Павшая с небес

      Вечерело. Белый мотылёк залетел в окно и теперь бился в прозрачный свод зажжённой керосиновой лампы, стоявшей на столе. Сминал крылышки, обжигал брюшко и лапки о нагретое стекло, но не оставлял своих бесплодных попыток. Он был ослеплён тёплым и манящим светом и, кроме него, ничего не замечал.       Перосперо любил наблюдать за мотыльками, которых так легко было сбить с толку, одурачить мнимой яркой целью. Это успокаивало, напоминало, что ещё не всё потеряно, что любую ситуацию можно выкрутить в свою пользу. Глупых, доверчивых мотыльков кругом имелось в избытке.       Он покачался на высоком стуле, лениво скользя взглядом по скромной обстановке комнатушки под крышей — пиратам в землях тенрьюбито, пусть и гостям, не были положены дворцы и особняки. Хватило гостиничной мансарды с видом на гвардейские казармы. Ничего, ради главной цели можно было и потерпеть, и не такое пришлось снести за последние месяцы. Больше уколов для гордости — слаще воздаяние.       Мало кто знал за пределами Тотто Лэнда, но, когда пришло окончательное понимание, что Шарлотта Линлин уже никогда не вернётся, что её эпоха миновала, Перосперо покинул пиратов Большой Мамочки.       Ушёл, разругавшись с Катакури, когда остро встал вопрос о лидерстве в семье. Большинство в отсутствие сильной Маминой руки разнежилось и решило поиграть в демократию — отдало предпочтение второму сыну. Наплевав на всякую субординацию, поддавшись его сумасбродным идеям о благородстве силы и величии духа.       Вдобавок Катакури больше не желал быть пиратом. Пираты, по своей сути, являлись себялюбивыми эгоистами, неуживчивыми одиночками, сбивавшимися в стаи из-за слабости или же потому, что так до поры до времени было проще преследовать свои цели и интересы.       Катакури звал эти интересы «мечтами»… Он привык быть идеалом, образцом для подражания, это вошло в его плоть и кровь давно, с самого детства, вместе со сладкой глазурью его любимых пончиков. И начал мечтать о том, чтобы нести ответственность за других. Поставил во главу угла мифическую «справедливость». Возжелал, чтобы Тотто Лэнд в Новом Мире стал полноправным королевством, чьи границы защищались и уважались, и никому больше не пришло бы в голову перекраивать их по своему разумению во время очередной суетливой перестановки в рядах Йонко.       Не сказать, чтобы Перосперо возражал против самой идеи — хотя, впервые озвученная на совете семьи, она его удивила. Катакури отчасти был прав: если бы Тотто Лэнд действительно признали королевством — через поколение-другое никто и не вспомнил бы о разбойничьих корнях предков. Младшие братья и сёстры, с пелёнок росшие в роскоши и богатстве Пирожного острова, пожалуй, и моря-то ни разу за жизнь не нюхали.       Но Перосперо возражал против утопических постулатов новой модели правления. И уж тем более не желал после Мамы и долгих лет её взбалмошной диктатуры продолжать подчиняться — на этот раз младшему брату.       Перосперо оказался не один, вместе с ним ушли и несколько братьев и сестёр, не слишком довольных сменившимися порядками: Брауни, Нуссторте с Досмарчем, прибилась даже мелкая Флампе. Последняя за что-то затаила на Катакури зуб, хотя раньше по-детски самозабвенно играла в президента его фан-клуба. Наверное, подросла, поумнела, и её кумиры сменились.       Пораздумав, Перосперо согласился пустить её на борт: пусть, все когда-то были бестолковыми малявками, а Флампе под его руководством быстро постигла бы тонкости пиратской жизни — к этому у неё имелись хорошие задатки, в том числе полное отсутствие совести. Немаловажным было и то, что бывший муж Мамы, отец Флампе, некогда выдворенный из семьи (как и прочие до него), оказался не лыком шит и весьма полезен — для тех, кто заботится о его дочурке.       С собой под шумок Перосперо забрал три лучших тарта и запасной флагман Мамы, огромный и внушительный, соответствующий её громкому имени, — копия того, на котором она отправилась в Вано. Что ж, мать тоже начинала с малого. Но в конце концов приобрела силу, с которой считались все в Новом Мире.       А пока Перосперо предстояло прогрызать путь наверх самому, доказывать свою значимость.       До поры до времени он сохранял старые флаги и эмблемы: имя Шарлотты Линлин всё ещё навевало страх на Гранд Лайне, не везде просочились слухи о том, что произошло с ней и старым дурнем Кайдо в Вано. Если держаться с умом — на Гранд Лайне даже столь крохотный флот мог преуспеть в кратчайшие сроки, грех было не воспользоваться на старте всеми имевшимися преимуществами. Приобрести известность, накопить силу, а заодно и…       Отомстить.       Катакури не помышлял затевать против Джермы 66 вендетту — не в ближайшие годы, когда на его плечах лежала забота об ослабленном Тотто Лэнде и его жителях. Да и план по освобождению Пудинг, находившейся в плену у Чёрной Бороды, стоял в большем приоритете, нежели месть Винсмоукам. А ведь Пудинг умудрилась попасть во вражеские лапы во многом из-за нападения проклятой Джермы! Какой чёрт понёс её в тот день в гавань?!       Для чего капризная трёхглазая сестра без грана способностей — за исключением своего абсолютно бесполезного в бою фрукта — понадобилась Чёрной Бороде, Перосперо не имел ни малейшего понятия. Он не верил в расхожие байки о способности трёхглазых прозревать суть вещей, хоть и никогда не говорил этого вслух. Сестра была просто-напросто милым фриком с раздутым самомнением — Мама её чересчур избаловала. Наверняка Тич это тоже смекнул, но продолжал держать Пудинг при себе про запас, как заложницу.       Как бы то ни было, Катакури ясно дал понять, что ему нет дела до старшего брата и нанесённых тому обид.       Обид, болезненно изъязвляющих тело и душу Перосперо. Не дающих спать по ночам и отравляющих его дневные мысли.       Не так давно он был старшим сыном, наследником могущественной Йонко в процветающих и богатых краях — и всё пошло прахом из-за провалившегося эгоистичного плана Мамы, из-за настырного упорства модифицированных мальчишек, из-за наглой белобрысой ведьмы с её дьявольскими завитушками…       Прозрачные, сладковато пахнувшие пальцы моментально оплыли леденцовыми потёками по горячему стеклу — Перосперо снял и отставил в сторону верх лампы, чтобы поправить неровно горящий фитиль. Но, забывшись, по привычке сделал это правой рукой — и с раздражением и отвращением уставился на свою суррогатную, столь недолговечную конечность.       Пару месяцев назад Катакури вышел на связь по ден-ден-муши. Правда, не для того чтобы попенять сбежавшему старшему брату на порядком поредевший флот или пиратство под чужими флагами — нет, он благородно передал известие о союзе, заключённом Джермой 66 с тенрьюбито.       Перосперо сразу смекнул: Винсмоуки пошли на это ради издёвки, чтобы забить последний гвоздь в крышку его гроба, расторгнув сварганенный Мамой брак. Для чего же ещё — все недостатки этого альянса были как на ладони. Какие-нибудь амбициозные пиратишки (если бы до сих пор существовали прикормленные с рук шичибукаи) прыгали бы от радости от подобного предложения, но чванливая, пусть и подрастерявшая силу Джерма…       Эта новость прозвучала хлеще пощёчины.       Он не дослушал брата — заскрежетав зубами от унижения, залил несчастную ден-ден-муши густой малиновой карамелью.       Перосперо сам ненавидел навязанный ему позорный брак с хилой девчонкой, выступал главнейшим его противником. Но так спокойно дать Винсмоуковской ведьме получить желаемое, избавиться от него, стряхнуть негодной соринкой с подола своего платья и наслаждаться свободой? Никогда!       К счастью, среди бумаг, в спешке прихваченных с собой из Тотто Лэнда, обнаружился и злополучный брачный договор, подделанный Монт-д’Ором. Перосперо не собирался ещё и здесь проигрывать самоуверенным мальчишкам, плясать под их дудку — в то время, как его «жёнушка», небось, каждый раз вслух насмехалась над своим никудышным неудачником-мужем, припоминала редкие моменты его немочи и бессилия, жадно извиваясь в постели под крепкими, неутомимыми телами кузенов.       Тогда, после проведённой без сна ночи, Перосперо вышел из капитанской каюты усталый, с покрасневшими глазами, под которыми залегли тени. Но с чётким планом.       Первым делом он направил в Мариджоа почтительное прошение, приложив к нему несколько листов, украшенных неказистой подписью супруги — с отвратительным кривым завитком…       Члены Мирового Правительства погрязли в бюрократии, для них было важно сохранять иллюзию законности. В том, что окончательный вердикт вынесут не в его пользу, Перосперо не сомневался. Но раз возник спор, полагалось соблюсти все замшелые процедуры. Даже если одна из сторон — пират.       Горосэи надеялись, что он облегчит им задачу — убоявшись, признает подлог. На последнем заседании театрально пригрозили древней печатью, которая якобы являла истинность документов. Перосперо согласился: он не знал ни единого дьявольского фрукта, способного нейтрализовать действие другого, а если печать всего-навсего сделана из кайросеки — творению Монт-д’Ора она тем более не помеха. Проверку провели давно, по приказу Мамы, трепетно переживавшей за сохранность своей коллекции: Морскому камню не под силу было обратить вспять действие способностей Монт-д’Ора, разве что ослабить его самого. Опасность для книг младшего брата представлял лишь открытый огонь — впрочем, как и для любых других книг. Если бы Старцы были уверены в стопроцентной силе Печати, пустили бы её в ход в первый же день.       Отчасти Перосперо наслаждался судом — заготовленная ложь слетала с длинного языка просто и приятно, а Винсмоуки хмурились, сердились всякий раз, как у него ловко получалось задеть их за живое. Ему нравилось выводить их из себя, ведь придраться к его обтекающим словам было тяжело. Даже Старейшины засомневались — стоило удачно упомянуть о связи Джермы с Соломенной Шляпой. Резиновый мальчишка упёрся Мировому Правительству костью поперёк горла. А в последние месяцы усилился неимоверно: пробудил запретную «Нику», нарушил баланс сил в морях, привлёк множество могущественных союзников…       Перосперо не было нужды выигрывать суд. Смешной фарс, одна только видимость правосудия — даже если бы изначально правда была на стороне Шарлотты. Всё, что ему было нужно, — этот суд затянуть.       Потому что, сделав ставку на слухи о новой королеве Джермы, он не ошибся. Та была умна и проницательна — но при этом чересчур юна и легкомысленна. Горда сверх меры. Вдобавок, как и все тенрьюбито, ужасно тщеславна. Перосперо знал такой тип людей — сам к нему принадлежал. В прошлом это сыграло с ним дурную шутку, чуть не погубило, но заодно и указало ему на эту слабость. И теперь Перосперо мог с лёгкостью контролировать её у себя и мастерски использовать против других.       Он ломко повёл худыми плечами — под лопаткой заныла старая, давно затянувшаяся рана. Пусть пугают Пустой Печатью, пусть пьют за обедом тонкие вина, прикидывая, как будет удобнее расправиться с кораблём проигравшего — едва тот отчалит от Рэд Порта (Перосперо не сомневался в атаке). Зачем волноваться о том, чего никогда не случится?.. Лучше с удовольствием и неспешно подготовиться к чудесному ужину, где ему подадут лучшие блюда — принесут сами, на блюдечке с золотой каёмочкой.       Перосперо задумался об этом, ухмыляясь в сладком предвкушении, и промедлил, позабыл вовремя вернуть колпак на лампу — порхавший вокруг стола беспечный мотылёк устремился прямо к открытому огоньку. Тонкие светлые крылышки вспыхнули с тихим шипением, запахло палёным. Мотылёк упал и забился на столе — на него глядели с глумливым, злым превосходством.       Когда Перосперо, равнодушно поправляя браслет из коралловых бусин на узком запястье, выходил из комнаты, насекомое уже не трепыхалось.

***

      Годжу медленно отступала назад, пятилась мелкими шажками от приближающегося к ней супруга, пока не упёрлась спиной в стенную панель, обитую дорогим винным бархатом.       — Что… Что здесь происходит? — наконец с трудом пролепетала она, переводя глаза с Перосперо на Шалрию — и обратно.       Перосперо остановился, задержался сбоку от Шалрии, непринуждённо опуская на спинку её стула худую руку:       — Как неприветливо… Разве тебе нечего сказать мужу, которого год не видела, дорогая? Хочу отметить, что ты выглядишь превосходно. Настоящая леди. Удивительно… — его взгляд опустился ниже, с интересом задержался на кисти левой руки, слабо поблёскивающей металлом в приглушённом свете ламп. — Удивительно целая, — он хмыкнул и неопределённо крутанул в воздухе своей затянутой перчаткой ладонью. — Стоит отдать должное научным достижениям Джермы. Ну а мы всё по-прежнему, по старинке, обходимся подручными средствами…       Годжу шумно вздохнула, потом затравленно заозиралась через плечо на закрытые двери, словно прикидывая: будет ли уместно к ним метнуться, дёрнуть за блестящие латунные ручки. На её лице отражалась явная внутренняя борьба.       Перосперо проследил за её взглядом и двинулся в том же направлении: вроде бы к столику с ликёром и наливками, выставленных в хрустальных графинах, — и одновременно отрезая ей путь. Та мигом подобралась, оторвалась от стены и быстрым шагом двинулась в обход него, по широкой дуге, по другую сторону овального стола, напряжённо проводя кончиками пальцев по спинкам стульев. Шалрия наблюдала за их ритуальными кружениями друг вокруг друга с недоумением. В какой-то момент они поменялись местами — Годжу выскочила на крытый изящным навесом балкон и заозиралась там в потёмках. Прянула к перилам, глянула вниз — и тут же, сдавленно охнув, отшатнулась обратно, к дверному проёму, прижимая ладонь ко рту.       Её же предупреждали — отвесная скала. Балкон выходил прямиком в головокружительный обрыв над ночным морем. Да даже если бы за ним очутилась клумба или дорожка — неужто собиралась перемахнуть через перила, хулигански задрав юбки? Чего ей бояться?       Шалрия нахмурилась: нет, Годжу отчего-то боялась. Такую панику сыграть было невозможно. Боялась, будучи в центре Мариджоа, под охраной небесного закона. Боялась в присутствии её, королевы. Боялась — одного-единственного мужчины, пусть и пирата. Мужа.       Перосперо меж тем насмешливо и с ленцой следил за суетливыми метаниями супруги. Достал из кармана кругляшок золотых часов на цепочке, щёлкнул крышкой, расслабленно сверил время. Шалрия до сих пор не чуяла в нём никакой опасности — и тем не менее его поведение ничуть не походило на все его прежние щемящие и тоскливые речи о любовном томлении. Он глядел на Годжу с циничным прищуром — как глядит сытый кот на загнанную в угол мышь. Когда той некуда бежать из ловушки, а коту — пожелай он включиться в игру — достаточно протянуть длинную лапу…       Про Шалрию, он, казалось, позабыл напрочь. Виски кольнуло от головной боли — и она нервно притянула к себе бокал с водой, сделала несколько поспешных глотков, освежая пересохшее горло: что за дурацкие сравнения?       Едва она отставила бокал на стол, как уловила движение сбоку и шелест ткани; Годжу вернулась с балкона и опустилась, почти упала, на краешек соседнего стула. Шалрия дёрнулась, когда лежавшую на коленях ладонь обхватили ладони кузины короля: одна была мягкая и горячая, другая — холодила безжизненным металлом.       — Шалрия, пожалуйста, давай уйдём! Вместе, прямо сейчас! Пока не поздно!.. — горячо и сбивчиво зашептала Годжу. От волнения она позабыла всю прежнюю неуверенность в обращении. — У тебя же есть власть в этом месте, он не сможет тебя остановить!.. — Шалрия молчала, и её голос изменился, в нём проскочила нотка растерянности: — Или… Или ты привела меня сюда, зная обо всём заранее? Что он здесь будет… И сама так решила? Сговориться с ним? Отдать меня ему?!       — Да, я сама ему разрешила, — медленно подтвердила Шалрия, прикладывая в этот момент все усилия, чтобы не вырвать свою ладонь из её рук. — Он твой муж и хотел поговорить. Ты обязана хотя бы выслушать его. Я рассудила, что у него есть на это право.       — Нет… нет!.. — Годжу замотала головой, как если бы не верила в то, что слышит. И жалобно спросила: — Зачем?.. Ну зачем ты это сделала?!       — Зачем? Потому что понадеялась, что ты не захочешь продолжать всё это посмешище с судом и вернёшься к законному супругу. И перестанешь позорить свою семью. Меня, своего короля, своего дядю. Братьев и сестру. Королевство!.. Перестанешь потакать своим эгоистичным капризам. Поймёшь наконец своё место.       Шалрию отчётливо знобило, ей было трудно сосредоточиться. Трудно было сохранять беспристрастную надменную маску. Хоть кто-то должен сказать это Годжу прямо в лицо, назвать вещи своими именами!       — Я не позо… — та осеклась, судорожно сглотнула. — Ты тоже так думаешь? С чего ты это взяла?       Её серые глаза показались Шалрии совсем прозрачными. В них плескалась обида — пополам со смущением. Пожалуй, она всё-таки понимала, что позорит. А вдруг Перосперо был прав — и до неё ещё можно было достучаться?       — Ты не доверяешь суждению своей королевы? — Перосперо меж тем огорчённо прицокнул языком. Затянутая перчаткой ладонь рассеянно поглаживала крышечку графинчика. — А ведь со стороны всем видно твоё неподобающее поведение. И чересчур сильную привязанность к кузенам. Похоже, милая, ты так и не изменилась. Прискорбно, очень прискорбно.       Он пока ничего не предпринимал, несмотря на то, что первым просил о встрече, — только поглядывал на них с любопытством, чего-то выжидая.       — Ичиджи что-то рассказывал тебе про меня? Про нас?.. — с тревогой, вздрогнув на слове «кузены», продолжала выпытывать Годжу у Шалрии. — Про то, что между нами было?..       «Про нас… Было…» Она даже не пыталась это скрыть!       — Что тебе мешает уйти с ним? — как-то невпопад бросила Шалрия. Следом её ладонь шевельнулась, пальцы обвились вокруг чужого запястья — теперь уже она крепко перехватила ладонь Годжу в ответ, жадно наклонилась к ней: — Вы же муж и жена. Вернись к нему! Дай ему шанс! Ему — и мне…       — Я не понимаю, о чём ты… Тут какое-то недоразумение… Но в любом случае ты просишь невозможного! — губы Годжу побелели. Глаза утратили обидчивую прозрачность и побелели тоже, на этот раз отражая явное негодование. — Мне кажется, ты слегка не в себе.       Шалрия рвано качнула подбородком, ощущая ломкую неуютность от её взгляда.       «Она пожалуется Ичиджи», — от этой неожиданной мысли внутри всё похолодело. Почему-то прежде Шалрии казалось, что Годжу постыдится, смолчит об этом ужине, чем бы он ни закончился, — на её месте она смолчала бы… Но Годжу не стыдилась — наоборот, будто обвиняла её в чём-то. Опять это чувство — словно её, Шалрию, выставили невольной соучастницей преступления. Но она ни в чём не виновата! Виновата Годжу — оттого что упорствовала в своей низости и никак не желала признавать ошибок.       Но что, если Ичиджи поверит кузине, примет её сторону? Что, если посчитает эту невинную встречу, устроенную за его спиной, изменой королевству?.. Что, если Годжу сообразит воспользоваться ситуацией — и выставит это именно в таком свете, намеренно?!..       Что, если он действительно мечтает сделать её королевой?       «Нет, он мой! Не тронь!..»       Шалрия вскинулась, зашептала:       — Что, ну что мне сделать, чтобы ты ушла с ним? Мне приказать? Попросить? Умолять? Хорошо, я буду умолять! Я, твоя королева, буду умолять: уйди с ним, пожалуйста, просто уйди! — шёпот усилился, ожесточился. — Оставь мне Ичиджи! Он мой, он — единственное, что мне принадлежит! Мне никогда и ничего не принадлежало по-настоящему. Не трогай его, не забирай его у меня! — Шалрия не замечала, что проговаривает вслух свои потаённые мысли — впала постепенно в полузабытое, душащее её исступление.       Перосперо расслышал и засмеялся — но она не обращала на него внимания, видела перед собой лишь бледное лицо, невразумительные завитушки, дерзкий хохолок… Только сейчас, вблизи, Шалрия различила у неё на правой скуле тонкую и дразнящую полоску шрама. Место, которого наверняка стремились касаться с лаской пальцы любовников, место, которое хотелось целовать…       Неужто всё это так нравилось Ичиджи? То, чего не было у неё самой…       — Я и не трогаю… — вконец сбитая с толку Годжу смотрела на неё ошарашенно. — Шалрия, послушай, мне никто не нужен, кроме Йонджи. Никто! И Ичиджи в том числе. Я потому и уехала когда-то, ведь я не люблю Джерму, я там чужая. Я всегда мечтала жить свободно, своей жизнью — и вернулась совсем недавно, ненадолго, исключительно из-за Козетты… Будь моя воля — не возвращалась бы никогда! И уж тем более, — она резко ткнула пальцем в ухмылявшегося супруга, — я не желаю возвращаться в его руки!       — Правда?.. — Шалрия вновь заглянула ей в глаза, на этот раз с какой-то наивной, детской бесхитростностью, надеждой. И тут же вскочила со стула, отдёргивая от неё свою руку. Красивое лицо королевы исказилось в яростной гримасе: — Нет, нет, ты лжёшь! Хочешь успокоить меня, втереться в доверие, обмануть… Как можно не желать вернуться — к нему?.. К королю?.. Который тебя хочет и не скрывает этого! — последние слова она прокричала в полный голос — и покачнулась, прижимая тыльную сторону ладони к переносице. На миг перед глазами всё потемнело, поплыло. От резкого движения вверх кровь сильнее застучала в висках, заломило в затылке.       — Шалрия?.. — Годжу приподнялась вслед за ней, с тревогой и притворной участливостью пытаясь схватить её за плечо.       — Не прикасайся ко мне! Лицемерка! Я всё про тебя знаю!.. — та отпихнула её пальцы, отшатнулась, чуть не опрокинув стул. И вскинула подбородок, разворачиваясь к Перосперо: — Эй, ты, пират!.. — она напрочь позабыла про вежливый тон. — Ты хотел её получить? Так забирай! Я тенрьюбито! Я разрешаю тебе!.. Здесь, в Мариджоа, для многих моё слово — всё ещё закон. Тебе не будет препятствий. Забирай и уходи… Ты же говорил, что любишь её, мечтаешь сделать её счастливой! Вот он — твой шанс!.. Я поклянусь перед мужем и Советом, что она сама пожелала уйти с тобой. Только уходите… Уходите и оставьте уже меня одну!       Шалрия задыхалась. За её спиной тонко и испуганно вскрикнула Годжу.       — Заберу — и с превеликим удовольствием, перо-рин, — тонкий мужской рот растянулся в усмешке победителя. — Однако для этого мне вовсе не требуется ваше разрешение, моя дорогая Святая. Я и так явился сюда с намерением это сделать. Но вот вторую вашу просьбу я, к сожалению, выполнить не смогу. Одну я вас не оставлю — вы пойдёте со мной обе.       — Что? — она уставилась на него с недоумением. Овладевшая ею душная пелена медленно рассеивалась — когда Шалрия наконец-то высказала вслух всё то, о чём думала, что с усилием подавляла в себе на протяжении нескольких недель. Она решила, что ослышалась.       — С какой стати я должен вас отпускать? Мне не нужны лишние свидетели, — его манера разговора изменилась. В ней уже не сквозила почтительная любезность, проступило нечто жёсткое, надменное. — А вот заложники пригодятся. Уверен, ваш супруг будет куда сговорчивее, если угрожать ему не одной глупой девчонкой, а двумя. Кузина и королева — будет интересно проверить, кем из вас он дорожит больше. Если вообще дорожит — насколько показывает опыт, люди Джермы ужасно безразличны к проигравшим, если те не представляют для них ценности. А вам интересно, есть ли у вас ценность, мадам?       — Сумасшедший пират… — Шалрия побледнела, но ей до последнего не верилось в его пустые угрозы. Впрочем, как и во всё происходящее — какой-то спектакль, фарс, не иначе. — Как же у тебя получится нас удержать? — она презрительно обвела взглядом сжавшуюся подле неё Годжу. — Удержать меня — в моём собственном доме? В Мариджоа? Тебе негде здесь укрыться! Никто не поможет пирату!       Она резко двинулась к дверям и сделала то, о чём, должно быть, не так давно мечтала Годжу — демонстративно повернула витую ручку. Дверь не поддавалась. Шалрия дёрнула ещё раз, с силой, ощущая чрезвычайную неловкость. Нет, и вправду заперто, причём снаружи — Перосперо за всё время сюда не подходил.       С каким-то ошеломлением она стукнула в дверь кулаком, затрясла её. Наверное, стоило закричать, но как же неприлично это будет смотреться для королевы — поддаваться сиюминутному, иррациональному страху. Тем не менее этот страх расползался противными тоненькими иголочками вдоль позвоночника — и она рванула за ручку снова.       Дверь распахнулась.       Шалрия с радостным восклицанием подалась вперёд и тут же остановилась: перед ней стоял знакомый приземистый человек в белом смокинге. Под белой маской блестели внимательные и настороженные глаза. Длинный коридор за его спиной был тёмен, тих и пуст.       — Ваше Величество?       — Ты же… Сайфер Пол! — Шалрия отступила на пару шажков назад и вскинула руку, обвиняюще и повелительно указывая на стоявшего поодаль Перосперо. — Вон тот человек, пират, он только что угрожал нам, говорил неслыханные вещи. Оскорбил меня, Дракона! Схвати его немедленно!       Член Сайфер Пол неторопливо вступил вслед за ней в комнату, пристально оглядел всех присутствующих и… закрыл за своей спиной двери, перегораживая проход своим грузным телом. Коротко скрежетнул замок — в пальцах агента промелькнул небольшой ключ.       — Надеюсь, ты хорошо осознаёшь последствия, Перосперо-кун, — улыбнулся он. Его пухлые щёки лоснились; он полностью проигнорировал яростные слова Шалрии. — Не хотелось бы, чтобы моя девочка пострадала из-за твоих авантюр. Если втянешь её — впредь не сможешь рассчитывать на моё содействие.       — Не волнуйся, я взял с собой лишь один тарт, она осталась с основной частью флота, в двух днях пути отсюда. К тому же ты же знаешь мою сестрёнку, она капризная и непредсказуемая, вся в мать. Скорее, пострадает не она, а кто-то другой — от её рук… — протянул Перосперо, не спеша стягивая с правой кисти перчатку. Шалрия оторопело рассматривала прежде скрытую от неё ладонь пирата: та была неживой. Ненастоящей. Оплывшей и бирюзово-прозрачной, какой-то подтаявше-стеклянной. Запах карамели в воздухе усилился. — Да и вообще, когда это я тебя подводил? Сам-то ты позаботился о свидетелях?       — Да, разумеется. Администратор плюс один из любопытных официантов — последний, похоже, намеревался поглазеть в замочную скважину на красивых леди, — агент небрежно махнул рукой. На его белоснежной перчатке — на указательном пальце — виднелись некрасивые бурые разводы.       — Ну а я, в свой черёд, не оставлю улик. Никто не знает, что они здесь. Если бы мальчишка-король был в курсе — давно бы уже примчался сюда, — в глазах Перосперо, устремлённых на Шалрию, плескалась ехидца. — Или вовсе бы их не отпустил.       — Заседание Совета продлится до ночи, как обычно. Когда я уходил, Винсмоук был там. Но я удивлён — ты разыграл свой план как по нотам, — он с интересом посматривал на Годжу, склонив голову на плечо. — Если бы не выгорело, тебе бы пришлось действовать в одиночку: выманить цель из-под чужой опеки, подкараулить, озаботиться транспортировкой… На такой риск я бы не подписался, моя репутация мне дорога.       — Добыча сама пришла ко мне в руки. Ты был абсолютно прав насчёт нашей дорогой королевы. Несколько грамотно подобранных слов, намёков, пара зёрнышек сомнения — и она всё сделала за меня.       — Я наблюдательный человек, — его собеседник коротко хохотнул. — И хорошо информированный. Рад, что тебе это пригодилось.       Шалрия, шокировано вслушивающаяся в их расслабленную беседу, только сейчас вышла из оцепенения. Эти двое — представитель Мирового Правительства и пират! — состояли в сговоре. Ещё тогда, во время первого визита агента в Джерму… Ей было неизвестно, что они затеяли, но отчего-то пришло понимание: в этой ситуации крики не помогут, действовать требовалось быстро. Рука сама собой потянулась к подолу.       Те не успели возобновить разговор, а в ладони Шалрии сверкнул револьвер, спрятанный до той поры под фальшивой складкой широкой юбки. Она вскинула руку, целясь в Перосперо — привычный и уверенный, такой приятный жест, создающий иллюзию контроля; палец подрагивал на спусковом крючке в ожидании выстрела. Но не успела не то что взвести курок — даже моргнуть! Что-то мелькнуло в воздухе смазанной белой тенью, её обдало порывом ветра — член Сайфер Пол переместился к ней в мгновение ока, несмотря на свою неуклюжую комплекцию, и выхватил оружие из её пальцев. Следующее, что она почувствовала, — резкий толчок мужской ладони. Прямо в грудь. Больно, жёстко, без каких-либо колебаний.       Ичиджи отвёл бы выстрел в сторону… У этого же человека не было сожалений и никакого к ней уважения. Он просто отпихнул её со своего пути, как бесполезный предмет мебели.       Шалрия со сбившимся от удара дыханием отлетела под ноги к Перосперо.       — Как ты осмелился поднять на меня руку, ничтожество?! Я — Дракон! — негодующе прохрипела она с пола, едва сумела вновь набрать в грудь воздух.       — Нет, — член Сайфер Пол с безразличным выражением лица покачал в руке револьвер и кинул его Перосперо. — Разве до вас до сих пор не дошло? Там, на земле, вы, возможно, и королева. Но здесь вы — никто.       — Бедная девочка, — с липкой жалостью протянул у неё над головой Перосперо, пряча оружие за отворот пальто. Шалрия вздрогнула: когда-то, давным-давно, её уже так называли — в другом месте, в другой ситуации, но тем же самым тоном. — Она ещё не до конца это осознала.       Он наклонился, прозрачная рука грубо подцепила Шалрию под локоть, вынуждая подняться. Клейкая, сладковато пахнущая — да она же была сделана из карамели! Шалрия заворожено уставилась на неё, а потому не сразу заметила, как из другой его руки — прямо из ладони! — стекло вниз что-то вытянутое, розовато-полосатое. Перосперо артистично крутанул запястьем и подхватил получившуюся, моментально затвердевшую карамельную трость, опёрся на неё, как на посох. Да он же обладал силой дьявольского фрукта!..       — Моя награда — семьсот миллионов белли, перо-рин, — прокомментировал он, заметив её потрясение. — Далеко до Йонко, но тем не менее…       Но тем не менее такую сумму не давали за рядовых бандитов, даже фруктовиков, — этот пират был очень, очень опасен. А ведь Шалрии раньше не приходило на ум разузнать о цене за его голову, настолько её одурманили его кроткие, безукоризненно вежливые манеры. Которыми, к слову, нынче и не пахло.       Агент тем временем подвёл к ним Годжу — та выглядела осунувшейся и измученной, но не порывалась звать на помощь или бежать — видать, знала не понаслышке о дьявольских способностях супруга, вдобавок стала свидетелем сверхчеловеческой силы агента — выходит, не зря про Сайфер Пол ходили фантастические слухи, что все, кто принадлежал организации, умели двигаться незаметно человеческому глазу, убивать одним движением пальца, летать… Годжу тоже понимала всю бесплодность сопротивления. К тому же особыми способностями, в отличие от кузенов, она явно не блистала — служанка в Джерме упомянула как-то раз, что бывший король прежде частенько кликал племянницу «ошибкой».       А что до призывов о помощи, криков… Шалрия вспомнила длиннющий зеркальный коридор ресторана — сейчас он мерещился ей не роскошным, а мрачным и серым, гибельным коридором из её снов. Это крыло располагалось в удалении, было уединённым и тихим, специально для тех, кто желал конфиденциальности. Кричи — не кричи… Эти двое действительно всё просчитали.       — А теперь, мои дорогие, нас троих ждёт захватывающая морская прогулка! — Перосперо вытолкал Шалрию на балкон — у неё от шока чуточку подгибались ноги, — и та уставилась на него в растерянности: какая прогулка — до моря десять тысяч метров высоты! Он что, ожидает прибытия летучего корабля, как из сказок?! Чушь, всем известно: корабли не летают!       Колючая, ломкая дрожь вернулась. Неужто решил под шумок столкнуть их с утёса? Сделай он так — не найдут даже костей. Чарлос однажды на прогулке сбросил, эксперимента ради, её щенка — тот только жалобно пискнул, кувыркнувшись вниз… Как там Перосперо выразился, «улик не останется»?!..       Шалрия побледнела, оглянулась на Годжу: та с каким-то болезненным отчаянием и решимостью поджала губы, всматриваясь в чернеющую за балконом ночь, словно раздумывала, стоит ли прыгнуть самой, первой, не дожидаясь толчка чужих грубых рук. Потом уставилась на Шалрию, чей локоть крепко стискивал Перосперо, и решимость испарилась — осталось одно отчаяние.       Нет, он же что-то упоминал про заложников…       — Охрана отключена? — между тем спокойно осведомился Перосперо. — Я успею?       — Да, у тебя есть около часа, до полуночи, — подтвердил агент, подтаскивая Годжу поближе к провалу. Та прикрыла глаза — лишь бы не смотреть вниз. Пожалуй, даже в ясный день и в компании кузенов она бы не оценила всех прелестей вип-зала ресторана… — Я распорядился устроить небольшую техническую профилактику орудий в этом секторе, такое временами бывает и не вызовет подозрений.              Ветер крепчал, звёздное небо потихоньку затягивало тучами. Перосперо кивнул и вытянул вперёд аляповатый посох.       Способность, дарованная ему дьявольским фруктом, впечатляла мощью и размахом. Густая лавина карамели, сорвавшаяся с закрученного спиралью леденцового навершия, в какие-то секунды сотворила странную прозрачную конструкцию, напоминавшую лифт; тонкие крепления уходили далеко вниз и терялись во мраке. Неужели тот, как и бондола, достанет до самого моря?..       Перосперо мотнул головой, и член Сайфер Пол зашвырнул Годжу через балконное ограждение в ужасно хрупкую на вид кабину. Девушка взвизгнула, падая и против воли вжимаясь всем телом в липковатые стенки опасно закачавшегося лифта.       — На деле прочнее, чем кажется, — усмехнулся Перосперо, — уж ты-то должна была запомнить, дорогуша.       Следом он неделикатно втолкнул в кабину Шалрию, неуклюже запутавшуюся в длинной юбке при перелезании через мраморные перила, забрался сам, прикрывая за собой изящную карамельную дверцу. Член Сайфер Пол махнул им на прощание пухлой ладонью.       — Удачи, Перосперо-кун. Ты знаешь, я не выношу пиратов, и пиратов Шарлотты в частности. Чёрт побери твою матушку — надеюсь, старуха сгинула с концами!.. Но для тех, кто заботится о моей малютке Флампе, делаю разумные исключения. Не слишком балуй её!       С этим напутствием лифт весьма шустро, со слабым пугающим похрустыванием пополз вниз, повинуясь ленивому взмаху карамельной трости. Шалрия, задрав голову, смотрела на балкон, на удаляющееся лицо агента — в его словах и поступках за всё время не проскочило ни капли неуверенности. И только теперь, при виде этого довольного лица, на неё внезапно нахлынуло осознание неотвратимости, неприглядной реальности происходящего. Агент понимал: им с Годжу не суждено вернуться — ведь перед Мировым Правительством тотчас вскрылась бы его преступная связь с пиратами.       Их ожидала дорога в один конец.