***
Пиратский корабль, гигантский и яркий, напоминал — насколько могла судить Шалрия в свете редких фонариков, протянутых вдоль мачтовых рей — многослойное сладкое пирожное. Поверх печенья и бисквита, из которых были сложены борта и каюты, громоздились утыканные в густой крем вафли и засахаренные фрукты. В любой момент там и сям можно было отщипнуть кусочек-другой и насытиться. Удобно — в долгом плавании. И невообразимо жутко — учитывая, что носовая фигура была живой и лучезарно улыбалась прямо в испуганно застывшее лицо Шалрии, когда судно подошло ближе, чтобы принять всех троих на борт. Несмотря на сюрреалистичность конструкций, корабль оказался роскошным и помпезным — пожалуй, Перосперо ни капельки не приукрашивал богатства своей семьи. Скорее всего, именно отсюда росли ноги его блестящих лживых манер (несвойственных всем прочим членам его разномастной команды). Вначале на борт из поднятой шлюпки взобралась Годжу, судорожно придерживающая на груди разошедшееся платье. Едва она слабым голосом попросила окруживших её любопытствующих головорезов помочь его застегнуть, как те зашлись громким хохотом и принялись забавляться, дерзко хватая её за подол. В какой-то момент один из наглецов, с шеей длинной, как у жирафа, и вовсе разорвал одну из двух тонких шлеек, наполовину сползших с плеч. Девушка вскрикнула, но ступивший следом за ней на палубу Перосперо пресёк забаву, с ленцой попросив поменьше задирать «всё ещё госпожу Шарлотту». После этого напоминания пираты стушевались, как малые дети, притихли, почёсывая в затылках, и в конце концов просто сбились в выжидающую кучку у неё за спиной. Перосперо придерживал Шалрию, не желая расставаться с ней ни на миг, даже на этом странном, принадлежавшем ему корабле. Хотя куда отсюда деться, разве что спрыгнуть за борт?.. К тому времени стал накрапывать мелкий дождь, тонкие платья быстро напитались моросью, а некогда элегантные девичьи причёски от морского ветра сбились, у Годжу концы прядок начали свиваться во влажные колечки, прилипать к щекам и шее. Волны за бортом перекатывались мощными валами, но явно не представляли опасности для столь внушительного судна — его будто строили не для обычных людей, а для гигантов. Шалрия тягостно уставилась поверх украшенного печеньем борта: в очередной набежавшей волне что-то влажно бликануло в свете корабельных огней, потом снова. Какая-то крупная морская тварь то высовывалась из воды, то погружалась обратно. Точно не рыба — скорее напоминала продолговатое желе, барахтающееся в чёрной морской воде. — Сигнальный слизень, — протянул у неё над ухом Перосперо. — Полезные твари, родственнички транспортных ден-ден-муши Джермы. Неплохо было бы выведать у Джаджа технологию селекции: в отличие от слизней те не встречаются в открытом море… Сигнальщиков же у нас несколько десятков в радиусе мили-двух, каждый снабжён передатчиком. Ни один чужой корабль не приблизится незамеченным — и у нас всегда есть шанс заранее уйти от нежеланной встречи до того, как чужаки продерут глаза и сумеют хотя бы различить очертания тарта на горизонте. Объясняя это, он уже привычно простёр руку с полосатой сладкой тростью. Шалрия потрясённо смотрела, как тускло мерцающая гладким леденцом, уходящая в небеса конструкция, на которой им довелось спуститься, затрещала, зашаталась и наконец, повинуясь воле создателя, рассыпалась, опадая в море острыми леденцовыми сосульками. Перосперо был прав: улик не останется… То, что не уничтожил, — забрал с собой. — А ещё стоит поблагодарить вашего супруга — море в ближайшую неделю будет чистым, без глупцов, стремящихся поживиться за счёт одинокого судна. Тарт явился сюда без проволочек — да и вряд ли кто-то задержит нас на обратном пути. В это время к нему подошёл крупный усатый человек, чьё мощное тело смотрелось несколько комично в сочетании с тонкими конечностями — он напоминал мясистое яйцо на ножках; плечи, казалось, сразу переходили в голову, намёков на шею не наблюдалось. На широком округлом поясе пирата с обоих боков торчали ножны с внушительными абордажными саблями. — Операция прошла успешно, отплываем, Досмарч! Надо поспешить и покинуть воды Мариджоа до рассвета, — распорядился Перосперо, направившись к каютам и потянув за собой слабо упиравшуюся Шалрию. — Да, братец Перос, — усмехаясь, пробасил пират. Внешне на брата он совсем не тянул — с Перосперо они были абсолютно непохожи, — но вместе с тем держался с ним на равных. — Впрочем, погода нам на руку, идёт шторм. Даже если случится погоня, мы оторвёмся легко. Пираты вокруг расступались: несмотря на пренебрежительное отношение капитана к пленной королеве, те явно были в курсе её высокого происхождения и провожали её удивлёнными или настороженными взглядами. Но Шалрия не замечала: её знобило всё больше — нет, не только от страха. Собственное тело ощущалось болезненно хрупким, каким-то стеклянным, ломило в затылке, щёки опаляло призрачным жаром. Похоже, всё-таки простуда, она чувствовала себя нехорошо ещё с утра… Ей что, и за это тоже предстоит проклинать дурацкий ледяной лимонад?! — Погоня? Никто не то что не догадается, где нас искать, — старикам в Мариджоа понадобится как минимум пара дней, чтобы сообразить, куда вообще запропастились их гостьи! Представляю с утречка физиономию Винсмоука! — Перосперо довольно прыснул, подпихивая Шалрию вперёд. И небрежно крутанул посохом в сторону Годжу. Пираты вокруг неё подобрались, переглянулись, молчаливо выбирая, кто потащит за вожаком девушку. — Погоне взяться просто неотку… Что-то крупное и стремительное, подобно гигантскому морскому альбатросу, спикировало на палубу тарта с высоты. Влажный полумрак вспороли бело-голубые полосы, во все стороны остро, сотней крохотных молний, полыхнуло алым: — Sparking Valkyrie!!! Дождь наполовину смягчил силу огненных искр, но с полдюжины пиратов поблизости от Перосперо разметало по палубе. Тела глухо шмякались о борта и стены украшенных конфетами кают. Гневно звенящий выкрик Ичиджи почудился изнемогающей Шалрии трубным гласом небесного ангела правосудия. Перосперо на пару секунд опешил, но тут же с невнятным негодующим воплем выпустил свою пленницу и вскинул карамельный посох, готовясь защищаться. Шалрия осела у его сапог, бессознательно ощупывая мокрые доски под кончиками своих пальцев: удивительно, не бисквит и не крекер, обычное дерево… Отчего-то она боялась привлечь к себе внимание Ичиджи — хотя тот, несомненно, явился защитить их, спасти… Но как он вообще… — Чёртов Винсмоук! Как он нас нашёл?! — со злостью и недоумением заскрежетал зубами Перосперо, проговаривая вслух то, о чём не успела додумать Шалрия. Он хлестнул по воздуху полосатой тростью — сквозь дождевую морось в Ичиджи полетела вязкая масса, вытянувшаяся полупрозрачной ядовито-розовой лентой. Тот только усмехнулся и уклонился мгновенно, дёрнув по пути за шкирку зазевавшегося противника и играючи запустив его, как тряпичную куклу, наперерез струе карамели. Пират коротко вскрикнул и застыл: его за долю секунды с головы до ног затянуло в розовый загустевший кокон. — Это же Джерма 66! — остальные, после того как подобрали отпавшие от растерянности челюсти, опомнились и рассредоточились, окружая противника и вытаскивая пистолеты и сабли, хотя бездумно налетать на нападавшего не спешили. — Красная Искра… — кое-кто из них присутствовал когда-то на роковом Чаепитии, кое-кто участвовал в провалившемся штурме Джермы, они хорошо запомнили старого врага — и то, что он был неуязвим для обычных атак. — Ичиджи! — громко и отчаянно позвала Годжу, до сих пор толкавшаяся в компании пиратов у пряничного борта. Король резко качнул подбородком, ему было достаточно всего одного короткого взгляда, чтобы оценить сползшее с плеч платье и чужую мужскую лапищу, немилосердно стискивающую её предплечье. Взвыли усилители реактивных ботинок, кулак заискрился огненно-алым. — Досмарч! — рявкнул Перосперо. Промедлить ещё минуту — и наглый мальчишка раскидает всех вокруг неё и улетит, прихватив добычу! Те были дюжими парнями, но против Джермовского киборга — всё равно что котята. Среди его людей мало кто умел использовать хаки, не говоря уже о дьявольских фруктах. Резкая атака Красной Искры застопорилась — кулак с металлическим лязгом столкнулся с острой саблей. Яйцеобразный пират ловко отразил удар и бешено завращал двумя усиленными волей лезвиями, вынуждая противника отпрянуть в сторону. — Как ты здесь оказалась? Как допустила? — ожесточённо бросил Ичиджи поверх его плеча, силясь подобраться к кузине. Досмарч, окружённый размытым блеском разрезающих дождевые капли сабель, заслонял её своей массивной фигурой, будто щитом, отражая все попытки достичь цели. Не дождавшись ответа, король уронил: — Потерпи, я скоро. В прошлый раз, — он ухмыльнулся в лицо противнику, — этот человек не доставил мне много затруднений. — Нет, Ичиджи, не меня! — Годжу между тем бешено жестикулировала, подавала ему какие-то знаки, пока придерживающий её за руку пират не рванул резко на себя, заставляя прерваться с болезненным вскриком. — Её!.. — простонала наконец она, тыча королю куда-то за спину. Ичиджи, нахмурившись, взлетел вверх. Но не успел развернуться и оглядеться, как его настиг тонкий, визгливо срывающийся голос Перосперо: — Остановись, Винсмоук, иначе я вышибу мозги твоему благородному Дракону! За то время, что Красную Искру отвлекла стычка с его командой, Перосперо нагнулся и вновь подхватил Шалрию — под мышкой, грубым рывком — и крепко притиснул к своему боку. Перекинул посох в другую руку, дополнительно пережав его навершием тонкую шею королевы. Прямо сейчас у её левого виска блестело дуло изящного дамского револьвера. Времени на принятие решения у Перосперо, ошарашенного неожиданной атакой, было мало, но спонтанный план сработал. Мальчишка действительно остановился, пружиняще завис в воздухе рядом с мачтой. Кто-то — совершенно бессмысленно, вероятно, простой проверки ради — метнул в него кинжал, раздались пара выстрелов, но тот только поморщился, стряхивая с плаща осколки разлетевшегося металла. — Как у тебя это вышло? — бесцветно спросил Ичиджи. Капли дождя стекали по потемневшим и опавшим красным прядям волос, скатывались по сбившемуся от порывов ветра белому плащу. — Сразу двоих? — Сначала ответь, как ты нас обнаружил?! Я же всё — всё! — просчитал!!! — Перосперо шипяще выругался. Шалрия вяло мотнула головой, но холодный торец дула никуда не делся, ещё больнее вдавился в висок, а мир от необдуманного движения, наоборот, тошнотворно закружился, и эта круговерть отозвалась тупой пульсацией боли в затылке. — Следов не осталось! У девчонок не было даже передатчика, чтобы тебя вызвать! — Неужели? Передатчик находится у тебя в руке. — Что?! — Перосперо недоумевающе вперился в свой посох, потом, моргнув, перевёл взгляд на револьвер. И скривившись, с яростным щелчком взвёл курок. — Проклятье… …Ичиджи знал, что она будет постоянно носить револьвер при себе. Просчитал это не хуже Перосперо. И контролировал её местонахождение всюду, в том числе и на прогулках — разве что не придавал значения тому, с кем она встречается. Меньше всего ожидал, что с этим коварным пиратом. Наверное, именно поэтому так быстро отыскал их с Годжу в садовом лабиринте. Значит, он настолько не доверял ей? В тот день, в бане, специально вернул револьвер — с заранее встроенным маячком? Но ведь проще было бы не брать её с собой в столь важную поездку… Или он всё-таки заботился о своей королеве, пусть и своеобразно и холодно — так, как умел? К глазам опять подступили слёзы от горького осознания: она всё испортила. — Вернувшись, я не нашёл вас с Годжу в доме и отправился за сигналом сразу же, как проверил его и убедился, что тот волшебным образом вышел далеко за пределы Мариджоа, — с ледяной иронией прибавил Ичиджи. — Километров на десять вниз. — Я могла его просто выбросить… — прошептала Шалрия одними губами, вслед за своими виноватыми мыслями. Но острый слух мужа разобрал и этот шёпот: — Вы? У меня сложилось впечатление, что вы весьма им дорожите, госпожа тенрьюбито. Особенно после того, с какой радостью получили его назад. Во всяком случае, для столь нелогичного поступка должна была найтись серьёзная причина, стоящая моего внимания. Я бы, скорее, поверил, что вы прыгнули вместе с ним, сами, — его голос стал таким жёстким, что Шалрия содрогнулась, вообразив себе его реакцию, когда он об этом думал: неужели и вправду допустил, что она с какого-то перепугу прыгнула или (ничуть не лучше!) глупо сверзилась со скалы? — Но я увидел здесь, внизу, более занятную картину. Похоже, Шарлотте нравится умыкать чужих женщин. В этот раз целых двух. — Умыкать? — Перосперо расхохотался, по рядам пиратов тоже прокатились нерешительные смешки. — Да они обе пришли добровольно, разодетые, как две шикарные кремовые тарталетки, — сам посмотри! Вернее, твоя жена любезно согласилась привести мне мою. Даже кричала и умоляла, чтобы я забрал Годжу! Клялась, что ты ничего не узнаешь. Но да, каюсь, я был чересчур жадным, одной женщины мне показалось мало. — О чём ты? — Ичиджи скрестил на груди руки. Шалрия на миг зажмурилась, едва удерживая рвущийся наружу глухой стон. «Не надо, пожалуйста, не надо!» — Стоит обращать внимание на лояльность тех, кто тебя окружает. Это первое качество хорошего правителя. Когда предаёт собственная королева… Начать хотя бы с того, что за твоей спиной она ходит на встречи с чужими мужчинами. В том числе с такими, как я. Что уж говорить о других… В собственной заносчивости готова передать родственницу мужа в руки врага. Полагает себя умнее других — да только угодила в свои же сети. Я почти не обманул её — она всё додумала сама. Поверила в то, во что хотела верить, перо-рин, — он торжествующе заухмылялся, захихикал, выдыхая воздух нервными короткими порциями: «Ку… ку… ку…» — Это правда? — Ичиджи произнёс очень тихо. Шалрия не то чтобы услышала его сквозь рёв ветра — прочитала по губам. И бессильно опустила плечи. Впервые в жизни она не порывалась возмущаться, не уповала на гордость. Осознание содеянного всё это время окутывало её душным облаком, но теперь и вовсе надавило на плечи неподъёмным камнем. Ведь пират был прав: это её вина. Она не желала, чтобы вышло именно так — последнее, о чём думала, собираясь на роковой ужин, — но своими руками этому поспособствовала. Гордость подвела её. Подвела всех. Она, Шалрия, вышла самой настоящей предательницей — в глазах других и в своих собственных. Лицо Ичиджи стало жутким в своей непроницаемости — он правильно считал её долгое молчание. И, видимо, сделал те же выводы. — А сейчас, моя дорогая, как я и обещал, пора проверить твою нынешнюю ценность, — шепнул ей Перосперо. Следом он громко выкрикнул: — Сдавайся, Винсмоук, или твоя неверная жёнушка попрощается с жизнью! Я дерзнул похитить тенрьюбито, ужели считаешь, что не дерзну убить? Мне куда важнее заполучить короля, чем миленькую, но опорочившую себя и абсолютно бесполезную королеву! — Нет!!! — Шалрия сначала услышала резкий выкрик, а потом запоздало поняла, что кричала она сама. Её тело вытянулось напряжённой струной в сжимавшей его отвратительной цепкой руке: — Нет, он не заряжен! Ичиджи, не слушай его! Забирай Годжу и уходи! Он не заряжен! Перосперо досадливо цыкнул, встряхивая её: — Очень даже заряжен! — хотя в голосе промелькнула толика сомнения. Он видел, как уверенно Шалрия целилась в него в ресторане, — и оттого не проверил, когда забрал у агента оружие. — Снимай свой костюм и сдавайся, Винсмоук! Ну же — или у меня вот-вот дрогнет палец! — Не заряжен!!! — игнорируя ломкую слабость, вновь изо всех сил зашлась в крике Шалрия. Ичиджи проигнорировал её. Он слетел вниз, мягко ткнувшись скрипучими ботинками о влажные доски палубы. В неверном свете фонариков улыбка, искривившая его безупречный рот, показалась Шалрии инфернальной. В следующее мгновение его яркий рейдовый костюм превратился в плотное облачко красно-белого дыма. В отдалении раздался протестующий возглас Годжу. — Нет… нет… — Шалрия обмякла в руках предателя. Когда она опять отважилась взглянуть на мужа — тот стоял перед окружившими его пиратами, всё с той же жуткой улыбкой подкидывая на ладони красную жестяную банку. Полностью обнажённый — на нём остались лишь его вечные очки. Перосперо коротко крутанул подбородком и скомандовал: «Сдать!» — и Ичиджи, не поворачиваясь, перебросил контейнер опасливо подскочившему к нему пирату. Король с надменностью расправил плечи и скрестил на груди руки — он вовсе не смущался своей наготы. Или не считал, что весь этот сброд заслуживает его смущения. Его бледные мускулистые плечи тотчас покрылись дождевыми каплями, собиравшимися в струйки и стекавшими вниз: по предплечьям, гордо выгнутой спине, поджарым, подтянутым бёдрам. После того как опасного Винсмоука лишили рейдкостюма, Перосперо распрямился, чувствуя себя гораздо более уверенно. Спустя несколько секунд вокруг противника сомкнулась леденцовая ловушка, по грудь затянувшая его в прочную сладкую глыбу. На Мамином Чаепитии сдержать треклятую семейку получилось куда меньшим количеством карамели, но теперь, когда превосходный план едва не сорвался на ровном месте, Перосперо предпочёл перестраховаться. Следующее, что он сделал, — отшвырнул дрожащую Шалрию к ногам ближайших помощников и щёлкнул барабаном револьвера. Заглянул внутрь и усмехнулся, сузив глаза: — Говоришь, не заряжен? — та не отвечала, только неотрывно всматривалась в лицо скованного мужа. Трудно было угадать, куда именно смотрел он сам. Возможно, с презрением на неё. Возможно, с презрением на своих врагов. Возможно, смотрел со страхом… Нет, он ничего не боялся! Перосперо, похоже, думал о том же. Танцующей походкой он приблизился и хлёстко, наотмашь зарядил наглому мальчишке карамельной тростью по левой, не прикрытой мокрыми волосами скуле — вернул давний унизительный удар. С такой силой, что трость треснула, разлетелась на куски. Проклятый Винсмоук даже не шелохнулся, но очки с него слетели, и Перосперо наступил на них каблуком сапога, хрустко и мстительно давя на осколки. Светлые, почти прозрачные глаза Винсмоука взирали на него… невыразительно. — Проклятая машина… — пробормотал Перосперо, невольно отступая назад под этим бесцветным взглядом и стряхивая с ладони остатки полосатой карамели. — Ну и выдержка… — он покосился на красный контейнер, который подчинённый держал двумя пальцами, на вытянутой руке, подальше от себя (и жмурился при этом, дурачина, — небось, боялся, что тот вот-вот сдетонирует) и велел: — Эй ты, дай сюда! Пират с видимым облегчением передал капитану банку. Перосперо изучающе повертел её: жестянка как жестянка, ни единой кнопки для активации. Значит, эксклюзивная вещь, не для каждого, исключительно для личного применения. — Давно мечтал испытать, на что способны ваши тела без этих игрушек, — он обошёл вокруг пленника, словно прицениваясь, — Шалрия, сдерживая дрожь, следила за его перемещениями, — затем вновь уставился в раскрытый барабан револьвера, по-прежнему лежавшего в его левой руке: — Четыре пули, идеально. Да и калибр подходящий… Досмарч, у нас остались пули от револьвера Пудинг? — Как раз одна завалялась. Кажется, в трюме есть ещё и пила… — его брат нехорошо ощерился, с лязгом опуская сабли в ножны. — Нести пулю? Собираешься проверить? — Разумеется, неси! Через пару минут, растянувшихся для Шалрии до бесконечности, Перосперо достал из услужливо поданной ему коробочки какую-то мелкую вещь. Сначала почудилось, что это карамелька, завернутая в пёстрый фантик. Он развернул «карамельку» — и ощутимо поморщился, чуть ли не содрогнулся. А затем вставил её в пустую камеру барабана, отбросив прочь бесполезную обёртку. Это оказалась не конфета — блестящий кусок металла, пуля. При виде неё Годжу явственно пошатнулась — то ли что-то поняла, то ли почувствовала. Но ведь против Ичиджи бессильны пули! Всего четверть часа назад те раскалывались о его железную кожу, как семечки! Шалрия не поняла и не почувствовала ничего. Вместо этого сквозь тягучую, клонящую её к полу слабость в памяти заворочались навязчивым червячком слова Ичиджи: существует металл, который способен пробить даже железную кожу… Она резко вскинулась: не может быть! И в ту же секунду раздался выстрел. Перосперо целился прямо в голову Ичиджи, стрелял небрежно, но с безукоризненной точностью, похихикивая и пожимая плечами от каждой неудачи. Раз… Другой… Третий… Четвёртый… Шалрия отсчитывала и вскрикивала — и вместе с ней вскрикивала Годжу. Четыре метких попадания — и ни одной царапины, ни одной вмятины на коже. До сих пор. Перосперо взвёл курок в пятый раз. — Нет! Нет!!! — Шалрия сумела-таки вскочить на ноги и тут же заизвивалась в поймавших её грубых, пахнувших потом, железом и сахарной патокой пиратских руках. Это наверняка была она — «подходящая» пуля. Пуля, несущая смерть! Годжу в шоке закрыла лицо ладонями. Она перестала обращать внимание на своё полусползшее платье — так же, как и остальные, раззадоренные и обозлённые недавней схваткой и нынешним зрелищем, не обращали внимания на неё саму. Разве что один из рослых пиратов, одетых в аляповатые яркие шелка, всё так же придерживал мелкую «госпожу Шарлотту» за плечо. И в самом деле: куда денется эта слабачка? В отличие от модифицированного сверхсильного противника та была обычной девицей. Кое-кто помнил её по Чаепитиям на Пирожном острове. Все в предвкушении подались вперёд. Коротким рваным хлопком прогремел пятый выстрел. Шалрия снова дико закричала, почти завыла. Но дьявольская пуля пронзила насквозь не Винсмоука — а беспечно подкинутый в воздух красный жестяной контейнер. На секунду сквозь шелест дождя и воцарившуюся на палубе тишину донёсся лёгкий, весёлый «дзыньк» от столкновения металла о металл, банку подбросило чуток выше, а следом она взорвалась, с шипением распространяя вокруг своих раскуроченных остатков облачко красноватого дыма. На лице скованного Ичиджи не дрогнула даже витая бровь, но он весь как-то окаменел, закостенел, сливаясь в неподвижности со своими сладкими оковами. Пираты зашлись ликованием и злорадным хохотом. А Перосперо одним широким взмахом метнул разряженный револьвер далеко за кремово-бисквитный борт: — Теперь нас точно никто не обнаружит. Но обеих девчонок стоит тщательно обыскать на случай, не припрятано ли у них ещё чего интересного, — он подошёл к Ичиджи и торжествующе скренил над ним узкую худую спину: — Пожалуй, займусь досмотром лично. С какой из них мне начать? Наверное, с моей милой жёнушки, а твою оставлю на десерт, перо-рин. Нет, ему всё-таки удалось пронять этого бесчувственного киборга! Глаза короля стали пронзительно белыми, а лоб прорезала, устремляясь вниз, к переносице, глубокая вертикальная морщина. — О, мне нравится это выражение лица! Оно доказывает, что, кроме гнева и высокомерия, тебе уже ничто не подвластно, мальчишка. Тебе не под силу ничего изменить. — Ошибаешься, кое-что я могу изменить, — впервые за всё время разомкнул губы Ичиджи, его голос звучал привычно невозмутимо, но хрипловато, словно мелодичный металл, наполнявший его прежде, подёрнулся ржавчиной. Он повернул подбородок в сторону кузины. — Ты осталась из-за неё? — Ичиджи так ни разу и не взглянул на Шалрию — той для него всё равно что не существовало. «Неё» в его устах прозвучало жёстко и уничижительно. — Похвально, но больше не нужно. Уходи. Немедленно. Все вокруг переглянулись и разом бухнули со смеху: как это безоружная полуголая девица собирается «уйти» с пиратского корабля? — Я не давал ей разрешения, — издевательски прыснул Перосперо на пару с Досмарчем. — У нас с женой впереди запланирована занятная совместная ночь. Мы давно не виделись, я соскучился. — Я даю, — спокойно уронил Ичиджи. — Я… Я не могу… — Годжу будто не замечала крутившуюся подле неё пиратскую шваль, она смотрела только на короля, говорила только с ним — как и он с ней. Как если бы было что-то известное им одним. — Оставить вас… Тебя! — Можешь! Это приказ!!! — неожиданно прорычал он — совершенно диким, нечеловеческим голосом, полностью сбрасывая с себя бесстрастную маску. — Ты осмелишься не подчиниться?! Мне, своему королю?! Ты когда-то обещала мне быть послушной!!! — А ты когда-то сказал, что не хочешь моего послушания… — с мучительной улыбкой ответила ему Годжу. Её лицо было бледным как полотно. — Хорошо, если ты приказываешь, я послушаюсь, но это будет в последний раз. Её рука скользнула под подол платья, нескромно обнажая бедро — ближайшие к ней пираты пересвистнулись. А в следующую секунду в девичьей ладони матово блеснуло что-то белое, похожее на банку… Перосперо выругался, устремившись к ней, но не успел ничего сделать, даже слова вымолвить, чтобы её остановить. На несколько мгновений всех ослепила яркая световая вспышка, заставляя окружавших Годжу людей прянуть назад. Придерживающего её длинношеего верзилу и вовсе отшвырнуло к ногам дружков. Слетело разорванное на куски неведомой силой платье, полетели в стороны серебряные шпильки. Перед взором ошарашенной Шалрии — и не менее ошарашенных пиратов — мелькнуло обнажённое, белое и округлое женское тело. Неужели её супруг облачался так же? Так же бесстыдно — и так же красиво… Вслед за этой мыслью в её ушах горьким эхом отозвался дребезг разорванного пулей контейнера: «Тебе никогда уже этого не узнать». Тем временем Годжу оказалась облачённой в белый рейдовый костюм с серыми вставками, схожий с костюмами кузенов. Над головой взметнулись светлые прядки волос — куда гуще её обычного хохолка, — вздёрнулись порывом неведомого ветра, встали торчком, да так и остались, словно дерзкие кроличьи ушки. Вероятно, у всех Винсмоуков дикость причёски, как и брови, входила в наследственные черты. «И она тоже так умеет…» Годжу молниеносно взмыла в воздух и устремилась прочь с корабля — во влажную, рокочущую приближающимся штормом ночь. И Шалрия только сейчас, вместе со всеми, очнулась от наваждения. Раздались громкие суетливые выстрелы, однако все они ушли в молоко. Перосперо с яростной руганью, взмахнув ладонью, попытался задеть сбежавшую супругу мощным выбросом карамели, стеганувшей по воздуху малиновой жидкой плетью, но Годжу уклонилась: не оборачиваясь, извернулась, вильнула вбок, совершив затейливый вираж, пройдясь вдоль кромки высокой волны, — инстинктивно, как будто предвидела эту атаку. Бесплодно выпущенная карамельная масса опала и глухо плюхнулась в набежавшую чёрную волну.***
…Последнее, что запомнилось Эри, — бледная и гордая улыбка Ичиджи, с которой тот проследил за её полётом. Он пожертвовал собой, спас её… Да и Шалрию тоже — ведь всё-таки её чёртов револьвер оказался заряжен! Эри вздрогнула: в её ушах резкий окрик-приказ Ичиджи перемежался с таким же надрывным, животным рёвом Шалрии, готовой расстаться с жизнью, лишь бы тот не сдавался врагам. Она отнюдь не желала ему вреда, как ей, Эри… наоборот! И потому — несмотря на то, с каким презрением и враждебностью Шалрия недавно бросила ей в лицо низкие обвинения, несмотря на то, с каким ожесточением умоляла Перосперо забрать с собой супругу, несмотря на то, как кошмарно всё обернулось — у Эри не выходило её винить. Между ней и Шалрией с самого начала царило какое-то дикое недоразумение. И, похоже, Козетта была права: Ичиджи ничего не сделал, чтобы его развеять. Что бы ни происходило между этими двумя за закрытыми дверями королевской спальни — вряд ли он принял к сведению её старые наивные советы. На людях он частенько игнорировал свою королеву. Может быть, не нарочно, в силу слабого понимания человеческих чувств (Йонджи — и того, раз за разом приходилось учить!). Или же с чётко выверенным умыслом. Ичиджи всё ещё оставался Ичиджи. Когда-то Эри ломала голову, пытаясь постичь, что у него на уме, но даже в самой причудливой фантазии не получалось вообразить, насколько далеко и извилисто ушла в своих переплетениях его холодная логика. Теперь с этим столкнулась Шалрия. Та и сама-то была не сахар, но действовала совсем по-другому — импульсивно, живо, обидчиво. И тем не менее, кажется, нашла в Ичиджи что-то, что было для неё настолько ценным, ради чего пошла на предательство — неважно, умышленное оно было или нет. Шалрия просто-напросто ревновала… И ревновала страшно. Возможность сбежать у Эри имелась ещё в ресторане (и без чужих приказов!), но она этим не воспользовалась: сначала была в шоке от неожиданной встречи, затем какое-то время считала, что это выйдет глупо и по-детски: с ней же была тенрьюбито, в чьём присутствии никто не посмел бы её тронуть, пусть с ними в комнате и находился опаснейший человек из тех, кого Эри довелось узнать. Когда же выяснилось, что Шалрия и сама не прочь отдать её в лапы ненавистного супруга, путей для отступления не осталось. Высота за балконом, расположенным над обрывистым утёсом, была колоссальная. Когда-то Эри едва не погибла, сверзившись с тридцати-сорока метров — что уж говорить про десятикилометровую пропасть! От страха высоты мысли спутались бы сами собой. Эри не обманывалась надеждой: вряд ли ей в такой ситуации удалось бы удержать контроль над ботинками. А после того как Перосперо выложил на стол все карты, она тем более не сумела покинуть испуганную Шалрию. Было бы нечестно оставить её одну, невзирая на обиды, оскорбления и взаимную неприязнь, — Эри прекрасно знала, что до конца жизни себе этого не простит. Вдобавок со стороны Шалрии это ни капельки не походило на хитрый план, она и так весь вечер вела себя странно. Хоть и была отчасти виновата в том, как всё обернулось. Но обиды и обвинения следовало оставить на потом. Сперва требовалось что-то предпринять. Спасти Ичиджи. Спасти их обоих! Эри зависла на некоторое время в воздухе, лихорадочно ища выход из безнадёжной ситуации. Прямо перед ней блестел размытыми редкими огоньками Рэд Порт. Можно было вернуться в Мариджоа — разумеется, на бондоле! — но у кого в Святой Земле ей искать помощи? К тому же та вольность, которую себе позволил предатель из Сайфер Пол, заставляла задуматься: что, если он был не один? Вдруг жертва Ичиджи оказалась бы напрасной — попади она в руки ему подобных? Да и кому вообще стоило доверять в этом месте? Людям, глядевшим на других людей как на мусор, как на пыль под своими ногами?.. Девушка крутанулась в воздухе и с беспокойством уставилась в дождливый ночной мрак над бескрайним бурным морем. «А вот ты бы точно макнулась пару раз в волну! И притонула бы на полпути!..» В отличие от беспечного, веселящегося Йонджи у неё не было передатчика, она была чересчур слаба, даже напялив на себя волшебный рейдовый костюм, чтобы попытаться вернуться в Джерму. Но Эри тем не менее мысленно потянулась сквозь необъятную темноту, отчаянно нащупывая крохотный проблеск чужого — и невероятно родного — пульсирующего сердцебиения. Она должна была его найти! Должна была попробовать!.. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом ветер обдал лицо горстью дождевых капель и перед воспалёнными глазами мелькнула еле заметная серебристая нить, уходящая во мрак — туда, где находилось то, что было необходимо ей больше всего на свете… Не было времени гадать. Эри решилась и устремилась прямо в сердце надвигающегося шторма. …Пару часов спустя она двигалась на исходе сил, удерживая мощность ботинок настолько, насколько позволяли путающиеся усталые мысли. И отчётливо понимала, что не долетит — Джерма была слишком далеко. Йонджи оказался прав: она притонет на полпути, и никто не узнает, что с ней сталось. Слёзы сбегали по щекам и тут же смывались дождём, швырявшим вместе со шквалистым ветром из стороны в сторону её лёгкое тело, стоило хоть ненадолго замедлиться. Нет, нет… От неё зависели чужие жизни, не только своя собственная… Нельзя было быть слабой. Нельзя было сомневаться. Никак нельзя! Ещё чуть-чуть, ещё каких-то пара часов, она справится… Носок ботинка задел гребень высокого вала, на миг она кувыркнулась, едва не уйдя под воду, и разве что чудом удержала равновесие. Хотелось рыдать в голос от безысходности — но это стало бы лишь напрасным расходом энергии. Когда-то из ловушки ледяного моря её вытащил Ичиджи. Но теперь она была одна на много миль в открытом море, здесь некому было её спасти. В этот самый момент, обречённо зажмурившись, Эри не увидела, ощутила всем телом: он близко! Йонджи совсем близко — кажется, руку протяни!.. Она встрепенулась, поправила мокрые очки, выкручивая ночное зрение на максимум (во время первого памятного испытания решила, что потеряла их, но Йонджи объяснил, что всякий раз, как облачаешься в костюм заново — заново возникают и очки). Замок… где же он?.. На горизонте не проступало ничего, что походило бы на очертания башен Джермы. Вместо них… Эри охнула: одинокая транспортная ден-ден-муши перекатывалась вдали по вздымающимся волнам на фоне чёрного полотна неба. Угловатой заплаткой на этом полотне белел светлый, такой знакомый парус — с перекрещенными отвёрткой и гаечным ключом. Но как?.. Откуда?.. Наверное, ей просто мерещилось — так устала, что начались галлюцинации. Превозмогая себя, Эри всё-таки метнулась к манившему её миражу. Ещё немного… сто метров… пятьдесят… Нет, не мираж!.. — Йонджи… — она не могла даже кричать. Мольба с толикой надежды сорвалась с её губ сиплым шёпотом. Ветер подхватил это имя и немилосердно унёс прочь. Дождь густо заливал сероватый булыжник центральной площадки. Эри кулем перевалилась через балюстраду, заковыляла, спотыкаясь, на подгибающихся ногах к башенной двери. Упав перед ней на колени, глухо, размеренно забила кулаком в крепкие дубовые доски, продолжая нашёптывать, как заклинание: — Йонджи… Йонджи… Ну же, Йонджи!.. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверь перед нежданной ночной гостьей распахнулась, и Эри провалилась вперёд, через порог, в ярко освещённую пустоту и теплоту, в изнеможении распластываясь на сухом каменном полу. — Ха-а?.. — удивлённо и звучно протянули у неё над головой. Следом её не очень деликатно подцепили на руки и куда-то потащили — сознание машинально фиксировало перемещение в пространстве. Эри только и успела ухватить сквозь наливающиеся свинцом веки чьи-то нервно поджатые губы и небесно-синие вихры. Ниджи…