Двести сколько-то лет спустя (ДСЛС)

      — …Ну и кто ты после этого?!..       Возмущённая и оттого особенно громогласная, я пытаюсь разгрести последствия очередного светопреставления. Локального, но не менее противного и всеобъемлющего. Работы предстоит, по самым скромным оценкам, часа на два. И то, если убрать все раздражающие, отвлекающие и прочие у-су*а-бл*-ющие факторы. Что, конечно, возможным никогда не представлялось. Все годы навязанного приёмного материнства, как минимум.       — Кто обещал вести себя прилично?.. Грош цена твоему слову!..       С потолка падает люстра. Не долетев до пола, грациозно переворачивается в воздухе, как воздушный гимнаст, и аккуратно цепляется обратно за безопасные крепления. Крепления, а не крюк. Эх…       — А что, если это и было прилично? Ты об этом не думала?.. — развлекается ведь, наблюдая за моими страданиями. И развлекается неприкрыто, с любопытством и непосредственностью ребёнка. — И вообще, зачем так переживать? Что такого случилось-то?.. Детям, мне кажется, всё понравилось. Да, дети?..       Я бросаю убийственный взгляд на активно кивающих иждивенцев и ловлю себя на мысли, что пора бы их действительно где-нибудь потерять. Например, в бездне самоненависти и отчаяния, в нарушение закона рассказав им о том, кто они на самом деле и как сложилась их прошлая жизнь. Но пока не до этого.       Оставив их вчетвером на сорок минут дома, чтобы сходить на рынок за продуктами, я совершила непростительную ошибку. И ведь знала же, что не стоит! И дело даже не в разнесённом доме… А в том, что гости рано или поздно уедут, а дети, которые останутся, весь этот антипример будут транслировать мне!.. Всё то время, пока их ко мне привязывает тот же чёртов закон, что и не даёт пользоваться благами доставки продуктов на дом. Чтоб его…       И брать с собой всю эту компанию тоже было чревато… Всяким. И детей одних дома оставлять… Ещё нагрянет проверка, и оправдывайся потом. Так что, эта идея выглядела самым подходящим вариантом. Няня-репетитор, пришедшая позаниматься решением домашних заданий. Что могло пойти не так?..       Всё.       — Да в чём проблема-то?.. Если в устранении последствий, то я, так и быть, подсоблю. Если сходишь ещё куда-нибудь до вечера и принесёшь такой шоколадный торт, какой был позавчера.       Подавив сильнейшее желание зарычать, я подхватываю свои вещи и убегаю в свою комнату.       «Мне срочно нужно прилечь. Всё-таки, родительство — тяжкое бремя. А ведь это мне их ещё после восемнадцати терпеть не нужно. Ни тебе свадеб, ни приобретения недвижимости, ни «посиди с внуками, будь другом»… Как же страшно даже думать о таком!..»       Падаю на застеленную кровать и зарываюсь лицом в подушки. Благословенная тишина окутывает меня. Против воли начинаю отсчитывать секунды долгожданного покоя. Эта привычка появилась у меня совсем недавно. Как раз с появлением первого выводка.       «Семнадцать… Восемнадцать… Девя…»       Минуя запертую дверь, в моей комнате… Даже не так: прямо в моей в постели, материализуется капитан. И говорит, продолжая, как видно, недосказанную в гостиной фразу:       — А какая цена твоим словам?..       — Моим?.. В каком это смысле?.. — от неожиданности я забываю даже о том, насколько злая и взвинченная влетела сюда минутой раньше. Попытка вспомнить, что именно могло быть мной обещано, но не выполнено, мгновенных результатов, конечно, не даёт.       «Мудрая тактика», — отмечаю про себя я. «Перебить одно возмущение другим — как клин клином… Надо бы взять на вооружение…»       Пауза затягивается.       Вдруг в ушах появляется тихий шелест, доносящийся как будто извне, а на его фоне слышится:       «...А насчёт того, чтобы в полной мере стать мужчиной…»       Я вспоминаю этот разговор моментально. Но запись продолжает воспроизводиться.       «Я подумаю, но не сейчас! Научишь меня пользоваться этой штукой как-нибудь в другой раз. Сейчас есть проблема посерьёзнее!» — всплывает в моей голове брошенная мной несколько десятков лет назад фраза.       — Эх. А ведь правда, было такое. И что же теперь делать?.. — неосторожно говорю я вслух.       — Соответствовать?.. — ехидство и самодовольство так и сквозят в голосе.       Эта маленькая игра давно уже стала чем-то вроде доброй традиции. Но сейчас у одной из сторон появилось серьёзное преимущество.       — Да я, вроде бы, уже и сама научилась, — без особой надежды пробую я. — Ничего сложного там нет, да и…       — Ничего не знаю. Было? Было. Не выполнено? Не выполнено.       «Скверно…»       — А это и не моя вина, что ты не сделал это вовремя! Вот и пришлось самой учиться. Без этой функции, знаешь ли, я бы двести с лишним лет не прожила!..       — Дюжина поцелуев?..       «Торг. Уже лучше. Вот только что бы такого…»       У меня сам собой появляется замечательный план. Но прелесть его заключается ещё и в том, что он не успевает полностью сформироваться у меня в голове в словесной форме, придя в форме образа и ощущения радости и всеобъемлющего восторга. Я сразу же перестаю об этом думать, подозревая, что мыслесвязь всё-таки работает. Делаю удручённо-многообещающий вид говорю вслух:       — Ладно. Приводишь дом в благопристойный вид… Очищаешь его от пыли-грязи в труднодоступных местах и особенно паутины под потолком… Разъясняешь детям, что так нельзя, по крайней мере без разрешения…       Делаю театральную паузу.       — А что же взамен?..       «Кажется, удалось заинтересовать. Ну, держись теперь!..»       — Гарантирую, что по моему приходу домой, будешь заласканным, зацелованным и затисканным с ног до головы. Под честное слово не сопротивляться и пощады не просить!..       И стараюсь не улыбаться слишком уж кровожадно, видя в ответ согласный кивок.

***

      — Юки, любить!..       Юки, гигантский синтетический гибрид хаски и ньюфаундленда, отличающийся любвеобильностью ко всему антропоморфному, выглядит впечатляюще. Взявший от последнего, в основном, только размеры и частично пушистость, он — точь-в-точь как волк. Яркие янтарные глаза смотрят внимательно и сурово, но в глубине их прячутся задорные искорки-смешинки, которые как бы говорят: «Я страшный серо-белый волк! Зубами щёлк и всё такое... Поверили?.. А-ха-ха-ха!.. Купились!.. Я ведь милаха!» Лоснящаяся длинная шерсть, густая и мягкая даже на вид, полностью скрывает обязательный ошейник с поводком. Виднеется только красивый круглый адресник с именем. Смехотворно тонкие и ненадёжные, эти полоски ткани теряются на фоне его могучего тела. И знает тело только одну команду. Эту. Впрочем, данная порода действительно обладает редкостным благодушием, за что её и ценят.       Вообще, заведение животного в моём случае рекомендательно приветствуется. И по современным правилам ответственного обращения с животными каждый питомец имеет право на бесплатный месячный отпуск от людей два раза в год. Так что...       «Неудивительно, что я всё чаще ловлю себя на мысли, что завидую этим кошечкам и …»       Юки издаёт радостный вопль на собачьем, который я обычно интерпретирую как «Всегда готов!» и несётся прямо на оторопевшего капитана огромными скачками. Учитывая невеликие габариты моего скромного жилища, это занимает меньше пары секунд. И только в тот момент я понимаю, что всё же следовало предупредить. Или хоть как-то намекнуть!..       И…       До смертоубийства не доходит. Ситуацию спасают дети. Они с криком: «Юки! Ты вернулся!..» бросаются к ним со всех ног и образуют один большой комок обожания, трепания и обнимания с одной стороны и мокроносоприкладывания и обслюнявливания — с другой.       Подождав минут так с полчаса, распутываю этот клубок и отправляю всех заниматься своим делом: детей — приводить себя в порядок и выгуливать Юки, Юки — выгуливать детей, капитана — зализывать раны и пить чай с обещанным тортом.       На некоторое время снова воцаряется тишина.       «Сто девяносто два… Сто девяносто три… Сто девяносто че…»       — Засчитывается, — наконец изрекает он. Ему явно всё понравилось, пусть и старается этого не показывать. А зря!..       — Видишь? Я всё-таки держу слово, — довольно протягиваю я, улыбаясь во всё лицо.       — Ты же знаешь, что Юки — и мужское, и женское имя?..       — А то!..