***
Он проснулся из-за оглушительного стука во входную дверь, ломились так, что дверь едва держалась на петлях. И голос, до боли знакомый голос, грубый, громкий — Цзян Чен. Ванцзи подскочил с кровати, перепрыгнул тело и, едва не упав, помчался к дверям. Открыв их, он успел увернуться от очередного удара кулаком. На него бешеными глазами таращился караванщик, его дыхание походило на звериное. — Какого чёрта тут произошло?!!! — закричал он, хватая Ванцзи за воротник свитера. — Что случилось с деревней? Где Вэй Усянь? Лань Чжань смотрел на него отрешённым взглядом. — Чего ты молчишь?! — рявкнул он. Писатель с силой сжал его запястья, это заставило ослабить хватку на его свитере. Цзян Чен непонимающе смотрел на него, но было видно, что в глазах закипает ярость. Он оттолкнул писателя и прошёл в дом, стоя в гостиной, он огляделся. В приоткрытой двери виднелось знакомое тело на кровати, Цзян Чен прошёл туда. — Вэй Усянь, вставай. Тишину дома разорвал крик караванщика, он выбежал из комнаты и с бешеными глазами кинулся на Ванцзи. — Что ты сделал?! — он кричал так громко, что стёкла в окнах ходили ходуном. — Он мёртв! Лань Чжань увернулся от удара и, схватив Цзян Чена за кисти рук, зафиксировал. — Он не мёртв, он просто спит. — Какое, к чёрту, спит! Он не дышит и холодный, ты убил его! — Он проснётся. — Ты спятил? Он мёртв. Зачем ты это сделал? — по щекам Цзян Чена покатились горячие слёзы, он перестал вырываться. — Зачем, что он тебе сделал? Лань Чжань отпустил его руки, и парень упал на колени, закрывая лицо руками и рыдая. Ванцзи обошёл его и сел перед очагом, вздохнул и начал рассказ. Чем дальше он рассказывал, тем тише вёл себя Цзян Чен, в конце он встал на ноги и тихо сел рядом. — Это не может быть правдой, — прошептал он. — Но тем не менее это правда. — Писатель посмотрел на него таким усталым взглядом, что по спине пробежали мурашки. — И что ты будешь делать? — Ждать. — В смысле? — Я никуда не уйду, пока он не очнётся. — Но… — Я всё сказал. Ванцзи встал со скамейки и направился в комнату, захлопывая за собой дверь. Цзян Чен остался наедине с огнём и кучей вопросов. Забирать силой этого Ланя было не вариант, раз он сумел остановить его в порыве гнева, то в драке у него нет шансов. Он сложил руки в замок и положил на них голову, думая, что же делать дальше. А потом вспомнил про сложенную бумажку в кармане куртки. Выпрямившись, он судорожно начал шарить по карманам и наконец нашёл. Достав сложенный листок бумаги и развернув его, он прошёлся по тексту, запоминая номер. Затем посмотрел на закрытую дверь комнаты и вздохнул, встал с лавки и вышел из дома. Оседлал лошадь и направился назад, нужно было найти телефон. Пока он ехал мимо снежных елей, в его голове роилось множество мыслей касаемо правильности принятого решения. Дойдя до деревни, он слез с коня и направился к зданию администрации. Там попросил телефон и набрал номер, пока шли гудки, он всё ещё думал о том, правильно ли поступает. А потом на том конце сняли трубку, раздался бархатный низкий голос. — Лань Сичень, слушаю. Сейчас он чувствовал себя как глупый школьник, но ситуация была опасной и серьёзной, и следовало забыть о неуместном смущении. Да и когда вообще Цзян Чэн кого-то стеснялся? Чудеса. — Здравствуйте, вы меня не знаете, но ваш номер мне дал ваш брат. — Ванцзи… У него что-то случилось? Цзян Чэн судорожно выдохнул, пытаясь говорить как можно хладнокровнее. — Возможно, ваш брат убил человека. На том конце провода повисло молчание. Сам Цзян Чэн тоже не говорил, ожидая ответной реплики и давая время осознать ситуацию и сформулировать ответ. — Говорите адрес.***
Неделя, что Ванцзи провёл в Снежной, казалась пыткой, еды почти не осталось, воды в колодце не было. Он залез в подвал дома и принялся есть запасы, сначала варил себе каши, а когда вода закончилась, топил снег. Он оставлял Вэй Ина одного и выходил на поиски пропитания, обходил обугленные развалины, но всё тщетно. Деревня вымерла окончательно, ему только и оставалось, что ждать. Рассудок начал сдавать позиции, одной ночью ему снился голос Вэй Усяня. Он сидел на кровати и разговаривал с пустотой, и, видимо, она ему отвечала. К концу недели он стал совсем плох — огромные круги под глазами, впалые скулы, грязные волосы. Лань Ванцзи был похож на бездомного, но вера в чудо была сильнее всего. Поэтому он продолжал ждать, ждать и верить. Однако он так измотал себя, что не заметил, как потерял сознание, находясь словно под толщей воды. То погружаясь в беспробудную тьму, то вырываясь из неё, он услышал знакомый голос. Брат? Нет, я уже сошёл с ума. — Лань Ванцзи, очнись. — Его ударили по щеке. — Вставай. Ванцзи открыл глаза, взор застелила пелена тумана, но в ней виднелся силуэт, до боли знакомый. — Вэй Ин? — прошептал он. — Ох, вы были правы, он совсем плох, — голос обращался к кому-то ещё. — Боюсь, что один он отсюда не уйдёт, — ещё один знакомый голос. Когда сознание Лань Чжаня прояснилось, он обнаружил себя во второй комнате дома. На краешке кровати сидел Лань Сичень и обеспокоенно смотрел на него, на стуле рядом сидел недовольный Цзян Чен. Ванцзи аккуратно сел в постели, голова раскалывалась, он помассировал виски, словно это могло помочь. — Ванцзи, — начал Лань Хуань, — что тут случилось? Господин Цзян сказал, что в доме мёртвое тело. Ванцзи посмотрел на него, уже даже сам не зная с какими эмоциями, а потом поджал ноги к груди и обнял их. — Я никуда не уйду, пока он не проснётся, — прошептал он. Цзян Чен вскочил с места, его лицо исказила гримаса ярости. — Он мёртв! — Господин Цзян, — повысил голос Сичень, — сядьте на место. Голос первого Ланя подействовал на него как успокоительное, поэтому он тихо подчинился. — Ванцзи, кто этот юноша? — Это Вэй Ин. — Лань Чжань поднял на него глаза, в них стояли слёзы. — Ох, Ванцзи, — прошептал брат. Лань Хуань придвинулся ближе и попытался обнять брата, но тот отстранился. Но, посмотрев в глаза родному человеку, Ванцзи всё же позволил себя обнять. Он тихо плакал на родном плече, пока тёплые руки гладили его по голове и волосам. Как же давно он этого не чувствовал. Ещё со дня смерти матери. Конечно, Сичень, пока дядя не видел, несколько раз пытался вот так его приласкать, но Ванцзи отказывался сам, отпихивая брата и уходя, пряча красные глаза. Дядя тогда очень сильно ругался. Сичень всё не оставлял попыток, но Лань Чжань, ещё в детстве заимев ослиное упрямство, так же упорно сопротивлялся. Он понимал, что брат хочет додать поддержки и заботы, но после тех неловких коротких объятий ловил себя на мысли, что этого недостаточно, что братские руки тёплые и нежные, но этого не хватает. Ведь Лань Хуань такой же ребёнок, лишённый ласки, и рядом с ним ощущение безопасности было слишком призрачным. Что он, как и Ванцзи, воспитан дядей, и, что уж греха таить, диагнозы у всех них наверняка общие. Желание нежности зудело под кожей, и Лань Чжань наконец понял: взрослый. Ему нужен взрослый, которому можно довериться. Но его не было — мать умерла, отец разъезжал по командировкам, и Ванцзи сам даже не заметил, как стал про себя называть его папашей, а к дяде и вовсе было страшно подойти.***
Однажды в школе местные задиры опять прицепились к нему. Лань Чжань не понимал, почему они вообще выбрали его объектом для насмешек, но факт оставался фактом. Раньше он игнорировал их, хотя внутри всё сжималось, когда он слышал очередной язвительный комментарий. Близились каникулы, в честь этого было устроено что-то вроде весёлых стартов для всей семьи. Лань Чжань робко поднял руку, тихо сообщив учителю, что он участвовать не сможет. По классу прокатилась волна смешков. Конечно, сам ущербный и семейка такая же. Домой Ванцзи возвращался со злыми слезами в глазах. В столовой его встретил дядя, недовольно глядящий то на него, то на часы. Но, увидев красные глаза племянника, он вспыхнул гневом. Чужой человек этого бы не заметил, но Лань Чжань считывал все эмоции в одном только взгляде.***
Когда Ванцзи успокоился, то поинтересовался, почему Лань Хуань здесь. Брат рассказал, что неделю назад ему на личный номер позвонил Цзян Чен и рассказал о случившемся в Снежной. На следующий же день Сичень выехал в путь. — Ты рассказал дяде? — Он пока что не знает, по легенде я уехал по рабочим делам, — мужчина молчал, готовясь к не самому приятному разговору. — Ванцзи, этот человек, Вэй Ин, ты его… — Нет, я не убивал его, — тихо ответил Ванцзи. Сичень перевёл взгляд на Цзян Чена, который всё это время сидел на стуле и сверлил их глазами. Он пожал плечами, мол, я не знаю, что тут ещё сказать. Старший Лань вздохнул и перевёл взгляд на брата. — Ты здесь уже полторы недели, если завтра ничего не произойдёт, я тебя заберу, хочешь ты того или нет. — Но… — Никаких но! Ванцзи, ты уже болен, если бы мы пришли на день позже, то, возможно, застали бы два тела. Лань Чжань замолчал, в глубине души он понимал, что брат прав и он не сможет сидеть здесь целую вечность. Было тяжело принять тот факт, что он соврал Вэй Ину, что он не сможет дождаться… — Позволь мне хотя бы попрощаться, — прошептал он, вставая с кровати. Лань Сичень подскочил на ноги и подхватил его под руку, ноги писателя были ватными. Но устоять на них он всё же смог, аккуратно выйдя из комнаты, он остановился, морально готовясь. Зайдя в комнату к Вэй Ину, Ванцзи рухнул на колени перед кроватью и, взяв холодную руку в свою, принялся извиняться. Он уже не плакал, слёз не осталось, внутри была зияющая дыра. Оторвавшись от его руки, он присел на край кровати, оказавшись прямо над лицом почившего. Смотря на такой уже родной лик, Ванцзи не верил в то, что им придётся расстаться, но брат был прав. Поэтому он прикрыл глаза и склонился к холодным губам, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь. Затем, не выдержав пожара чувств, Ванцзи притянул к себе тело и сжал в объятиях, шепча несвязные речи и покачиваясь. Его тело было столь горячим из-за жара, что в какой-то момент холод тела Вэй Усяня стал отходить. Но Ванцзи этого не чувствовал, так же не почувствовал, как парень открыл глаза и просто сидел, слушая несвязное бормотание. — Лань Чжань? Тишина, бормотание прекратилось, сердце в чужой груди словно пропустило удар, а потом заколотилось с такой силой, что было похоже на отбойный молоток. Ванцзи медленно отстранился, глядя в напуганные серые глаза, он был в таком состоянии, что не понимал, где правда, а где явь. Только когда родные руки обхватили его лицо и вытерли скатывающуюся слезу, он пришёл в себя. Он смотрел и не верил глазам своим, потому что всё происходящее походило либо на сопливый мюзикл, либо на сладкую галлюцинацию. И Лань Чжаню даже не стыдно признать, что он предпочёл бы и то и другое, потому что реальность хоть и ярче, но больнее. Но как же, чёрт возьми, ласковы эти руки, как добр взгляд. Воспалённое сознание Ванцзи никогда не смогло бы породить такое видение. Он сомкнул объятия ещё крепче, прижимая Вэй Ина к себе и рукой придерживая его затылок, утыкая лицом в шею. — Ну ты чего? Я же обещал. Ванцзи дышал поверхностно, судорожно тычась носом в родную макушку. — Скажи мне, какому богу ты молился за свою жизнь, и я воздвигну для него сотни храмов. Вэй Усянь засмеялся, и как же Лань Чжань был рад видеть, что детская непосредственность, так нежно любимая Ванцзи, никуда не делась. — Никаких богов, просто это я у тебя сильный. — Вэй Ин скорчил гордое лицо и выставил руку, делая вид, что хвастается мышцами. Сильный, конечно, сильный. Психикой, свет мой. — Теперь ты мой бог. Поцелуй Вэй Усяня сродни божественному благословению, подобен святой воде, озаряет недостойного грешника теплом святости. Ванцзи не сможет отказаться от этого живого источника. Он целовал и целовал, не в силах отпустить, разжать стальную хватку. Но Лань Чжань наступил бы себе на горло и перестал, если б Вэй Ин не захотел. Но тот целовал так же жадно, так же отчаянно. С таким же пожаром чувств в груди, который в жизни не описать словами даже лучшему мастеру пера. С такой же любовью. На странные звуки пришли и гости. Лань Сичень застыл на пороге, не веря своим глазам. Цзян Чен заглянул в комнату через его плечо, и его лицо вытянулось, а в глазах появились слёзы. — Лань Чжань, кто этот мужчина? — наконец отбившись от града поцелуев, спросил Усянь. — Почему вы так похожи? Он смотрел то на гостя, то на своего любимого, а потом в его голове сложился пазл. — Это твой брат? Лань Чжань смотрел на него затуманенными глазами, его губы были припухшими от поцелуев. Затем он перевёл взгляд в дверной проём, посмотрел на ошарашенного брата и Цзян Чена и снова уставился на Вэй Усяня. Промолчал несколько секунд, всё, что он смог из себя выдавить, было: — Мгм. Дальше Ванцзи помнил всё как в тумане, Цзян Чен что-то громко кричал и обнимал Вэй Ина. Брат обеспокоенно причитал, стоя рядом и пытаясь оттащить караванщика. Он не помнил, как они покинули деревню на лошадях, как ночевали в доме для каравана в одном из перевалочных пунктов. Окончательно рассудок вернулся к нему только тогда, когда они ехали в машине Лань Сиченя. — Брат? — писатель запустил руку в слипшиеся волосы, в висках пульсировало. — Ванцзи! Наконец-то ты пришёл в себя, — мужчина говорил это, смотря на него через зеркало заднего вида. — Где, куда мы едем? — Мы едем в город. На последнем слове Ванцзи подскочил с места, но тут же успокоился, переведя взгляд на сиденье рядом. Вэй Усянь с поднятыми на кресло ногами, держал его за краешек куртки и мирно сопел. Лань Чжань откинулся на подголовник, закрыл глаза рукой и прошептал: «У меня получилось». Синяя иномарка ехала по асфальтированной дороге, ведя за собой чёрный автомобиль, за рулём которого был Цзян Чен. До Кёктокая оставалось меньше часа езды, солнце медленно катилось к закату. Всё самое лучшее ждало их впереди. Спокойно и стойко пережить бурю и волны стоит того, чтобы на краю света наша мелодия звучала в унисон.