***
Козетта стояла у массивной замковой плиты в накрахмаленном белом фартучке, наброшенном поверх бледно-голубого платья из тонкого шифона, и сосредоточенно помешивала соус в выставленном на малом огне горшочке. На взгляд Эри, соус выходил сомнительным: она просто влила в горшок молока и добавила вдогонку пару ложек муки и несколько кусочков сливочного масла. — Лазанья! — гордо уронила Козетта на невысказанный вопрос в её глазах. — Очень вкусно и питательно. Если будешь себя хорошо вести, Эри-чан, то и тебе дам попробовать кусочек. — Если Ниджи прознает, что ему пришлось делиться со мной своей порцией, он меня со свету сживёт, — фыркнула Эри, донельзя заинтригованная как названием блюда, так и перспективой объесть Второго принца. — А мы ему не скажем, — Козетта ехидно сощурилась и отправила в соус, густеющий волшебным образом прямо на глазах, щепотку мускатного ореха. — Ну-ка, понюхай! Как тебе? Эри послушно поднялась из-за кухонного стола, где наблюдала, как ловко её собеседница управляется с другими компонентами будущего блюда — перед этим та сноровисто поджарила говяжий фарш и смешала его с жареными же помидорами и луком. Теперь эта аппетитная смесь ждала своего часа, томясь в прикрытой крышкой сковородке. В это же самое время на другом конце длинного стола, творил свою кухонную магию в окружении мальчишек-помощников суровый благообразный повар в высоком белом колпаке — пару недель назад, по настоянию королевы, в замке наконец-то появился новый шеф. В чём-чём, а в этом решении Эри была солидарна с Шалрией: трудолюбивая тётушка-повариха старалась вовсю, но за сытностью по-солдатски неприхотливых блюд терялось важное — вкус. Надменные Винсмоуки никогда бы в этом не сознались, однако все они порядком подустали от овсянки. А Козетта по-прежнему продолжала готовить только для эгоиста Ниджи. Раньше за подбор слуг в Джерме отвечала Рэйджу, но та стала отсутствовать слишком часто, как и Эри, чтобы её печалили результаты невеликого кулинарного искусства местных поваров. Что и говорить, с появлением шеф-повара качество блюд на королевском столе улучшилось в разы. Было не стыдно предложить гостям — если бы в королевство заезжали аристократы, а не криминальные личности разных мастей. Впрочем, недавний визитёр из Мариджоа весьма лестно оценил поданный им в гостиной обед, который Эри почти не распробовала — съела на автомате пару кусочков, с трудом пропихнув их в горло, — ведь все мысли витали исключительно вокруг грядущей поездки. Наверное, стоило не мучиться и просто уйти пораньше, как Шалрия… Эри подошла к плите и, с интересом изучив горячий и густой, как сметана, соус, который Козетта зачерпнула перед ней ложкой из горшочка, втянула носом терпкий молочный аромат с лёгкими нотками мускатной горчинки. И одновременно подумала, что даже новому повару далеко до мастерства Козетты — у той был прирождённый талант к кулинарии. Училась она здесь, на кухне: частично у старенькой поварихи, готовившей ещё при Джадже, частично сама, по найденной книге с рецептами. Но мало какому искусно обученному повару удалось бы провернуть подобный трюк — заставить человека по одному запаху блюда вернуться назад в детство: Эри понятия не имела, что из себя представляет загадочная лазанья, но явственно ощутила во рту домашний вкус макаронно-молочной запеканки, которую когда-то ей со Стеллой, сурово попыхивая сигаретой, выставляла на завтрак Глория. Козетта вкладывала в свои блюда столько любви и тепла, что это придавало им дополнительный неуловимый и нежный привкус. Эри доводилось слышать от Санджи — связывалась с ним несколько раз тайком по корабельной ден-ден-муши, пока Йонджи отлучался по делам и не маячил поблизости, — что отдельные мастера могли сделать так, что еда начинала лечить или придавать сил, если долго оттачивать специальные секретные техники. Если Санджи её не разыгрывал — у Козетты во многом выходило именно так, безо всякого обучения и секретов, на одном природном наитии. Неудивительно, что Ниджи не хотел делиться. — Тебе не жалко растрачивать свой талант на этого балбеса? — как обычно, у Эри получилось сказать не вежливо, а то, что крутилось на кончике языка. Она снова вернулась на своё место, подпёрла кулаками щёки, любуясь движениями подруги, ловкими и уверенными, несмотря на лёгкую скованность — та совсем недавно оправилась от родов. Да и забота о младенцах вряд ли оставляла много времени на сон и отдых. — От него ведь, небось, и «спасибо» не дождёшься, принимает как должное. — Скажешь тоже — талант! Полагаешь, и вправду, трачу впустую? — засмеялась Козетта, ни капли не обидевшись на нелестную характеристику супруга. Обе знали — заслуженную. — Так у меня скоро и дочки подрастут, для них он несомненно сделает скидку. — Но всё равно, это же не то… — протянула Эри. Козетта продолжала посмеиваться, но в её взоре промелькнуло что-то печальное — наверное, Эри попала не в бровь, а в глаз, и та сама задумывалась об этом. Отвернувшись, Козетта погасила огонь, сняла горшочек с соусом с плиты и накрыла его крышкой. Потом осторожно заправила за ухо выбившуюся из причёски золотисто-рыжеватую прядку и присела на скамью напротив Эри, доверительно перегнулась к ней над широкой столешницей. — Вообще-то, я собиралась с тобой посоветоваться, — с неуверенностью проговорила она. — Боюсь даже представить, что заведу с Ниджи подобную беседу, он же такой непредсказуемый. И гордый. Вдобавок сама знаешь, как в этой семье относятся к физическому труду. Как представлю, что Джадж-сама взглянет на меня с неодобрением, — так сердце в пятки уходит. А мне бы не хотелось, чтобы из-за меня он плохо думал о сыне: мол, до чего же негодную женщину привёл в дом. Козетта, поколебавшись, со вздохом достала из кармана фартука и выложила перед Эри яркий буклет — из тех, что обычно пачками отправлялись в мусорную секцию. Буклет был довольно мятый, его часто тискали в руках и изучали. Эри пробежалась взглядом: в нём объявлялось скорое открытие школы кулинарного мастерства на Дресс Розе под личным кураторством принцессы Виолы. — Это через пару месяцев… Я представила, если бы Ниджи разрешил мне — я выложилась бы на все сто, старалась бы больше всех. Ведь по завершению школы лучшего ученика объявят мастером и вручат официальный диплом. Мастера вправе открывать на Гранд Лайне рестораны под своим именем. Если бы я стала не просто замковой кухаркой, а мастером-поваром, широко известным и знаменитым… У Ниджи не осталось бы причин стыдиться меня. Возможно, и Джадж-сама осерчал бы не так сильно… — Козетта-чан, так это же замечательно! — всплеснула руками Эри. — Тебе непременно стоит поехать, нечего и сомневаться! — Но это же не на день-два и даже не на месяц — на целый год! — Козетта с отчаянием ткнула пальцем в нижнюю часть буклета, в мелкий шрифт. — А как же мои малышки, Нико, Кони?.. Ниджи?.. Ох, о чём я только думаю, он же никогда в жизни меня не отпустит… В лучшем случае высмеет! А в худшем… Эри медленно кивнула: она понимала, сама не раз допускала схожие мысли о собственных занятиях механикой. Оставалось надеяться, что Йонджи не лукавил в своём показном безразличии и том, что игнорировал отцовское к ним отношение. Что он по-настоящему гордился её успехами. Ведь давнишний тяжёлый разговор с Джаджем так и не развеял полностью все сомнения. Тот вроде бы принял эту ситуацию, но лёгкое напряжение, усугублявшееся бесстыдной, с точки зрения людской морали, связью сына и племянницы, всё ещё витало в воздухе, просачивалось при каждой случайной встрече. — …Девочки уже родились, обе они крепенькие, здоровые. Тётушка Эпони всегда готова помочь, да и Ниджи сам предложил взять кого-то из горничных в няньки. Вдобавок грудью кормить не нужно — я, признаться, на первых порах так переживала из-за этого, но теперь понимаю, что это сделало меня более свободной, — между тем нерешительно рассуждала Козетта — явно пробовала проговорить вслух то, о чём давно думала. — Спасибо, конечно, господину Джаджу… Роды у неё прошли на удивление легко, но вот с молоком у Козетты действительно не задалось. Однако на помощь нежданно-негаданно пришёл свёкор. Джадж, прознав о проблеме, активизировался и в пару дней разработал в своей лаборатории уникальную молочную смесь для внучек, которую те днём и ночью потягивали из маленьких бутылочек с сосками: Кони — с удовольствием и безмятежностью, Нико — зачастую с капризами и скандалами (задобрить её можно было разве что добавленной ложкой мёда). — Козетта-чан, а ты не боишься, что он подмешает им туда каких-нибудь «модификаторов»? В Джерме не перестали любить силу… — Ну, подмешает и подмешает, — хихикнула Козетта, ненадолго отвлекаясь от своих переживаний. — Но я, разумеется, пью это молоко вместе с ними. Пока что не заметила за собой умения пуляться молниями — или ещё чего подозрительного. А девочки — сыты и здоровы, это главное. — А в те дни, что ты была беременна… — Эри не отставала. Она помнила, насколько холодной и подавляющей могла быть голубая эмаль глаз бывшего короля. Когда-то она гадала, почему Сора согласилась на эксперименты на детях, но со временем поняла, что с таким мужем вряд ли та соглашалась: ей приказали — и всё. — Он не предлагал их модифицировать? А если бы Ниджи сам тебе приказал? — Нет, Джадж-сама об этом не упоминал. По крайней мере, при мне, — нахмурилась Козетта. — Но у нас с Ниджи был об этом разговор, и я его уверила, что если он пойдёт на поводу у отца, то я… — До конца жизни будешь портить ему еду? — против воли улыбнулась Эри. — В тот же день покину Джерму и больше не вернусь, — неожиданно жёстко ответила та. В её голосе прорезался металл — почти как у Ичиджи, когда тому случалось подавлять в себе гневное недовольство. — Ну, или ему придётся запереть меня в темнице, чтобы я этого не сделала. — А он? — Заявил, что ему не нужно таких заморочек. В темнице слишком узкие койки, — продолжала Козетта всё с той же суровостью, но теперь в её карих глазах блеснула смешинка. После недолгого молчания обе дружно фыркнули. Эри задумчиво, туда-сюда, подвигала пальцем буклет с измятой, но не утратившей ни грана притягательности кулинарной мечтой подруги. — Стало быть, ты храбро отстояла перед ним детей, но не готова отстоять саму себя? — вернулась она к прежней теме. Козетта виновато замахала руками: — Но ведь это так эгоистично! Я и перед собой не могу найти достаточно оправданий, а перед ним-то… А если Ниджи опять решит, что я его предала — хотя бы в мыслях?! — Эгоистично? Да тут целая семья идеальных эгоистов! Чтобы ей соответствовать, пора уже самой стать чуточку эгоисткой! — Нет, нет, — упрямо помотала головой Козетта. — Ты не права, Эри-чан. Ниджи и так на многое пошёл ради меня. Поступился своей гордостью. — Подумаешь, гордость — невелика потеря!.. — Отчего же невелика? — раздался сбоку мелодично-ласковый женский голос. — Гордость — то, что всегда отличало благородную кровь. Лиши твоего супруга гордости — и что останется? Груда мышц и талант комедианта? Не уверена, что он будет благодарен. Шалрия медово улыбалась, стоя у кухонных дверей, явно довольная тем эффектом, которое на них произвело её внезапное появление. Козетта всполошенно ахнула, подаваясь назад и суетливо смахивая со стола предательский буклет. Эри, как и всякий раз в присутствии королевы, почувствовала неловкость пополам с отчётливым ощущением, что чем-то вызывает у неё неприязнь — которая в последние дни заметно усилилась. На Шалрии вместо обычного платья был непривычный, мужской костюм, похожий на Джермовский военный мундир. Видимо, тенрьюбито дозволялось так одеваться, и Эри невольно позавидовала ей — в те дни, что ей случалось посещать Джерму, приходилось следовать этикету и менять удобный комбинезон на непрактичный шёлк. — Вот, значит, где нынче принято встречаться двум принцессам? — протянула та, небрежно оглядывая прогретое, полнившееся аппетитными ароматами помещение. — Ничего не скажешь, самое подходящее место. — Для королевы, видимо, тоже, — тихо буркнула Эри, игнорируя сделавшую страшные глаза Козетту. К счастью, Шалрия не расслышала — в этот момент велела подскочившему к ней с радушной готовностью поварёнку обновить фрукты в королевской спальне. — Одно яблоко можешь дать мне сейчас, с собой, — скучающе слетело с ярких красивых губ — в этот раз для помады она выбрала цвет фуксии. Шалрия требовательно протянула ладонь в изящной перчатке и снова покосилась на двух привставших при её появлении подруг. — А лучше — два. Мальчик тут же достал парочку из стоявшей рядом с буфетом корзинки и протянул с поклоном своей королеве, после чего помчался с этой же, почти пустой корзинкой в кладовую — выполнять поручение. Шалрия покачала на весу два мелких краснобоких яблока и, задрав нос, величаво удалилась. — Как думаешь, она много услышала? — в растерянности спросила у Эри Козетта, едва они вновь присели за стол. Вокруг них потихоньку оседало и рассыпалось осколками невидимое неловкое напряжение. Эри пожала плечами и пожаловалась: — Иногда у меня такое чувство, что она за нами шпионит. Ну, или нарочно выбирает такие моменты для появления, чтобы ты чувствовала себя максимально некомфортно, — она ткнулась пылающим лбом в локоть правой руки, лежавший на столе, и простонала оттуда — еле слышно, в доски: — Представляешь, позавчера застукала нас с Йонджи в библиотеке. — А что в этом плохого? — изумилась собеседница. — Неужели, по её мнению, уже и книжки читать зазорно? — Это она читала, а мы — нет… И когда заметили её, то были не совсем одеты… Вернее, ещё хуже — расположились прямо на столе, у окна… — упавшим голосом повинилась Эри. К тому времени, как она тихим писком выдала «у окна», кончики её ушей ярко обжигало малиновым. — А она как вышла из-за шкафа!.. Козетта хихикнула: — Наверное, то, что вы предпочли книжной теории практику, шокировало бедняжку до глубины души! — Козетта-чан!.. — Эри наконец приподняла раскрасневшееся лицо и обиженно уставилась на собеседницу. — Было совсем не смешно! Она полдня от нас с Йонджи шарахалась. А уж как глядела — испепелить была готова… Справедливости ради, Козетта тоже глядела на неё странно в первые дни после возвращения, когда Эри созналась во всём, что происходит — и происходило — между ней и Йонджи. Не осуждающе, конечно, но и не сказать, что всецело это одобрила; ей понадобилось время осмыслить, учитывая, что до неё и прежде должны были доходить весьма противоречивые слухи. Ниджи точно о чём-то ей поведал в своей неподражаемой саркастичной манере. Вдобавок Козетта до сих пор капельку побаивалась Йонджи, находила его «страшноватым и грозным» — по её собственному признанию. Со стороны, скорее всего, Йонджи именно таким и выглядел, вспомнить хотя бы, как судьба столкнула их нос к носу в парке на Сабаоди. Это просто сама Эри уже не замечала — привыкла к тому, какими нежными могут быть его сурово поджатые губы, какими ласковыми — сильные руки, мышцы которых, казалось, были вылеплены исключительно для того, чтобы влёгкую дробить каменные глыбы… — Да, Шалрия иной раз так взглянет, что кровь стынет в жилах, — сморщила нос Козетта. — Хуже короля, право слово, хоть бы тоже очки надевала! Или так тянет вверх подбородок, что кажется: вот-вот — и запрокинется на спину. Эти тенрьюбито такие диковинные, не от мира сего… Но мне порой чудится, что это всё понарошку, не на самом деле — так, наносное. Она никого к себе не подпускает, вся колючая, вечно щетинится — точь-в-точь как напуганный ёжик! Загодя предупреждает: «Не подходи ко мне!» Мне иногда становится её жалко. — Жалко? Да она при нас чуть человека не убила! — возмутилась Эри. — Выстрелила — и глазом не моргнула! Голова Козетты качнулась в сомнении: — У неё лицо в тот момент было такое… странное. С таким людей не убивают — во всяком случае, намеренно… И, знаешь, я несколько раз замечала её, когда та считает, что никто не видит. В эти минуты она не выглядит злой или заносчивой — обычной девушкой. Хмурится или улыбается чему-то. Правда, чаще хмурится… Вдобавок все говорят, что мы с ней похожи. Я дерзнула представить: наряди её в моё старое платье, фартук — и любой бы со спины обознался. Разве что она ростом повыше… — Да ну! Это всё равно что спутать тебя с твоим отражением в кривом зеркале, — усмехнулась Эри. Внешне Козетта действительно напоминала Шалрию — в отдельных деталях, но общая картинка искажалась. — Главное отличие между вами заключается в том, что на твоём месте она бы сыпанула Ниджи в еду не соль, а крысиный яд — чтобы наверняка. Тебе не кажется, кстати, что они друг друга недолюбливают? Вернее, она всех недолюбливает, а его — особенно. Эри произнесла это чересчур громко, и повар на другом конце стола укоризненно вскинул голову: кто это дерзал посягнуть, пусть и на словах, на святость кулинарного искусства? Девушка со вздохом потянулась: Козетта чересчур оптимистично думала о людях, в каждом старалась найти хорошее — и раз уж в Ниджи умудрилась, может, и в Шалрии тоже что-то завалялось? — Это взаимно, — хихикнула Козетта. — Ниджи тоже на неё ополчился, но, пожалуй, он это больше из вредности, ведь у неё иммунитет к его остротам. И всё-таки у неё жизнь не сахар. Шалрия выше всех нас по положению, но по ней не скажешь, что она искренне этим положением наслаждается. И Ичиджи-сан зачастую так холоден с ней. Будто и с ней затеял какой-то урок… только уж очень затянувшийся. — Хорошо-хорошо, — сдалась Эри, не желая с ней спорить. — Отчасти ты права. Любой девушке пришлось бы нелегко с таким супругом — он же король уроков и правил… — она собиралась добавить: «И крайне придирчив в постели», — но вовремя прикусила язык. О своей давней связи с Ичиджи (в отличие от отношений с Йонджи) в разговорах с Козеттой Эри ни разу не заикнулась: вначале не желала шокировать беременную подругу. А потом как-то забылось, стало не до откровений. Не исключено, что это было к лучшему — оставить всё в секрете, не ворошить прошлое. Тем временем Козетта, спохватившись, вскочила и принялась сооружать из подготовленных заранее ингредиентов многослойное блюдо — они заговорились, а обед был не за горами. — Послушай, Эри-чан, мне нужен ещё один совет… — с лукавой застенчивостью улыбнулась она, гремя сковородками и искоса посматривая на подругу. — Мы с мужем несколько месяцев не были, ну… вместе… А Ниджи явно хочет, но не торопится, опасается чем-то мне навредить… Да-да, именно так, не делай такие глаза! Хотя доктор неделю как разрешил, даже прописал временно то средство, что раньше давали в замке служанкам… — она отчаянно покраснела под самую чёлку и выдохнула: — В общем, раз уж выяснилось, что у стола в библиотеке такие притягательные для мужчин флюиды — может, и мне сводить туда Ниджи?.. Опробовать? Смех Эри, казалось, был слышен даже во дворе замка. Закончилось всё тем, что Козетта, сердито наблюдая, как та, устав хохотать и содрогаясь от беззвучного веселья, смахивает с глаз слёзы, официально отлучила её от лазаньи.***
Двери Тронного зала распахнулись — и пустынная галерея наполнилась оживлёнными голосами. После ужина семья как-то синхронно поднялась из-за стола, и оттого вышли все вместе, переговаривающейся и перешучивающейся кучкой. Естественным провокационным центром этой кучки, как обычно, выступал Второй принц. Шалрия держалась чуть позади — не только потому, что не собиралась по-панибратски вливаться в чуждую ей компанию, но и потому, что пришлось преодолеть высокие ступеньки у трона — и волей-неволей отстать. — …Страстные женщины хороши до безобразия! А также во время и после безобразия, — в глубоком и звучном голосе Ниджи таилась смешинка. Он в кои-то веки снял очки и за едой постоянно заговорщически переглядывался с заливавшейся румянцем Козеттой. На ужин оба опоздали, а на недовольный вопрос короля Ниджи со странным смешком пояснил, что помогал супруге достать книгу с ужасно высокой библиотечной полки. Весь вечер он лучился редкостным благодушием: в адрес королевы не перепала ни одна сомнительная колкость. Да и никому не перепала — шутил он на удивление мирно. У Второго принца, как ни крути, по всем параметрам выдался удачный год: ему исполнилось двадцать два, он стал отцом двух близнецов. Чего бы не расслабиться и не повеселиться… Шалрия не обращала на него внимания и буравила взглядом спины Козетты и Годжу, замыкавших группу и шедших прямо перед ней. Обе по-детски держались за руки. «Тоже мне, закадычные подружки! И как умудрились так спеться?» — они стоили друг друга. И что братья в них нашли? Похоже, в этой семье не отличались хорошим вкусом к выбору партнёров — у близнецов, за исключением старшего, требования к женщинам были невысоки, как у пиратов. Она поморщилась, не желая допускать, что ощутила сегодня нечто напоминающее зависть, вслушиваясь у кухонных дверей в чужую беседу и разглядывая доверчиво нагнувшиеся друг к другу головы. Дружба виделась ей чем-то ненастоящим, искусственным, одной из тех приторных до оскомины сказок — вроде истории про доброго старика, разносящего по ночам, в канун наступающего года, подарки послушным детям. Как можно довериться другому человеку без оглядки, откровенничать с ним, зная, что тот в любой момент способен вывернуть против тебя неосторожно брошенное слово? Уколоть, унизить, спустить с небес на землю — дай только повод… Козетта тем временем тихо спросила у Годжу: — А ты и Йонджи-сан… Вы не задумывались о детях? — Как повезёт… — бледно улыбнулась та. — Только вот что-то долго не везёт! — у нечуткого Ниджи был идеально чуткий слух. Он захохотал: — Или вы занимаетесь этим лишь по праздникам, а, Йонджи? Как наша королевская чета! Или кузенам не дано?.. Хохот резко оборвался: Козетта ткнула мужа острым кулачком между лопаток и опять ласково взяла подругу за руку. Нет, решительно, об их отношениях знали в замке все, кроме Шалрии! И почему-то не сильно осуждали эту негодную связь. Как она умудрилась пропустить столько намёков: странные семейные шутки, обрывки разговоров, сомнительные переглядывания и жесты… Эти двое не особо-то и скрывались. Годжу обернулась к Козетте с благодарной улыбкой, и Шалрия вдруг каким-то внутренним, женским чутьём уловила: и кухарка, и кузина короля всё понимали. Понимали низкую суть этой противоестественной страсти. А Годжу — та наверняка предохранялась, страшась, что ребёнок, рождённый от столь близкого скрещивания, выйдет уродом, идиотом, дегенератом… А ведь есть чего бояться! У Шалрии имелся прекрасный пример — её собственный брат… — …Подумаешь, двоюродные! — снова вторгся в её размышления голос Ниджи, рассыпая их в прах своей небрежной бодростью. Он подпихнул шедшего справа от него младшего брата локтем в бок: — Вон тенрьюбито, — синяя прядь волос качнулась взад, с явным намёком на Шалрию, — испокон веку женятся на кровных сёстрах, а среди аристократов всех морей браки с кузенами никогда не считались чем-то неприличным. — Ага, оно и видно, насколько выродилась их кровь, — хмуро и совершенно невежливо отозвался как о небожителях, так и о собратьях-аристократах Йонджи. — Ты забыл, кто мы есть? Где мы? — не отступал Ниджи. — С биотехнологиями Джермы 66 поправить хилый геном ребёнка не составит труда. Не переживай, сестрёнка, — в этот раз он соизволил обернуться и саркастично подмигнул кузине, — попросим помощи у отца, он уже набил руку на своих ошибках. — Только твоих советов не хватало! — немедленно буркнула та, но не слишком обидчиво — видать, всё-таки повеселела от его слов. Козетта громко и красноречиво вздохнула. Ичиджи всю дорогу молчал, не встревал в разговор. На повороте к холлу он чуть задержался, натягивая перчатки и пропуская всех вперёд, и двинулся дальше бок о бок с Шалрией. По его непроницаемому лицу было сложно судить, о чём он думает. Но он никого не попрекал, проявлял странную снисходительность. Его идеальные братья были высокомерны, безразличны и холодны с окружающими, но для своих далеко не идеальных женщин делали исключение — прощали им огрехи, держали их за величайшую драгоценность. На неё же — собственную идеальную жену, которой эти две девицы и в подмётки не годились, — Ичиджи даже не смотрел. И Шалрия не понимала, почему это её так уязвляет. На верхней ступеньке парадной лестницы она не выдержала и уронила самым что ни на есть трогательным тоном — вроде бы тихо, в пустоту, но чтобы все наверняка услышали: — Получается, и вы нас с Козеттой больше не порадуете пополнением в семье. Как жаль… — А? Что? — Второй принц застыл как вкопанный посреди ступенек. Остальные тоже замедлились, обернулись. — Козетта же уезжает, на целый год, — Шалрия выразительно округлила глаза. — Слышала, она собирается стать поваром и открыть свой ресторан… — «…для нищебродов», — …для всех желающих. Разве я не права? Ох, или ты не в курсе? Козетта побледнела так, что простецкие веснушки почти выцвели на её щеках. На лице Годжу, обращённом к Шалрии, читался гневный упрёк. Но что королеве за дело до упрёков от той, кто сама — живой упрёк всему королевскому роду?.. — Ха-а-а? — протянул Второй принц и уставился на супругу, сцепившую у груди руки: — Вот как? В самом деле собираешься? За моей спиной? — Ниджи, понимаешь, я хотела поговорить с тобой… Обсудить… Попросить… — В библиотеке хотела, да времени не хватило? — бровь-завитушка странно дёрнулась. Та кивнула с лёгким испугом — Шалрия отметила это со злорадством — и отчего-то не стала отпираться, хотя могла бы и соврать. Второй принц помолчал, задумчиво рассматривая жену. Глаза его потускнели, из серо-голубых стали просто серыми, прозрачными. — Ох, как же я тебя понимаю! Тоже съехал бы куда-нибудь на месяц-другой! — внезапно громко вздохнул Ниджи и развёл руками: — Представляешь, Ичиджи, она шутит, что я стал реже снимать очки, чтобы скрыть мешки под глазами от бессонных ночей. Наша старшенькая такая противная. Похоже, все старшие дети такие, — он засмеялся, и Козетта чуть повела расслабившимися плечами. Впрочем, этот смех показался Шалрии наигранным — уж очень жёстко изгибались уголки его рта. По королевским губам скользнула ответная усмешка: — Скорее, вся в отца. Заминка прервалась, все нестройно двинулись дальше, но Ичиджи задержался подле Шалрии. Он положил руку ей на плечо, и от этого прикосновения она словно онемела. Почему-то исходящий от него запах — сталь с едва заметными нотками клубники — в последние дни повергал её в смятение. Особенно после того, что произошло этой ночью. Весь прошлый вечер они провели над картой Мариджоа. Ичиджи когда-то принимал участие в Собрании Королей вместе с отцом, но это было давно, и он подробно расспрашивал жену о тамошних правилах и запретах, уточнял расположение и назначение отдельных мест на плане города. И сегодня Шалрию не покидали смутные мысли, что было бы неплохо провести ещё один такой вечер — он не держался отстранённо, наоборот, оживился и говорил с явной заинтересованностью (пусть и не к её персоне). Ей же понравилось делиться знаниями, понравилось, как близко склонялись над картой их головы — её светло-русые пряди волос почти сливались с его, пугающе-пламенными. Этой ночью она всё-таки прикажет ему быть с ней — отчего-то эта мысль не вызвала прежнего отторжения. Пускай, она потерпит, если так надо… — Ты намерен повторить? — ужасно бесхитростно спросила она. — То, что было вчера? Она совсем забыла об остальных и их безупречном слухе: Ниджи с Йонджи, выходя из замковых дверей, переглянулись с совершенно дурацкими, по-мальчишески злыми усмешками. Шалрия с высоких ступеней бросила им вслед сумрачный, косой взгляд. — Нет, — равнодушный голос мужа окатил её в ответ невидимым ледяным душем. Помедлив, Ичиджи всё же пояснил: — Наоборот, хотел предупредить, что буду занят и вернусь поздно, не ждите меня. Через неделю Джерма выдвигается к Рэд Лайну и следует выполнить необходимые приготовления, чтобы дело Годжу разрешилось без заморочек и в кратчайший срок. Но я дам вам знать, если ваша помощь понадобится снова, госпожа тенрьюбито. Давление требовательных пальцев на плече пропало — король невозмутимо стал спускаться с лестницы. Совсем скоро Шалрия осталась одна. Помявшись в нерешительности у перил, она развернулась и бездумно отправилась бродить по замку. Возвращаться вот так, сразу, в пустую спальню не хотелось. В библиотеке, куда она заглянула напоследок, в густых сумерках, было как-то неуютно, а центральная лампа и вовсе отказалась включаться. Шалрия и здесь задерживаться не стала, разве что, покосившись на утративший доверие стол, подняла с пола и расставила по полкам несколько разлетевшихся фолиантов. Во время недавнего приказа о маневрировании разворот платформы в кои-то веки получился резким, весьма ощутимым — под ногами Шалрии дрогнул пол и смазанно дёрнулись языки факелов в каменном коридоре, — вот книги, наверное, и не удержались на своих местах…***
…У неё никак не выходило отрешиться от мыслей об Ичиджи. Королевские покои наполнял полумрак позднего вечера, разбавляемый слабым мерцанием свечи у прикроватного столика, а король так до сих пор и не вернулся. Шалрия сначала сидела в потёмках посреди разобранной кровати, выпрямив спину и поджав под себя босые ноги, — упрямо дожидалась, несмотря на то, что Ичиджи сам велел его не ждать. Потом в какой-то момент, движимая иррациональной тревогой, вскочила и, подхватив свечку, пробежалась по комнате, чтобы добавить ещё огня, зажечь все свечи. И даже большую, дрожащую хрусталём люстру — пока тени вместе с призраком её давнего, детского одиночества не разбежались окончательно по углам, а королевские покои не озарились ярким, почти дневным светом. Вокруг Шалрии всколыхнулись оттенки алого и багряного, но ожидаемого спокойствия это всё-таки не принесло. Королева продолжила нервно мерить шагами комнату. Она, Дракон, готова была опять снизойти до него сегодня, предложить себя — подобно послушнейшей из жён. А он ясно это понял и… отказался. «Дам вам знать», — кинул это небрежно, как одному из своих подчинённых. Всё, что его волновало, — это кузина и её сомнительные «дела». Шалрия никак не могла взять в толк: почему такой гордец, как он, вообще терпел Годжу? Ведь из-за неё и её пиратского брака поднялся такой переполох! Будто мало кузина бросала тень на репутацию королевства — и его собственную! У Шалрии зрело подозрение, что та по глупости сбежала из дома и выскочила за первого попавшегося пирата. Рассорилась с семьёй, вот и пришлось униженно умолять Ичиджи позволить ей вернуться в Джерму — тогда, в день королевской свадьбы. А затем и вовсе умудрилась спутаться с его братом… Ичиджи держался с ней более чем великодушно — Шалрия давно бы указала такой разгульной и легкомысленной родственнице на дверь, не пожелала бы даже слушать. А его так заботило благополучие Годжу! …А что, если Ичиджи задержался специально? Где-то в глубине души Шалрию грызла неуверенность: не следовало быть такой резкой с Козеттой сегодня. Шалрия пошла на поводу у минутной зависти — и, кажется, ему это не понравилось. Он не походил на человека, которого задевают чужие переживания, однако Шалрия своими необдуманными словами вносила раздор в королевскую семью. Ичиджи редко обозначал это прямо, но его короткое «нет» явственно хрустело льдом, отдавало зимним морозом. Ещё и эта загадочная женщина, с которой он развлекался вчера на конюшне. Вдруг после всех «дел» Ичиджи решит снова встретиться с ней — поддразнить жену, ожидавшую его в пустой постели?.. Это о ней он думал ночью? Её представлял? Шалрия застыла у его рабочего стола с аккуратно разложенными бумагами и чуть ли не с ненавистью уставилась на них. Ичиджи до всего было куда больше дела, чем до супруги. Даже к этим жалким бумажкам он проявлял больше интереса. Ей захотелось смести их со стола — пусть собирает заново, любовно раскладывает листок к листку… Но это выглядело совсем уж ребячеством. Бумаги были бесполезны. Шалрия давно сунула в них свой нос, но не нашла ничего любопытного или секретного — одни сухие отчёты о расходовании средств да деловая переписка с поставщиками. Ничего, что проливало бы свет на места, не складывающиеся для неё в общей картине, — таких мест до сих пор было много, но, в основном, по мелочи. Кроме одного, отчего-то волнующего её сильнее всего — того, что своими зияющими пробелами искривляло её представление о собственном муже. Не выдержав, Шалрия звякнула в колокольчик для слуг — минуту спустя на пороге комнаты показалась слегка заспанная горничная. — Госпожа Святая?.. Ох, вы босиком! Прикажете подать вам туфли? Шалрия покачала головой и нетерпеливо поманила ту к себе. — Что тебе известно о женщинах моего мужа? — она впервые переступила свою гордость и задала этот вопрос открыто. По крайней мере, эта ничтожная, боязливая девчонка её точно не выдаст. Девушка вздрогнула, в её глазах промелькнула растерянность: — Я не имею права болтать о подобном, госпожа, это же личное дело короля… — пролепетала она. — Выходит, болтать есть о чём? — тут же уцепилась Шалрия за неосмотрительно выбранные слова. — А я — королева и приказываю тебе. Его дело — это моё дело. Мы обе знаем: прежде тебе отлично удавалось подмечать то, что не предназначено для ушей и глаз слуг, — она говорила вкрадчиво, обошла горничную кругом, всё равно что хищная кошка на мягких лапах. Чуть отодвинулась, прислонившись к прикроватному столику и пристально её изучая: в ярком свете было видно, как девушка побледнела. — Так кем он увлекается в последнее время? И кем — до нашей свадьбы? — Секреты короля — это секреты Джермы, — с трудом вымолвила та, уставившись в пол. — Я не могу их выдать — никому, и вам в том числе. Никак не могу! Да и нечего выдавать — сплошь глупые слухи… Поверьте, я бы и ему о вас ни в коем случае не рассказала! Лицо Шалрии исказилось в гневной гримасе. — Мерзавка! Что за намёки?! Что ты себе позволяешь?! Забыла, что я владею твоей жалкой жизнью? Продолжишь дерзить и не слушаться — я найду на тебя управу, и короля на сей раз не окажется поблизости, чтобы за тебя вступиться! — Нет, не могу! Простите, госпожа! Я не собиралась дерзить! Но я верна Джерме, давала клятву!.. — та в отчаянии стиснула подол платья. В её голосе прорезались слёзы, однако она держалась — удивительно, но ценила верность выше собственной жизни. — Верна, говоришь?.. — Шалрия нехорошо усмехнулась, разглядывая дрожащую девушку. В Мариджоа даже рабство имело собственную иерархию и привилегии. Это проистекало из людской натуры, а значит, было характерно, с некоторыми оговорками, и для слуг в Джерме: будучи личной горничной королевы, эта девчонка сама становилась королевой над себе подобными. Шалрия пару раз замечала, как та важничает перед бывшими товарками, по-прежнему драившими замковые полы. Что ж, пришёл час отплатить за дарованные привилегии! Шалрия яростно дёрнула рукой и подхватила со столика старый добрый фруктовый нож — после брачной ночи слуги бесстрастно подобрали осколки металла с ковра и выложили рядом с вазой новый клинок. Ичиджи не возражал, чтобы супруга продолжала им пользоваться, — урок оказался наглядным, ему нечего было бояться. А вот у других не имелось железной кожи — и те боялись. Служанка взвизгнула, сжимаясь и втягивая голову в плечи, когда королева в два шага миновала разделявшее их расстояние, схватила её за шиворот и, рванув на себя, замахнулась ножом… Но не ударила — всего-навсего с бестрепетностью и точностью хирурга полоснула по шнуровке чужой одежды и, откинув нож в сторону, грубо сорвала с плеч горничной неказистое форменное платье. Потом с силой протащила за собой икающую от страха девушку через всю комнату, подтолкнула её обнажившейся спиной к высокому зеркалу возле гардероба: — Что ты видишь? Ну? Отвечай! — Я… я… — та вывернула голову, с ужасом разглядывая показавшиеся из-под разошедшихся краёв платья некрасивые шрамы. Отпечаток старого клейма обвиняюще розовел на бледной коже. Шалрия от всей души ненавидела это клеймо — не потому что ей было дело до неудачников, имевших глупость угодить на человеческие аукционы, не потому, что практика метить таким образом живую собственность казалась ей вульгарной и порочной. А потому, что знала: у её настоящей матери стопроцентно имелось такое же. И через ту — незримо передалось её собственной коже. Однако сейчас было не до сантиментов, ведь эта спёкшаяся от металлического жара плоть была свидетельством высшей силы. Общепризнанно стоявшей над властью земных королей — и это играло ей на руку. — Разве это татуировка Джермы 66? Разве это двойная шестёрка? Нет, это Лапа Небесного Дракона! Дракон навсегда оставил на тебе след! — Шалрия была неумолима, её голос звенел, под конец и вовсе сорвался на крик: — Так что не смей забывать, кто остаётся твоим истинным хозяином! Кому ты верна на самом деле — неважно, кому служишь нынче! — Вам! — взвыла девушка. — Я верна вам, Святая!.. И Божественным Драконам! — Тогда говори! Всё, что слышала и видела!.. Скажешь или нет?! Та отчаянно закивала, и Шалрия наконец выпустила её, оттолкнула от себя. Горничная осела безвольным кулем на ковёр у её коленей, повсхлипывала ещё немного, силясь сдержать подступающие рыдания. И сбивчиво принялась рассказывать, уставившись в узоры на ковровом ворсе и комкая на груди жёсткую ткань сползшего платья. — Я тогда неделю успела проработать… ну, до того, как господа вызволили своих с Пирожного острова. И госпожу Годжу от мужа забрали… А через несколько дней после победы госпожа Рэйджу внезапно уволила треть прислуги, если не больше… но я до этого в замке успела познакомиться с одной девушкой… Лишь потом сообразила, что у той явно с головой было не всё в порядке — уж очень она любила пошептаться с другими перед сном в общей спальне. Про господ всё интересовалась. И не просто сплетни вызнавала, а сама несла какую-то чудовищную чушь… Хихикала: мол, прежде госпожа Годжу… любила греть постель не только мужу, но и своим кузенам, всем троим, а никто этого в упор не замечал… Шалрия вздрогнула, неверяще нахмурилась, а служанка перевела дух и торопливо прибавила: — Но это же глупость несусветная, госпожа! Эту девицу, небось, за подобные фантазии первым же делом за дверь выставили, вместе с остальными… А госпожа Годжу в скором времени уехала. Ну, как уехала… она тогда у господина Джаджа в башне обитала — и переполох случился знатный, сначала думали, что она сбежала, да к тому же одну из девушек с собой прихватила… Но Ичиджи-сама вернулся на следующий день и объявил, что это было по его разрешению. Правда, потом… Она вновь умолкла, заколебалась — всё-таки преданность Винсмоукам глубоко в ней засела, неужто в Святой Земле её так выдрессировали на подчинение? Или после Мариджоа лояльность мог заслужить всякий, кто отнёсся к бывшему рабу чуть лучше, чем к собаке? Шалрия была вынуждена наклониться, опять цепко стиснуть её плечо, повелительно встряхнуть: — Ну же, договаривай! Это приказ тенрьюбито! — В общем… Мне однажды поручили прибраться в казарме… месяц уже прошёл с её отъезда… Я пол мела и слышала, как солдаты переговаривались за обедом… Не больно-то и таились, наоборот, возбуждены были сверх меры — ведь обсуждали то, чему сами стали свидетелями. И по их словам выходило, что братья открыто, не делая секрета, прямо среди бела дня столкнулись в поединке за женщину. — О чём ты, какой поединок? Какую женщину? — Шалрия покусывала губы, ей страшно не нравилось, к чему ведёт этот рассказ. Но гораздо больше её душу отравляло неведение. Она снова для профилактики встряхнула сжавшуюся девушку: — Что за братья? — Его Величество и господин Йонджи! — жалобно пискнула та. — Они чуть ли не дуэль устроили, настоящую, были готовы поубивать друг дружку на тренировочной площадке. Силу совсем не сдерживали — Его Величеству брат челюсть свернул так, что медики и техники полдня выправляли — здесь-то уж тайны точно никакой не было, я лично видела короля за ужином… — служанка зажмурилась и закончила едва слышным шёпотом, но Шалрия уловила правильно: — Так вот, по слухам, за госпожу Годжу они дрались — и господин Йонджи в тот день выиграл…