всем растрындел, что я твоя девушка, — сжав губы, проговорила Иветта, зло сужая глаза. — Так ты и есть — моя девушка. Мы целовались, — правый уголок рта Турбо поднялся в усмешке, словно она сказала очевидную глупость. — И про это ты тоже рассказал! — Да что такого-то? — в конец запутался парень. — А то, что официального предложения мне не поступало, вот что! — А что, по-твоему, я должен был на белом коне въехать и при всём народе тебе встречаться предложить? — Турбо начинал кипятиться. — При народе — не надо, а вот поговорить со мной, прежде, чем рассказывать всем, было бы неплохо. — Мне кажется, когда люди целуются — это уже о многом говорит, — медленно отпустив её руки, он отодвинулся к ручке дивана. — Или у вас в Москве по-другому? Пыл немного сошел с Иветты, хотя сердце билось, словно у сумасшедшей. — Нет, не по-другому, — тихо подтвердила она, поджимая губы, — Просто я не хотела, чтобы… чтобы знали. Обхватив себя руками, она опустила взгляд на воротник тонкого пальто, замечая, что надела его наизнанку, пока поспешно сбегала из школы. В тот момент все её мысли сосредоточились на эмоциональной вспышке, отметая любые доводы рассудка. — Ты стыдишься меня, что ли? — предположил Турбо, сжимая задние зубы от напряжения. — Что? Нет, конечно. Дело в другом, — голос стал ещё тише, чем прежде, — Это… Просто это было важно для меня. В первый раз с кем-то… В общем, важно было, вот и всё, — вдаваться в подробности своих душевных терзаний она не хотела, боясь усугубить ситуацию или сказать что-то лишнее. Послышался шорох, а рука Валеры опустилась на её плечи. Теплый нос парня коснулся её прохладного виска, глубоко вдохнув цветочные нотки в запахе Иветты, исходившего от её тела и смешивающегося с испариной, выступившей от бега. С заметной осторожностью, он погладил её по щеке, поворачивая лицо к себе. — Главное, что не последний, — сказал он практически в её губы, — Может, я и поторопился, но, поверь мне, я не хотел, чтобы кто-то питал фантазии на твой счет. Ты — моя. — Я свободный ч… Губы Турбо накрыли её, не позволив излюбленной фразе сорваться в патриотической манере. Голос утонул в этом прикосновении, а Иветта нерешительно двинула губами, отвечая на это прикосновение. Ещё раз коснувшись её губ, Турбо немного отстранился, но лишь для того, чтобы посмотреть в её темные глаза. В них будто мерцала перламутровая пелена, а губы девушки поблескивали от влаги. Поддавшись очередному порыву, он вновь впился в её губы требовательным поцелуем, перемещая руки на талию Иветты и скользя пальцами по плавному изгибу к бедрам. Втянув горячий воздух через нос, школьница и забыла уже, что всего несколько минут назад хотела хорошенько ему врезать. Сейчас её руки переместились на его шею, поднимаясь чуть выше и осторожно касаясь кудряшек, чуть наматывая их на пальцы. Требовательность в его движениях будоражила её кровь, пуская по венам тягучую негу, окутывающую её с ног до головы. Пальто издавало легкий шорох от силы, с которой парень сжимал в своих руках ткань, чтобы контролировать себя и не завалить девушку на диван с выступающими пружинами. Отодвинув край верхней одежды, пальцы юноши прошлись по ноге, скользя к колену, не прикрытому форменным платьем и темным фартуком, пока его другая рука оглаживала её шею, задевая пионерский галстук, тугим узлом обрамляющий белую кожу. По телу проходился жар, смешивающийся с волной мурашек от его пальцев, скользящих по ноге поверх теплых колготок. — Никогда… — поцелуй, — Больше… — выдох в самые губы, — Не повышай на меня голос, — и вновь его губы накрывают её, проходясь по маленьким ранкам, образовавшимся от сухости, — При пацанах. Поняла? — он чуть оттянул её за воротник от себя, отмечая растерянный взгляд и покрасневшее лицо. — Поняла, — выдохнула она, поднимая руку и опуская себе на грудь, словно это помогло бы успокоить бешеное дыхание. Губы Иветты заметно припухли и покраснели, нервно сглотнув, она прошлась языком по ним, замечая, как от подобного действия у парня темнеют глаза. Вновь придвинувшись к ней, парень хотел ещё раз коснуться её губ, но за дверью что-то громко упало, а следом послышались возмущенные голоса парней. Тихо встав с места, Турбо резко дернул ручку двери на себя, застав непередаваемую картину: у самой двери застыли Марат и Зима, чуть склонившись, словно секунду назад прижимали уши древесному покрытию. Остальные парни стояли чуть поодаль, будто дожидаясь от них подробного пересказа, и только Вова ходил из одного угла ринга в другой, разминая руки и спину. — Чё уши греете? Уже не нужны? — рявкнул Турбо и кивнул на ринг, — Разминайтесь, идите, а то повалитесь, как дохлые комары, а ты, Зима, ну, честное слово, от тебя не ожидал. — Так я же думал… ну вдруг, помощь понадобится, — развел он руками, отступая назад. — В этом мне ничья помощь не нужна, — и обернулся к девушке, задорно ей подмигивая и заставляя покраснеть ещё больше. Не закрывая дверь, парень подошел к девушке, присев перед ней на корточки и положив руки на её колени, чуть потирая их, сказал: — Подожди меня. Мы закончим тренировку и я отведу тебя домой, ладно? — дождавшись одобрительного кивка, Турбо мягко поцеловал её в лоб и поспешил в зал, оставляя девушку в пустом помещении. Тяжело выдохнув, Иветта откинулась на спинку дивана и закрыла лицо руками, молясь, чтобы жар смущения не выжег её кожу дотла, пока воспоминания о поцелуе сладостно пульсировали в её теле.